– Капитан Чесноков, начальник смены охраны, – представился один из сторожей. – Вот лейтенант Ермолов тут был на посту в коридоре, он всё видел. Давай, Ермолов, расскажи товарищу из КГБ.

– Ага. Ну, в общем, профессор Гальцев это сделал, больше некому, ага, – начал с деревенской интонацией рассказывать Ермолов. – Стоял я тут на посту и видел, как к архиву прошел Гальцев этот, без пяти двенадцать это было, ага. Значит, был он там минут двадцать, так как я его потом в коридоре встретил в двенадцать пятнадцать примерно, ага. Возвращался он уже обратно. Больше никто мимо меня к архиву в то время не ходил. Обед был, ага. Точно он это! Гальцев! Он, иуда искариотская! А ведь раньше таким мужиком душевным казался. Даже Степку, скотина, не пожалел… Совсем молодой пацан ведь был. Даже младше меня, еще жить да жить хлопцу, эх…

– Достаточно, я понял, – остановил эмоциональный рассказ Ермолова полковник. – А вы сами были всё время на посту и никуда не отлучались?

– Конечно, тут я был. Не положено ведь отлучаться в служебное время. Даже по нужде, ага.

– И в архив сами не заходили?

– Я? Да что ж вы… Думаете, наговариваю я? Сам документы свистнул и Степку на тот свет отправил? Да Господь с вами, товарищ сотрудник госбезопасности. Куча народу подтвердить сможет…

– Хорошо, мы проверим… – Разин повернулся к начальнику смены. – Капитан, теперь вы скажите: как Гальцев, если это был он, смог так спокойно посреди рабочего дня уйти из института с папкой особо секретных документов?

– Для меня это тоже загадка, товарищ полковник. У нас же тут и камеры, и досмотр личных вещей. А удрать как-то всё равно смог. Причем спокойно, без суеты. Его ведь внизу тоже видели охранники. А ближе к проходной испарился, словно призрак. У меня есть только версия, что он ушел через черный ход во дворы. Но та дверь на ключ заперта. А ключ у начальника склада.

– А начальник склада что говорит?

– Говорит, ключ никто не брал. Но это с его слов.

– Ладно, это мы тоже проверим, – Разин повернулся к сотрудникам НИИ. – Так, теперь вы…

– Семенов Николай Константинович, директор института, – представился седобородый мужчина в очках.

– Бочкарева Ольга Сергеевна, научный руководитель, – представилась вслед приятная женщина лет сорока пяти.

– Что вы оба можете сказать о профессоре Гальцеве?

– Профессор у нас руководит научными исследованиями в спецлаборатории, – начал рассказывать директор НИИ. – Сотрудник он опытный, десять лет у нас уже работает. Никаких особых нареканий к нему не было. Хотя, правда, в загул пару раз уходил, человек он по жизни веселый и выпить не дурак. Но до откровенных попоек на рабочем месте и прогулов ни разу не доходило. Всегда, если что, больничный на пару дней брал или в отпуск уходил.

– Я тоже в целом ничего плохого о нём сказать не могу, – взяла слово научный руководитель. – Работу выполнял добросовестно, не раз выдвигал действительно важные и полезные предложения по научной работе лаборатории. Никогда бы не подумала, что он способен на такое. Правда, сегодня он вел себя очень странно…

Разин выжидающе посмотрел на женщину.

– … Как бы сказать… Его будто подменили. С самого утра сам на себя не похож был. Обычно всегда в бодром настроении, всем руки пожмет, девочек наших конфеткой угостит, расспросит у всех: «Как дела?». А тут холодный, серьёзный, слово клешнями не вытянешь, и при этом сам абсолютно трезвый. Он обычно дома не завтракал, приходил пораньше на работу и тут сидел, трапезничал. А тут просто пришел и даже чаю не налил, тихо поздоровался и молча ушел в свой кабинет. В общем, странный он сегодня был. Не такой, как обычно…

– Ясно, будем думать, – Разин вздохнул и посмотрел в сторону. – Что ж, а сейчас, товарищи, вы тоже покиньте помещение и подождите минут пять за дверью, нам надо кое-что обсудить наедине с коллегой.

Сотрудники и охрана НИИ покорно послушались большого начальника с Литейного и вышли из помещения архива, присоединившись к остальным «выставленным за дверь».

Когда все удалились, полковник Разин подошел к Жене, который в это время что-то высматривал на полу архива.

– Ну, что скажешь, Женя?

– А что тут скажешь? Я в этом не эксперт. Тут надо Археолога нашего звать, пускай труп осматривает и улики в архиве вынюхивает.

– Я не про это. По поводу Гальцева что думаешь? Ты ведь все показания слышал…

– По поводу Гальцева… Да странно это всё на самом деле, товарищ полковник. Почему этого профессора сегодня так резко переклинило? Работал десять лет исправно, нигде не пакостил, не чудил. А тут на тебе: архивариуса завалил и документы особо секретные выкрал. Может, у него крыша просто поехала? Вроде ведь ученый, не залетный дурачок с улицы. Ну вот на что он рассчитывал, в самом деле? Ведь действовал нагло, наверняка прекрасно знал, что его сразу вычислят и будут искать. И главный вопрос: как он смог незаметно уйти из НИИ с бумагами?

– Эти вопросы, конечно, тоже требуют внимания. Но меня на самом деле больше всего беспокоит совсем другое…

– И что же?

– Почему именно «Цвет нации»? – задумчиво, будто сам у себя, спрашивал Разин. – Даже если допустить, что Гальцев каким-то образом узнал про этот проект, зачем ему вдруг понадобились документы? Насколько я знаю, все исследования и эксперименты в рамках «Цвета нации» окончились полной неудачей и не выявили никаких положительных результатов. Именно поэтому проект закрыли, все документы отправили в архив, и с тех пор никто про них даже не вспоминал. С чего вдруг спустя столько лет к «Цвету нации» снова появился такой бурный интерес?

– Да, это странно. А тем более у Гальцева, который к этому проекту вообще не имел никакого отношения. Его единственная косвенная причастность в том, что он сейчас работал в той же закрытой лаборатории, где раньше проводили исследования по проекту.

– Насчет Гальцева у меня пока только одна версия: профессор действовал не по своей воле. А его странному поведению должно быть любое, даже не совсем обычное, объяснение…

– Думаете, нашему управлению здесь действительно есть над чем поработать?

– Не сомневаюсь. «Особым» ароматом это дело действительно попахивает…

Глава 2

«ВИС! ИЗ! ЗЕ ПЭИНКИЛЛЕР!» – визжал из динамика «Электроники 302» пронзительный голос Роба Хэлфорда, вокалиста группы «Джудас Прист».

Рядом с орущим магнитофоном, расположившимся на чуть заснеженной дворовой скамейке, стояли пять молодых ребят неформальной внешности и махали своими длинными гривами в такт мощных риффов из песни пионеров британского хэви-метала.

Любители тяжелой музыки были одеты так, как и подобает любому настоящему металлисту: черная косуха с шипами, кожаные перчатки с прорезями для пальцев, цепи и кожаные ремни с самодельными заклепками на темных джинсах.

Хоть металлисты, как, впрочем, и многие другие представители неформальной молодежи, и стали в целом уже вполне привычным явлением на питерских улицах, но большинство жителей города при виде странно одетых ребят всё равно подозрительно озирались и старались обходить их стороной.

Такая же картина наблюдалась сейчас в одном небольшом дворике на ленинградской окраине: четыре патлатых парня и одна девчонка, совершенно никого не стесняясь, врубили посреди улицы на полную громкость запись с последней пластинкой «Пристов» и принялись активно трясти под это дело своими патлами.

Проходившая недалеко женщина лет пятидесяти, увидев ребят в черной одежде, непрерывно мотающих головой под страшную и напористую музыку, скорчила испуганное лицо, быстро перекрестилась и побежала прочь.

Рядовые обыватели, что с них взять?

– Охренеть!!! Вот это мощь! – поделился первым впечатлением от прослушивания Максим Стрельцов.

– Вот! Я же говорил, что новый альбом – бомба! А ты: «Присты уже не те…» – подтвердил Миша Еремеев, который и принес сюда кассету с магнитофоном.

– Ну всё, теперь точно дашь переписать! – воодушевленно добавил Стрельцов, отхлебнув из бутылки пива.

– Придётся тебе, Макс, подождать. Я уже первый очередь забил, – с улыбкой возразил ему Паша Говоров, имевший среди своих прозвище «Герман».

– Не влезай вперед батьки, Герман, я всегда первый, – по-дружески приструнил его Макс.

– Че? Ты, что ль, батька, босота общажная? – дерзнул Герман и шутливо, без агрессии, толкнул рукой голову Стрельцова, отчего тот чуть не упал на землю.

– … О, бляха, развелось тут любителей дерьма американского, – послышался вдруг рядом взрослый и запинающийся мужской голос. – Во что страну превратили, дармоеды…

Все ребята обернулись в сторону незнакомого голоса. Напротив них стоял сильно поддатый мужик лет сорока, по виду трудяга старой закалки, которому любые нынешние перемены были в тягость.

– Слышь, мужик, если ты сейчас собрался тут грозить нам пальчиком, то не советую этого делать, – игриво и уверенно предостерег его Стрельцов. – Спиртягу свою драгоценную, которая у тебя под курткой, уронишь и разобьешь…

– Чего? Да какое твоё… – мужик вынул руку, и в этот момент из его куртки на лёд упала бутылка с прозрачной жидкостью.

Стеклянная тара разлетелась вдребезги, а весь спирт благополучно разлился по льду.

– Ну вот, я ж предупреждал тебя… – самодовольно усмехнулся Стрельцов, глотнув еще пива.

Мужик стоял, поверженный в легкий шок от происходящего.

В динамике заиграло виртуозное гитарное соло Гленна Типтона. Вася Шмулевич (Шмуля), самый безбашенный из всех местных металлюг, встал с сигаретой в зубах прямо напротив мужика и начал, смотря ему в глаза, харизматично изображать игру на гитаре, как бы издеваясь над пьяным бедолагой.

– Тьфу, дегенераты! – не выдержав, злобно фыркнул мужик, неумело оттолкнул продолжающего изображать гитарный запил Шмулю и побрел прочь с обиженным видом.

– Скатертью дорожка, совок! – крикнул ему вслед Герман.

Мужик шел, немного пошатываясь и матерясь на ходу.

– Знаете, а мне его даже чем-то жалко… – признался спустя несколько секунд Миша.

– Нашел кого жалеть… алкаша пролетарского, – возразил Герман. – Он же сам первый наехал…

– Да я не про это. Работяга ведь, скорее всего. Такой же, по сути, человек, как и наши родоки. Просто время нынешнее надломило.

– Да ладно, ребят. Хорош тоску нагонять, – вступила в разговор блондинка Марина. – Вот ты, Макс, лучше расскажи: как узнал, что у него в куртке бутыль была и что она потом упадет и разобьется?

Вопрос застиг Стрельцова врасплох. Услышав его, все остальные тоже устремили свой пристальный взгляд на Максима.

– А действительно, как это? – поддержал вопрос Герман.

– У Чумака научился? Ха-ха-ха, – шутливо подхватил Шмуля.

Все ждали ответа, и лишь Миша Еремеев всё это время молча бегал глазами по сторонам, так как он был единственным из компании, кто до этого уже знал про новый и очень необычный «талант» Стрельцова.

– Да вы чего? Я же так, пальцем в небо, просто угадал, – попытался в несерьезной манере соврать Максим.

– Ну-ну… Еще с такой уверенностью, – продолжила Маринка. – Уж я-то хорошо знаю, когда ты блефуешь. Давай, колись…

– Да бросьте, фигня это всё… – Максим в ожидании поддержки посмотрел на Мишу, чтобы тот как-нибудь замял этот вопрос.

Но вместо этого Еремеев выключил магнитофон и принял сторону остальных ребят:

– Ладно уж, Макс, расскажи им. Всё равно рано или поздно узнают…

Стрельцов досадливо закатил глаза и отвернулся в сторону.

– Так, так. А ты, значит, Мишаня, уже в курсе? – в интонации Германа заиграло еще большее любопытство. – Ну-ка, ну-ка…

– Да реально, Макс. Покажи ты им пару фокусов, чтоб отстали, – снова насел на своего друга Миша.

– Ну ладно, ладно, черт с вами, – Максим нервно отложил бутылку пива в сторону и распрямился. – Продемонстрирую кое-что, пока хмель в голову не ударил. Только не надо потом много вопросов задавать, я еще сам толком не понял, что со мной происходит…

Стрельцов сделал глубокий выдох, закрыл на пару секунд глаза, а затем начал осматриваться по сторонам. Остальные молча и внимательно наблюдали за Максимом, словно в ожидании чего-то особенного.

Через полминуты особенное действительно произошло.

– Вон, видите ту тетку в красном пальто? – Макс показал пальцем на хорошо одетую даму, шедшую по обочине дороги. – Через пять секунд она эффектно навернется на скользком льду и загадит в снегу свою дорогую одёжку.

После реплики Максима женщина уверенно сделала еще шага четыре, а затем, поскользнувшись, подлетела кверху и рухнула на землю. Дама злобно выругалась, кое-как поднялась на ноги и затем стала отряхивать пальто, на которое налип грязный снег.

Все друзья, кроме Миши, ошарашенно уставились на Максима.

– Ого, ништяк, – оценил вслух Шмуля.

– Теперь на того мужика смотрите в ушанке, – Стрельцов повернул голову вправо. – Сейчас он попытается высморкаться, но измажет своими соплями все брюки.

Так и случилось: мужчина лет тридцати зажал одну ноздрю рукой и от души сморкнулся, но всё содержимое его носовой полости угодило не на снег, а на его нижний гардероб.

– Теперь на ту парочку смотрите, – не давая передышки друзьям, продолжил Максим. – Сейчас они остановятся и начнут страстно чмокаться взасос.

Предсказание сбылось: парень с девкой шли по улице, а затем резко остановились, обнялись и принялись лобызаться у всех на виду.

– А вот прямо сейчас Шмуля смачно бзданёт от удивления, – добил всех Стрельцов.

Шмуля действительно через секунду громко выпустил газы, но вместо того, чтобы, как обычно, по-идиотски заржать, он просто скорчил глупую и удивленную физиономию.

– Ну вот, как-то так… – скромно закончил демонстрацию своих «талантов» Максим.

Остальные, раскрыв рот от изумления, не отрывали глаз от Стрельцова.

– В рот мне компот, это чё щас было? – проявил первым эмоцию Герман.

– Что видел, то и было, – Макс взял обратно в руку бутылку пива. – Сам не знаю. Дар мне, видать, сошел с небес. Будущее я теперь предсказывать могу. Но только не далекое, а буквально в интервале ближайших десяти секунд. Вот так-то…

– Поверить не могу… И давно у тебя такое? – спросила Марина.

– Недели две назад первый раз заметил. Внезапно словно в голове что-то замкнуло, и началось… Я и сам, честно говоря, охренел. Думал, что сплю наяву или шизу поймал.

– Вот тебе и Чумак, блин… – сказал Шмуля.

– Во-во. Я уже сказал, что ему надо на телевидение идти, сразу разбогатеет… – подтвердил Миша.

– Подожди, – продолжила расспрос Марина. – А может, это последствия от какой-то травмы? Или ты наркоту какую принимать начал?

– Да ничего я не принимал и башкой нигде не стукался. Говорю же, на ровном месте ни с того ни с сего появилось. Теперь вот сам голову ломаю, что мне с этой аномалией делать…

– А ты вообще контролируешь это? Как ты с людьми общаешься, если постоянно заранее знаешь, что дальше произойдет?

– Первый день я реально чуть с катушек не слетел, из дома вообще не вылезал, боялся. А потом как-то уже научился контролировать свой мозг. Могу теперь при желании отключить этот «дар». Когда обстановка спокойная, всё вижу четко, а когда я немного на взводе, то вижу всё будто короткими вспышками. Еще заметил, что не могу ничего предсказывать, если, например, голова болит, или если тупо пьяный. Тогда уже да, при всем желании мои умения вообще не работают.

– Офигеть… – Герман начал нервно чесать голову. – А к врачу там не пробовал сходить? Может, в медицине есть такое явление?

– Да какой нахер врач? Послушает меня и сразу в дурку отправит, или на опыты в какую-нибудь закрытую клинику. Я теперь сам не знаю, куда мне идти и что делать. Вроде с одной стороны это круто, полезный и уникальный дар, но с другой стороны, знаешь, как мне при этом страшно самому? А вдруг я сдохну скоро? Может, я заболел какой-то неизвестной никому болезнью, и это первый симптом?

– Страшно? Да ты чё? Я бы на твоем месте плясал от радости! – возразил Шмуля. – Это ж сколько дел можно провернуть с такой хренью…

– Вот только не хватало, чтобы у тебя, дурака, такой дар появился, – упрекнул его в ответ Максим. – Чувствую, Шмуля, ты бы таких делов натворил… Статей на двадцать расстрельных точно хватило бы…

– Да иди ты… – изобразил обиду Шмуля.

– Ну а ты, Мишань, конечно, молодец, – порицательно фыркнул Стрельцов, повернувшись к Еремееву. – Я же просил пока никому не рассказывать…

– Ну, извини, Макс. Ты же сам себя выдал, по сути…

– Ладно. В любом случае ребята, дайте обещания, что это останется только между нами. Пока я не выясню, что со мной, никому ни слова про то, что вы только что увидели и узнали. Как-то я совсем не горю желанием, чтобы на меня резко телевизионщики ополчились или, не дай бог, комитетчики с ментами. И так жизнь всем не сахар нынче.

– О чем речь, Макс, – тут же согласился Герман. – Мы тебя ни за что не подставим… Ты ж нас всех со школы знаешь…

– Я никому никогда, зуб даю, – подтвердила вслед Марина.

– Я – могила, Макс… – Шмуля провел пальцем по своей шее.

– Ну а ты, Мишаня, уже сегодня один раз обещание нарушил, – снова с упреком обратился Стрельцов к Еремееву. – Поэтому с тебя два пива, заодно до дома проводишь…

– А ты уже домой собрался? – поинтересовался Герман.

– Да, хорошего понемногу, товарищи металлюги. Дела сегодня еще есть. К тому же новость вы про меня узнали шокирующую. Поэтому я теперь оставлю вас наедине, чтобы вы как следует переварили её и перемыли мне косточки, пока меня нет.

Стрельцов начал по очереди со всеми прощаться.

– Ну ты даешь, Макс. Удивил так удивил, – пожимая руку Стрельцова, сказал Шмуля.

– Ты это, Максим… – начал прощаться Герман. – Держи нас в курсе, что у тебя там дальше будет. Если, может, помощь какая нужна, сразу говори…

– Не боись, разберемся. Да, и помните: об этом никому… – Макс повернулся к Ермееву и махнул ему головой. – Пойдем, Мишаня.

Стрельцов с Еремеевым оставили своих друзей втроем и направились в сторону общаги, где жил Максим.

– Вот сидишь такой, мечтаешь о всякой всячине: автограф Оззи Осборна, гитара «Гибсон Лес Пол», лицензионная пластинка «Металлики», – начал вслух рассуждать Герман. – А тут людям вон какой дар с неба прилетает. Может, он душу дьяволу продал?

***

– Ты извини, Макс. Что-то меня переклинило. Не хотел я тебя выдавать, честное слово, – начал просить прощения Еремеев.

Максим и Миша расположились у столика в небольшой местной пивнухе. Еремеев, как и обещал, угощал Стрельцова за свой счет. Друзья не видели, как с другой стороны улицы за ними сейчас тайно наблюдал незнакомый высокий и худой мужчина в очках.

– Да ладно, не парься, Мишаня, – уверенно успокоил его Макс, отхлебнув разливного «Жигулевского». – Я всё равно сам бы рассказал про это всем нашим, только чуть попозже.

– Всё равно извиняй, – воцарилась небольшая пауза, после которой Еремеев задал вопрос: – Сам-то что планируешь дальше делать со своими предсказаниями? Может, реально пустить на дело какое-нибудь?

– У меня такие же мысли… Знаешь, я вот думаю, а вдруг это временно? Ну, побудет у меня эта аномалия, а потом в один момент возьмет и исчезнет? Может, и впрямь надо использовать её на полную катушку, пока не поздно? Время-то идет, страна всё глубже в жопу катится, а жизнь всё больше непредсказуемой становится. Сейчас вот денег с помощью своих коротких предсказаний подзаработаю, подтяну английский, свалю нафиг из совка, куплю себе дом где-нибудь в Калифорнии и проблем знать не буду. А? Как тебе?

– Ну, это, конечно, всё круто звучит. Только я вот не догоняю, как столько денег можно заработать с помощью твоих «интуиций»?

– Да как угодно. В лотереях участвовать, ставки делать… А в картишки если буду играть, так вообще. Знаешь сколько там бабок поднять можно? Пару месяцев поиграю, лет на десять вперед хватит…

– Да. Только ты не забывай, что в азартные игры не только дураки залетные играют. Будешь постоянно выигрывать кругленькие суммы – сразу поймут, что дело нечисто, и начнут задавать тебе потом вопросы неприятные. Может, даже бить будут при этом очень больно.

– Так я же аккуратно буду. Каждый раз с новыми людьми, для вида иногда проигрывать буду. Я уже обо всем подумал, Мишань.

– Ну, смотри сам, Макс. Как бы ты во вкус не вошел и дел нехороших не натворил.

– Ну я же не Шмуля. Этому только дай волю. Пол Ленинграда на ушах бы стояло от его выходок…

– Это уж точно, – усмехнулся Миша и осушил до дна кружку. – Кстати, насчет Ленинграда нашего. Вчера в центре был и одну любопытную листовочку на стене увидел. Похоже, теперь городские патриоты у нас тут объявились…

– Что за патриоты?

– «Петербургский освободительный фронт» себя называют. Да-да, именно Петербургский, а не Ленинградский. Дословно текст не помню, но суть в том, что они типа мощная организация с большими ресурсами. Призывают всех горожан не идти на референдум за сохранение СССР, а объединиться, сорвать кремлевские коммунистические оковы с города и снова сделать Питер столицей новой российской империи, как в былые времена. Обещают упразднить карточную систему, накормить весь город, создать демократию, свободные выборы, свободу слова, конституцию и прочую фигню…

– О как… А гарем грудастых нимфеток и бесплатное жилье в царском дворце они случайно не обещают? А то я бы, может, к ним и присоединился.

– Вот сам у них и спроси. Контактов они своих, правда, не оставили. Хрен его знает, может, это так, очередные пустословы внимание к себе хотят привлечь. Развелось их сейчас вокруг, как собак нерезаных…

– Ты, кстати, косуху лучше не расстёгивай сейчас, молния разойдется, – предупредил вдруг Стрельцов.

– Да? А я только за деньгами хотел слазить, чтоб еще кружку взять. Не врешь случайно? – Миша улыбнулся.

– Ну проверь, потом по морозу с распахнутым пузом пойдешь, – улыбнулся в ответ Максим. – А насчет второй кружки я передумал, тут у меня через час одна встреча намечена, надо быть в форме.

– Что за встреча?

– С одной девахой местной. Сама дура дурой, но внешность – пальчики оближешь.

– О как. И где ты их только клеишь?

– Знаешь, Мишаня, в чем на самом деле главное достоинство моего нового умения? – с ухмылкой спросил Стрельцов.

– Ну?

– Картишки, лотереи – это всё фигня. Главное – теперь баб стало в два раза проще кадрить, – Стрельцов улыбчиво подмигнул.

– Ну, кто бы сомневался в тебе, старом ловеласе?

– А ты что думал? Я тебе отвечаю. Просто подходишь к любой понравившейся барышне, заводишь разговор. А дальше уже заранее знаешь, какие надо подобрать слова, чтобы зацепить её. Бабы ведь ушами любят. Слово за слово, и дело в шляпе, сами в койку прибегут. Уже не раз успел проверить.

– Эх, завидую я тебе черной завистью, Стрельцов. И за что только тебе, говнюку, такие подарки свыше прилетают?

– Не знаю. Видать, судьба таких, как я, любит, – самодовольно ответил Максим, допив бокал. – Ну ладно, Мишань, пойду я. Спасибо за пивас.

– Ну давай, Казанова-предсказатель. Удачи.

– Ага. Завтра встречаемся вечерком на нашем месте. Отпразднуем день Советской армии, мать её за ногу.

– Ясен красен.

Друзья пожали друг другу руки, слегка приобнялись и разошлись по сторонам, махнув друг другу «козой» на прощание.

Как только Стрельцов направился в сторону своего дома, вслед за ним на некотором отдалении устремился худой мужчина в очках, до этого наблюдавший за Максимом с другой стороны улицы…