Между прошлым и будущим

© Юрий и Аркадий Видинеевы, 2021

ISBN 978-5-0053-4126-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Человек, который…

Его сознание застлала тёмная, непроглядная пелена, в душе вскипела необузданная, нечеловеческая злость. Он полностью утратил контроль над своими действиями. Ими целиком овладел и распоряжался со стороны Некто, враждебный этому миру, дикий и беспощадный. В памяти сохранилось лишь то, что не могло восприниматься как реальность, а могло быть лишь бредом, плодом больного воображения, не имеющим ничего общего ни с личностью, ни с судьбой тихого человека, слабого духом и телом, не способного ни к ясным мыслям, ни к решительным действиям. И в этом кошмарном бреде всплывали из пугающей своей непредсказуемостью мглы омерзительные, больно ранящие душу пазлы, из которых не складывалось Ничего. В одном пазлевиделась ночь. Недвижная, гнетущая, мучительная. В других пазлах виделись то бесформенные клубки, колючих, удушающих обид (От чего? От кого? Из каких времён и миров?), то внезапные взрывы внутренней ярости, то кровь. Много-много крови. Чужой крови, возбуждающей и приносящей невыразимо острое удовлетворение, по которому слепо и нестерпимо изнывала душа, томящаяся во мраке.

Всё это в сумбурном вихре растерянно прочувствовал человек, который…

Глава 1

Мэгги была человеком с нескладной, рано изломанной судьбой. Матери своей она не помнила, а мачеха стелила ей очень мягко, да спасть сиротке было крайне жёстко. Открытым образом мачеха сиротке не грубила, но в свою ласковость, когда отец Мэгги оказывался в отлучке, напускала столько яда, что хоть в петлю лезь. И жить невмоготу, и пожаловаться не на что: всё ведь лилейно ласково. Поэтому Мэгги росла затурканной, слабовольной, не умея думать о будущем, не желая помнить о своём сиротском прошлом и настоящем.

Когда Мэгги исполнилось четырнадцать лет, в её физическом развитии произошёл очень резкий скачок: Тело Мэгги налилось ранней спелостью, гормональные всплески стали выбивать её из привычной поведенческой колеи. На пике такого всплеска и подвернулась ей под руку мачеха, впившаяся в обычно покорную падчерицу своими ядовитыми зубами. Прошли с того времени годы. Многое успело забыться. Но острой незаживающей болью терзает память Мэгги тот день.

Тот дважды памятный день был днём её побега из дома; он же оказался и днём прыжка из огня, да в пламя.

Пламя обожгло беглянку там, где она его не ожидала. На её пути из дома в неизвестность с потемневшего неба обрушился сильный ливень. Он загнал Мэгги в подвал полуразрушенного многоэтажного дома. Заметив у входа в подвал банку со стеариновой свечой и спички, она зажгла этот примитивный светильник и осмотрелась. Мэгги увидела развешенные под потолком подвала верёвки. Дрожа от осеннего холода, она сняла с себя одежду, выжала её и повесила на эти верёвки сушиться. В дальнем углу подвала Мэгги обнаружила старый диван с подушкой, накрытый дырявым пледом. Чем не постель для бездомного? Мэгги опасливо присела на краешек дивана, и впала в прострацию. Она не заметила, как сон сморил её. Уже на грани между тягостным бездумьем и сном, Мэгги прилегла на диван, укрылась рваным пледом и… оказалась на необитаемом острове. Всё пространство этого острова было не настоящим: бутафория вперемежку с мультипликацией. Всё яркое, цветастое, но не живое. «Здесь нет ни питьевой воды, ни пищи. Здесь меня ждёт медленная и мучительная смерть от жажды и голода!», – ужаснулась Мэгги.

«Здесь кто-то есть», – послышался чей-то сердитый голос, и Мэгги проснулась.

– Ба! Да здесь девка! – сильная и грубая рука сорвала с перепуганной девочки плед.

– А она ничего! – с пугающим сладострастием отозвался второй голос, и адское пламя охватило Мэгги своим испепеляющим жаром.

Оно мучило еёдень за днём.

Оно стало её долгим проклятием.

Оно кончилось так же внезапно, как и началось. Оба её мучителя исчезли из её жизни, скорее всего, обретя где-то вовне свою гнусную, собачью смерть.

Для Мэгги началась новая пора выживания.

Глава 2

Его сознание рушилось под напором нового испытания. Он заранее знал, что и это, новое испытание сильнее его.

– Хватит артачиться, Скотт! Ты полностью изобличён!

– А что так разнервничался инспектор? Не хватает доказательств, поэтому хочет выбить из меня признание и склонить к чистосердечному раскаянию? – мельком взглянул насурового копа рано состарившийся мужчина и устало отвернулся.

– Смотри, мерзавец, я без твоего признания обойдусь. Но тебе от этого только хуже. В прошлый раз ты тоже отрицал свою вину. Тогда тебе это не помогло. Не поможет и в этот раз. Только теперь всё гораздо хуже: непогашенная судимость за убийство супруги и новые, на этот раз уже серийные убийства женщин.

Коп вызвал конвоира:

– Уведите подследственного.

В камере квохчет наседка. Значит, с доказательствами на этот раз всё не так гладко.

– Не квохчи! – прицыкнул на сокамерника Майкл и прикрыл глаза. В его памяти вновь замелькали опостылевшие за годы предыдущего следствия и десятилетнего брожения по зонам воспоминания: Жена в луже крови. Множественные ножевые ранения, кухонный нож в её груди. Хриплое прерывистое дыхание. Майкл кидается к жене, выдёргивает нож из её груди, и фонтан крови из открывшейся раны забрызгивает его одежду и руки.

А что теперь? Посторонняя женщина, чем-то напоминающая его жену. Может быть из-за этого, едва угадывающегося сходства, Майкл точно также рванулся к ней, в отчаянии вырвал нож из её груди, не замечая, что кровь потерпевшей своими брызгами помечает его одежду и руки, как первого подозреваемого в убийстве. Значит, прошлый опыт не впрок! Эта женщина оказалась четвёртой и последней жертвой маньяка. Счёт замкнулся на задержании Майкла прямо на месте убийства.

Мысли Майкла перескакивают на другое: В его памяти вновь и вновь всплывает лицо той женщины, которая встретилась на его пути непосредственно перед тем, как он увидел лежавшую в луже крови незнакомку, ставшую последней жертвой маньяка. Тогда Майкл внимательно вглядывался в лица женщин примерно такого возраста, как та, быстро промелькнувшая перед ним возле места убийства незнакомки. Майклу тогда показалось, что прошедшая мимо него женщина лет на десять старше той, которую он безуспешно разыскивал все пять лет после выхода на свободу. Лет на десять старше его дочери, бесследно исчезнувшей в день убийства его жены.

«Сумасшедшая!», – подумал тогда Майкл о той, встретившейся ему возле места, где он вновь потерял свободу. Потерял, наверно, навсегда. Его поразило выражение лица той женщины: оно пылало восторгом от только что перенесённого блаженства. От такого блаженства, которое невозможно получить, проходя быстрым шагом по улице. А значит, та женщина была «не в себе».

«Не она ли была убийцей?», – подумал вдруг Майкл. Он попытался припомнить, не было ли пятен крови на одежде и руках той сумасшедшей, но не смог. В память врезалось только неестественное выражение её лица, придававшее ей вид сумасшедшей, свихнувшейся на сексуальной почве.

Майкл не знал, насколько он был близок к истине, подумав всё это о той женщине с неестественным выражением на лице.