Читать книгу: «Юрий Григорьев – Сгоревшие тетради», страница 6

Кровь бурлила по венам, горячая кровь. Солнечный свет не резал глаза. Я смотрел на Солнце, даже не щурясь. А потом, зажмурившись, наблюдал яркие, удивительно красочные, разноцветные круги.

Тогда, если бы мне пришла в голову эта мысль, я мечтал бы раскрутить Землю так, чтобы могучий ветер смёл с земли всё мелкое, дряблое, ненужное, всю вековую пыль – поднял и утопил в океане.

А ещё лучше – крутануть бы её в обратном направлении, чтобы Солнце восходило на западе и закатывалось на востоке, чтобы рухнули ветхие истины и банальности, сетями опутавшие нас.

Хорошее это дело – юность. Чувствуешь в себе силы безмерные и жизнь представляется вечною, а смерть – жалкой выдумкой стариков.

А, может, неважно – как она вертится? Просто в сердце живёт неуёмная жажда жизни и беспокойную душу гнетёт монотонность обыденных дней, где всё, даже время закатов и восходов, рассчитано по минутам и занесено в отрывные календари.

Я чувствую, что мир несравненно глубже, серьёзней и таинственней, чем это следует из нашей обыденной жизни.

Жизнь нечаянна, как радость. Привычка – это смерть. Жизнь кончается там, где приходит привычка, превращается в серое существование.

Люди строят планы, собирают вещи, ищут наслаждений. Для них привычка – спасательный круг. Они цепляются за неё и лепят свой мирок из глины и навоза. Они строят свой муравейник, изнуряя себя трудом, накапливая запасы на долгие, долгие годы. А когда смерть приходит без расписания, в остекленевших глазах проявляется страшный вопрос, и живые торопятся поскорее закрыть им глаза, положить на них медные пятаки. Потому что вопрос этот отрицает всю их упорную жизнь и заботливые труды.

Когда-то жизнь была прекрасна без причин. С тех пор глаза запылились и сердцу всё трудней гонять по жилам охладевшую кровь.

Обычная история. К старости одна за другой обрываются ниточки, связывающие человека с внешним миром, и он всё больше погружается в себя, в мир внутренний.

Там можно жить. Но душе, вспоминающей свет далёких звёзд и полёты во сне, тесно в самой себе. Душа зовёт смерти. Страшится её, но зовёт. Потому что страшнее покойника мёртвого, только покойник живой. А именно это происходит с человеком в старости.

Моё детство постарело.

Детство – это широко раскрытые глаза, способные вместить весь мир. Детство – это первые тайны и первая боль, первое горе и первая любовь. Всё первое – всегда самое глубокое и чистое. Детство – забытая взрослыми мудрость, не наряженная в пышные слова и формулы, но единственная, дарящая неподдельное счастье. Детство – мир, впитываемый глазами, вдыхаемый всей грудью, обжигающий пальцы, поющий вечную симфонию жизни, мир – в сто тысяч раз бездонней трезвого мира чёрных знаков, холодных условностей и ритуальных обрядов вокруг каменного идола, божества, именуемого здравым рассудком.

Каждый человек стоит столько, сколько стоят его желания. Скажи мне, чего ты хочешь, и я скажу, кто ты.

Чем наполнена жизнь человека – мелкими заботами, ничтожными желаниями, пустой суетой, бессмысленным существованием или неистовой жаждой жить? Жить вопреки и наперекор – суете, пошлости, быту.

Всё, что умрёт вместе со мной, не стоило того, чтобы родиться.

Человеку проще убить себя, чем выйти из дома, захлопнуть дверь и выкинуть ключ.

Взгляд людей упирается в стены. И не нужна им вечность. Что они понесут туда – заботу желудка, муравьиный труд, двуспальные кровати? Умножьте это на вечность и получится ад.

Бьётся птица-душа, словно сердце в грудную клетку: выпусти! выпусти! Куда, дурашка? Куда, беззаботная канарейка? Ты умрёшь от страха, впервые увидев небо.

Для того, чтобы плыть по течению, достаточно быть бревном. Надо быть человеком, чтобы плыть против течения.

Так вот ночью проснёшься и вслух:

– Что останется от тебя, кроме удобрений?

Слава? – нехитрый обман. Один проживёт в безвестности и его забудут на следующий день после смерти. Другой добьётся славы и его забудут через тысячу лет. Кто не понимает, что это – одно и то же, тот ничего не понимает. Что один день, что тысячелетие – на часах вселенной нет таких мелких делений. Результат один – забвение.

Слава – это одна из соломинок, за которые хватается человек, тонущий в болоте смерти. Другая соломинка – дети. Продолжение рода – иллюзия бессмертия, его суррогат. К совершенно чужим людям иногда испытываешь большее родство, чем к своему отцу.

Тишина – это музыка Бога.

Люди боятся тишины и темноты, потому что в них просыпаются демоны, дремлющие в душе и мире.

Человек любит шум и яркий свет. Они убивают демонов – на время.

Тишина – опасная вещь. В тишине ты слышишь стук собственного сердца. И понимаешь, что это не может быть вечно. Ты ждёшь: вот сейчас оно скажет – хватит!

Однажды мне приснилась Пизанская башня. Вокруг неё ходил народ и посмеивался, тыкая пальцами в столь нелепое сооружение. Кто-то возмущался небрежностью строителей, кто-то обвинял во всём архитектора, но все сходились в том, что ничего смешнее и нелепее в жизни не видели. Я смотрел на башню, у неё был очень грустный вид.

– Послушайте, – говорил я, – как вам не стыдно! Посмотрите, как вы похожи друг на друга, словно сделанные по одному шаблону! И когда среди вас появится кто-то резко отличный, ну я не знаю – трёхглазый или шестипалый, вы хором назовёте его уродом. Да почём вы знаете, может он увидит тремя глазами то, что вам и в телескоп не увидеть, может он сыграет, шестью-два, двенадцатью пальцами такую симфонию, что вы только ахнете!.. Чем виновата перед вами эта башня? Тем, что не похожа на все остальные? Быть непохожим – это преступление? Знаете ли вы, что человек – это страшный урод, с точки зрения обезьян.

Не обижайте калек, не отвергайте ненормальных, хотя бы потому, что их можно использовать и используют. Мастера знают: погнутый ключ иногда оказывается именно тем ключом, который удобнее всего. А сколько подобных башен понастроено – нормальных с любой точки зрения. Но только эта подошла Галилею для его опытов.

Не помню, удалось ли мне их убедить или нет, но после этого я и сам стал иначе относиться к людям ненормальным – физически или душевно. Глядя на слепорождённого, я испытывал уже не жалость (самое оскорбительное чувство для мыслящего человека), а затаённый интерес: природа справедливее людей и часто возмещает отсутствие чего-то иными способностями.

Штучные люди редки. В основном природа работает на конвейере. На одного Бетховена приходится миллион бюргеров. Тут ничего не поделаешь. Но так и должно быть. Общество из одних бетховенов и эйнштейнов больше бы походило на сумасшедший дом. А кто бы их стал кормить? Небось, сами гвоздя забить не сумеют. Нет, гениев должно быть мало. Но совсем без них скучно. Это как соль, без которой жить можно, но не вкусно.

По своему функциональному назначению люди делятся на творцов и производителей. Без первых общество остановится в своём развитии. Но без вторых его вообще не будет. Поэтому гадать не приходится, кто же на самом деле важней. Пусть гении не задирают нос. Самые высокие горные вершины являются такими лишь потому, что стоят на плечах бескрайних горных хребтов.

Хочется сказать пару ласковых слов в защиту обывателя. Само это слово приобрело уничижительный оттенок. Немалая вина в этом лежит на русской литературе. Антон Павлович конечно хороший человек, но, как и любой деятель искусства, излишне впечатлителен и категоричен. Да, обыватель – это не Аполлон Бельведерский и не Венера Милосская, но разве его в том вина, разве обязан он быть образцом подрастающему поколению? Обыватель – это нормальный, среднеарифметический человек. У него своя жизнь, преисполненная забот, он рождается, живёт и умирает также, как какой-нибудь Пётр Первый. Ну, размах конечно не тот. Дела пониже и мечты пожиже. Но не всем же хватать с неба звёзды, так и звёзд не хватит.

Этот маленький человек, этот рядовой человечества, затюканный и оплёванный изящной литературой, может быть и есть тот скромный герой, который, не влезая в историю и на спины бронзовых лошадей, несёт нелёгкое бремя продолжения человеческого рода. Будь я скульптором, непременно бы поставил ему памятник: незабвенному обывателю – от благодарного человечества.

Чтобы как-то загладить нашу общую вину перед этим незаслуженно обиженным героем, я посвящаю ему:

Катехизис Благоразумного Человека.

Великие поэты, мыслители, художники, исторические деятели и финансовые магнаты – отойдите в сторонку. Довольно пелось вам од, пора бы и честь знать. Расступитесь, пропустите вперёд нормального, обычного человека. Его я узнаю сразу. У него не горят глаза, не дрожит волнением голос, никакие безумные мысли не омрачают его девственный ум. Он окрашен в серый цвет пыли, ибо это – его звёздный знак. Это он спит по ночам и удивлённые звёзды напрасно заглядывают в его окно. Вижу, вижу его. Это он – любитель детективов, бульварных газет и бесчисленных мыльных опер, всего, что навевает сон и способствует пищеварению. Это он, несчастная жертва рекламы, покупающий шоколадки, жвачки, прокладки, сникерсы, памперсы и просто трусы семейные в цветочек. Подойди же ко мне, родной, до боли знакомый, дай налюбоваться на тебя!

Знаю, знаю твои обиды. Высоколобые зазнайки и кучерявые поэты вдоволь понасмехались над тобой. И всё же лучшие из них понимали, что маленький человек – это человек, но маленький. Разве не тебя в пресловутой "Шинели" прославил Гоголь, разве не тобой сквозь иронию любовался Достоевский, разве не тебя обессмертили Зощенко и Булгаков! Дай же и мне присоседиться к этим мужам и восславить всё величие твоего ничтожества.

Какое гордое слово – обыватель! Каким здоровьем и покоем дышит каждая буква. Сколько глубокого смысла скрывается в этих недрах. Истинно русское, звучное слово. И что же трактуют нам словари?

Обыватель – человек, лишённый общественного кругозора, живущий только мелкими личными интересами. Вот так – не более и не менее!

Господа! Это же форменное безобразие. Что это за общественный кругозор? С чем его едят? И кто измерил глубину личных интересов? Какие ещё интересы могут быть у человека, кроме личных?

Нет, это никуда не годится. Это ничем не лучше утверждения одного из учёных, что обыватель – это разновидность рода человекообразных, полное название которого – жеватель обыкновенный.

Тот же словарь даёт второе, более древнее значение слова – житель, обитатель какой-либо местности. Это вскрывает корни и происхождение нашего героя. Все мы на свете жители. Все мы обыватели, обитатели тесных комнат, владельцы скрипучих кроватей, хозяева пыльных вещей. Все мы родом оттуда.

Ну, что же делать, если прекрасное слово "обыватель", к сожалению, загублено бессовестными писаками и моралистами? Придётся обойтись без него. И если подыскивать какое-то другое название этому понятию, то у меня нет сомнений, что это – благоразумный человек.

Благоразумие – это мать всех достоинств и отец всех добродетелей. Здравый смысл – это вершина благоразумия, Эверест, возвышающийся над ничтожными страстями и затеями беспокойных людей. Какими словами описать необыкновенное чувство умиротворения, наполняющее душу, когда видишь этот мир, основанный на порядке и незыблемых законах, мир отражённый в задумчивых глазах коров, испокон веков лежащий на трёх китах: здравомыслие, польза, порядок.

Учитесь у травы! Мудрость её бесконечна. Никакие бушующие ураганы никогда не вырвут её с корнем, как безумные одинокие деревья. Никакие молнии никогда не уничтожат её, ибо она вездесуща и бесчисленна. Она прижимается к земле, как ребёнок к груди своей матери, она неистребима и возрождается вновь и вновь, как птица Феникс из пепла.

Что же пожелать тебе человек, волей судьбы поставленный на путь благоразумия? Что дано тебе в этом мире и к чему стремится твоя земная душа? Разумеется, это – счастье. Простое человеческое счастье, простое, но непомерное богатство, доступное только тому, кто твёрдо стоит на тропе предназначения, не отклоняясь ни на шаг от её пути. Иди же по ней смело, в толпе таких же, как ты, не озираясь по сторонам, где бродят волки отчаяния и сомнений. Иди, и да пребудет с тобой Господь. Сказано вам: "блаженны нищие духом, ибо им принадлежит царство небесное."

Посмотрим, что же взять тебе с собой в дорогу?

Хорошее здоровье, удачный брак и любимая работа – вот три источника и три составные части счастливой жизни.

Счастье – это довольство собой, говорят философы и им можно в этом верить, ведь они вечно всем недовольны. Если не все, то многие беды человека гнездятся в его душе и корни их – неудовлетворённость собой и, следовательно, миром.

Любуйтесь собой в зеркало! Посмотрите, какие восхитительно пустые глаза!

Умеренность, умеренность и умеренность – вот жизненное кредо благоразумного человека. Желай возможного – ты это умеешь. И будь счастлив – это возможно.

Умеряй страсти – это плохие проводники по жизни. Они могут сбросить в пропасть, а могут вознести высоко. Но благоразумному человеку нужна твёрдая земля под ногой. Ведь он – дерево в человеческом саду.

Довольствуйся малым – это немало.

Ты лучше меня знаешь, какое счастье даёт просто вкусный обед, – это ежедневный праздник. Какое наслаждение наваристый борщ или куриная ножка, покрытая аппетитной золотистой корочкой! Несчастные люди, не ценящие это. Если бы они понимали, чего лишены, они бы умерли от зависти прямо на месте.

Спокойный сон – это дар богов! Это погружение в нирвану. Несчастные, – страдающие бессонницей по болезни или по собственной глупости. Жалкие поэтишки, пачкающие бумагу, когда счастливейшие из смертных испытывают высшее наслаждение – здоровый сон. Какой-нибудь взъерошенный чудак мечтательно глядит на луну, обгладывая ручку. Бедняга! Никакие стишата не дадут тебе того удовлетворения, которое вкушает сейчас Иван Иванович в квартире за стеной, сладко похрапывая в мягкой постели.

День для трудов – ночь для покоя.

Вселенная – это мир в пределах прямой видимости. Ничего нет за горизонтом. Во всяком случае – ничего нужного. Всё под рукой, и этого более чем достаточно. Напротив, излишества во всём только усложняют жизнь и приносят неудовлетворение.

Знай меру, оберегай себя от ненужного. Беспокойные людишки понапридумывали столько ненужной ерунды и тебя попытаются уверить, что всё это очень даже нужно, что без этого никак нельзя. Искусство, наука, политика – да провались они пропадом! Если всем этим забивать голову, – можешь забыть про спокойный сон. Всё это придумано беспокойными людьми. Им не спится, вот и занимаются ерундой. Да, бог с ним, если бы только друг другу головы морочили! Нет, ведь они умные, они и тебе это навяжут. А какие они умные? Всё это беспокойство от глупости ихней. Благоразумный человек не станет засорять себе этим голову.

Нет, конечно, беспокойные люди, наверно, тоже нужны. Ты вот вкусно покушал, сладко поспал, а он за это время, глядишь, какие-нибудь стишочки накропал. Что-то вроде: "птичка божия не знает ни заботы, ни труда"… Тоже сгодится, есть что завтра почитать на ночь. Говорят, улучшает пищеварение. И усыпляет опять-таки неплохо.

Так ведь он, зараза, не это напишет. Он тебе какую-нибудь дулю подсунет, что-то такое, от чего у тебя вообще аппетит пропадёт и во сне вздрагивать будешь.

Нет, ну их к чёрту! Пусть они сами по себе, а мы сами по себе. Здоровее будем.

Не завидуй тому, что тебе не дано. Помни своё предназначение. Не завидуй птицам, парящим в небесах, не придумывай себе крылья. Пусть печальная участь Икара образумит тебя. Стоит ли минута сомнительного удовольствия затраченной жизни?

Путешественники и мореплаватели, поэты и писатели, учёные и философы – эти беспокойные люди изрядно позапутали нормальную человеческую жизнь. Зачем тащиться куда-то на край света, если там есть свои люди? Живи, где живёшь. Как говорит народная мудрость: где родился, там и сгодился.

Одни неприятности от беспокойных людей! А всё от того, что ими движет скука. Вот корень их беспокойства. Им, видишь ли, тесно в маленькой кухне, им хочется простора, какого-нибудь воздуха, понимаешь ли, морского, опасностей, тревог. Ну не смешно ли? Любому благоразумному человеку смешно.

В кухоньке тебе тесно? Ну, сделай себе кухню побольше, построй новый дом наконец. Воздуха тебе свежего? Ну, озонатор какой-нибудь купи что ли. Включил в розетку – вот тебе и воздух свежий. Вентилятор включил – вот тебе и ветер на дому. Ванну набрал – и плескайся себе, как в каком-нибудь Тихом океане. Можешь даже соли подсыпать, соль дешёвая. А если ещё телевизор включить погромче, где клуб кинопутешествий идёт, – вообще полное впечатление. Чайки там чего-то кричат, волна плещет. Один мой хороший знакомый всегда, когда купался, в ванну рыбок из аквариума пускал. Как, говорит, в океане себя чувствую. Только мыла, стервозы, не любят – дохнут.

Опасная вещь – скука. Чего она только не делает с людьми. Одного бросает в пустыню Сахара, другого – на дно бутылки. А что там, спрашивается, делать? Ничего там хорошего нет – ни в пустыне, ни в бутылке. Другое дело, сидишь дома с женой, чаи гоняешь. Музычка там звучит, детишки бегают – оболтусы. Хорошо на душе! Киношку по телеку посмотрел, про беспокойных людей, и ещё порадовался за себя – вот ведь, как люди живут, маются. Не ценят то, что имеют, всё чего-то выпендриваются. А результат? Одни несчастья, да бестолочь.

Цени, что имеешь. Счастье – всегда под рукой. За ним не надо гоняться по свету.

Береги здоровье. Не верь балагурам, придумавшим поговорку: кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким помрёт. Здоровому и помирать веселее.

Больная печень – не товарищ оптимизму. Гнилые зубы печалят душу. Расстройство желудка – душевная катастрофа. Не смейтесь, не смейтесь, это поэты придумали, что душа человека живёт в его сердце, хотя временами почему-то уходит в пятки. Учёные же давно установили, и ещё Гиппократ об этом говорил, что душа человека проживает в желудке. Во всяком случае у благоразумного человека.

Заботься о себе, люби себя, любуйся собой. Помни, что любовь к себе – неиссякаемый родник наслаждения. Из всех видов любви – это самая глубокая и непреходящая.

Теперь несколько слов о любви к другому полу. Любовь неизбежна, как восход Солнца, и с этим надо смириться. Всё не так страшно, если не терять голову и здравый рассудок. Ведь что такое эта любовь, если посмотреть прагматически? Это дружба с половым уклоном. Иначе говоря, любовь – сексуальная дружба.

Упаси тебя Бог, поверив фантазёрам романистам, искать свою половинку, единственную и неповторимую. Даже обойдя полсвета и найдя таковую, ты очень скоро убедишься, что Наталья Петровна с соседнего дома ничем не хуже.

Любовь – это потребность души и тела, такая же естественная, как ежедневный обед. Если поверишь, что это так, ты избавишь себя от многих бед. Роковая любовь хороша в романах и мелодрамах, но в реальном мире она ухудшает аппетит, а этого я тебе не желаю. К тому же, в формуле счастья фигурирует удачный брак, а не страстная любовь, и это правильно. Счастье благоразумного человека – величина постоянная. Это состояние умиротворения и довольства собой и жизнью. Роковые страсти способны озарить твою жизнь яркими вспышками, но они быстро гаснут, оставляя опустошённость и разочарование. Подобно наркотикам, они дают мгновения и отнимают годы.

Институт брака – это основа государства благоразумного человека. Что может быть прекраснее семейного счастья, этой обители покоя и наслаждения. Только оно придаёт тебе смысл, без которого кто бы тебя заметил даже в микроскоп. Великая миссия продолжения рода освящает твой незатейливый путь и дает тебе право на существование, хотя ты наверно об этом не задумывался.

Оберегай своих детей от соблазнов мира. Наставляй их на путь истинный и веди на коротком поводке. Ибо трудно молодым понять житейскую мудрость и не ценят они опыт отцов. Оберегай их от влияния улицы, но особенно от сомнительных книг. Если улица научит их пьянству и матерщине, – это полбеды. Но дурная книга уведёт их незрелый ум в пустыни сомнения и ох, как трудно потом воротить тебе душу заблудшую на тропу благоразумия.

Я знаю, ты не любишь читать. Разумеется, кроме газет и детективов. И это мудро, это спасает тебя. Ибо многие книги написаны рукою сомнения в ночи бессонные, и уже этим подозрительны. Оберегай же и детей своих. Пусть читают школьные хрестоматии – это обезвреженная классика. Там обычно разжёвано: что писатель хотел и почему он ошибался.

На некоторых книгах я бы поставил прямо на корешках, как на пачке сигарет, надпись: Минздрав предупреждает – чтение опасно для вашего здоровья.

Любимая работа – прекрасное средство от скуки и лишних мыслей. Негодные лентяи придумали формулу: труд сделал из обезьяны человека, а из человека – лошадь. Не верь этим шутникам.

Есть другая, более благоразумная формула: построить дом, посадить сад и вырастить детей. Это исполнено глубочайшего смысла и не подлежит сомнению. На соседской даче живёт подполковник в отставке, пожилой пенсионер Иван Иваныч, от которого я и слышал эти мудрые слова. За колючим забором раскинулся его райский сад, и чего там только нет! – и персики, и яблоки, и виноград, и малина. Живёт он, правда, один – дети выросли и разъехались, но труд своей жизни он исполнил: и дети, и дом, и сад – всё, как положено.

Гляжу я на него и душа моя радуется, – вот человек, достойный образец благоразумия! Достиг он всего возможного в этом мире и никому не отдаст – порукой тому колючий забор, свирепая овчарка на цепи и охотничье ружьё на стене. А придёт время помирать, – умрёт в полном спокойствии, с сознанием исполненного долга перед людьми и миром. Но будет это ещё не скоро, этот благоразумный человек переживёт ещё многих и многих молодых, да непутёвых.

И последний совет безымянным героям человеческой комедии:

Не относитесь к жизни серьёзно. Берите, что вам дано, и не ищите, что не теряли. Да осенит вашу жизнь тёплое солнце благоразумия.

Аминь.

Вообще-то я достаточно терпимый к людям. Не будучи ангелом, я понимаю и прощаю многие людские слабости и причуды. Но есть род людей, которых я просто не переношу. Я узнаю их по особому блеску в глазах, по нагловатой раскованности, но более всего по их любимой поговорке. Каждый раз, когда я слышу: "хочешь жить – умей вертеться", меня всего передёргивает. Когда я вынужден общаться с такими людьми, я становлюсь больным. Причём люди эти, как правило, общительные, весёлые, они знают массу анекдотов, неплохо бренчат на гитаре, но от этой их неуёмной жизнерадостности мне только становится ещё мучительней и муторней. В их взгляде, направленном на меня, я отчётливо читаю: "а как мне тебя использовать?" Я теряюсь от этих взглядов. Мне проще было бы рядом с откровенным негодяем и разбойником.

Хочешь жить – умей вертеться. Это то, что я ненавижу в этом мире.

Помню в школе у нас были сочинения на свободную тему. Правда, набор тем тут же прилагался. Что-то вроде: "как я провёл лето" или "в жизни всегда есть место подвигу".

Тогда я ещё не знал, что жизнь сама есть сочинение на свободную тему. И, как прилежные школьники, мы сидим за партами: кто-то бойко строчит, нанизывая цитату на цитату, вечные отличники, любимцы учителей; кто-то заглядывает через плечо к соседу и безбожно списывает, с наивной хитростью меняя отдельные слова; кто-то задумчиво грызет ручку, рассеянно глядя в окно и думая о другом; кто-то попросту мается, предчувствуя очередную двойку, и украдкой посматривая на часы – как мучительно медленно движутся стрелки, ждёт желанного звонка.

Когда закончатся уроки, вечером, старый учитель соберёт наши школьные тетради на своём рабочем столе и, устало надвинув на нос очки, до поздней ночи будет читать наши детские сочинения, подчёркивая ошибки и ставя отметки.

По мере развития науки, местожительство Бога отодвигается всё дальше и дальше. Хорошо было в древности, когда Бог ещё жил прямо на облаках! Можно было запросто помахать ему рукой, крикнуть чего-то там: привет, мол, как дела? На что Бог, насупившись, отвечал: дела – у прокурора, а у меня – работа.

Эх, если б я работал Богом! Я бы многое переиначил. Подарил бы людям крылья – пусть радуются. А то обидно до слез: какая-то ничтожная муха – летает, а ты сиди и завидуй белой завистью. Правда, некоторым Господь дарит крылья. Но только после того, как их зачислят в отряд ангелов по штатному расписанию в небесной канцелярии. Форма у них такая белая, а-ля Древняя Греция, и крылышки сзади – хлоп-хлоп… Прямо бабочки. Но нет, не хочу я работать Богом – слишком хлопотное это занятие. Я работаю человеком.

Люди вообще склонны чувствовать себя пупом вселенной. Они убеждены, что у Господа нет важнее занятий, чем думать об их персоне. Переходя в мир иной, завидя какого-нибудь захудалого ангела, встречающего их, они бросаются на колени с криком: Господи!

Ангелов это смущает.

Не за горами 2000-й год. И хоть знаешь, что всё это – только цифры и не более того, а всё же невольно поддаёшься всеобщему настроению и ждёшь чего-то необычного от смены тысячелетий. Человек вообще предрасположен чего-то ждать. Это в его природе. Так и моя жизнь проходит в ожидании: как будто мне что-то обещали, но я забыл – что?

Во все времена по земле гуляла странная болезнь, своего рода массовое помешательство – то нарастая, то затихая. Вот и сейчас на рубеже веков, на стыке тысячелетий люди вновь ожидают конец света. Их не смущает, что подобные мрачные предсказания уже много раз лопались мыльным пузырём.

По-видимому, люди просто хотят конца света. Они так и не поняли – что же им делать с этой жизнью и с этим миром? И мечтают, чтобы Господь поскорее прихлопнул их своей мухобойкой.

По дорогам ходят какие-то тётки в платочках, хватают людей за руки и говорят им чужие слова. Одни слушают, раскрыв рот, другие махают раздражённо рукой, а мне хочется сказать: Послушай, тётка! А может, тебе заняться каким-то делом? Пойти в детский садик, нянчить детей. Глядишь, тогда и глупые мысли проветрятся в голове.

Тот, кто хоть однажды прочувствовал этот мир, тот понял, что это – всерьёз и надолго.

Не торопитесь люди! Перед нами ещё миллионы дорог. Мы ещё поскитаемся в звёздных мирах в поисках братьев по разуму и собственного смысла.

Почему-то мне кажется, что концом света люди называют собственный конец. Вот уж, поистине, восхитительная человеческая глупость – уверенность в том, что весь этот мир был затеян для нас. Какая гордыня! А ведь это – грех.

Через какое-то время люди научатся обновлять свои тела. У них будут проблемы – как перелить свою душу? Но допустим, они справились с этим. Человек получит возможность жить даже не сотни и тысячи лет, а столько – сколько захочет. Вот мне интересно – а сколько он захочет?

Жизнь – это ноша. Она может быть радостной, если душа твоя счастливо устроена, но она давит на плечи и утяжеляет душу.

Не верю, что людям понравится вечность. Это слишком тяжёлый груз. Но смерть будет радостной – ведь она будет избавлением. Не ужасом, не крушением надежд, а единственным желанием усталой души.

Существует легенда о вечном жиде. Покарал его бог вечностью. И ходит эта бесплотная тень по дорогам человечества, бесплотная, ибо даже души стираются до дыр временем, ходит, не испытывая уже ни радости, ни жажды жизни, охваченная единственным желанием – исчезнуть, исчезнуть без следа и сожаления.

Вечность – красивое слово. И самое страшное наказание, которое можно придумать. Человеку нужна личная вечность. Чтобы никто и ничто не гнало его из жизни, и только он сам решал – когда закрыть за собой дверь.

Я не завидую потомкам, которые научатся растягивать свою жизнь, как упругую резину. Они будут гордиться, что научились жить двести, триста лет. Они будут свысока и с сожалением смотреть на нас – несчастных, обречённых уйти, едва вкусив сладкого мёда жизни. Я не завидую им. Пока человек не обретёт личной вечности, он будет только увеличивать своё страдание, продлевая свою жизнь. Чем дольше они проживут, тем крепче они будут привязаны к этому миру, к этой жизни – своими чувствами, своими мыслями, своими людьми. Тем мучительней будет для них смерть – насильственная смерть. Ибо всякая смерть – насилие, если нет у тебя личной вечности.

Газета – книга суеты. Беру их осторожно, как чужую вещь. Читаю недоуменно, как китайскую грамоту. Значит, этим живут люди? Это их интересует?

Чувствую себя не иностранцем, а инопланетянином.

Политика, катастрофы, фельетоны – винегрет, приправленный перчиком эротики и анекдотов. Любимое блюдо домохозяек и домохозяинов. Не принадлежу к их племени.

Телевизор придумали иезуиты. Как самое страшное орудие пытки. Хотел посмотреть "Гамлета" Дзефирелли, но смесь Шекспира с рекламой памперсов вызывает тошноту. Единственное утешает – его можно выключить. В будущем телевизор станут вмуровывать в стену и подключать к сети напрямую – чтобы пытка была неизбежной.

Политики желают нам добра.

Желания у них много, а вот добра на всех не хватает. Поэтому они делят нас на своих и чужих: на красных и белых, на белых и черных, на немцев и евреев.

На самом деле, цель у них одна – власть. О! – это упоение. Когда тысячи людей делают то, что ты приказываешь, – разве не становишься ты в тысячи раз выше и умнее их?

Главное качество политика – умение искренне лгать. Искренность убеждает. А не лгать им нельзя. Кто за ними пойдёт, если они не пообещают райские кущи и манну небесную!

Люблю капитализм, как идею суеты, доведённую до логического абсурда.

Мэйк мани? А то как же! И что ещё делать на этом свете – только "мани".

Коммунизм по крайней мере в своём детстве умел мечтать. Теперь мечты заржавели в крови. Но он хотя бы пытался.

Кто-то строит коммунизм, кто-то любит капитализм. Я хочу их помирить. Я придумал общественный строй, который должен удовлетворить всех – капитунизм. По замыслу он должен объединить в себе всё хорошее, взятое там и сям, откинув все крайности и предрассудки.

Вижу, вижу – господа миллиардеры уже придерживают карман. Совершенно верно, на доброе дело придётся скинуться.

Вот товарищ Билл Гейтс, например, трудовой миллиардер. Заработал своим умом десятки миллиардов и теперь в большом недоумении – куда бы их потратить?

Я всё думаю – неужели он настолько умнее любого программиста? Нет, ему явно крупно повезло. Он оказался в нужное время в нужном месте. С нужной головой на нужных плечах. Если бы он в это же время оказался в другом месте, например, на Берегу Слоновой Кости, – не видать ему миллиардов, как своих ушей. С другой стороны, если бы я оказался в нужное время в нужном месте, боюсь, миллиарды посыпались бы мимо моего кармана. Значит, нужно было стечение массы случайных обстоятельств для рождения трудового миллиардера. Конечно – повезло.