Рай в барабане

12

Гуго замолк. Лис и Олли тоже молчали, глядя на вечереющее небо. Наконец Олли как будто очнулся, встряхнул головой и спросил:

– Ну, а при чем тут марсианские пузыри?

– А я не сказал? Ах, да… Так вот, в одной из своих баллад Джозеф Джиби создал поэтический образ рая. Он описывает рай как место, которое находится внутри божественного барабана джембе, наполненного свежим воздухом и ароматом священной травы. Похоже на ваши пузыри, правда?

– Да, пожалуй, похоже, – сказала Лис, рассматривая медальон.

– Видишь? Барабан символизирует рай, а ладонь – одновременно руку Джа и ветвь конопли. Этот символ на одном из полинезийских языков называется «фулуфулу-талатала». Медальон достался мне от моего учителя графа де Труасу. Его убили на Ямайке, когда он собирал материал для книги о Джозефе Джиби.

Из кабинета раздались первые аккорды Марсельезы.

– Это уведомление от Либерти-чат! – подскочил Гуго. – Оперативно!

Они побежали в кабинет. Принтер выплюнул два листочка.

============================================

КАЖДЫЙ ИМЕЕТ ПРАВО ЗНАТЬ!

Либерти-чат на службе свободы информации.

============================================

Обязательное предупреждение!

Вся информация, на основании которой мой искусственный интеллект делает аналитические выводы, является результатом утечек и взломов, поэтому использование платформы Либерти-чат нарушает законы вашей страны.

Аналитическая справка

по запросу #SDR-6741-006

«Источник и способы грибкового заражения Марса»

В 60-70 годах прошлого века правительства всех космических держав в своих секретных планах рассматривали Луну, Марс и другие космические тела Солнечной системы как перспективные цели для разработки и добычи ресурсов, и в соответствии с так называемой Доктриной открытия, исходя из предположения, что в будущем между странами неизбежно возникнут территориальные споры, стремились зафиксировать свои права на те или иные территории путем отправки туда автоматических и пилотируемых спускаемых аппаратов. Особое внимание в этих секретных программах уделялось проблеме терраформирования Марса и проведению связанных с этой темой биологических экспериментов.

В моем распоряжении нет документов, прямо подтверждающих, что подобные эксперименты выходили за пределы земных лабораторий, поэтому на основании всех имеющихся в моем распоряжении данных я выдвигаю 3 версии, вероятность которых превышает установленный мною порог в 33%. При необходимости получения версий, вероятность которых ниже указанного порога, необходимо сделать дополнительный запрос.

Версия 1 / Вероятность 57,8%

Каннабиноидные грибы выведены в секретной биолаборатории ЦРУ Объект-171 «Силли пингуин», расположенной в пещере в джунглях штата Чьяпас, Мексика. Эта лаборатория специализировалась на каннабисе и даже находилась на территории контролируемой ЦРУ подпольной фабрики по производству марихуаны, якобы принадлежавшей одной из местных преступных группировок.

Лаборатория действовала с 1977 по 1984 годы и была эвакуирована во время кратковременного и быстро подавленного властями вооруженного бунта, поднятого группой радикальных студентов, отделившейся от Сапатистской армии национального освобождения при ее создании. По имеющимся сведениям, в настоящее время лаборатория заброшена.

Споры грибов были доставлены в атмосферу Марса в 1993 году аппаратом Mars Observer, который по официальной версии потерял связь с Землей за три дня до выхода на орбиту, однако по мнению некоторых экспертов, все же достиг атмосферы Марса, где в рамках проводимого военными секретного эксперимента запустил аэрозонд с самораскрывающимся контейнером.

Версия 2 / Вероятность 43,2%

Каннабиноидные грибы зародились естественным путем в Казахстане, в районе города Семипалатинск, в результате случайного скрещивания грибка-дерматофита с пыльцой каннабиса с последующей мутацией полученного гибрида под воздействием повышенной радиации. Полезные свойства гриба были открыты и изучены жителем деревни Бурбук Лоскутковым Г.И. При попытке продажи продуктов жизнедеятельности гриба группе ученых-ядерщиков под видом гашиша, Лоскутков Г.И. был арестован и его дальнейшая судьба неизвестна. Гриб был передан в секретную биолабораторию КГБ в Подмосковье.

Доказанная способность гриба расти в условиях пониженных давления и температуры, в атмосфере чистого углекислого газа с низким содержанием влаги сделала указанный гриб наиболее подходящей на тот момент культурой для начала практической реализации процесса терраформирования Марса.

В рамках секретного эксперимента споры гриба планировалось прорастить в специальном герметичном контейнере, установленном на спускаемом аппарате советской автоматической межпланетной станции Марс-2. 27 ноября 1971 года спускаемый аппарат был отстыкован от станции, но в результате неправильного входа в атмосферу врезался в поверхность Марса в точке с координатами 4°с.ш. и 47°з.д., что практически совпадает с обнаруженной в 2021 году так называемой «кислородной аномалией».

Версия 3 / Вероятность 33,9%

Грибы были выведены в лаборатории доктора Мо Цзяньхуна, профессора Калифорнийского университета в Беркли в период с 1967 по 1969 годы. В своих экспериментах он использовал метод гибридизации, скрещивая различные виды дрожжей с полезными растениями при одновременном применении метода мутагенеза, то есть применяя радиоактивное облучение и химические мутагены, чтобы вызвать изменения в генетическом материале растений. При этом выращивание грибов происходило в экстремальных условиях – при сверхнизких температурах и давлении, в агрессивных средах и атмосферах. Таким образом было получено несколько видов дрожжей, производящих биологический материал, по своему химическому составу полностью соответствующий веществам, содержащимся в сельскохозяйственных культурах, таких, как кукуруза, батат и конопля.

В 1969 году, когда ФБР заподозрило доктора Мо Цзяньхуна в работе на китайскую разведку, он спешно покинул Соединенные Штаты и вернулся в Китай, где он был привлечен к космической программе по подготовке пилотируемого запуска. В 1972 году программа пилотируемого полета, в которой работал Мо Цзяньхун, была закрыта по экономическим причинам. Его перевели на кафедру микробиологии в Университете Циндао, но все результаты его исследований и выведенные им дрожжи остались в ведении спецслужб.

Еще в бытность свою в Соединенных Штатах, особенно после допроса, учиненного ему ФБР, Мо Цзяньхун стал показывать признаки неадекватности, которые усилились после отстранения его от космической программы. В 1978 году Мо Цзяньхун бежал из Китая предположительно через Тибет, и в дальнейшем никаких сведений о нем не поступало.

В рамках данной версии остается непонятным, каким образом грибы были доставлены на Марс.

– Ну, что вы думаете? – спросил Гуго.

– А он не врет? – Олли подозрительно прищурился, рассматривая листы. – Может, он все это придумал, чтобы доставить нам удовольствие? Я читал, что искусственный интеллект иногда откалывает подобные фокусы.

– Он не умеет врать, – ответил Гуго. – Просто он анализирует имеющуюся в его распоряжении информацию, а недостающие данные он… как бы это сказать… домоделирует, или даже домысливает, создавая наиболее вероятный сценарий.

– Он утверждает, что американская версия самая вероятная. С нее и начнем! – сказала Лис.

– Что начнем? – спросил Олли.

– Я хочу попытаться проникнуть в ту секретную лабораторию и взять пробы биологического материала. Если генетический анализ выявит совпадение с данными АММОКСа, это будет доказательством.

– То есть, мы летим в Мексику?

Лис в затруднении посмотрела на него. Она многое хотела сказать ему. Хотела объяснить, что он вовсе не обязан пускаться с ней в очередное приключение с непредсказуемым концом, что ей очень тяжело нагружать своими проблемами совершенно непричастного к ним человека, пользуясь его глубоким к ней чувством, чувством, которое она старается и хотела бы разделить, но не из благодарности за помощь, а из самой природы этого чувства, которое должно вызреть и угнездиться естественным путем, а не быть натянутым на душу всё из той же благодарности… Но у нее не было слов, чтобы выразить все это, а те слова, которые она могла бы произнести, глубоко обидели бы его.

– Да.

– Обожаю текилу! – обрадовался он.

– А вы знаете, что вам очень повезло? – сказал Гуго.

– В чем?

– В том, что эта ваша лаборатория находится в Мексике, и не просто в Мексике, а в штате Чьяпас, и даже не просто в Чьяпасе, а в джунглях!

– Да, это исключительное везение – бегать летом по тропическим джунглям! – саркастически заметил Олли.

– Это, кстати, не самое худшее занятие в жизни – это я вам говорю, как практикующий антрополог. Но повезло вам в другом. У меня там есть друг, полуиндеец-полуитальянец, который работает проводником и знает в джунглях не только каждую тропинку, но каждого индейца, который по ней ходит. И они его знают. Когда я писал книгу о преступных группировках Мексики и Гватемалы, он помог мне встретиться с такими людьми, которых нормальному человеку лучше бы и не знать. Зовут его Гильерме. Я сообщу ему ваш рейс, он вас встретит и доставит до места. Довольны?

– Конечно! Только вот насчет рейса…

– Сейчас глянем, – Гуго сгреб со стола ноутбук. – Вот, есть завтра в одиннадцать тридцать и пятнадцать двадцать до Мехико. Есть еще ночной рейс в Паленке.

– Нет уж! – запротестовал Олли. – Выспимся нормально и завтра полетим – я по швейцарскому паспорту, а ты по украинскому. Только билеты возьмем на месте.

– А если они внесли и эти наши паспорта в базу?

– Вот заодно и проверим. В любом случае, других вариантов у нас нет, – Олли встал и налил себе полстакана виски. – Ну что, попытаемся взлететь?

Ночью скрипнула дверь.

– Олли, ты тут? – раздался в темноте шепот Лис.

– Тут, иди сюда.

Слышно было, как Лис наощупь пробирается к кровати. Наконец она подошла и юркнула под одеяло. Лис была голой и пахла зеленым яблоком. Она прижалась к нему и в низу живота у него на мгновение возник водоворот, а по позвоночнику прошло цунами.

– Я убежала от Ирис, – прошептала Лис, ложась ему на грудь. Он провел рукой по ее бедру и прижал ее к себе.

«Дзиииииинь…» – раздался громкий, дребезжащий, омерзительный звонок стоящего в гостиной огромного старинного коричневого телефона. Гуго категорически отказывался ходить по дому с мобильником. Аристократ хренов! Чтоб ты провалился со своими антикварными затеями!

«Дзиииииинь… дзиииииинь… дзиииииинь…»

Тело Лис, сжавшееся при первом звонке, так и не расслабилось. Олли лежал, обняв ее и машинально считал звонки.

«Дзиииииинь… дзиииииинь… дзиииииинь…»

Это когда-нибудь кончится? В гостиной послышались шаги – это спускался Гуго. Хлопнула дверь и зашаркали тапочки – пришла Ирис.

«Дзиииииинь… дзиииииинь…»

Наконец звонки прекратились и Олли услышал голос Гуго:

– Алло! Да. Что ты сказала? – слова невидимого собеседника явно взволновали его. – Как это могло произойти?.. Раньше таких проблем не возникало… Именно этот запрос?.. Ты уверена?.. Понятно… Ты уверена, что это не полиция?.. Спасибо, что предупредила.

Гуго повесил трубку и громко позвал: – Олли! Олли, иди сюда!

Шарканье приблизилось к двери, и в комнату ввалилась полоса света. Лис оттолкнулась от Олли кончиками пальцев и накинула брошенный у кровати халат. Олли завернулся в простыню, перекинув край через плечо. Они вышли в гостиную.

Увидев их вдвоем, Гуго с досадой развел руками, а Ирис весело улыбнулась.

– Звонила Сузанна Аденауэр, – сказал смущенный Гуго, – хозяйка Либерти-чат. Она сказала, что наш запрос был кем-то отслежен, и после него на их серверы была совершена беспрецедентная атака. Они взломали базу запросов и проследили всю цепочку. Одним словом, они узнали, что запрос исходил от меня.

– Мы создали тебе проблемы. Извини.

– Да не обо мне речь! Мне-то это ничем не грозит! Тем более, Сузанна сказала, что это была не полиция. Дело в вас! Если за вами охотятся, то они теперь знают, что вы у меня. У вас два варианта: или ехать немедленно, пока они не успели сюда добраться, или оставаться, но тогда уж придется вызывать полицию. Здесь, внутри ограды, я смогу вас защитить, но не снаружи! Они будут вас пасти.

– Собирайся, Лис, – скомандовал Олли. – Гуго, ты сказал, что есть ночной рейс в Паленке?

– Вы успеваете. Я дам вам машину.

Лис кинулась было к своей комнате, но Гуго остановил ее.

– Да, и вот еще что… – он снял с себя медальон и надел на шею Лис. – Возьми! Он приносит удачу, а удача тебе сейчас нужнее, чем мне. И запомни слово: фулуфулу-талатала.

– Зачем?

– Просто запомни!

– Фулуфулу-талатала, – повторила Лис.

13

Сундук самолично занял один из сидячих столиков и в прокуренной шумной суете забегаловки мрачно пил пиво, катая по столу хлебный шарик.

– Что так долго? – сварливо спросил он.

– Пока этого дождался, – Ереваныч кивнул на Егора, – потом еще в магазин завернули, очередь.

– Очередь, – буркнул Сундук, порылся в сумке и извлек три чекушки водки. – Жрать что будете? Как обычно?

– Нет, сегодня гуляем! – Егор поставил на стол бутылку вологодского виски, которое Сундук непонятно почему очень полюбил и считал деликатесной выпивкой.

– Получил? – спросил Сундук оживляясь.

– Статью-то? Да, получил. Спасибо Ереванычу. Но повод не только в этом.

– А в чем еще?

– Попрощаться хочу. Ухожу в астрал. Завтра.

Сундук нисколько не удивился.

– Опять? И надолго?

– Может месяц.

– Думаешь закончить?

– Надеюсь.

Сундук пошел к прилавку за чебуреками и салатами, а Егор откинулся на стуле и принялся рассматривать публику, состоящую из работяг, люмпенов и вышедших из употребления интеллигентов. Почти со всеми он был знаком. Было время, когда он вообще не вылазил из «Патлатого гуся», пил то в одиночку, то в хаотично тусующихся компаниях, ожидая того неизбежного момента, когда проснувшись в одно тягостное утро от трясучки, он не вспомнит, с кем пил вчера и как попал домой, и не найдет в голове ничего лишнего, а только одну-единственную мысль – поскорее выпить еще. После всех событий, произошедших в его личной и общественной жизни, беспросветный алкоголизм виделся единственно возможным светлым путем в будущее.

Когда Егор получил сообщение о болезни отца, он находился в Германии, где в составе научной коллаборации LONAR принимал участие в разработке Большого европейского гравитационного детектора. Преодолев все расставленные к тому времени ковидные кордоны, ему удалось вернуться в Россию. Отец болел долго и мучительно, но, как потомственный коммунист, не терял оптимизма.

– Все будет хорошо, – говорил он. – Уж чего-чего, а этого они никогда не посмеют…

В начале лета, через три месяца после того, как все началось, Егор получил письмо следующего содержания:

Кому: Доктор Егор Солнцев

От: Генрих Грин Джонсон

Германия, Берлин.

Дорогой Егор,

вынужден сообщить вам, что ученый совет коллаборации LONAR принял решение о прекращении сотрудничества с российскими научными группами, а также с теми российскими учеными, которые работают в составе других групп, но в данный момент находятся в России.

Мы все испытываем искреннее сожаление по этому поводу и уверены, что вы понимаете причины, побудившие нас сделать этот непростой шаг.

Хочу вас заверить, что если вы найдете возможность приехать в Германию и заявить о своей позиции относительно происходящих событий, вопрос вашего возвращения в группу может быть рассмотрен положительно.

Пока же от имени ученого совета и всех участников коллаборации хочу поблагодарить вас за годы плодотворного сотрудничества. Ваши расчёты амплитудных форм возмущений метрики пространства-времени в продольной калибровке с отрицательным следом легли в основу гравитационного детектора LONAR/GWD.v4.0.3, на котором было сделано несколько замечательных открытий. В связи с этим имею честь сообщить вам, что Совет попечителей постановил выплатить вам премию в размере половины от общей суммы вознаграждений, полученных вами в течение года. Надеюсь, вы оцените наше доброе к вам отношение.

Хочу также напомнить вам, что упомянутые мною выше расчеты остаются собственностью коллаборации LONAR. Все взаимные обязательства, вытекающие из этого, вам известны.

Остаюсь искренне ваш,

Генрих Грин Джонсон.

P.S. От себя лично хочу посоветовать вам, несмотря на все неблагоприятные обстоятельства, не бросать вашу интереснейшую теоретическую работу по описанию свойств гравитационных волн от объектов микромира, с промежуточными результатами которой вы меня любезно ознакомили. Закончите эту работу! Все когда-нибудь пройдет, а это останется.

– Не переживай, сына, уж чего-чего, а этого они никогда не посмеют… – продолжал успокаивать его отец.

Последнее предсказание отца было о том, что уж чего-чего, а границы они точно не посмеют закрыть. Он умер через три дня после выхода указа о запрете гражданам РФ выезжать за пределы РФ.

После запрета интернета работать стало совсем невмоготу, и Егор все меньше времени проводил за письменным столом, и все больше в «Патлатом гусе», все глубже и глубже погружаясь в интеллектуальную и культурную жизнь этой забегаловки. Он пил и ждал того момента, когда алкоголь освободит его рефлексирующий ум от груза ненужного теперь хлама.

Но до этого заветного момента он так и не добрался. Виноваты в этом были Ереваныч и Сундук, два уважаемых местных алкоголика. Ереваныч к столице Армении никакого отношения не имел, а просто был Юрием Ивановичем, отставным майором, видным коммунальным и общественным деятелем жилмассива по улице Индюковского, а Коля Сундуков не мог, естественно, получить никакого другого прозвища, кроме как Сундук, и был уникальным в своем роде феноменом – бескорыстным сантехником. Причем вытащили они Егора не уговорами и нравоучениями, не из благородных побуждений, и не из сочувствия к скользящему по наклонной плоскости человеку, а всего лишь из интереса к квантовой физике.

Произошло это так.

Как-то раз мужики, запивая пивом портвейн, заговорили о черных дырах. Вернее, сначала они заговорили о Милке из соседнего дома, а уж потом, по одним им понятным аналогиям, перескочили на черную дыру. Этот астрономический термин то и дело мелькал в их разговоре среди надрывного хохота и махорочного кашля. Егор в тот день сидел в углу тихий и одинокий и пил водку с лимонным соком. Оживился он лишь услышав обрывок фразы одного из этих мужиков:

– … а она, бля, аж светится!

И тут в Егоре взыграл физик.

– Черная дыра светиться не может! – сказал он вызывающе громко.

Мужики, которые относились к Егору уважительно и называли его профессором, замолкли, удивленные серьезностью и категоричностью его тона. А Егор, приняв их молчание за внимание, коротко, четко и, главное, доступно объяснил им, что такое черная дыра и как она образует вокруг себя такое искривление пространства-времени, что свет просто не имеет возможности покинуть ее горизонт событий.

После наступившей в «Патлатом гусе» тишины и долгой паузы, мужики стали помаленьку приходить в себя. Начались высказывания, посыпались вопросы. Назрела дискуссия. Первым высказался Сахар.

– Научили их на свою голову! – прошамкал он.

Другие комментарии были более благожелательными, но все же и в них выражалось сомнение, что спичечный коробок черной дыры может весить столько же, сколько вся Земля. Егор принялся объяснять, что вещество состоит почти из пустоты, что он лично много лет занимался проблемой гравитации, что он делал расчеты формы сигнала от поглощения черной дырой нейтронной звезды…

– Да какие дыры?! Какие звезды?! – плюясь перебил его Сахар. – Это же распил! Чего тут непонятного?

Прозвище Сахар – усеченное от Сахаров – он получил потому, что был потомственным диссидентом. Как истинный русский интеллигент, на любое, даже самое нейтральное замечание, Сахар сначала говорил: «Нет! Не так!», потом произносил глубокомысленное «На самом деле…» и уж только потом объяснял, почему сказавший сказал не так, и как оно есть на самом деле. Сахар всегда точно знал, кто виноват и что делать. И странное дело, все мужики, в общем-то добродушные спокойные люди, в присутствии Сахара начинали раздражаться, материться, кричать и перебивать друг друга, что-то доказывать, кого-то обличать. Доходило и до мордобоя.

Вот и в тот раз Сахар не унимался:

– Дурят людям головы своими дырами, а сами присосались к бюджету и сидят себе, ножки свесили!

– Простите, – пытался оправдываться Егор, – но проект финансировало правительство Германии…

– Нет! Не так! На самом деле, правительство Германии тоже в полном составе сидит на откатах у сами знаете кого! Шольцы все эти, меркили! Там у них наверху между собой всё вась-вась.

– Да нету в Германии никаких откатов…

Увидев, что ошарашенный Егор на полном серьезе погружается в болото этого безумного спора, добрейший Сундук двумя пальцами притянул к себе Сахара за хэмингуэевский свитер и сказал:

– Слышь, ты, жертва террора, заткни хлебальник или вали отсюда!

Авторитет Сундука в «Патлатом гусе» был непререкаем. Сахар временно нейтрализовался, а Сундук и присоединившийся к нему Ереваныч подсели за столик Егора.

– Слушай, Егорыч, а как это ты говоришь, что вещество состоит из пустоты? – спросил Ереваныч. – Ведь это нереально его так ужать!

– И почему оно тогда столько весит, если из пустоты? – добавил Сундук.

– Смотрите, – Егор взял со стола салфетку и достал ручку, – предположим, вот это ядро атома…

В тот день выяснилось, что Егор оказался отличным популяризатором, а Ереваныч с Сундуком – благодарными слушателями. Им действительно было интересно. Егор с удовольствием рассказывал о современных теориях устройства Вселенной, странных объектах, квантовой механике, теории струн и гравитации. Он видел, что слушатели действительно ухватывают суть и задают правильные вопросы. Они просидели в «Гусе» до вечера, а прощаясь, договорились встретиться завтра.

Наутро Егор поймал себя на мысли, что подсознательно готовится к следующей лекции: в его голове крутились темы, примеры, адекватные образы и аргументы. И еще вспомнил он свою заброшенную работу по гравитации в микромире и ужаснулся тому, что чуть было сам, своими собственными руками не выбросил в мусорку практически гарантированную Нобелевскую премию. Он сделал зарядку, облился холодной водой и сел за стол.

С этого дня лекции стали ежедневными. Они начинались в шесть вечера, после целого дня, который Егор теперь посвящал работе. Лекция длилась час, и в семь вечера вся компания садилась за стол.

Чтобы избежать нестабильности и нервотрепки, было решено перенести лекторий из «Патлатого гуся» в трехкомнатную квартиру Егора, в которой он проживал один. В конце рабочего дня Ереваныч и Сундук, с купленными по очереди тремя чекушками, поднимались к нему.

Были установлены жесткие правила.

Первое: до и во время лекции никакого спиртного.

Второе: доза за ужином – 250 грамм водки на человека. Потребление пива не лимитируется, но и не поощряется.

Третье, и самое трудное: использовать мат исключительно для того, чтобы выразить яркую эмоцию или оттенок смысла. Все, что можно сказать без мата, должно говориться без мата.

Четвертое: не перебивать собеседника. Впрочем, этот пункт, при соблюдении первых трех, выполнялся сам собой.

Никогда еще в истории России совместные пьянки не были приняты женами собутыльников с такой благосклонностью и энтузиазмом. Мужья теперь приходили домой хоть и поздно, но в разумное и всегда одно и то же время. Более того, жены прекрасно знали, где и с кем. Со всякими левыми эксцессами, враньем и скандалами было покончено. Когда Сундук заявился домой с книгой Стивена Хокинга, его жена Лиза решила готовить для компании угощения. Ее примеру последовала жена Ереваныча Оксана. Была довольна даже поэтичнейшая Марина, подруга Егора, приходящая в гости пару раз в неделю.

Слушатели уважительно называли Егора Егорычем.

– Егорыч, так чего там замутил этот хрен Мендельсон, чтобы измерить скорость света?

А Егор любил обращаться к ним на «вы».

– Коллега Сундук, передайте, пожалуйста, кильку.

– Коллега Ереваныч, какого вы все-таки мнения об этом мудаке, который заявляет, что принцип неопределенности Гайзенберга сам по себе может объяснить разнообразие Вселенной?

Егор понял, что эти лекции мощным обратным эффектом помогают и ему. Его работа была на стадии завершения – не хватало только уравнений Бхавишиведи. Завтра он уйдет в астрал, то есть прекратит всякие внешние сношения и выпивку, и через какое-то время закончит, наконец, свою теорию микрогравитации, которая перевернет мир.