Егор Солнцев чуть приоткрыл дверь подъезда и опасливо выглянул наружу, но тут же горько усмехнулся про себя, подумав, как быстро страх превращает осторожность в привычку, а привычку в инстинкт. Уже без малого два года носит он в кармане откреплялку, а инстинкт остался, засев в мозгу неизвлекаемой занозой.

Под безупречно-голубым весенним небом очертания бетонных многоэтажек были такими четкими, что их грани резали глаз, рыжая слякоть на тротуаре отливала торжественным золотом, а сам воздух казался не по-московски ясным. Егор пощурился на солнце, вдохнул полной грудью и отправился в путь.

Идти предстояло часа два. Конечно, были в Москве хазы и поближе, одна из них, по слухам, даже в соседнем доме, но Егор был из тех, кто намертво привязывается к первому впечатлению – в «свою» хазу он ходил уже больше трех лет; она появилась в Москве буквально через несколько дней после указа о запрете интернета в гражданском обороте, с тех пор неоднократно меняла дислокацию, четыре раза подвергалась погромам, но оставалась в строю. И вообще Егор любил ходить пешком и считал дорогу лучшим местом для размышлений.

Но в последние месяцы Егор не часто ходил до хазы. Привычное живое общение с коллегами он-лайн давно стало невозможным, а переписка зачахла сама собой – сейчас уже никто не пишет длинных писем. К тому же многие ученые сами прервали контакты с теми, кто остался в России. Да и небезопасно это, несмотря на все ментовские связи Ереваныча. Но сегодня идти надо. Сегодня он получит, наконец, статью Чандана Бхавишиведи, за которой охотится уже полгода.

Статья эта называлась незамысловато: «Великие уравнения кармы». В свое время Бхавишиведи по понятным причинам не стал тратить время на научные журналы, а просто разослал ее ведущим математикам мира, среди которых сам занимал далеко не последнее место. Одиннадцать лет назад, еще будучи на стажировке в Гейдельбергском университете, Егор держал эту статью в руках, прочел ее, и вместо того, чтобы восхититься очень сложным и очень красивым математическим аппаратом, который придумал Бхавишиведи для доказательства своей остроумной, пусть и антинаучной теории, как дурачок зубоскалил с коллегами в курилке по поводу тантрической математики и квантовой йоги. Тогда он не удосужился ни снять копию, ни просто сфотографировать статью, а когда уже здесь вспомнил об уравнениях Бхавишиведи и понял, что они идеально подходят для его собственной, находящейся в стадии разработки теории, было уже поздно. Полгода ушло на то, чтобы через немногих сохранившихся знакомых разыскать ученика живущего в ашраме Чандана Бхавишиведи и попросить его прислать статью.

При мысли о глупо потерянном времени Егор с досадой плюнул, да так эмоционально, что ему даже пришлось с озабоченным видом порыться в карманах, чтобы прохожие подумали, что он что-то забыл. Прохожие не обратили на него ни малейшего внимания.

Пройдя вдоль длинной желтой сталинской многоэтажки, Егор потолкался немного среди общественности, читающей вывешенную в стеклянной витрине свежую «Правду». Все было в порядке. Он свернул в арку, ведущую во внутренний двор, через который наискосок, между рядом гаражей и забором детского сада, проходила дорожка. Егор дошел уже до ее середины, когда из просвета между гаражами высунулась рука и схватила его за плечо.

– Это у тебя шутки такие? – раздраженно спросил Егор, после того как отошел от первого испуга и разглядел хмурое лицо Ереваныча.

– Хаза накрылась, – мрачно сказал тот.

– А «Правда» почему не гнутая?

– Да не успели они! Я сам узнал об облаве только за час. Побежал туда, предупредил и быстро сюда, чтоб тебя перехватить.

Сигналом грядущего шухера на этой интернет-хазе был загнутый уголок газеты «Правда» в той самой витрине, перед которой недавно остановился Егор. О готовящихся рейдах содержателя хазы всегда предупреждал Ереваныч, сам хоть и не из ментов, но все-таки майор в отставке, умеющий дружить с нужным начальством.

– Ба-лядь! – вспомнив о статье, Егор в сердцах ударил ладонью по ржавой стенке гаража.

– Да не ссы! – Ереваныч вынул из внутреннего кармана свернутую в трубку стопку листов. – Держи!

Егор схватил бумаги и судорожно перелистал.

– Оно? – спросил Ереваныч.

– Оно! – с облегчением ответил Егор. – Это оно! Как тебе удалось?

– Пока они побежали снимать тарелку, я зашел в твою почту и открыл последнее письмо. Там что-то по-английски было, я не понял, а аттач успел распечатать.

– Ну ты молоток, Ереваныч! Ну спасибо! С меня причитается!

– Так за чем же дело стало? Сундук уже час нас в «Гусе» дожидается. Пошли?

По пути в пивную «Патлатый гусь» Ереваныч молча курил, а Егор на ходу просматривал бумаги, и схватывая основные комбинации математических построений гениального индуса, все больше убеждался, что это именно то, чего ему не хватало.

Теория Бхавишиведи была густо замешана на индуизме, квантовой теории поля и личном мистическом опыте этого несомненно глубокого и тонко чувствующего человека. Она описывала физические процессы, обеспечивающие переход души в материальный мир и установление ее связи с телом, а также содержала математическую модель формирования кармы.

Основные исходные положения своей теории Чандан Бхавишиведи изложил в коротком, буквально на треть страницы вступлении, и было видно, что обычный человеческий язык дается ему с трудом.

«Тело живого существа, – писал он, – это зона, в котором пребывающая в божественном сознании душа выходит в пространственно-временной континуум Вселенной и соединяется с материальным миром, не становясь, однако, его частью. Любые действия души – а к таковым относятся мысли и поступки носимого ею на данный момент тела – порождают колебания наполняющего божественное сознание кармического поля. Эти колебания, которые, собственно, и называются кармой, сопровождают душу на протяжении всей ее сансары – то есть времени ее существования в различных телесных оболочках. Но карма проявляется не сама по себе, а лишь в бесконечных вариантах сочетаний с кармами других существ. При взаимодействии кармические вибрации душ могут интерферировать, порождая устойчивые связи, усиливаться, ослабляться или видоизменяться, определяя дальнейшую судьбу их телесных оболочек – то, сколько страданий или наслаждений они получат. Все кармические интерференции душ происходят там, в божественном сознании, в жизни же мы видим только результат этих взаимодействий, выражающийся в совершаемых существами поступках и получаемых ими страданиях или наслаждениях. Как и любой колебательный процесс, кармические вибрации подчиняются хорошо известным волновым законам, а вот формы их материализации, то есть формы перехода кармических вибраций из абсолютного сознания в квантовое состояние, и являются предметом моего исследования». И все. Дальше шло двадцать пять страниц сплошных формул.

Но интерес для Егора представляла не вся эта квантово-мистическая муть, а оригинальный метод математического моделирования, примененный Бхавишиведи для описания сложных волновых взаимодействий в кармическом и квантовом полях. Пряча листы в карман, Егор в который раз порадовался, что другие ученые отмахнулись от идей сумасбродного индуса, и за все эти годы никто о них не вспомнил, иначе его открытие обязательно сделал бы кто-нибудь другой. Бхавишиведи не понимал, да наверное, и не захотел бы понять, что описываемые им божественные закономерности можно перенести на материальную природу. Чандан Бхавишиведи не понимал, а Егор Солнцев понял.

8

После полуночи зазвонил телефон. Лис, со сна запутавшаяся в одеяле, в конце концов нашла трубку.

– Лис, мне надо с тобой поговорить. Сейчас! – раздался как обычно грубоватый, но не как обычно взволнованный голос Кот-д'Аржана.

– Добрый вечер…

– Добрый, добрый… Я сейчас внизу, возле твоего дома.

– Так поднимайтесь, пожалуйста, я сейчас открою дверь.

– Нет! Спускайся ты. Тут бар наискосок через улицу…

– «Ма пелюш»?

– Он самый. Жду тебя там.

В баре было всего несколько человек. Кот-д'Аржан сидел за дальним столиком у стены и смотрел в нетронутую рюмку кальвадоса. Лис невольно улыбнулась про себя – за этим маленьким одноногим столиком и на этом гнутом венском стульчике он выглядел медведем из сказки «Теремок». Кот-д'Аржан был одновременно высоким, толстым и мускулистым человеком, этаким Гаргантюа, с туповатым лицом одесского амбала, над которым неизменно нависал очень трогательный коричневый берет.

Тонкая высокая Лис уселась рядом и подумала, что сейчас, со стороны, картина стала еще смешнее.

– Закажи себе что-нибудь, – приказал Кот-д'Аржан.

Лис заказала красное вино.

– Слушай внимательно и не перебивай, – Кот-д'Аржан не поднимал взгляда от рюмки. – Мы серьезно влипли…

Кот-д'Аржан замолк. «Кто это «мы»? Куда влипли? Он пьян», – подумала Лис. Но промолчала.

– Я все понял, Лис. Весь этот институт, весь этот проект был затеян после того, как ты обнаружила на Марсе каннабинол. И только с одной целью – единолично завладеть этим ресурсом. Все остальное – отвлекающие маневры. Все эти частные инвесторы – пешки. За ними кто-то стоит. Кто-то очень, очень опасный. Это он тогда устроил против тебя кампанию в СМИ и превратил все в карикатуру. Потом он использовал меня… а я использовал тебя…

Лис удивленно смотрела на Кот-д'Аржана, и ее начало охватывать беспокойство. Какой-то странный огонек горел в его глазах. Или ей только показалось?

– Они уже изменили твой отчет – убрали оттуда все, что связано с каннабиноидами.

– Они же гарантировали нам открытость научной информации! Я этого так не оставлю!

– Оставишь! Не мельтеши! Они требуют от меня синтезировать похожие грибы, но без генов, ответственных за выработку ТГК.

– Они сумасшедшие?

– Абсолютно. С безграничными деньгами и возможностями.

– И вы согласились?

Кот-д’Аржан опрокинул в себя рюмку.

– Да.

– Но вы же знаете, что это невозможно. Что будет, когда…

– Лис, – перебил ее Кот-д’Аржан, – мы все в заложниках – я и все, кто в курсе, и вся твоя лаборатория. С завтрашнего дня нас переведут на гостиничный режим. Нам запретят покидать институт без сопровождения. У нас уже изъяты средства связи. Если информация о грибах просочится наружу – нас убьют до того, как власти смогут предпринять хоть какие-то действия. Да и власти, скорее всего, куплены. Поэтому я и согласился. Я буду тянуть время, а ты будешь действовать.

– Я?

– Да, ты. Тебе угрожает самая серьезная опасность. Шпильман хотел тебя убить. Я поставил условие, что я работаю на них до тех пор, пока ты жива-здорова. Он пообещал, что оставит тебя в покое, но я ему не верю. Ох, не верю… В ближайшее время они обязательно что-то придумают.

– И что я должна делать?

– Прежде всего исчезнуть. Как хочешь! Куда хочешь! Меняй паспорт, внешность, хоть пол, но исчезни! Из института я тебя увольняю.

– А потом?

– А потом – и это главное! – ты должна вывести всю эту аферу на чистую воду. Ты должна собрать доказательства и обратиться в спецслужбы той страны, которая несет ответственность за эту биологическую экспансию. Ты должна объяснить им, что действовать по официальным правительственным каналам или брать институт штурмом нельзя, иначе мы все погибнем. Вы должны будете что-нибудь придумать. Одним словом, ты должна распутать этот клубок.

– Хорошенькое дело, распутать. Как? С какого конца?

– Ты должна найти, откуда на Марсе появились эти грибы.

– Как откуда? – даже в этой ситуации Лис не смогла удержаться от сарказма. – Согласно теории булласферы профессора Кот-д’Аржана…

– Прекрати! Ты ведь уже поняла, что грибы не могут быть естественного происхождения… Ведь поняла?

– Поняла.

– И что моя теория булласферы в данном случае неприменима, ведь поняла?

– Поняла.

– Ну так и я это понял. Значит, бактерии были занесены туда искусственно с Земли. Значит, несколько десятков лет назад на Марс был отправлен корабль. Ты должна найти, кто его отправил – американцы, русские или китайцы. С какой целью. Кто за этим стоит. Ты должна собрать доказательства.

– Не знаю… Постараюсь.

– Постарайся. Других вариантов у нас нет. А сейчас исчезни.

– Опять шляпа. Шляпа, шляпа, шляпа… – пропела Лис свое любимое буквосочетание, которое от частого повторения давно перестало быть словом. Иногда оно звучало как «ляпаш», иногда как «пашля».

Ну что-ж, очередной каприз судьбы. Как тогда, на тропинке… Кому-то наверху стало обидно, что она почти забыла его, он затопал ножками в розовых носочках, затряс кулачками и закричал: «Не хочу, не хочу, не хочу, не хочууу!». Вот и все.

Но Лис уже научилась принимать перемены, не цепляясь за кочки благополучия. Еще в баре и по пути домой Лис проанализировала ситуацию и продумала план дальнейших действий.

Итак, все стало на свои места. Кот-д'Аржан, конечно, сошел с ума. Это классическая паранойя. Болезнь будет прогрессировать и наконец выльется наружу каким-нибудь скандальным образом. Но сейчас она ничем не может помочь. Любая попытка повлиять на него вызовет только агрессию.

Что делать? Исчезнуть, как того требует Кот-д'Аржан? Из института она уволена. Ее появление приведет лишь к еще большему обострению. С работой справится Чжан Тинг. Значит, исчезнуть. Куда? Поехать на море с кем-нибудь наименее противным. Может быть, даже с Олли, который об этом мечтает. Олли совсем не противный, даже наоборот, но для него это слишком уж серьезно. Не хочется терять друга. Ладно, подумаем завтра.

Что дальше? Через месяц сесть, наконец, за книгу, которую уже даже не просит, а умоляет написать издательство SkyLibris. Через полгода взять курс в университете Пьера и Марии Кюри, куда ее все время зовут.

А потом? А потом видно будет. Прилетит Флибустьер. Ситуация рассосется. Может быть, она спокойно вернется в институт.

От этих мыслей ее отвлек разносчик пиццы, который пробежал навстречу ей вниз по лестнице, когда она уже почти поднялась к себе.

Приняв душ, Лис пошла на кухню и включила кофе-машину. Мельница деловито загудела. Лис привычным жестом потянулась к бутылке с чистой водой, взяла ее… и опустила на место. Что-то было не так. Лис взялась за крышку, но поднялась вся бутылка. Лис никогда не завинчивала крышки на бутылках! Это был ее неодолимый бзик неизвестного происхождения. В детстве за это ей выговаривала мама, позже это было причиной претензий от ее соседей по кампусу. На кухне Лис все бутылки тоже стояли с надетыми, но незавинченными крышками.

В кладовой комнате, где на отдельной полке хранились ее старые приборы и кое-какое химическое оборудование, она нашла футляр с фонариком для ультрафиолетовой подсветки и специальными очками. Осветив бутылку под разными углами, она не обнаружила ни одного отпечатка – только какие-то полосы. Для проверки она прикоснулась к бутылке указательным пальцем и увидела четкий светящийся отпечаток. Значит, бутылку кто-то протер.

Тогда она сняла с полки свой личный антиквариат, свой самый первый экспериментальный молекулярный квантовый анализатор. Она протерла прибор и, затаив дыхание, включила адаптер в розетку. Прибор мигнул, пробубнил что-то невнятное и затих, глядя на нее круглым зеленым глазом. Он работал.

Лис взяла пипетку, отобрала немного воды из бутылки, положила большую каплю в объектную камеру и закрыла задвижку. Прибор испустил серию щелчков, камера несколько раз осветилась изнутри разными цветами. Наконец прибор сказал «бип» и замолк. На примитивном дисплее прибора появились строки с названиями веществ, обнаруженных прибором в капле воды. Среди них выделялась красная строка

ATTENTION>>>POISON>>>UNKNOWN

Лис уставилась на бутылку. Объяснения и планы, которые она только что построила, рассыпались.

– Шляпа, – только и сказала она вслух.

9

Спокойно. Надо построить другую схему. Нет, все размышления на потом. Уж если кто-то решил совершить убийство таким экзотическим способом, то у него явно найдутся и другие способы, может быть, даже совсем не эстетичные. Кот-д'Аржан сказал немедленно исчезнуть. Значит, надо немедленно исчезнуть.

Лис схватила свой командировочный рюкзак и пошла по квартире, стараясь не перерывать вещи, и брать что попроще и полегче. Мобильник выключить и оставить дома. Всякие фантазии с утоплением его в Сене отбросить как примитив. Какое-то время придется побыть без связи. Паспорта. Деньги. Банковской картой пользоваться нельзя. Наличные. Она еще раз отругала себя за то, что регулярно не выполняла давно затеянный план, порожденный унаследованным от советских родителей генетическим недоверием к безналичным деньгам – снимать каждую неделю по 200 евро и прятать в тайник. Теперь наличных осталось всего 123 евро. Зато гривен нашлось целых 150 тысяч. Взять на всякий случай.

Вопрос, куда бежать, даже не возникал: конечно, к Олли.

К Олли она заявится без звонка. Если его нет, или у него гости – противнее всего женщина, а еще противнее та назойливая американская актриса в маечке с надписью #PleaseMeToo – она подождет у соседей-анархистов. Они хорошие ребята, они всегда дома, всегда пьют и строго соблюдают правила конспирации.

С Олли они решат куда, двигаться дальше и где залечь. В идеале, конечно, к Оскару Гвюдансону, старому надежному другу, но это далеко – аж на Гавайях. Может, в Швейцарию? А может, к кому-то из многочисленных друзей Олли, куда-нибудь в Исландию или Ливан. А может, в Украину? Подумаем. А как через границу? Могут ли они контролировать пересечение границы? Будем считать, что могут. Знает ли Шпильман о ее украинском паспорте? Обязательно знает. Да, белых пятен пока еще слишком много. Единственно, в ком Лис не сомневалась – это в Олли. У них никогда не было интимных отношений, но она чувствовала в его верности и дружбе нечто гораздо большее… Ну, значит, заодно сбудется и его тайное желание. Да и она, наверное, не против. Наверное…

Через час она оставила машину на стоянке в 20 минутах ходьбы от места. Олли снимал студию в старом жилом доме в небогатом, но чистом районе. Дом этот всегда нравился Лис, потому что отдаленно напоминал ей одесский дворик, где жили ее греческие родственники, и куда она всегда старалась сбежать из квартиры на Софиевской.

Олли был один. Лис уселась с ногами в свой любимый голубой шезлонг. Глядя, как Олли колдует над газовой горелкой и туркой, Лис вдруг почувствовала тень какого-то давно заросшего чувства… она попыталась поймать его… да, чувство защищенности, детское ощущение того, что рядом с папой все должно быть в порядке. Олли снял турку с огня и звякнул чашкой. От этого звука тень из детства шмыгнула под кровать, где живут все тени, и растворилась.

Оливер Хубер, швейцарец, для друзей Олли, был на 10 лет старше ее. Познакомились они тоже лет 10 назад на какой-то вечеринке и быстро нашли общую тему: оба страстно любили Достоевского, ради которого Олли даже выучил русский язык. Олли зарабатывал на жизнь, и неплохо зарабатывал, сценариями для рекламных клипов. Он и сам часто снимался в них – высокий, жилистый, с седыми и будто нечёсаными волосами, скуластым лицом – ему особенно хорошо давались роли карикатурных викингов.

В комнату заглянула Тахра, шикарная шоколадная сиамская кошка. Она была хозяйкой третьего этажа, свободно переходила по общему балкону из одной квартиры в другую и следила за порядком. Гостей, которые были ей неприятны – будь то кошки, собаки или люди – она прогоняла, нападая без предупреждения. Пару раз это привело даже к судебным искам, но весь третий этаж единодушно становился на ее защиту, и конфликты как-то улаживались. С Олли у них были равноправные дружеские отношения, а Лис она вообще считала своей конфиденткой. Вот и сейчас она прыгнула на колени Лис и потребовала прекратить никчемный разговор с Олли.

Поглаживая Тахру, Лис рассказала ему все.

– Кот-д'Аржан должен был сразу понять, что дело пахнет керосином, – сказал Олли, дослушав рассказ. – Эти странные анонимные инвесторы. Неужели вы думали, что все это останется всего лишь научной проблемой? Это же гигантские деньги! Это наркотики! Тебе ли не знать!

– И ты туда же! Пойми, для нас этот гребанный тетрагидроканнабинол – всего лишь органическое соединение на основе изопреновых звеньев. И все!

– Ладно, оставим это. Ясно одно – тебе угрожает опасность. Хорошо, что ты мне не позвонила. Машин точно за тобой не было?

– Точно. Я нарезала несколько лишних кругов. Я бы увидела.

– Значит так. Поживешь пока здесь, но с завтрашнего дня не в моей квартире. Будешь жить у Иляны Порческу. Она проститутка, но клиентов здесь не принимает. По ночам работает.

– Зачем это?

– Скоро они пробьют твои связи и поставят на прослушку всех твоих друзей.

– И сколько это продлится?

– Откуда я знаю? Пока не распутаем все, как просил Кот-д'Аржан, мы ничего не будем знать наверняка.

– Мы?

– Конечно! Ты думала, я оставлю тебя в такой ситуации?

– Олли, спасибо, конечно, но это же опасно! И… вообще…

– Что «вообще»? Ты знаешь, сколько денег я смогу срубить за такой сюжет? Ты не можешь лишить меня такой возможности! Распутывать будем вместе! Только давай начнем завтра, ладно? На сегодня всё. Давай ужинать. Есть виски, вино и шнапс. Сиди, не вставай. Подожди, я задерну шторы. Уже темно, а мы как на витрине.

Олли задернул шторы. Стало уютно.

На ужин Олли приготовил два идеальных во всех отношениях стейка. Поужинав, они сидели на диване при свечах и пили красное вино с сыром и виноградом.

– Слушай, Оли, я не знаю, что сказать… Я прибежала к тебе со своей проблемой. Я даже не задумывалась, куда идти. Я очень благодарна тебе. Ты ведь не обязан…

– Лис, ты не понимаешь… Ты для меня… Не знаю, может быть, в детстве я видел ангела, и он был похож на тебя. Но как только я тебя увидел, я вдруг понял, что ты – часть моей жизни. Но только та часть, к которой я сам не могу прикоснуться. Понимаешь? Все эти годы я был как будто скован чем-то… каким-то странным оцепенением перед твоей… неприступностью для меня. Не думаю, что ты понимаешь…

– Неприступность? Олли, я ненавижу это слово. Это моя главная проблема, с тех пор как… я как-нибудь потом тебе расскажу. В присутствии мужчин эта маска сама наползает на меня, чтобы скрыть страх. Я сижу внутри крепости, и не знаю, как ее взять.

Она повернулась и села ему на колени.

– Давай наконец покончим с нашими неприступностями…

Она провела ладонями по его лицу, уперлась лбом в его лоб и стала расстегивать ему рубашку.

Дикий визг заставил их вздрогнуть так, что полетели стаканы. Первое мгновение Лис и Олли поддались животной панике и ничего не могли понять.

Штора балконной двери отлетела, и в комнату ввалился человек в сером костюме с пистолетом в руке. Между ног этого человека бился и истошно орал коричневый комок. Человек упал и выронил пистолет. Судя по всему, он пытался тихо войти в балконную дверь, и это не понравилось Тахре.

Тахра подошла к делу основательно и действовала целеустремленно. Передними лапами она вцепилась в то место, где должен находиться член. Закрепившись на нем своими отточенными когтями, она задними лапами с бешенной энергией полосовала брюки и живую плоть.

– Иннннь-яу-яу-яу-яу-инннннь-яу-яу-яу… – орала Тахра. Человек же в сером костюме боролся, крепко сжав зубы и не издавая ни звука.

Человек извивался и пытался отодрать Тахру от своего паха. Но как только он касался рукой ее гладкой, выскальзывающей шерсти, она шипела, изворачивалась и кусала руку, перенацелив на нее и задние лапы. Передние же лапы продолжали крепко держать свою добычу.

Олли быстро пришел в себя. Он пнул ногой пистолет, и тот скользнул под шкаф. Потом он подбежал к дерущимся, стал на одно колено и, улучив момент, точно и резко ударил человека в подбородок. Голова мотнулась и с глухим стуком ударилась о ковер. Человек сразу обмяк и расползся. Удивительно, но в тот же миг Тахра перестала орать. Она соскочила с поверженного врага, и как ни в чем не бывало направилась к Лис, очевидно похвастаться и рассказать, какие козлы иногда приходят к ним в дом.

– Ты его убил! – прошептала Лис.

– Я его спас. Тахра не воюет с тем, что не движется. Но нам не о нем надо думать. Он тут не один. Бежим.

Лис схватила свой рюкзак и куртку, а Олли достал из кладовки свой «тревожный чемоданчик» – так он называл сумку, в которой всегда держал документы и самые необходимые вещи, а кроме того, кофе, презервативы и что-нибудь почитать. Из небольшого цифрового сейфа, замаскированного под подставку для цветочного горшка, он извлек и сунул в карман толстую пачку евро.

Олли погасил оставшуюся свечу.

– Сюда, – прошептал он, и они выскользнули на общий балкон со стороны внутреннего двора. Они крались мимо закрытых или открытых, освещенных и темных квартир к противоположному крылу здания. Дойдя до предпоследней двери, Олли толкнул ее, и они оказались в комнате, заставленной музыкальными инструментами. Одну стену занимали портреты Бакунина, Махно и Че Гевары. Компания из пяти-шести человек сидела на полу и выпивала.

– Товарищи! – обратился к ним Олли, – мы вынуждены воспользоваться вашим революционным выходом. Нас преследуют ревизионисты. Пожалуйста, продолжайте выпивать, потому что вы ничего не видели и не слышали. До встречи на баррикадах! No pasaran! – и Олли выпил протянутый кем-то стакан.

На выходе Олли прислушался, тихо приоткрыл дверь и огляделся. Во внутреннем дворе никого не было. Лис и Олли пересекли двор, нырнули в подъезд другого дома, прошли его насквозь и оказались на улице.

– Куда мы теперь? – спросила Лис.

– К Робишо.

– Это к которому?

– К тому самому.

– Который писатель?

– Который писатель, журналист, антрополог, специалист по преступным сообществам, этнограф, белый колдун, а заодно и мой друг.

– Ты не говорил, что знаком с ним.

– Много раз говорил! Я тебе говорил, что у меня есть друг Гуго, это он и есть!