Исповедь

Глава десятая

Еккл.4:9–12 Двоим лучше, нежели одному; потому что у них есть доброе вознаграждение в труде их: ибо если упадет один, то другой поднимет товарища своего. Но горе одному, когда упадет, а другого нет, который поднял бы его. Также, если лежат двое, то тепло им; а одному как согреться? И если станет преодолевать кто-либо одного, то двое устоят против него: и нитка, втрое скрученная, нескоро порвется.

Как ни странно, но туго завернувшись в свою куртку, он спал очень крепко. Это, пожалуй, был его первый раз, когда ощущалось, что произойти уже ничего не может. Приходилось лишь только иногда подхватываться из-за сильнейшего ветра, который с каждым часом свистел всё громче. Самый крепкий период начинался тогда, когда всё вокруг замолчало. По его предположению, это уже было утро. То утро, которое теперь ничего не значило, лишь только заставляя его немного помолиться и снова уснуть.

Самый крепкий период сна неожиданно резко оборвал скрип всё того же пола, который начинал раздаваться лишь ближе прямо над его головой. Это не было похоже на ветер или что-то подобное. Через ещё пару таких протяжных звуков стало как-то совсем не по себе. В отличии от него самого, мысли выживания никак не хотели просыпаться. Понять, что нужно делать, не получалось. Просто открыть крышку и выбежать наверх – не вариант точно. Тогда, скорее всего, придется потом обратно залезть под пол, но только уже, возможно, в последний раз.

Пока он пытался что-то выдумать, та самая дверца открылась снаружи, и его слабые глаза резко и очень болезненно поразил яркий и тонкий свет. Рома упал на землю, хватаясь за обжигающиеся глаза и пытаясь не думать о том, что кто-то на самом деле сейчас стоит прямо над ним. Боль была такая, что казалось, он вот вот сейчас убьет себя сам.

– Живой значит, – раздался очень знакомый голос, который за секунду пробил его дрожью с ног до головы.

Пытаясь посмотреть туда, наверх, открывая глаза, он видел перед собой лишь белую, часто мигающую разными оттенками, размазанную серыми цветами пелену.

– Командир? – громко спросило его ещё сонное нутро, параллельно издавая звуки, очень похожие на стоны.

– Ну а кто же ещё.

Сквозь закрытое руками лицо, немного начинала быть заметна его улыбка, почти выходящая сейчас за пределы сухих и тонких рук. Непонятно от чего текли слезы, понемногу сочащиеся из тех же рук наружу.

Первым, что удалось ему четко увидеть, была знакомая, большая рука, вытянутая прямо в этот погреб. Он схватился за неё изо всех сил, что ещё оставались и его, неожиданным рывков вытянули наружу. Упав на пол, на всё тот же ковер и поворачивая кружащуюся голову, он радостно посматривал на Серегу.

– Спасибо, – сказал он, на самом деле желая сказать невероятно огромное количество приятных слов.

Рома закрыл глаза и принялся молиться, не замечая, как уже начинал раздаваться скрип из разных уголков дома. Он благодарил Господа за всё это. Он говорил ему такие простые слова не один и не два раза. До того момента, пока его внутренний голос тоже не начал угасать. По всей видимости, наступал тот момент, когда последние силы, потраченные на эмоции, покидали его тело окончательно

* * *

Он пытался понять, что происходит, когда стало ощущаться какое-то покалывание на лице. Ему было настолько плохо, что он никак не мог понять происходящее с ним. Покалывания стали всё больнее и в какой-то момент, когда голова уже сильно поворачивалась с каждым таким приходом боли, он неожиданно открыл глаза, увидев перед собой лицо Артура, держащего бутылку воды. Через несколько секунд тишины он почувствовал воду на своем лице, а ещё через время начал ощущать запах тушенки. От этого вкуса его снова начало шатать по сторонам, перед глазами немного появлялись какие-то блики и неожиданно почувствовалась рука Сереги, придерживающая со спины.

– Спокойно, спокойно. Давай ка, держи. Ешь, – прозвучал его голос.

– Ой, ну вы его, командир, как ребеночка прям, – был слышен голос Артура. – Маленький поп. Хотя не, ненасытный батюшка…, – дополнил он, начиная немного смеяться вместе с Лешей.

Серега протягивал ложку к его рту и тот, медленно открывая его, забирал странно теплое тушеное мясо, по всей видимости, свинины. Так, через несколько минут его состояния стало немного улучшаться. Он уже лучше слышал, что происходит вокруг, а ещё через время, сам взял эту ложку и жадно принялся поглощать всё, что было в банке. Самым большой стресс, как теперь казалось, начинал испытывать желудок, который не ел уже больше двух дней. Он не мог вместить в себя больше десяти небольших ложек и через сильнейшие боли, видимо, понемногу начинал свою работу, как-то пропуская всё дальше. Вода с журчанием пробегала по его организму, заставляя чувствовать её холод почти на всем протяженном пути, от горла до самого низа.

Так, через какое-то время, придя в себя, он стал пытаться осознать хоть что-то, вглядываясь в лица Артура, Леши, ну и конечно Сереги. Самый говорун теперь как ни странно молчал, лишь иногда поглядывая на него с небольшой улыбкой, Его друг был ещё более замкнутым, глядя не одну минуту лишь куда-то за коридор, ну а командир остался всё тем же. Такой же спокойный, уверенный и живой. Очень необычно было ощущать, что он снова здесь. Ком в горле не давал ему сдержать своих эмоций. Лишь только немного, отворачивая своё уставшее лицо, он хоть как-то не показывал свою радость. Он решался спросить у них, что произошло и как они выбрались, но их выражения лиц почему-то не давали ему этого сделать. Они были очень спокойными, словно ничего и не было.

Неожиданно парни начали понемногу собираться, застегивая свои рюкзаки, которые всё так же были целы и невредимы, устремляя свой спокойный шаг в сторону выхода. Благо, к Роме стали возвращаться хоть какие-то силы и он как-то мог идти за ними. Серега молча шел рядом с ним, держа в руках свою потрепанную карту. Сейчас не было сильно интересно, что там на самом деле внутри? Куда интереснее было другое.

– Товарищ командир, – тихо сказал он, немного опасаясь, что ребята впереди могу услышать.

Тот как-то непонятно посмотрел на него, потом снова на карту и снова прямо ему в глаза, но уже более спокойно.

– Да какой я тебе командир? Это же для ребят. Они ведь вместе со мной… работают, – немного растеряно сказал он. – Что такое?

– А что произошло?

Тот уже не оборачивался на него, лишь спокойно смотря куда-то вдаль. Очевидно, он знал хоть что-то, но почему-то всё это снова имело какую-то тайну, незнание которой только больше казалось Роме неприятным.

– Вы же что-то знаете. Я вижу. Я ведь в том месте много чего видел.

– Что, например? Резко прервал его грубый, но спокойный голос.

Тут он растерялся. Внутри сейчас было столько всего, что выбрать оттуда какой-нибудь один момент, было как минимум смешно.

– Ну? – повторил всё тот же голос, – что видел то?

– Нацистов, – кратко и просто сказал он.

– Так. И что?

– Они вправду там есть?

Серега немного усмехнулся, поглядывая на потерявшегося Рому.

– Ну, раз видел, значит есть.

– А расстрел? Вы были на расстреле?

– Расстреле? – задумчиво спросил грубый голос. – Ну раз тут сейчас рядом с тобой иду, значит, наверное, не был.

Действительно, весь тот эпизод, пожалуй, было бы лучше просто оставить у себя в памяти или даже вообще забыть. Скорее всего, это были какие-то галлюцинации, либо сон.

– А что, ты был?

– Да, – не задумавшись, ответил он. – Хотя, нет.

– Так да или нет? – улыбаясь, спросил его тот.

– Я не знаю.

Они шагали дальше, но теперь лишь в полной тишине, иногда прерывающейся легким, спящим ветром. Идя по полю, вдоль леса, он то и дело пытался спросить у Сереги что-то ещё, но в какой-то момент все эти воспоминания куда-то исчезали. Казалось, что спросив об этом, он может запутаться ещё сильнее.

Пытаясь сейчас убрать всё это из головы, он стал немного больше обращать внимание на происходящее вокруг. Чем дальше они шли, тем ещё куда больше мир казался лишь серым. Однотонно было всё, вплоть до их одежды, покрывающейся всё больше серым снегом, который в этих краях почему-то был мельче, но чаще. Почти все деревья были сухими, никак не подавая жизни, а небо висело каким-то кусками, налепленными друг на друга. Иногда, где-то впереди, виднелись искажения пространства, примерно напоминающие порывы большого огня, но вот только ничего подобного там не было. Парни оборачивались к ним, скорее всего, так осведомляясь, что всё в порядке. Серега раз в несколько десятков минут вновь доставал свою карту, параллельно поглядывая на всё вокруг.

Ближе к вечеру, когда лучи стали понемногу угасать, ледяной ветер начинал усиливаться так же, как и вчера. Серый снег уже пытался резать глаза и изо всех сил старался затормозить их ход. Роме было ясно, что всё это теперь будет лишь усиливаться.

Самое удивительное наступило дальше. В какой-то момент, когда порывы были такие, что все они просто лежали на земле, пригнув свои головы как можно ниже, это явлении вдруг вмиг ушло, как быстрый поезд, оставляя где-то там небольшие звуки последнего вагона. Подняв голову, он открыл глаза и даже не почувствовал хоть малейшей снежинки. Был полный штиль, который где-то в глубине души поначалу даже пугал. В какую-то, одну из первых минут, тишина была такой, что чем-то начинало напоминать ощущение того самого котла, где тогда пришлось знатно повариться. Слышалось, как медленно бьется сердце и всё больше возникало ощущение чего-то нарастающего.

– Бежим, – крикнул Серега, нарушив тишину до сильнейшего испуга абсолютно всем. Артур с Лешей ринулись первыми, лишь иногда оглядываясь назад, на своего командира. Рома как можно быстрее пытался не отставать, слушая работу его организма.

– Командир, – вдруг сказал Артур, показывая беглой рукой куда-то вдаль.

Там немного были видны плоские крыши домов, стоящий за небольшим холмом, который им, скорее всего, стоило преодолеть. Крыш было пять. По крайней мере, пока пять. Такой же непонятный и, возможно, одинокий, заброшенный район, поджидал их примерно ещё в тысячи метрах.

– У нас ещё примерно четыре минуты. Леха, засекай, – сказал резкий и довольно волнительный голос Сереги, поглядывая моментом на свои часы, то куда-то назад, во всё большую темноту.

Никак не было понятно, что станет через четыре минуты, но что-то внутри создавалось лишь плохое воображение и с каждой минутой, которая теперь считалась сама в голове, только больше становилось не по себе.

Забежав за холм, оказалось, что те самые крыши – лишь малая часть всего того, что было на большом пустыре. Помимо восьми пятиэтажек ещё имелся большой частный сектор, заставленный различными серыми коробками, огражденными друг от друга такими же серыми, никак не нужными заборами. С виду, это место полностью казалось мертвым и чем ближе они подбегали к домам, тем лучше это становилось видно.

– Сколько? – крикнул вперед Серега.

– Минута, – тяжело ответил ему Леша, уже даже не оборачиваясь назад.

– Тогда вон к тому, к самому первому. Артур – в первый подъезд, Леха – во второй, а я в третий.

– Пускай и этот тоже идет ищет. А тот так и сдохнет, смотря, как другие работают, – недовольно выкрикнул Артур и тут же убежал дальше.

– Хорошо, – сказал Серега, медленно поворачивая своё красное и немного потное лицо на Рому – Так. Значит, тебе лишь нужно найти подходящий подвал. И всё. Ничего лишнего. Увидишь открытую дверь – забегай, смотри. Если всё хорошо – зови нас. Понял?

– Да, – ответил Рома, уже примерно думая, как будет всё это делать?

Первые три подъезда, конечно же, как и говорили, расхватали они, оставив ему предпоследний, странноватого вида закуток одного из домов. Забежав внутрь, он лишь немного видел саму лестницу, никак не говоря уже о двери подвала. Вытянув вперед руки, чтобы не удариться, он как-то нащупал ту самую дверь, которая своим расположением немного отличалась от той, что была тогда, в последнем доме. На этот раз, она стояла в метрах пяти от самой лестницы. Сначала немного дернул её, видимо, думая, что она может открыться и так, но потом, спустя несколько секунд, уже стал бить её своим плечом. Его остановил лишь звон замка, который то и дело намекал ему, что дверь закрыта. Ничего не было видно.

– У тебя что?

– Тоже глухо.

– Леха, бежим дальше. Время уже истекло, черт. Где этот идиот? – слышался визжащий голос Артура, шаги которого приближались к нему всё ближе.

Резко забежав внутрь подъезда, тот сразу же очень громко, крикнул что-то непонятное в темноту и оттолкнув в сторону, посвятил своим фонариком на замок.

– Командир, сюда!

На этот раз начался звон в ушах, сопровождавшийся какой-то суетой, происходящей рядом с дверью. Оба подбежали довольно быстро и какое-то время лишь просто стояли, уставившись на странно отсвечивающий замок.

– Ты уверен, – спрашивал Серега.

– Да вы поглядите, какой новый. Отполированный. Елки палки, да надо его пробивать, командир. Точно не лоханемся, – волнительно, перешагивая с ноги на ногу, произносил говорун.

Тот ничего не отвечая высунул из кобуры свой пистолет и отойдя на пару шагов назад выстрелил прямо в то самое место. Снова небольшой звон в ушах, плавно угасающий и переходящий в какую-то легкую, но постоянную стадию. Леша внезапно распахнул дверь и все они трое резко забежали внутрь, начиная бегло светить по всем сторонам подвала. Зайдя следом, Рома увидел лишь мрачное помещение, лишь моментами немного освещаемое, давая понять границы этого пространства. Самое странное, что было сейчас здесь – небольшое тепло. Оно пугало его, давая вспомнить о том, где он ощущал это в последний раз?

После издавшегося, далеко знакомого щелчка где-то сбоку, помещение вдруг стало освещаться желтым фонарем, висевшим прямо над его головой.

– Опа, – улыбчиво сказал Артур, держа руку на том выключателе, что издал тот самый, старый звук. – А вот и свет.

Эта теплая, бетонная коробка оказалась самой настоящей жилой комнатой. Все они, удивленно и молчаливо осматривались по сторонам, лишь больше теряя какие-либо подходящие мысли или же слова. В одном из углов этого места стоял большой шкаф, забитый книгами и различными мелочами. Сразу за ним, вдоль стены, шел комод, на котором аккуратно стояли фотографии в рамках, а дальше была небольшая кровать с тумбой и своим светильником, ловко прибитым к стене. Под кроватью же лежал небольшой коврик, видимо, для большего комфорта. Развернувшись в сторону выхода, Рома увидел потрепанные и полуразбитые картины, заполняющие почти всю стену. А самое важно, что так сильно пугало его, ещё не забытое ощущение – печь. Она почему-то стояла в самом темном углу комнаты и её труба вела куда-то наверх, на этажи. Да, это было самое настоящее жилое помещение. Вот только, к кому они смогли пробраться, сейчас было никак не ясно.

– Эй, поп, смотри, кореш тут твой, походу, живёт, – резко крикнул Артур, оставляя в комнате эхо и тот, повернув голову, увидел стоящие в уголке иконы.

Что-то очень сильное сейчас пыталось выйти из него и он, застыв на одном месте, лишь только больше наполнялся каким-то странным чувством вины и немощи. Хотелось прямо здесь упасть и начать молиться, прося у Господа прощения за всё, но в тот самый момент, когда это вот вот должно было случиться, большая и теплая рука похлопала его сзади, мгновенно приведя в чувство. Стало ясно, что сейчас не самое подходящее время для этого.

В один миг все трое резко подбежали к двери и стали как можно лучше подпирать её. Пока Серега с Лешей держали этот кусок металла, Артур искал что-нибудь в комнате, чем, по всей видимости, можно было бы его закрыть. Под ноги ему попался какой-то небольшой виток проволоки и с небольшим усилием, он закрутил её вокруг дверных ушей. Аккуратно опустив дверь, они отошли немного назад и стали зачем то наблюдать. Звуки, появляющиеся снаружи, сильно удивляли Рому. Резкие порывы ветра сопровождались каким-то глухим грохотом, который издавался, как ощущалось, сразу со всех сторон. Нет, он не мог поверить, что гром может быть зимой, а точнее в такую погоду. Хоть сейчас и была весна, но очевидный минус на воздухе присутствовал всегда. Серега повернулся к нему и будто бы зная его удивление, лишь легкой улыбкой, посмотрел на него. Значит, скорее всего это и было тем, от чего они так усердно бежали, пытаясь найти подходящий подвал. Значит, это что-то, снаружи, на самом деле опасно. Даже через десять и двадцать минут оно не собиралось заканчиваться и ребята уже лишь просто занимались своими делами, пробуя растопить печку и спокойно готовясь ко сну.

Рома сел около тех икон и закрыв глаза, начал молиться. Иногда он резко засыпал, просыпаясь от небольшого холода, который всё же поглощал то небольшое тепло тлеющих поленьев. В один из таких моментов, когда он немного открывал глаза, на вид бросился сидящий рядом командир, который даже немного сумел его испугать. Он почти беззвучно дышал, держа перед собой какой-то старый, потрепанный лист бумаги. Неаккуратно порванные края этого этой вещицы и какие-то точки на ней, говорили, что скорее всего это была карта, а точнее, её часть.

Вдруг тот повернул свою голову и увидел его, смотрящего с немалым, сонным интересом.

– Это карта, – тихо прошептал командир. – Хочешь? – такой вопрос ещё быстрее заставил пробудиться его и он, сев поудобнее, протянул свою худую руку.

Действительно, это была часть карты. Примерно та, что показывает северо-западный, центральный и приволжский федеральные округа. Это он понял по еле заметным надписям. Из-за того, что она была нарисована от руки, ему казалось, что невозможно было найти такие города, как Москва, Санкт-Петербург, ведь по сути, они должны быть здесь. Ничего подобного не имелось. Были какие-то буквы, перемешанные с цифрами, находившиеся над большими, жирными точками, почти пробитыми насквозь и границы с дорогами. Грубые и плотные границы определенных участков этого потрепанного куска бумаги, нарисованных, по-видимому, с особым усердием.

– Это же наша, русская? – спросил он Серегу.

– Да. Но как… русская? Наша.

– А где Москва, Астрахань?

Тот отвернулся, смотря куда-то вдаль, даже немного меняясь в своем лице. Видимо, он снова не хотел говорить об этом, хоть и сначала казалось совсем другое.

– Ладно, – вздохнув, сказал Рома и опустил этот лист на холодный пол.

– Таких городов больше нет, – неожиданно, тихо и морозно прошел этот спокойный ответ. – Забудь эти названия. А лучше, вообще не бери себе всё это в голову.

– А что теперь вместо них?

– Ты, правда, хочешь знать? – спрашивал он, смотря прямо Роме в глаза.

– Да.

Снова было лишь молчание на несколько секунд, с небольшой натяжкой выпускающее пар из носа.

– Там теперь пустыри. Где-то большие котлованы. Есть даже места, где ещё стоят такие вот дома, но это теперь редкость.

– А границы эти? Что они значат?

Снова лишь редкий треск в печи оживлял их полусонный разговор. Кажется, все эти вопросы были для него чем-то более важным, нежели для этого новичка.

– Значит, всё таки, мировая война, – тихо пробурчал под себя он, пытаясь до какого-то не последнего конца представить ситуацию.

– Откуда ты взял, что мировая?

– В камере той слышал, да и так, всё похоже на последствия..

– Мировой? – прервал его грубый и тихий голос. – Нет, какая же это война? Мировая это ведь всегда конфликт между, как минимум, двумя странами, которые начинают как-то влиять друг на друга, а здесь…., поверь…, – Серега снова застопорился, о чем-то думая. – Здесь только одна сторона. И всё…

Нечего было ещё подумать ему, так как всё это снова заходило в непонятные домыслы, самостоятельно развивать которые никак не хотелось. Говорить дальше, по всей видимости, опять не очень то имело какой-то смысл, особенно когда голова уже наполнена достаточным количеством полнейшей неурядицы. Он больше ничего не спрашивал, лишь только мельком посматривая на лежащую карту. На ней прерывающимися линиями были странно нарисованы различные символы, похожие на радиацию и подписи – новые, сектанты, РФ, колония. Очень странны, сильно помятый кусок бумаги был таким же непонятным, как и слова друга его настоятеля, но очень интересующим и очень страшным, казавшимся теперь не таким невероятным, как ещё мог бы казаться пару дней назад.

– Ну и что с твоим здоровьем после всего, – неожиданно прошептал ему знакомый голос, который, как казалось, уже спит.

Никак не ожидая, он сначала даже запнулся, желая сразу выкинуть часть собравшихся эмоций прямо на него, но потом каким-то образом быстро пришел в себя и уже спокойно направлял свой взгляд куда-то в тень.

– А как ты думаешь?

– Думаю, что не очень. Здесь ведь не церковь. Здесь люди своих же убивают, – с небольшой злостью закончил Серега.

– Вот это меня и пугает больше всего. Не понимаю, как можно так поступать?

Тот сильно выдохнул и пытался что-то сказать, каждый раз закрывая рот на начале слога.

– Можно. Поверь. Если больше ничего не остается, то можно, – всё-таки решившись, сказал он в ту же темноту, куда глядел Рома.

Тема уже точно подходила к своему угасанию, как и тлеющие дрова в печи уже почти полностью догорали и он укладывался на знакомый, бетонный пол как можно удобнее. Теперь его лишь беспокоил звук небольшого дождя, который заносился ветром прямо на лестничную клетку и казалось, что кто-то хаотично поливает подъезд с лейки.

– А что это?

– Где? На улице? Даа… – снова его задумчивость, потом небольшое молчание, но после продолжение. – Бомбы. Всё дело в них.

– Из-за них идет дождь?

– Да, – просто ответил ему он.

Теперь уже Рома точно решил засыпать, никак не хотя продолжать этот полупустой разговор, набитый лишь грудами непонятной информации.

– Можешь спать долго. Нам ещё здесь как минимум часов двенадцать пережидать, – сказал, по всей видимости, последнее на сегодня Серега и тоже стал поудобнее укладываться рядом с ним, прямо под иконами.

* * *

В эту ночь ему никак не спалось. Дело было даже не в том, что слышалось за дверью, а в том, какой на душе был камень? Казалось, что он помолился за всех и попросил у Господа милости за всё, но что-то до конца так и не хотело отпускать. Примерно такое же ощущение было в подвале того заброшенного, деревянного дома, но только теперь, это ощущение становилось гораздо тяжелее. Он поднялся, закинув новых дров и послушав около двери более громкие звуки необычной погоды, которую раньше никогда не встречал. Он даже успел присмотреться на стеллажи шкафа. Посмотрев все стоящие там фотографии, было ясно, что на всех них есть один и тот же человек, которому скорее всего и принадлежала эта хижина или, быть может, принадлежит и сейчас. Догадок, кто мог бы ещё владеть этим погребом – не было, хоть и вариантов тоже. Смотреть всё это, казалось, небольшим глотком чистого воздуха в этом грязном и сером мире. Такая память теперь точно была на вес золота и всё же, внутри, задавался вопрос – где он? В какой-то момент он всё же уснул, держа в руках затертую, почти полностью потускневшую икону божьей матери. На этот раз, казалось, сон был куда более крепок. Но только казалось…

Когда вроде бы ничего не могло потревожить такой сон, он услышал скрип. Спокойно и не особо вникая в это, Рома продолжал его слушать, именно до того момента, пока не закончился. Тогда, в странной, подвешенной тишине, ледяной воздух стал затекать прямо под его замлевшее тело, заставляя открыть глаза. Даже ещё некоторое время, видя всё происходящее, он всё же не до конца понимал, что происходит. Его взгляд лишь смотрел на седоволосое лицо человека, выглядывающего из-за двери с заливающимися глазами. Он втягивался в его глаза, понимая, что именно от них он не мог уснуть так долго, а точнее от самого этого человека, хозяина подвальной комнаты. Этот пожилой старик, в резиновом плаще и с опущенным дряхлым респиратором на шее, медленно наступал своими большими и грязными сапогами прямо на территорию комнаты. После пары его таких шагов, он аккуратно поднялся, опершись на стоящий сзади шкаф. Ему казалось, что он полностью чувствует боль его боль по старым глазам и тяжелым выдохам забитых легких.

– Отойди от моих вещей, – сипло и тихо проговорил этот дед, хватаясь за висящее на спине ружье.

– Хорошо, хорошо. Я сделаю всё, как скажете. Извините нас, – стараясь так же тихо, чтобы не разбудить других, шептал ему он.

– Какое нахрен извините? Тебе тут что, прощальный дом? Кто такие? – спрашивал он, бегло и как можно внимательнее осматривая, лежащих в разных углах комнаты, ребят. – Какие…? За кого?

– Мы одиночки, – как можно увереннее сказал Рома, боясь, что за этим ответом последует ряд вытекающих вопросов, ответить на которые он будет не в силах.

– Я так и поверил, конечно. С такими-то стволами и одеждой только одиночки и ходят. Если сейчас не признаешься – всех на тот свет отправлю. О, Господи, за что мне всё это? – проговорил задыхающийся старик, тряся ружье.

– Я… Мы, правда, одни. Я вам честное слово даю. Я священник, отец. Помилуй. Не стреляй.

– Молчать, – резко и гораздо громче сказал он, ещё больше начиная трясти своими дряхлыми руками. – Про веру будет мне ещё тут что-то рассказывать. Сопляк.

Никогда ещё Роме не казалось раньше, что может наступить момент, где его слова о вере будут настолько ничтожными и неправдоподобными, что держа икону, в него будет целиться такой же христианин. На некоторое время даже хотелось сказать ему тогда – стреляй, но всё же трусость давала напомнить о себе. Направленное дуло трясущегося, недоверчивого деда сейчас выглядело очень даже опасно.

Он поднял выше трясущуюся и мокрую от потных рук икону, и стал молиться. Он старался без особого страха креститься, ощущая холод, который доносился вместе с тяжелым дыханием этого пожилого человека. Сейчас хотелось, чтобы Господь помог. И не ему, а этому человеку, ведь больше всего было жаль именно его. Вероятно, одинокого и оставленного теперь ещё без жилища старика, чей вид уже почти напоминал смерть.

– Что ты делаешь, идиот? Думаешь, меня так заманить можно? Думаешь, я поведусь на твои уловки? И не таких видал. Из трех лагерей сбежал. Тебе, сопляку, такие вещи даже и не снились, так что не возьмут меня такие штучки. Лучше не делай этого. Это моё, – громче сказал дед, лишь больше начиная волноваться и заводиться.

Ситуация становилась такая, что с каждой секундой ясность дальнейшей развязки событий становилась понятнее. Дыхание ощущалось лишь глубже, а пот тек с обоих тел всё быстрее.

Резкий звон, заставивший Рому упасть на пол и сжать свою голову как можно сильнее, прозвучал так неожиданно и так больно, что на какую-то долю секунды ему показалось, как стреляли в него. Лишь только когда сильный звон приобрел постоянное место и боль начала расходиться лишь по голове, стало ясно, что его не задело.

Пронизывающие всё тело боль в ушах иногда впускала в его мозг какие-то крики, очень похожие на голос Артура. Освободить свои уши от рук и поднять голову с пола сейчас как-то не особо представлялось возможным, поэтому эта мысль отходила на второй план, всё же давая боли преимущество.

Это продолжалось примерно секунд десять, пока его волосы не схватила чья-то рука и резким движением дернула, как можно выше. Только тогда его болезненное тело смогло встать и голова уже начинала быстро оглядывать все те лица, смотрящие на него. Артур стоял ближе всех и что-то кричал, донося до него лишь небольшие отрывки и свои слюни, часто долетающие прямо до его глаз.

Вдруг, он схватил их непутевого товарища за воротник и наклонив свой взгляд на его руку, сначала замер, а потом, всё же, спустя пару секунд, снова оживился и первым резким движением зарядил своим кулаком прямо в ту самую звенящую голову.

– Мудак! Лучше бы тебя нацыки грохнули, тварь, – это было первым, что услышал он после того, как слух, по всей видимости, вернулся.

Это случилось почти сразу после удара. То-ли от него, то-ли от бетона, об который голова ударилась довольно не слабо. Хотя, сейчас не это было столь важным.

Его полусидящее тело уже закрывал командир, а Леша пытался где-то там отвести того паникера как можно дальше. Оглянувшись назад он видел того самого деда, а точнее его бездыханно лежащее на входе тело, с которого немного струился ручей крови прямо в его сторону. Ничто не могло сейчас быть для него таким болезненным, как это. Особенно, грудную боль и ком в горле усиливал его крест, который сейчас висел наружу, немного отдавая своим серебренным блеском.

Там, сзади, Артур всё ещё что-то кричал в его сторону, но это уже не так сильно волновало. В какой-то степени он даже был готов к тому, чтобы с ним сделали тоже самое.

Большая, грубая рука подняла его с пола, поставив на ватные ноги. Во всех их взглядах было видно много чего, но одно имелось у всех них точно – понимание Роминой вины. У Артура, по-видимому, оно было своим, а у Сереги и Леши своим.

Какая-то суета ещё продолжалась минут десять, после чего весь этого балаган сменили бегающие и быстро собирающиеся фигуры тел, смотреть на которые ему всё ещё никак не хотелось. Того деда было жалко так, как никогда. По возрасту он примерно напоминал отца Михаила, но только более худой и почему-то не такой уверенный. Вторгнуться в его дом, а потом ещё и убить… Хуже и быть не может. Внутри всё казалось примерно тоже, что тогда, до сна, на улице. Что-то очень непонятное и неизведанное, ведь такого раньше никогда в его жизни не происходило. Самый страшный грех произошел прямо на его глазах и отчасти от самого него. Понимание, что теперь ему уже точно уготовлена дорога в самое страшное место, приходило лишь чаще, но всё же что-то в этом сознании было другим. Что-то, что во всяком случае держало его в руках или хотя бы на ногах. Раньше он и представить себе не мог, что такие вещи будут происходить с ним, а теперь, он не мог понять, как они могут быть именно такими? Такими, что-ли, простыми и легкими для кого-то.

– Командир, прошу тебя, давай оставим его. Ну что тебе стоит? Чего он тебе дался? Накой хрен он нам нужен? Это уже не первым раз. Мы так даже до следующей точки не дойдем, – слышились вопросы знакомого голоса откуда-то из другого угла, ответа на который не было.

Вдруг, остановившиеся прямо под его носом ботинки, заставили поднять свою голову. Там сверху стоял Серега, один, по всей видимости, ожидая именно его.

– Давай, вставай уже, – спокойным голосом сказал он полуживому телу и протянул свою большую и теплую руку.

Теперь почему-то других мыслей, кроме того, как просто идти за командиром, не было. Он шел на выход, упершись своим взглядом прямо в его спину. Возле выхода его мозг всё же дал ему команду остановиться и теперь, как бы не пытался он хоть что-то перебороть внутри себя, никакая часть тела, кроме глаз, не подчинялась ему.