Либерализм – Госкапитализм – Социализм. Для тех, кто хочет лучше понять экономику

Опиумное дело Британии

Как уже неоднократно описывалось выше, азиатские товары, в частности специи, всегда очень ценились в Европе. И после голландцев эстафета морской торговли с Азией перешла к британской морской державе. Британская Ост-Индская компания получила монопольное право от своей Короны на торговлю от мыса Доброй Надежды на юге Африки и до Магелланова пролива Южной Америки, т.е. на всю территорию Индийского и Тихого океанов.

Несмотря на популярность и других товаров и специй, к концу XVIII века основное внимание Британской Ост-Индской компании было приковано к чаю из Китая, который настолько стал популярным и модным напитком в Англии, что Парламент даже издавал законы, предопределяющие компании держать определенное количество чая в Лондоне как запасной резерв. К 1820 году китайский чай стал формировать одну десятую государственных доходов Англии и почти всю прибыль Ост-Индской компании¹⁹¹.

Однако, в то время, как английский спрос на китайский чай все возрастал в конце XVIII века, китайцам все еще не было интересно ничего из европейского.

Когда в 1793 году лорд Макартни был отправлен послом в Китай с образцами британских фабричных изделий и представил их императору Чиен Лунгу, то получил такой ответ: «иноземные дорогие товары меня не интересуют. Как вы посол можете видеть сами, мы обладаем всем. Я не вижу ценности иноземным товарам и изобретениям, и не вижу использования изделиям вашей страны». Это заявление… отражало основную самодостаточность китайской аграрной экономики, огромную внутреннюю торговлю и уровень развития городского ремесленничества… Сэр Роберт Харт столетие спустя писал: «у китайцев лучшая в мире еда, рис; лучший напиток, чай; и лучшая одежда из хлопка, шелка и мехов. Обладая всеми этими базовыми товарами и их бесчисленными дополнениями, они не нуждаются в покупке чего-либо и где-либо еще даже на пенни». Отсутствие эффективного спроса со стороны Китая повлекло за собой фундаментальную проблему в Старой Китайской Торговле, ее односторонний баланс¹⁹².

К началу XIX века Китай демонстрировал сравнительно высокую экономическую стабильность и был самодостаточным по многим направлениям.

Процветание торгового класса взросло от по-настоящему массивной межрегиональной торговли, эквивалентной в категории на душу населения с Европой XIX века, а в абсолютных величинах намного большей. Экономика была очень монетизированной, и крестьянство, хотя и было под принуждением, тем не менее, не было прикреплено к феодальным структурам, в отличие от крестьян Пруссии до начала XIX века или России до отмены крепостного права в 1861 году¹⁹³.

Так, не имея другой альтернативы, Ост-Индская компания была вынуждена оплачивать свою торговлю большим объемом драгоценного металла и монет. «В течение пятидесяти сезонов в 1710—59 годах, экспорт из Англии на Восток составил 26 833 614 фунтов стерлингов сокровищами и только 9 248 306 фунтов товарами», писал историк Морзе в своих хрониках¹⁹⁴.

Однако это было время меркантилистов, и рост торгового дефицита считался большим злом, разрушающим национальное богатство. В результате активного поиска всевозможных решений таковое было найдено в Индии. Британцы обнаружили, что, не имея интереса к европейским товарам, китайцы, тем не менее, готовы были покупать индийские хлопок и опиум. После 1804 года компания уже почти не отправляла серебро из Европы в Китай. Напротив, рост индийского импорта в китайский Кантон вскоре изменил поток денег в обратную сторону¹⁹⁵. В свою очередь, Индия должна была потреблять увеличивающийся британский текстиль. Это была великолепная схема: треугольная торговля между Англией, Индией и Китаем, где Индия должна была потреблять английские промышленные изделия, Китай должен был потреблять индийский опиум, и англичане вывозить китайский чай. И главное – прибыли от всей этой торговли шли к британцам.

Единственной проблемой было то, что у Индии было собственное развитое текстильное производство, особенно в Бенгалии, которая была главным регионом-экспортером текстиля¹⁹⁶. Однако, вскоре англичане не только запретили импорт текстильной продукции из Индии в Британию, но и в целях устранения конкуренции наложили тяжелые ограничения и высокие сборы на индийскую текстильную отрасль в 1797—1825 годах¹⁹⁷.

Все эти события совпали с развитием английской промышленной революции как раз, когда это было остро необходимо для роста фабричной производственной системы, так как излишек производства требовал быстрой реализации. И создание мирового рынка для своего развивающегося производства стало важнейшей геополитической стратегией Великобритании в начале XIX века. Поддерживаемые военно-морским флотом, английские торговцы-экспортеры стали играть важную роль в реализации вовне излишков производства, позволяя своим новым фабрикам и машинам увеличивать производственные обороты и создавать настоящий индустриальный экономический бум в Великобритании.

Если, в 1800 году на Британию приходилось около 4% мирового мануфактурного производства, что делало ее четвертой в рейтинге крупнейших производственных стран после Китая, Индии и России, то к 1860 году она стала лидером по объемам производства, занимая около 20% мирового объема¹⁹⁸. Британское производство на душу населения выросло в 8 раз между 1750 и 1860 годами, что было в 4 раза выше уровня Франции и Германии. Соотношение же рабочей силы, занятой на британском производстве, выросло с 22% до 43% между 1700 и 1890 годами, в то время, как занятых в сельском хозяйстве стало меньше, с 56% до 16%¹⁹⁹. Таким образом, обратной стороной британской промышленной революции стало расширение рынков сбыта, без чего эффект такой революции, вероятно, не был бы столь значимым, если бы Индия и другие страны не абсорбировали бы вынужденно такое количество новых изделий.

Между тем, британская опиумная торговля процветала. К 1839 году импорт опиума в Китай составил более 2550 тонн в год²⁰⁰.

В целях предотвращения потенциальной конкуренции со стороны Турции и Персии, поддерживаемых США для проникновения на китайский рынок, Британская Ост-Индская компания сильно увеличила производство опиума в Индии. Площадь выращивания опиума в Бенгалии (восточной Индии), например, увеличилось с 36 400 гектаров в 1830 году до 71 200 гектаров к 1840 году и до 200 000 гектаров к 1900 году. В результате, цены на опиум существенно упали. Выраженные в испанских серебряных долларах цены за коробку опиума из Патны (Бихар) упала с 2500 долларов в 1822 году до 585 долларов в 1838 году. Это позволило еще большему числу китайцев пристраститься к опиуму, что привело к еще большим объемам потребления.

Опиумная торговля стала настолько важной, что обычные корабли уже стали неактуальными. В 1830 году появились специально построенные «опиумные клипперы», которые были тяжело вооружены для защиты ценного груза от пиратов и китайских властей, и быстрее обычных кораблей, что ускорило доставку на две трети. Вместо одного плавания из Индии в Китай и обратно за год, опиумные клипперы могли совершать три плавания, перевозя большие объемы опиума из Патны и Малвы в Китай²⁰¹.

В 1834 году монополия Ост-Индской компании в азиатской торговле закончилась, так как лоббисты «свободной либеральной торговли» в Парламенте победили, и на прибыльный опиумный рынок хлынуло большое количество новых частных торговых компаний, которые стали открывать свои представительства на юге Китая и инвестировать капитал в расширение своих торгово-финансовых операций в Азии.

Экономическое завоевание Китая европейскими захватчиками происходило в три этапа. На первом, торговый баланс и поток серебра повернулся в пользу иностранцев в 1826 году. На втором этапе, британские производители начали приходить в Китай так, что страна известная своей текстильной продукцией к 1870 году потребляла Ланкаширские хлопковые изделия, занимавшие около трети ее всего импорта. И на третьем, приток иностранных производителей привел с собой иностранный капитал, вместе с железными дорогами, хлопковой переработкой и другими предприятиями, требующими аккумулирование капитала, чего в Китае не было²⁰².

Развивая свой бизнес вдали от Лондона, такие новые торговые дома, одним из которых была знаменитая компания Jardine Matheson в Гонконге, становились глобализированными и космополитичными. Для них все меньшее значение имела своя родная страна, и новым пристанищем становилось место, где удобно капиталу и бизнесу. Создавалась новая концепция деятельности транснациональных торговых корпораций.

Опиумная же торговля в результате породила две Опиумные войны между Британией и Китаем, первая из которых в 1839—42 годах повлекла за собой потерю Китаем Гонконга и открытия пяти дополнительных портов для дальнейшей британской торговли. Нанкинский договор по результатам войны также даровал неприкосновенность и экстерриториальность британским торговцам на этих территориях, что стало огромным унижением когда-то великой Китайской империи, отказавшейся в свое время развиваться вовне, торгуя с «варварами». И это унижение стало критическим аргументом для японских лидеров при Революции Мэйдзи 1868 года, которые твердо решили ускоренно модернизировать свою военную силу и экономику, чтобы не допустить повторения китайского сценария у себя.

Глава 4. Расцвет и кризис капитализма в XIX веке

Известный историк бизнеса Альфред Чандлер писал, что между 1830 и 1885 годами быстрое падение себестоимости транспортных и коммуникационных операций в сочетании с относительно низкими тарифами (за исключением США) существенно увеличило объемы международной торговли и породило глобальное уравнение заработных плат, цен на землю, арендных цен и процентных ставок²⁰³. На этом фоне бурного глобального экономического развития, конечно же, особо выделялась Великобритания, которая смогла заметно опередить в своем развитии все остальные государства благодаря промышленной революции и явному военно-морскому превосходству.

К середине XIX века стало очевидно, что британская промышленная техника существенно опережает весь мир. Частные бизнесмены и представители правительств с Континента приезжали с турами смотреть… И само собой разумеется, что в 1851 году большая Выставка в Хрустальном Дворце (Crystal Palace Exposition) ознаменовала собой апогей Великобритании, как «мастерской всего мира»²⁰⁴.

Только четверть британской мужской рабочей силы была занята в сельском хозяйстве, в то время как, например, в Бельгии, которая считалась самой индустриализованной страной на континенте, эта цифра составляла 50%, а Германии потребовалось еще 25 лет до достижения такого уровня²⁰⁵. Французская хлопковая промышленность далеко отставала от британской: фабрики были меньше, машины старее, а труд менее продуктивен. Структурно и технологически немецкая промышленность была близка к французской.

Чандлер пишет, что французские промышленные предприятия развивались медленнее из-за двух факторов: слабости рынков капиталов и особенностей управленческого образования. Финансовые рынки страны не могли мобилизовать большой капитал для реорганизации промышленности и создания крупных предприятий путем слияний и поглощений. И второе, французские школы обучали своих студентов общим знаниям, без особого внимания к бизнесу и экономике. И такие студенты, когда становились менеджерами промышленных предприятий, не имели достаточного понимания, как управлять капиталоемкими отраслями²⁰⁶.

Большинство инженерно-производственных предприятий: Schneider, Gouin или Calla во Франции; Cockerill в Бельгии; Harkort, Borsig, Egells в Германии, были готовы браться за что угодно: от локомотивов и морских двигателей до дистиллирующих аппаратов и токарных станков. Некоторые даже экспериментировали с текстильным оборудованием, хотя скоро было признано, что такими продуктами должны заниматься специалисты²⁰⁷.

Типичное предприятие было маленьким и семейным. Французы и немцы часто пытались копировать британские машины, а когда это было сложно, то покупали, выписывая также и британских специалистов. Однако их сильная решимость догнать была определяющей, и 1850—1873 годы стали временем беспрецедентного роста. Факторами развития послужили: (1) улучшения транспорта, (2) новые источники энергии и сырья, (3) существенное увеличение денежного предложения, и самое немаловажное (4) созидательная предпринимательская реакция на эту комбинацию новых возможностей²⁰⁸.

На протяжении всей истории увеличение объемов торговли всегда были выгодно одним и вредно другим. Падение стоимости транспорта позволило фермерам из США, Канады, Аргентины, Австралии, Новой Зеландии и Украины похоронить Европу под грудами зерна и мяса. С другой стороны, американские судостроители, которые полагались на дешевую домашнюю древесину, проиграли британским паровым и стальным технологиям²⁰⁹.

Британия, которая к 1850 году уже имела солидный опыт Банка Англии, развитую фондовую биржу и финансовый рынок Лондонского Сити, существенно выиграла от стремления Западной Европы и США индустриализировать свои экономики, предоставляя им свои технологии, специалистов и, главное – капитал, чья прибыльность за рубежом становилась выше. Однако во второй половине XIX века Франция и Германия стали быстро догонять Великобританию, развивая собственные финансово-производственные институты.

Легендарный французский банк Credit Mobilier, созданный в 1852 году, сыграл важную роль в истории финансовых институтов, впервые инвестируя в долгосрочные инфраструктурные проекты, и став моделью для многих других европейских индустриальных банков.

Отличие между Credit Mobilier и английскими банками было абсолютным. Английские банки играли небольшую роль в развитии индустриального кредитного рынка. Они предоставляли краткосрочные торговые кредиты, дисконтированные векселя и трансфер международных платежей. Железные дороги, каналы и другая инфраструктура в Британии использовали рынки акций и облигаций для долгосрочного финансирования, а не банки²¹⁰.

Напротив Credit Mobilier сыграл основную роль в финансировании железных дорог и других инфраструктурных проектов, мобилизуя сбережения многочисленных французских инвесторов на долгосрочной основе. Позднее эта модель была взята на вооружение большими немецкими банками, сыгравшими главную роль в индустриализации новой Германии.

Credit Mobilier, основанный братьями-мигрантами Перейр из Португалии, стал основным инвестором Восточной, Западной и Большой Центральной железнодорожных сетей Франции, в то время как французские Ротшильды – главные конкуренты братьев Перейр, заняли самые прибыльные направления железных дорог к угольным и железным рудникам севера Франции, а также к средиземноморскому порту Марсель. Благодаря своим связям на самом верху в Британии, Франции, Германии, Италии и других странах, Ротшильды смогли получить доступ к самым крупным инвестиционным проектам и стали очень влиятельными финансистами Европы XIX века.

Однажды парижский Ротшильд сказал Даффу Грину: «Ты можешь сообщить своему правительству, что видел человека, который стоит во главе финансов всей Европы, и что он сказал тебе, что они не смогут занять доллар, ни одного доллара»²¹¹.

В 1895 году Ротшильды приобрели четверть доли в крупнейшем американском производителе меди Anaconda Copper Company, и спустя четыре года четверть всего американского производства меди стала контролироваться иностранным капиталом²¹².

До 1865 года банк Credit Mobilier доминировал во французской финансовой системе и сыграл большую роль в индустриализации Франции и ее экономическом развитии²¹³. В результате, в 1850—70 годах во Франции было построено около 9300 милей новых железных дорог из 50000 милей во всей Европе. Французский капитал также сыграл большую роль в строительстве европейских дорог в Испании, Швейцарии, Италии, на Дунае, а также в России, инвестировав больше половины в иностранные железные дороги, чем в свои²¹⁴.

В Германии банк Darmstadter (Darmstadter Bank fur Handel und Industrie), созданный в 1853 для финансирования, разработки и эксплуатации Рурских угольных и Силезских железнорудных месторождений, а также важного железнодорожного соединения Берлина с Кёльном, был смоделирован по образцу банка Credit Mobilier, а все последующие немецкие большие банки после 1871 года были смоделированы уже по образцу Darmstadter²¹⁵. С 1852 по 1860 годы разработка руды в Рурском бассейне подскочила с 5000 до 227000 тонн²¹⁶.

Конкуренция братьев Перейр с Ротшильдами перекинулась из Франции и Германии затем и в Австрию. Credit Mobilier инициировал создание Австрийской Государственной Железнодорожной компании, Ротшильды же создали банк Kreditanstalt для инфраструктурных инвестиций²¹⁷. Между тем, британский капитал, начиная с 1850-х годов, обратил свой взор за пределы Европы и стал искать инвестиционные возможности в Канаде, Австралии и Индии, однако большая часть инвестиций, конечно же, шла в США.

Еще одним важным фактором бурного промышленного развития второй половины XIX века стало обнаружение новых месторождений золота в Калифорнии и Австралии в 1850-х годах. Как и в Римской империи, это сыграло роль увеличения денежной массы на рынке, и такая возросшая монетизация мировой экономики способствовала увеличению производства товаров и услуг.

Эмиссия бумажных денег увеличилась за счет роста запасов слитков: обращение бумажных денег Банка Франции более чем в три раза с 450 миллионов франков в 1850 году до 1550 миллионов в 1870; а в Прусском Банке, стремившемся вытеснить своими банкнотами деньги других немецких институтов с 18370 миллионов талеров в 1850 году до 163260 миллионов в 1870 году²¹⁸.

Бурное экономическое развитие во всем мире стимулировалось существенно увеличившимся объемом кредитования. Предпринимательские займы стимулировались в больших масштабах. Ставки процента упали до 2% в Британии, до 3% во Франции и немного выше в голодной до капитала Германии²¹⁹. Важной стала не стоимость капитала, а его доступность.

Таким образом, индустриальное и коммерческое развитие этого периода, в большей степени, – это история трех больших кредитных бумов: 1852—57 годов в Британии, Германии и Франции; 1861—66 годов больше в Британии, чем в Германии и Франции; и 1869—73 годов, в первую очередь, в Германии. Последний, как, впрочем, и все, был построен на легких деньгах, и возник не от увеличения золота, а от притока пяти миллиардов франков – военной контрибуции Бисмарка после триумфа 1870 года²²⁰.

В это же время, как заметил Бернштейн, произошло еще одно событие, заметно стимулировавшее предпринимательскую активность:

Девятнадцатый век также увидел упразднение тюрем для должников – веха, которую часто игнорируют экономические историки. Английский Закон о должниках (Debtors Act) 1869 года во многом завершил этот процесс… Почти одновременно с этим каждый из штатов США, а также многие западноевропейские государства приняли аналогичные законы. Отмена заключения за банкротства не могло не стимулировать предпринимательский авантюризм²²¹.

Финансовая революция XIX века существенно стимулировала мировое железнодорожное строительство, а также производство железа и стали. В 1850 году из 70000 тонн мирового производства стали 70% приходилось на долю Великобритании, ставшей в этой области мировым лидером – в одном только городе Шеффилде производилась половина всей мировой стали²²².

В 1850-х годах железные дороги заменили текстильную отрасль в качестве главного драйвера индустриального развития – это была Вторая Промышленная Революция. Железнодорожный бум состоял не только из инноваций в производстве железа, но также и в производстве локомотивов. Поставка локомотивов из Великобритании в Германию прекратилась уже к 1850-м годам, и, вскоре немцы быстро освоили новую технологию и стали производить свои. Инвестиции Германии в железнодорожную отрасль в конце 1860-х годов составили около 70% от всех инвестиций в добычу ресурсов, мануфактуры и финансы вместе взятые²²³.

Одним из важных факторов железнодорожного строительства были военные цели, так как железные дороги сделали возможной быструю транспортировку больших людских масс на дальние расстояния, а это предрекало наступление новой эпохи в военной геополитике Евразии.

В 1860-х годах Германия Бисмарка стала пионером в транспортировке армий для быстрых побед. Хотя в России всегда было больше населения, чем в странах Европы, его было трудно мобилизовать. Развитие железнодорожной системы в западной России в начале XX века стало одной из причин, почему немцы так боялись растущей русской мощи в 1914 году. Кроме того, распространение железных дорог на Континенте отныне лишало Британию ее былого преимущества в морской силе²²⁴.

Вторая промышленная революция стала больше основываться на научных и новых технологических достижениях. Развитие железнодорожной отрасли требовало больше компетентных и хорошообразованных специалистов. Эффективная организация больших сталелитейных и железнодорожных заводов требовала соответствующей подготовки и опыта, и наука с образованием стали играть важнейшую роль в развитии новой индустриализации. США и Германия стали особенно успешными в развитии университетского образования и организации научно-технологических разработок, и именно в этих странах стали расти новые технологичные производственные корпорации.

Важной вехой в истории развития науки в США стало продвижение Авраамом Линкольном Закона Морилла (Morrill Act) в 1862 году, который, создав условия для выделения земли для университетов и колледжей, способствовал организации сельскохозяйственных опытных участков и дальнейшему развитию исследовательской деятельности в рамках учебных заведений. Со временем это послужило основой для развития практически ориентированной науки США, с уникальным взаимодействием государственных ресурсов, университетских лабораторий и частного бизнеса, который стал пользоваться результатами таких научных достижений. Хотя правительство США и пыталось поддерживать сельскохозяйственные исследования еще с 1830-х годов, тем не менее, именно Закон Морилла институционализировал научно-образовательное развитие в США²²⁵. Дальнейшая помощь для университетских научных исследований стала поступать от частных филантропов в виде грантов от Джона Хопкинса, Эзры Корнелла, Эндрю Карнеги и Джона Рокфеллера.

Однако особую роль научно-образовательное развитие стало играть в Германии, став одной из главных причин, почему новая объединенная Германия смогла так быстро, буквально за 20—30 лет с момента своего образования, догнать и даже перегнать Великобританию, которая шла к этому веками.