В лесной глуши

Возле самого леса деревня стояла. Давно люди здесь обосновались и мест этих славных покидать не собирались, потому как жилось им здесь размеренно и спокойно, и сытно, и достойно. А как же иначе? Ведь все для безбедной и доброй жизни здесь имеется. Все под рукой. Все под боком. В реке – рыба, вода, в лесу – дрова, для охотников добыча. Все чинно, все по порядку. Летом – ягоды, осенью – грибы. Наделал заготовок на зиму и лежи на теплой печи, спи да соленья с вареньями кушай.

Вот и пошли как-то девушки в лес по грибы да по ягоды. Разбрелись все в разные стороны. Поигрались немного. Прятались да аукались. А потом и присмирели, тихой охотой увлеклись. Не заметили, как холодать стало. Солнце уже за елями косматыми скрылось. Вечерело. Они домой стали собираться. Ночью-то в лесу оставаться нельзя. Это каждый знает. А не то леший рассердится, заморочит, закружит да и домой уж не отпустит. Все собрались. Корзинки грибов полные. Только Ксени все нет. Уж они ее звали, искали, а она все не откликается. А тьма все ближе и ближе подкрадывалась, со всех сторон окутывала. Совы вокруг кружили бесшумно и пугали девушек своими криками жуткими, будто прогоняли из леса. Пока сами не заблудились и не пропали, решили из лесной чащи выбираться.

Как пришли в деревню, сразу людей созвали. Да рассказали, что неладное с Ксеней приключилось, а что именно, неизвестно. Только осталась она одна-одинешенька в темном ночном лесу. Не иначе, как леший расшалился. Но делать нечего. Ночью в лес идти нельзя. В деревне этой закон тот строго соблюдался. Стало быть, надо ждать утра и уповать на лучшее.

Три дня всем поселением девушку искали. Весь лес прочесали. Под каждый куст заглянули. Все кочки и травинки пересчитали. Ничего не нашли. Ни намека, ни следа, что девица здесь проходила. К концу третьего дня поиски решено было прекратить, как дело безнадежное и бессмысленное. Лес-то ведь место особое. Там всякое может случиться. Зверь, к примеру, дикий и голодный задрать может. Да и мест гиблых много: болот, буреломов непроходимых. Да и что уж говорить, нечисти всякой в лесу видимо-невидимо. Леший да кикимора любят с людьми позабавиться. Да и слухи ходили, что в самой чаще, за гиблыми топями, где никто из жителей деревушки и не бывал никогда, ведьма живет, что с нечистью на короткой ноге. Правда, не видели ее, но верили, что так оно и есть. А иначе, кто болезни на людей да скот насылает, засухе да неурожаю тоже откуда взяться? Ведьма с нечистой силой проказничают! Ясное дело.

Погоревали, оплакали Ксению да и вернулись к обычной жизни. Но один человек никак не мог с тем горем смириться. То был жених ее, Василий. Видный парень, статный, высокий, руки сильные да умелые. Красивая была бы пара. И Ксеня собой, краше не сыскать, и парень хоть куда: и лицом хорош, и работящий. Но вот ведь как судьба распорядилась. Остался Вася без своей любимой. Ни спать, ни есть не может. Работа не идет, все из рук валится. Затосковал он сильно. Да и за рюмку часто хвататься стал. Известно, беда не ходит одна.

Он и со счету сбился, сколько дней и ночей он в горе своем пребывал, заглушая его напитком горьким, дурманящим. Но в одну из ночей бессонных слышит, будто шорох какой-то под окном, и по стеклу царапает что-то. Глянул он в ту сторону. Силуэт какой-то в ночи маячит. Вася свечу зажег и во двор вышел.

– Кто здесь? Отзовись! Зачем не ко времени добрых людей тревожишь?

И тут из темноты фигура ему навстречу шагнула. Он пригляделся да так и ахнул. Быть не может! Его Ксеня перед ним стояла. Косы растрепаны, платье грязное изорвано. Стоит и молчит, глазами черными, широко распахнутыми в его лицо вглядывается.

– Ксеня! Ты ли это? Что случилось с тобой? – воскликнул Вася в изумлении.

А она руки к нему протянула, и слеза по ее щеке скатилась. Тут уж Василий, не раздумывая, подхватил девушку и в дом ее отнес. Усадил у очага, воды налил.

– Ксеня, поверить не могу, что ты жива. А я уж надежду потерял, что увижу тебя. Ну что же ты молчишь? Где же ты была все это время?

– По лесу я блуждала, Васенька. Все никак выйти не могла. Леший меня морочил, – промолвила девица, да только не своим голосом, чужим, хриплым да скрипучим.