Запах счастья. Или Девять песен Старой Ведьмы о том, как быть счастливым

Тотальная справедливость мира

На самом деле наш мир гармоничен и справедлив, тотально и абсолютно. Его гармония так же велика, как и гармония Вселенной, частью которой он является. Но он вовсе не добр, как не добра и Вселенная, по крайней мере, в нашем понимании слова. Из космоса может прилететь метеорит и сжечь полпланеты. Потому что планета лежала на пути метеорита, и он попал в зону ее притяжения, которое является следствием ее массы. Падение метеорита является справедливым следствием существующего порядка вещей. Хорошо ли это для тех, на чьи головы метеорит упадет? Нет. Но это справедливое следствие того, что они живут именно там, куда он должен упасть. Не так ли?

Мы – своего рода планеты, и у нас есть масса, орбита, спутники. У нас есть ядро нашей личности и покров как сумма наших поступков. Мир дает адекватный ответ на все содержимое нашей души, на всю сумму наших поступков и решений. Если вас накрывает метеоритным дождем несчастий, то либо вы их притянули своими поступками, либо вы оказались на их пути. Меняйте ядро и уходите с метеоритной дорожки. Включайте приборы ориентирования в пространстве. Они прилагаются к вашей комплектации. Хотите остаться тем и там, где и что вы сейчас – это ваше право, но примите последствия вашего решения как справедливые.

В детстве у меня в голове был внутренний компас, точнее GPS-навигатор. Я всегда знала, безошибочно чувствовала, где мой дом. Когда мне рассказывали истории про то, как дети пошли в лес и заблудились, я не могла взять в толк, как это могло произойти. «Почему они не пошли домой? Они же знали, где их дом, почему же они пошли в другую сторону?» – спрашивала я у мамы, которая уже готова была усомниться в моих способностях понимать речь и усваивать услышанное. О моей способности чувствовать землю она узнала позже, когда я вывела ее и сестру из леса, точно махнув в сторону лесной дорожки, которую они потеряли.

Эта чудесная способность, увы, покинула меня в подростковом возрасте, или она ушла глубоко внутрь, застланная образами больших городов.

У нас внутри, от рождения есть нравственный навигатор. Тот самый, который изумлял Канта: «Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, – это звездное небо надо мной и моральный закон во мне»⁹. «…во всех обществах великие учения базировались на разумном проникновении в человеческую природу и на условиях, необходимых для полного развития человека. …в самых разных местах земного шара, в разные исторические периоды „пробудившиеся“ проповедовали одни и те же нормы совершенно или почти независимо друг от друга. Эхнатон, Моисей, Конфуций, Лао-цзы, Будда, Исайя, Сократ, Иисус утверждали одни и те же нормы человеческой жизни лишь с небольшими, незначительными различиями» – развивает эту мысль Эрих Фромм в «Здоровом обществе»¹⁰.

В детстве мы остро чувствительны к добру и злу, к справедливости и несправедливости. Мы плачем над Зайкой, которого Лиса выгнала из избушки, жалеем сломанные веточки. С возрастом у некоторых этот нравственный навигатор выходит из строя, отказывает, как у меня GPS, а некоторым он исправно служит все жизнь. И они от этого выигрывают!

Потому что с нравственным навигатором всегда можно вернуться в дом своей души. С ним вы здоровы, умны, талантливы, с ним вы не одиноки. Он – источник огромной жизненной силы. Без него вы можете быть успешны, но это временный, преходящий, тактический успех. Он может длиться только до тех пор, пока вы работаете на него день и ночь, подобно тому как, заблудившись, вы не умираете только до тех пор, пока идете…

Мой географический навигатор во взрослой жизни включился лишь однажды, когда в подземном гараже внезапно выключился свет, и в кромешной тьме я вывела нас с мужем наружу.

Я верю, что и нравственный навигатор может включиться снова, даже если когда-то вы его выключили. Если стараться включить. Если принять его в себе. Если принять те последствия, которые потянет за собой его включение.

Полезность чувства ничтожества и негативизма в целом

Марк Твен удивительно комично обрисовал, как Том Сойер пытается заучить библейскую фразу «Блаженны нищие духом, ибо их есть царствие небесное». Том не понимает ее смысла. С точки зрения десятилетнего подростка, ни в какой нищете не может быть блаженства. В никчемности, в ничтожестве не может быть радости и красоты.

С точки зрения ребенка – да, и это правильно. Ребенку, даже такому смышленому, как Том Сойер, еще не дано понять тонкую логическую игру мышления.

Осознание собственного ничтожества, физической и духовной нищеты, незначительности может дать огромную свободу действий и устойчивость перед лицом неудач. Чувство собственного ничтожества нередко наполняет человека отчаянным бесстрашием, «пофигизмом», который придает порой невероятную удаль, подобную той, которую описывал Максим Горький в образах босяков и бродяг.

До определенной степени справедливо утвердившееся в народе мнение, что троечники во взрослой жизни успешнее отличников. Троечники не боятся неудач, падений. Им не привыкать. Они могут пробовать и пытаться. Делать именно то, чего требует от человека нынешний стремительно меняющийся мир. Отличники хотят быть уверенными в отличном результате своих усилий, они часто боятся потерять статус успешного человека и именно поэтому теряют его, выйдя из стен учебного заведения. Они опасаются пытаться.

Но у ничтожности есть и еще одна положительная сторона, которой овладевают творческие люди, поднимаясь по ступеням мастерства. Только осознав свое ничтожество по отношению к миру, можно создать великие образцы искусства. Высокие результаты недоступны тем, кто пытается самоутвердиться в искусстве, подобно тому, как Даниле-мастеру не давался Каменный Цветок. Не давался до тех пор, пока он не ушел в гору, в подмастерья Хозяйки Медной горы, не слился с горой, с породой, с красотой малахита, идя за ней, как за истиной.

Большие творцы, великие мудрецы понимают, что они – всего лишь часть, малая часть мира, что их личность ничтожна по сравнению со всей его красотой, всем его величием и силой. Они – ничто по сравнению со всем, созданным до них и тем, что будет создано после. И тогда, осознав свою ничтожность, полюбив искусство в себе, как завещал К. С. Станиславский, сливаясь с миром, принимая в себя, в свою личность часть его красоты, божественности, любви, они создают великое.

Самое допущение, принятие своей ничтожности дает им ту самую свободу, которая обычно их отличает, и ту самую устойчивость, которая им столь необходима. Отсутствие свободы парализует их творческий гений и сводит в могилу.

 
Моё. Пражское
 

Мы сидели в милом пражском кафе и пили кофе. На Маше было очень красивое черное платье, ее волосы были распущены и отливали красным золотом. Анешка была в чем-то строгом, но стильном. Мы собирались в Оперу. В тот вечер давали «Кармен». Нам было хорошо и уютно, как-то очень по-чешски сладко. По контрасту с благополучием и гедонизмом момента мне вспомнилась судьба Жоржа Бизе. Его «Кармен» была в клочья разорвана критикой. Публика негодовала, что ей в качестве главной героини предложили цыганку. От расстройства Бизе заболел и вскоре умер, не выдержав отвержения своего любимого детища.

Анешка не знала этой истории.

– О, ему нужна была терапия! – почти вскрикнула она, узнав о преждевременной смерти Жоржа.

– Ты могла бы ему помочь?

– Конечно! – с невероятной силой и верой ответила Анешка и замолчала, задумавшись.

Я представила себе их возможный разговор. Она наморщила лоб и по-особому сложила губы, как она обычно делает в сложные моменты консультаций, и стало ясно, что она тоже мысленно говорит с покойным композитором. Я представила, как Анешка садится в машину времени, отправляется в Париж и спасает Бизе от смерти, чем очень помогает всем нам, потому что после ее терапии он пишет еще пять великолепных опер. Или семь. Опер, которые делают нас лучше.

Я взяла кусочек хлеба. Он был таким вкусным! Очень хотелось поделиться им с ушедшим гением.

– Нам пора, – Анешка произнесла эти слова так, как будто возможность спасти великого Жоржа все еще существовала. Мы встали и пошли.

Слушать умершего Бизе.

Все великое разрушительно для того, что было прежде. Истинное творчество агрессивно, как всякое движение вперед. Публика была не готова видеть цыганку на сцене. Она ответила агрессией по отношению к автору на творческую агрессию самой новизны «Кармен». В мире искусства сложно выжить, если думать о себе, как о большом художнике, всегда творящем добро. Для здоровья иногда полезнее считать, что ты – всего лишь автор спорной оперы. После провала развести руками, рассказать себе анекдот про ворону, которая «не шмогла», и сесть писать следующую.

Весьма полезно время от времени повторять самому себе, что вы – просто человек, земной смертный человек. Что совершенен только Бог, что гармонично только мироздание и вечна лишь Вселенная. Но важно любить и ценить в себе частицу божественной искры, талант, способности и лучшие чувства. То, что звучит в унисон с миром. Искусство в себе, как говорил Станиславский, науку в себе, мир в себе, добро в себе, красоту в себе…

Критичность и негативизм в целом неплохие вещи. На мой взгляд, очень важно в жизни – иметь капельку недоверия к ней. Плюс – крошечку недоверия к себе и щепотку сомнения в своих возможностях.

В защиту такого подхода, столь непопулярного нынче, в период всеобщего увлечения вдохновенным поиском позитива и фанатической культивацией успеха, позволю себе напомнить, что негативные убеждения, негативный подход так же важны для здоровья нашей психики и социальной жизни, как и позитивные.

Например, современная судебная система основана на сопоставлении, соперничестве «позитивного подхода» адвоката и «негативного подхода» прокурора. Вердикт же выносит судья-реалист, «беспристрастный и объективный». До сих пор ничего лучшего для установления истины еще не придумано. Демократические институты управления обществом вообще придумали люди с крайне негативным мышлением. Они изначально считали, что человек слаб и подвержен моральному разложению, оттого на высокой должности даже самых пригодных для этого представителей рода человеческого держать более чем 8—10 лет никак нельзя. Они подозревали, что управленцы склонны сплачиваться в союзы, кланы или банды, как хотите, и что единственный эффективный способ контролировать их – предоставить это другим союзам управленцев. Это красиво называется «разделением властей». Но и этого оказалось мало. Для более надежного контроля необходим еще и пристально-недоверчивый пригляд общественных представителей в лице свободной прессы и гражданских организаций.

Представьте, что было бы, если бы в суде остались только адвокаты, а власть существовала лишь в виде одной-единственной пирамиды, отвечающей за всё и вся? Жаловаться было бы некуда, искать справедливости, в случае чего, – тоже. Жизнь стала бы невыносима.

Точно так же она становится хаотичной и едва ли сносной, как только вы удаляете из «зала» собственного суда над собой «прокурора» и «судью».

Возвращаясь к доказательству полезности негативного взгляда на мир, добавлю, что мир искусства вообще полон людей с обостренным ощущением вопиющего несовершенства окружающей действительности. И это логично, потому что талант – это природное, данное от рождения и подкрепленное постоянным общением с другими себе подобными «негативистами» знание о том, как выглядит, звучит, движется совершенство. Потому талант и приносит непрерывное разочарование, что воплотить идеал в реальности невозможно. Если такие люди начнут «мыслить позитивно», станут искать «достаточные» качества своих творений, искусство кончится, или, по крайней мере, сильно пошатнется.

Любой творческий поиск базируется на остром недовольстве имеющимися возможностями и решениями. Любое совершенствование начинается с отрицания части процесса.

Что делать с собой? «Если ты не любишь себя – это агрессия против жизни», – сурово и просто сказала мне однажды Анешка, и многое в моей голове тут же встало на место. Отрицание есть агрессия. Действительно, если я не нравлюсь себе такой, какая я есть, если я мучаюсь тем, что я недостаточно смела, спокойна, толерантна, добра к людям, то я отрицаю самое себя как проявление жизни на Земле. Жизнь весьма и весьма разнообразна, и я доказываю это всем своим существованием. В действительности я могу быть не столь хороша, и мне стоило бы поменяться, однако любая перемена должна начаться с любви к себе и прощения себя. Недопустимо выплеснуть ребенка вместе с водой, опасно рвать из себя все подряд, это акт чудовищной агрессии, за которую придется отвечать.

Предположим, что вам досталось в наследство некое сооружение, здание неизвестного вам предназначения. С чего вы начнете? Мне кажется, вы постараетесь выяснить его бэкграунд и техническое состояние, оценить качество его местоположения и окружающей инфраструктуры, поинтересуетесь его архитектурными и конструктивными особенностями и т. п. В результате сбора и анализа полученной информации у вас появится некое представление о том, как можно использовать данное сооружение. Что можно было бы убрать, а что – обязательно оставить, иначе все рухнет, что необходимо отремонтировать, достроить и т. п. Примерно так же стоит поступать со своей личностью и телом, составляющим с ней единое целое.

Каково правильное решение?

Что ломаем, что оставляем?

Что возмущает ваш внутренний взор?

Что из этого вам больше решительно не нужно,

а что вам дорого?

Да, без агрессии нет творчества. Без недовольства существующим положением вещей, без его отрицания нет прогресса. Но в ходе «перестройки» собственной личности мы должны ясно понимать, что в ней есть «несущие конструкции», а есть – наскоро возведенные картонные перегородки. Отрицать и сносить первые опасно. Их лучше полюбить.

Что есть что – решать только вам самим. Только вы знаете, где именно расположены «несущие стены» вашей личности, и что они собой представляют. К чему приспособлена ваша личность, для чего ее задумали Жизнь и Природа.

В отношении других людей, на мой взгляд, все еще проще. Если это не наши дети до шести лет, то переделать их не представляется возможным. И принимать их следует такими, какие они есть. Но мы отнюдь не обязаны принимать все их поступки и действия по отношению к нам. Мы вообще имеем полное право уклониться от их влияния, избежать контакта с ними, иными словами – выскользнуть из-под метеоритного дождя. Если эти люди хотят от нас чего-то, если мы нужны им, то мы имеем право на переговоры и договоренности с ними, как и право на защиту своих интересов. Не проявляя агрессии, не стремясь разрушить чью-либо личность, мы можем отрицать и отражать влияние этой личности на нас.

Страхи

И страхи тоже неплохи сами по себе. Они нас берегут, охраняют, защищают и – еще много чего.

Они становятся опасны, если вы их не осознаете и не контролируете. Они особенно опасны, если вы называете их другими, очень звучными и красивыми именами.

В 2011 году мир облетели фотографии рыжего детеныша морского котика с голубыми глазами и розовыми ластами, отвергнутого своей стаей и брошенного своей матерью. Газеты назвали его «самым грустным тюленем в мире».

Его изгнали за «нестандартный окрас», как констатировали зоологи. За уродство, как, скорее всего, этот окрас определяли сами тюлени.

Мать сначала защищала его, а потом сдалась, не выдержав давления стаи. Его нашли люди и отвезли в дельфинарий.

Все наши подспудные, неопознанные страхи (я не разбираю здесь естественные, инстинктивные страхи), по сути, – один большой страх рыжего морского котика. Страх отверженности. Страх того, что мы недостойны жить в стае. Что мы уродливы и должны умереть. Мы – стайные животные, нам необходимо, чтобы рядом были другие люди.

Ревность, по сути, – это страх оказаться брошенным. «С кем-то тебе лучше, чем со мной, ты уйдешь, а я останусь один. Потому что я рыжий с розовыми ластами!»

Зависть, по сути, – тоже страх. Страх несоответствия, неспособности дать достойный ответ на вызовы окружающей среды. «Что-то не везет мне в последнее время, как ни стараюсь, а у других – и добычи больше, да и устают они меньше. Так недолго и совсем без пищи остаться! А все потому, что я рыжий с розовыми ластами! С такими на охоту не берут».

И гордыня – тоже страх. Боязнь отсутствия права на успех. Права на выражение мнения, права на жизнь. Права на благополучие. Страх социального остракизма. Потому что «рыжих с розовыми ластами» нельзя воспринимать всерьёз.

Прокрастинация, лень – тоже страх. Страх, что как только вы выползете из своего убежища и начнете действовать, все увидят, что у вас розовые, совершенно розовые ласты! Все узнают, что вы ничего не умеете, и вообще вам пора в дельфинарий.

На мой взгляд, множество сложных поведенческих конструкций базируется на одном страхе – страхе социальной отверженности. Страхе Рыжего Тюлененка.

Что делать? Любить свои розовые ласты! Любить то, что выбирали не вы и то, что вы выбрать не можете. Это ваша «несущая стена». Любя, мысленно освобождаться от зависимости от сородичей. Менять окружение, если сможете.

Меня изумляет и огорчает судьба Джордано Бруно. Он был монахом. Телескоп в те времена еще не был изобретен. Вселенная во всей своей красе и гармонии просто привиделась ему во сне. Он счел это пророчеством, явлением божественной истины и отправился в мир, чтобы нести людям свет открывшегося ему знания. Сначала его просто отовсюду изгоняли, начиная с родного монастыря и кончая Оскфордом, ученое собрание которого объявило идеи Джордано вздорными, а его самого – безумцем. В конце концов, он возвратился в Италию, где его и сожгли на костре инквизиции. Впоследствии истинность его гипотез подтвердил Галилей, у которого появился телескоп.

Судьба Джордано Бруно – это участь Гадкого Утенка, который так и не повстречал лебедей. Вот что пугает меня порой. Но тогда я размышляю и понимаю, что и я могу не оказаться лебедем.

Я могу быть некрасива, неумна, неталантлива. Принимая это, я обретаю свободу. Настоящую глубокую внутреннюю свободу. Я могу писать совершеннейшую глупость, и я принимаю это. Могу писать удивительно верные, нужные вещи. И это я тоже принимаю. Я продолжаю бить по воде своими розовыми ластами, потому что я часть мира, а ласты даны мне для того, чтобы бить ими по воде.

Любя свои голубые глаза, рыжий мех и розовые ласты, не впадая в гордыню, но и не тушуясь, добывая себе столько хлеба насущного, сколько можете, возвышаясь ровно настолько, насколько вы можете возвыситься, вы будете довольны собой, благополучны и здоровы. Меняясь там, где можете, и сохраняясь там, где необходимо, вы будете адаптивны.

Будете ли вы счастливы? А это уж как вы сами захотите!

Вторая Песня Старой Ведьмы

Она уже давно ждет, когда я допишу эти строки и обернусь к ней. Она чувствует, что мне нелегко, и терпеливо ждет, когда я достигну цели. Она предчувствует момент, когда это случится, и выходит на простор этой книги, вздымая широко расставленные руки…

Я люблю вас так сильно, что любовь сводит мои плечи, я люблю вас так долго, что моя кожа умерла от любви много сотен раз, я люблю вас так прицельно точно, что нахожу вас по запаху.

Я люблю вас так сильно, что сжигаю корыто, из которого вы пили, и бросаю в костер гнилое, сальное сено подстилки, на которой вы валялись, поверженные.

Я люблю вас так долго, что дожидаюсь момента, когда вы встанете и уйдете в свою настоящую жизнь.

Я люблю вас так точно, что запах вашего счастья уже пришел ко мне, чтобы остаться навсегда.

Я пою вашу силу, силу жить и быть собою, силу быть человеком, оторвавшимся от подстилки судьбы.

Я пою вашу смелость, смелость жить и быть собою, смелость стать человеком, отвернувшимся от поилки судьбы.

Я пою вашу мудрость, мудрость жить и быть собою, мудрость стать человеком, опрокинувшим корыто судьбы.

Путь все горести ваши и вашего рода соберутся вместе, все до последней, пусть они лягут на ваши руки, пусть до краев наполнят ваши ладони и повиснут на каждом пальце. И пусть огонь вашей мысли, высеченный из права быть человеком, взращенный на желании жить, сожжет их всех дотла.

Черная тяжесть, лежавшая на ваших руках, воспламеняется от искры, высеченной вашим взглядом, скрестившимся с ее, и горит ярким золотым огнем, быстро превращаясь в пепел. Огонь греет, но не жжет, пепел сыплется сквозь ваши пальцы, падает на землю, растекается по ней, подхватывается легким ветром. Ваши руки чисты, абсолютно чисты, ни тяжести, ни пепла больше нет. Голос Ведьмы становится сильнее и моложе, он звонкий и резкий. Она вскидывает руки и голосит:

– Пусть пепел впитается в землю и станет ею, а земля прорастет зеленой травою, пусть та трава станет пищей для коровы ваших желаний. Пусть та корова возьмет траву и вернет ее молоком ваших планов и маслом ваших поступков.

Из земли начинает вырастать трава, молодая зеленая травка, густая и нежная. Чье-то дыхание заставляет вас обернуться. Это корова. Она золотисто-оранжевая, с голубыми губами и золотыми рогами. Корова ест траву прямо у ваших ног, потому что она проросла гуще в тех местах, куда падал пепел. Вы делаете шаг в сторону, и корова тщательно объедает то место, где вы только что стояли. Из ее вымени начинает сочиться молоко, и Старая Ведьма подставляет руки, собирая его.

Она подносит к вам свои наполненные молоком ладони, и вы пьете, опустив в них лицо. Молоко пахучее и теплое. Вы допиваете почти до конца, поднимаете голову и смеетесь тому, что молоко течет по вашей шее. Она тоже смеется, несколько раз потирает руки, и молоко в ее руках превращается в масло. Она втирает масло со своих ладоней в ваше лицо и голову, любуясь вашими чертами. Вы становитесь красивы и молоды. Черты лица разглаживаются, волосы густеют неожиданно и скоро.

Вы счастливы. Она гордится вами. Она знает, что теперь вы сможете все.

Сильная, Вечная Женщина широко раскидывает руки, выгибается, подставляя небу грудь и солнечное сплетение, запрокидывает голову и на одном выдохе громко произносит:

– Пусть сбудется это и то, что хотите, чтобы сбылось!