Слуги Люцифера

Нинетта, не говоря ни слова, села подле него. Он мастерил очередную свистульку и уже справлялся с этим довольно успешно.

– Зачем тебе их столько? Эта уже, которая по счету?

– Восьмая. Вот, сделаю штук пятьдесят и повезу их в город, чтобы продать на ярмарке.

– Так, ты теперь свободный?

– Ага. Так что тебе больше не удастся донимать меня.

– Да, я просто так это делала. Не со зла ведь.

– Я знаю, что ты не злая. Ладно, забыли. Что было, то было, то быльем поросло.

– Но, тебе разве не было весело?

– Весело?! Чего уж там! Ты вставляла мне свои острые пальцы между ребер! Весело!

– Да, ладно. Я больше не буду. Так, значит, мир? – девочка протянула к нему свою правую руку.

– Мир, – согласился мальчик и дал ей свою.

Нинетта не обратила никакого внимания на то, что рука Сережки была пыльной и грязной.

– А ты не уйдешь от нас?

– Я буду всегда рядом с господином Жозэ. Пока он здесь, я не уйду, а если уйдет он, уйду и я вместе с ним.

– Но ведь он не собирается уходить?

– Думаю, что нет. Он ведь только приехал сюда.

– Но, а тебе хотелось бы покинуть поместье моего отца?

– Что тебе сказать? И, да и нет. Да, потому что здесь мне пришлось многого натерпеться. Я не люблю это поместье. Нет, потому что здесь мои друзья, могилы моих родителей и потому что здесь господин Жозэ.

– А я? – Нинетта даже сама от себя не ожидала этого вопроса.

– А что ты? – мальчик посмотрел на нее, наконец-то оторвавшись от своей свистульки.

– Да, да, я. Тебе разве со мной не интересно?

– Ха-ха-ха! Как я могу знать, интересный ли ты человек, если ты до сих пор только дергала меня и больше ничего?

– Да, но теперь то мы просто разговариваем. А если хочешь… – тут Нинетту осенило. Она дернула Сережку за рукав и сказала: – Слушай, а давай вместе сбежим в город, а когда продадим твои свистульки, вернемся назад. Заодно, погуляем там, покатаемся на качелях, поедим сладостей. Я переоденусь в простое платье, и все примут меня за обычную девчонку. Весело получится! Интересно ведь прикинуться крестьянкой, вместо княжны. Идет?

– Если я и продам все мои свистульки, то все равно не смогу на эти деньги покатать тебя на качелях или угостить сладостями, – ответил мальчик и нахмурился, опять принимаясь за свое занятие.

– Дурачок! – рассмеялась Нинетта. – Да, разве это проблема? У меня в копилке есть свои деньги. Их хватит на все, что угодно. Мы с тобой целый день будем веселиться!

– Нинетта, – сказал Сережа с серьезным лицом, – это твои деньги, а я не желаю, чтобы девочка платила за меня. Все должно быть наоборот. Это мальчик должен платить за девочку.

– Серый, это конечно так, но ведь тут другой случай. Ну, на что мне эти деньги? У меня все есть, мне ничего не надо. Но мне хочется повеселиться. А веселиться я хочу с тобой.

– Все равно. Ты не будешь за меня платить.

Нинетта помолчала некоторое время, с надутым видом глядя на мальчика.

– Да, а я то думала, что с тобой мне было бы интересно. Но ты просто гордый и скучный тип! – и девочка, рассердившись, убежала.

Сережка тут же со злостью отшвырнул свою свистульку в сторону, а потом принялся топтать ее ногами.

Кроме того, мальчик понятия не имел о том, что сердил не только Нинетту, но особенно Жанну, так как девочка стала сильно ревновать к нему управляющего, который, как только освобождался от своей работы, целиком отдавал свой досуг Сережке.

Жанна нередко видела, сидя у своего окна, как Жозэ и Сережка, держась за руки, словно отец и сын, гуляют по лугам и пастбищам. Видела, как Жозэ сажал мальчика к себе в седло, как учил его управлять лошадью, мастерить всякие нужные вещи, научил управляться с глиной и лепить из нее вполне приличную посуду.

Жанна восхищалась Жозэ, одобряла все, что он делал, мысленно хвалила его за доброе отношение к мальчику и, однако же, бесконечно ревновала его к Сережке, а самого Сережку временами готова была даже уничтожить.

Однажды, когда Жозэ освободился от работы, Жанна вышла из дому погулять и пристроилась возле маленького заборчика, где паслись на специальной территории молодые жеребцы. Она наблюдала за ними и ждала, что управляющий, проходя через это местечко к своему домику, непременно заметит девочку и подойдет к ней.

И вот, дождавшись, когда Жозэ проходил мимо, Жанна повернулась в его сторону. В тот же миг, к великому ее огорчению и досаде, к Жозэ подбежал Сережка. Он полностью завладел своим новым отцом и повел его в сарайчик, показать, какой красивый у него получился кувшин.

Жанна готова была умереть от злости и отчаяния. Она почти проклинала небо за то, что на земле существует Сережка. И в то же время ей хотелось сгинуть в небытие, провалиться в преисподнюю, хотелось утопиться, отравиться или сделать с собой что-нибудь еще. Ей подумалось, что она совсем не нужна Жозэ, не интересует человека, который с самого первого дня пребывания в этом поместье стал так много для нее значить. А раз она не привлекает того, кто привлекает ее, то в чем же тогда смысл ее жизни?

Тем вечером Жанна чуть не обрушилась на Нинетту. Обычно спокойная и стойкая, она сейчас не могла совладать со своим гневом.

– Будь добра, займи своего дружка, я больше видеть не могу, как он липнет к господину Жозэ!

Девочка была на гране истерики. Она готова была разбить все вазы, находящиеся в комнате о голову сестры.

Нинетта пришла в изумление, впервые видя Жанну такой разъяренной.

– Я попробую, конечно, – прошептала она.

А Жанна сию же секунду горько расплакалась.

Поскольку сестры Мадлик никогда не ссорились и всегда стояли горой друг за друга, Нинетта, не на шутку встревоженная состоянием своей сестры, поспешила немедленно исполнить ее просьбу. Но был вечер, и пришлось дождаться утра.

Эту ночь сестры впервые провели в состоянии стресса. Жанна плакала очень долго и все никак не могла успокоиться. Наконец, от такого долгого рыдания у нее сильно разболелась голова, а потом тяжелый сон завладел всем ее существом.

Около двух часов ночи несчастная девочка проснулась и снова стала плакать, но на сей раз уже не от злости или отчаяния, а из-за тошноты, которая ее и разбудила.

Нинетта мгновенно подскочила к ней с мокрым полотенцем. Она положила один его конец на голову Жанны, а другой на грудь. Постепенно тошнота стала утихать, а затем и вовсе прошла.

– Не нервничай так, я же обещала, что помогу тебе, – Нинетта укрыла Жанну и сама легла.

Но и Нинетта провела эту ночь не лучшим образом. Помимо беспокойства о сестре, ее мучила мысль о Сережке. Непонятно было; то ли он просто не хочет дружить с ней и потому строит из себя такого гордеца, то ли действительно все не так просто, как ей кажется. Тем не менее, у девочки мелькнула мысль, что она незаслуженно обидела мальчишку, назвав его гордым и скучным типом.

Но, как бы там ни было, а едва забрезжил рассвет, едва только успели пропеть первые петухи, а Нинетта уже была на ногах.

Спустившись в холл и припомнив недавнюю историю, из-за которой их с Жанной чуть было, не посадили под домашний арест, Нинетта постучала в дверь дворецкого.

Через пять минут тот открыл дверь и, увидев княжну, сердито поинтересовался, что же ей угодно в столь ранний час.

– Мне угодно, чтобы ты открыл парадную дверь, – важно ответила девочка, которой уже надоело терпеть пренебрежение этого старого дурака, – Или же я выйду через окно, но теперь уже не поднимай из-за этого шум.

Нинетта, не дожидаясь ответа, повернулась и направилась к тому самому окну, через которое пролезала с сестрой накануне.

– Стойте, княжна! – крикнул старик и бросил ей ключи.

Нинетта поймала их на лету, а, открыв дверь, снова бросила дворецкому.

Быстрые шаги несли девочку на пастбище. Именно там начинался рабочий день Жозэ Марэ, и именно там она рассчитывала найти Сережку.

Но мальчика не оказалось возле управляющего. Тогда Нинетта подошла к самому Жозэ.

– О, мадемуазель, он в моем домике. Еще спит. Вчера он до поздней ночи возился с глиняной посудой. И, кажется, его что-то беспокоило. При всей нашей с ним дружбе, он так и не сказал мне ничего. Но, может быть, вам что-нибудь известно?

– Да, господин. Это, скорее всего, по моей вине. Вчера мы с ним немного повздорили.

Пока Нинетта приближалась к домику управляющего, у нее в голове мелькнула мысль, что она кое-что украла у Жанны, кое-чем ее обделила. А именно: минутой разговора с глазу на глаз с управляющим. В последнее время Жанна так мечтала хоть словом с ним перемолвиться, что узнай она об этой минуте, то сошла бы с ума от зависти.

Предварительно постучавшись, как и подобает вежливому человеку, Нинетта вошла в домик и в коридоре увидела Сережку. Тот выглядел сонным и протирал глаза.

– Доброе утро! – весело сказала девочка, словно между ними не было вчера размолвки.

– Доброе утро, – ответил Сережка несколько мрачновато.

– Ты чего такой невеселый? Сердишься на меня?

– Чего уж там! Было бы за что. В общем-то, ты права. Я действительно гордый и скучный.

– Да, нет же. Это я, так, погорячилась.

– И, тем не менее…

– Ну же, не надо об этом! Я, вот, что подумала: давай погуляем в городе просто так, без денег, а?

– Тебя со мной никогда не отпустят.

– Но ведь мы сбежим!

– Нельзя. Когда вернемся, тебя накажут. Я ведь о тебе беспокоюсь.

– А я что-нибудь придумаю!

– Нет, нет, Нинетта, пойми же.

Девочка помолчала с полминуты, словно бы размышляя о чем-то.

– Ну, ладно, – сказала она, наконец. – Тогда, давай просто играть вместе? Не покидая поместья.

– Вот это другое дело! – мальчик повеселел.

– И ты будешь играть со мной, даже когда господин Жозэ свободен от работы? – Нинетта пытливо посмотрела в глаза Сережке.

– Да, – и он вздохнул.

А так, как Нинетта все еще не сводила с него пристального взгляда, Сережка пустился в откровение:

– Знаешь, мне кажется, что, так сильно привязавшись к господину Жозэ, я даже стал ему мешать. Я ничего не могу с собой поделать, меня так тянет к нему, будто бы он ангел какой-то. Против собственной же воли я отнимаю весь его досуг, хоть и понимаю, что тем самым могу ему надоесть. Как бы он не любил меня, но я все же не родной ему сын, поэтому должен оставлять его одного хоть иногда. Дать ему… ведь он одинок… может быть, он отличит кого-то из наших женщин. Они красивые. А господин Жозэ был бы прекрасным мужем для одной из них.

– Так значит, договорились? Будем играть вместе, а господин Жозэ пусть от всего и всех отдыхает.

– Да, Нинетта. Так будет лучше всего.

Нинетта, довольная, что добилась желаемых результатов, вернулась в дом и сказала Жанне торжественным тоном:

– Ну вот, дорогая, теперь можешь завоевывать управляющего!

ГЛАВА 5

Стоит, пожалуй, на некоторое время оторваться от описаний взаимоотношений главных героев и заглянуть за пределы владений князя Мадлика.

Как и у всех людей, у князя существовали соседи. Об одних, графах Коноваловых уже упоминалось ранее. Теперь настало время поговорить о них подробнее.

Не так давно граф Коновалов продал свое поместье, граничащее с поместьем князя Мадлика и уехал с семьей за границу. Его управляющий, Жозэ Марэ, приведя все дела в порядок, перебрался в поместье князя Мадлика, посчитав, что там он будет нужнее.

И вот, спустя дней десять после появления Жозэ, князь Мадлик получил приглашение от некоего князя Малиновского, приехать к ним на чаепитие.

Князь Мадлик с женой немедленно нанесли визит новым соседям, как уже понятно, въехавшим в поместье Коноваловых.

Возвратясь же от новых соседей, князь Мадлик потом весь день и при всех выражал свой восторг от этих людей и распорядился принарядить дом, намереваясь также, пригласить князя Малиновского с семьей к себе в гости.

Новые соседи не замедлили нанести ответный визит и тем самым еще более закрепить завязавшуюся дружбу.

В тот вечер все оделись с изысканным вкусом, по последней моде. Берта фон Шеренг блистала в белоснежном атласном платье, которое еще более подчеркивало ее изящную и незаурядную красоту.

Князь надел парадный костюм темно-синего цвета, а девочек облачили в совсем одинаковые розовенькие платьица и хоть они терпеть не могли одеваться одинаково, несмотря на всю взаимную привязанность, эту одежду им навязала мачеха, самым бесцеремонным образом отвергнув всякие просьбы или недовольства.

Вся семья Мадлик сидела в гостиной, включая и маленького Виктора, спящего на коленях у своей кормилицы, когда послышался звук подъехавшей брички.

Князь Мадлик мгновенно оказался на крыльце, чтобы встретить и проводить в дом желанных гостей.

Семья князя Малиновского была небольшой. Только сам князь, его супруга и сын лет тринадцати.

Расположившись поудобнее, обе семьи принялись весьма непринужденно разговаривать на разные темы, а детям велели погулять по дому.

Теперь будет не лишним сказать пару слов о самих Малиновских. Сам князь был тучным мужчиной лет сорока пяти, с рыжими усами и бородой, с полысевшим затылком, которого он, впрочем, совсем не стеснялся, с бесцветными глазами, крупными чертами лица. В общем, этот человек, своей невзрачной внешностью не особенно располагал к себе. Он был разговорчив и неглуп, что чувствовалось сразу и, пожалуй, только этими качествами мог бы влиять на людей.

Супруга его, княгиня Малиновская, напротив, оказалась весьма недурна собой, с первого же взгляда на нее можно было без тени сомнения сказать: основанная забота в жизни этой женщины – собственное отражение в зеркале. Симпатичная шатенка с голубыми глазами, маленьким ротиком и пышновато-воздушным сложением.

Однако в отличие от своего мужа, она не выделялась остротой ума и предпочитала больше помалкивать, опасаясь ляпнуть чего-то неразумного.

Единственный отпрыск этих родителей не унаследовал ни миловидности своей матери, ни разума отца. Не в меру долговязый для своих лет мальчишка-отрок, с рыжей пышной шевелюрой, такими же бесцветными глазами и крупными чертами лица, как и у его отца, он был к тому же щедро одарен темными крупными веснушками на лице и по всему телу, что делало его уж окончательно непривлекательным. Не обладая особым умом и, вероятно, чувствуя это, мальчик держался чрезвычайно напыщенно и самодовольно, тем самым, стараясь компенсировать недостаток ума, производимым впечатлением важной персоны.

Поскольку всем троим детям, велели удалиться после церемонии знакомства, они вышли в холл.

– Ну и что мы будем делать с этим гусем? – шепнула Жанна на ухо Нинетте. – Он держится так, будто развлечься ниже его достоинства.

– Не представляю. Но одно я знаю, точно: этот вечер будет настоящей тоской, пыткой.

В холле на специальном столике стояла игра в лото, которую девочки очень любили. В нее можно было играть по двое, по трое и более. Они предложили мальчику поиграть всем вместе.

– Играть в лото? – переспросил он, еще выше задрав нос. – Нет, спасибо, я предпочитаю что-нибудь особенное.

– Что же?

– Ну, хотя бы прослушать партию фортепиано.

– Фортепиано?… О, в библиотеке есть фортепиано. Мы умеем на нем играть. Мы сыграем тебе, если хочешь.

– Нет, спасибо, я предпочитаю слушать профессиональных музыкантов, – с еще большей важностью процедил он сквозь зубы.

Жанна и Нинетта начали терять терпение.

– В таком случае, любезнейший господин, – подчеркнуто напыщенно обратилась к нему Жанна, – быть может, вы сами желаете сыграть что-либо? Вы настолько уверенны в нашем неумении, что, вероятно, сами являетесь большим виртуозом?

– Ошибаетесь, – чуть побледнев от злости, ответил княжеский сынок, – я предпочитаю музицировать на скрипке.

– О, это замечательно! У батюшки в кабинете как раз есть отличная скрипка. Может быть, желаете, чтоб ее вам подали?

– Извините, но я музицирую исключительно на своей собственной скрипке.

– О, тысяча извинений, – Жанна сделала преувеличенно любезный поклон.

– Видит бог, мы предложили вам все, что могли, – заговорила Нинетта, – но раз вам все это не по душе, тогда, может быть, вы сами нас чем-то займете?

– Не имею ни малейшего представления о ваших интересах.

– Ну, в отличие от вас, интересы у нас самые разнообразные. Мы можем развлекаться, как угодно и вовсе не считаем, что это ниже нашего достоинства. В гостях же, мы принимаем любые предложения, чтобы не показаться буками и не производить отталкивающего впечатления, – сказала Жанна.

– Раз уж мы ничем не можем вам угодить, – вставила Нинетта, – то, пожалуй, будет лучше всего оставить вас здесь, чтобы дать вам прекрасную возможность вволю насладиться собственной компанией.

– С вашего позволения, – и обе сестры вышли на крыльцо, а оттуда, взявшись за руки, направились к домику управляющего.

– Как он глуп, этот Денис! Держится так по-идиотски! Неужели он думает, что своей важностью заинтересует людей? В конце концов, это даже неприлично, – возмущалась Жанна.

– Да, я впервые сталкиваюсь с подобным типом людей. Он глуп, конечно, но эта глупость гораздо менее бросится в глаза, если он оставит свою важную манеру, и будет веселиться, как и все остальные.

– Готова поспорить, что в собственном то доме он далеко не такой, каким предстал перед нами. Я почти уверенна, что он обожает носиться по всему дому с кличем индейца и весь в перьях.

– Почему ты в этом уверенна?

– Потому… в общем-то такие люди почти всегда двойственны. На глазах у общества, в гостях они одни, дома же совсем другие. Помнишь того мальчишку, что гостил у графов Коноваловых в позапрошлом году? Это был их племянник. Так вот: в гостях это был абсолютно примерный ребенок, ни единого грубого слова, чистюля, каких поискать. А дома? Я однажды слышала, как их повариха рассказывала нашей: «От этого мальчишки все стараются держаться подальше. Он так грубит прислуге, что волосы дыбом становятся». Вот видишь, Ни-ни, я почти уверенна, что и этот такой же.

– Надеюсь, когда мы с тобой вернемся в дом, этих Малиновских уже не будет.

– Ты сейчас снова будешь болтать с Серым?

– Ага. Вот уж отрада! После этого глупого и чопорного гуся, поболтать с Серым будет, словно малиной после уксуса. С живым человеком уж интереснее, чем с ходячим манекеном.

– Ладно, хватит об этих Малиновских. Надеюсь, они не будут слишком частыми гостями у папы.

– Да, нам то что? Берта ведь каждый божий день прямо или намеками сообщает, что скоро мы уедем в пансион.

При этом слове Жанна резко остановилась. Лицо ее выражало даже не недовольство, а что-то совсем непонятное для Нинетты.

– Что такое? – она тронула сестру за плечо.

Жанна ответила вопросом на вопрос:

– Ты по-прежнему хочешь в пансион?

– Да. Мне все тут надоело. И особенно Берта.

– И ничего тебя не удерживает?

– Нет. Разве что-то должно?

– И тебе не жаль расставаться с Серым? Ты ведь и жизни себе не мыслишь без того, чтобы не прицепиться к нему.

– Ну и что? Конечно, жалковато будет, но уж лучше не видеть ни Серого, ни Берты, чем видеть их обоих.

– Вот мы и не сходимся с тобой кое в чем, – вздохнула Жанна.

– А в чем?

– Ты, чтобы избавиться от Берты, готова расстаться с лучшим другом, а я… пусть Берта хоть день и ночь у меня над душой стоит, но мне больно расстаться с господином Жозэ.

– Опять этот господин Жозэ! – Нинетта всплеснула руками. – Прости, но я не совсем хорошо тебя понимаю. Ты просила меня очистить тебе путь, и я взяла на себя Серого. Но ведь управляющий… ведь он же не отец тебе, ни друг какой-нибудь, он только человек, который тебе интересен. Но всякому интересу есть предел.

– А моему нет, – серьезно сказала Жанна.

– Но ведь он не смотрит на тебя. Все равно, он все время уделяет Сережке, пусть даже тот и бегает со мной.

– Но он говорил со мной! Он внимательно меня слушал!

– Ну, да, из вежливости.

– Не только. Он любит детей. А ведь я маленькая девочка, значит, я ему нравлюсь.

– Ладно. Я не знаю, что тут еще можно сказать. Но, одно я знаю точно: Жозэ Марэ тебя околдовал. Иначе это не назовешь.

– Пусть так. Я рада. Ты и не представляешь, как я к нему привязалась! Мне почему-то кажется, что я знаю его уже не одну жизнь. Кажется, что во всех прошлых жизнях мы были друзьями! – Жанна говорила все это с таким восторженным блеском в глазах, что Нинетта поразилась.

Однако, говорить что-либо сестре не имело смысла. Жанна была в данный момент, словно под гипнозом.

«Похоже, этот управляющий управляет не только поместьем отца, но и всеми чувствами моей сестры. Даже на расстоянии», – мысленно пробурчала Нинетта, и лобик ее сморщился от недовольства.

Нелишне было бы заметить, что и Нинетту мучила ревность. Если Жанна ревновала Жозэ к Сережке и из-за этого чуть ли не воспылала к мальчику лютой ненавистью, то Нинетта, в свою очередь, стала ревновать сестру к Жозэ.

С самого своего рождения сестры Мадлик были, не разлей вода. Они всегда выручали друг друга, если что-то случалось, всегда поверяли друг другу свои маленькие детские тайны и всегда проявляли живейший интерес к жизни друг друга, считая ее, несомненно, более значительной, нежели своя собственная. И так было вплоть до того окаянного, по мнению Нинетты, дня, когда в поместье появился Жозэ Марэ и внес настоящую смуту в мирную жизнь сестер. Временами Нинетта готова была проклясть этого человека, ведь стоило ей обратиться к Жанне с каким-нибудь вопросом, как та, витая в облаках и грезя о господине Жозэ, даже не могла ее услышать. Тогда Нинетта принималась, как попугай, повторять свой вопрос ровно столько раз, сколько этого требовалось, чтобы Жанна спустилась на землю. Вполне понятно, что сестра не могла не раздражаться и не злиться, хоть и скрывала это от Жанны, дабы еще больше от нее не отдалиться.

Девочки приблизились к домику управляющего.

Сережка оказался на крыльце. Он опять мастерил свистульку. Увидев Нинетту, он улыбнулся и сказал:

– Эта уже пятнадцатая.

Девочка равнодушно взглянула на маленькую деревянную палочку со множеством дырочек и причудливой резьбой.

– Пойдем, лучше, погуляем? – предложила она. – Потрясем яблоню.

А Жанна осталась одна на крылечке домика. Она поправила на голове большой розовый бант, под цвет платья и туфелек, затем, достав из кармана маленькое зеркальце, взглянула на свое лицо.

Все было, как и надо. Вполне симпатичная девочка. Темные брови и ресницы, зеленоватые глаза, розовые щечки и губки. На всякий случай, чтобы губки были краснее, Жанна их слегка покусала. Потом открыла дверь и вошла в домик.

Господин Жозэ сидел в своем кабинетике, что возле его спальни и что-то писал за столом.

Жанна, подумав, что может ему помешать, остановилась и притаилась за дверным проемом, чтобы немного понаблюдать. Она стояла так и не сводила очарованного взгляда с управляющего. Все в нем; и его осанка, и его гордая посадка головы, и каждое движение, каждый изгиб тела, каждая складка одежды, все завораживало эту маленькую девочку. Глаза ее буквально горели. Ей так хотелось, чтобы господин Жозэ подошел к ней, поднял высоко, к самому потолку, а потом нежно усадил к себе на колени.

Так Жанна простояла минут десять, любуясь своим обожаемым человеком. Потом ее ножки устали и она, чуть пошатнувшись, выдала себя.

Жозэ повернул голову, удивленно взглянул на девочку, а потом ласково ей улыбнулся. От его улыбки у Жанны замерло сердце.

– А, мадемуазель, вы ко мне? – он подошел к ней совсем близко.

– Я случайно забрела, месье. Нинетта с Сережкой побежали рвать яблоки, а я осталась. Дома так скучно, можно мне посидеть у вас?

– Конечно. Сколько вам будет угодно.

Жанна готова была запрыгать от радости. Она уселась в мягкое кресло напротив письменного стола Жозэ и тщательно расправила платьице.

– Я вам не помешала? – спросила она несколько озабоченно, страшась и мысли о том, что она может быть некстати.

– Нет, нет. Я уже все закончил.

– А, так вы теперь свободны?

– Абсолютно. И мы можем поговорить, о чем хотите.

Жанна была счастлива. Не чувствуя никакого стеснения перед Жозэ, она непринужденно сказала:

– Господин Жозэ, пожалуйста, не называйте меня больше «мадемуазель» и не говорите мне «вы». Зовите меня по имени, просто Жанной, ладно? Как зовете Сережку.

– Что ж, хорошо, Жанна, – улыбнулся Жозэ.

Все время, пока они разговаривали, он внимательно смотрел на девочку. Ей казалось, что его взгляд проникает ей в самую душу.

– Господин Жозэ, а вы долго были управляющим у графов Коноваловых? Полтора года назад я в последний раз была у них в гостях, но вас там не видела.

– Я работал у них несколько месяцев.

– А раньше? Где вы были раньше?

Жозэ немного помрачнел. Жанна заметила это, и сердце ее защемило.

– Так… в другом поместье, – ответил он. – Это очень далеко отсюда.

– Очень далеко… во Франции, да?

Жозэ чуть заметно вздрогнул. Жанна это уловила, и чувство смутной тревоги коснулось ее души. Что-то было непонятно. Разговор не клеился, а ведь она так хотела с ним поговорить! Но, что же такое? Почему? Что особенного она у него спрашивает? С чего бы ему так неестественно реагировать на ее обычные вопросы?

– Да, во Франции, мадемуазель… прости, Жанна.

На некоторое время воцарилось молчание. Оба чувствовали себя как-то неловко. Атмосфера казалась напряженной. Жанна готова была плакать от отчаяния. Теперь она почти уверилась в том, что совершенно не интересна господину Жозэ. Это было для нее ударом. Девочка вдруг встала с кресла и, не глядя на Жозэ, сказала:

– Извините, месье, мне, пожалуй, пора домой. У вас здесь очень хорошо, – и направилась к выходу из домика.

Жозэ заботливо проводил ее.

– Заходите сюда, когда пожелаете, – сказал он, совсем забыв о том, что она просила называть ее на «ты» и по имени. От этого на глаза Жанны навернулись слезы. Они затуманили ей глаза, мешая видеть то, что у нее под ногами. Из-за этого девочка споткнулась на ступеньках крылечка и, упав, сильно ушиблась.

Жозэ мгновенно поднял ее и усадил к себе на колени. Однако Жанна не получила от этого желаемого удовольствия, вспомнив, что ей сказала недавно Нинетта: «Он учтив и внимателен с тобой, но только из вежливости. Ведь ты дочь его хозяина».

Сердце несчастной маленькой девочки больно заныло. «Так значит, все именно так», – подумала она, и эта мысль ее чуть не убила.

Домой она пришла, прихрамывая, но боли от ушибленной коленки не чувствовала. Болела не коленка, а душа, болело сердце. Болело невыносимо. Жанне казалось, что весь мир разрушился вокруг нее.

Впервые в жизни она отдала человеку всю свою душу, впервые в жизни искала чьего-то расположения к себе и вот, такой крах всему! Она явно не интересовала господина управляющего.

Поделившись с Нинеттой своим горем, Жанна, однако, не почувствовала облегчения. Боль глодала ее, не переставая мучить ни на секунду. Ей казалось, будто сердце вот-вот разорвется на мелкие кусочки.

– Ну и плюнь ты на него, чего долго страдать? – Нинетта утешала ее, как могла, но безуспешно.

– Как ты не понимаешь, – всхлипывала Жанна, – я его люблю, как родного отца!

– Но наш отец – наш папа. И мы похожи на него.

– Да, мы действительно на него похожи. Раньше он был красивым. Но все же… лучше бы господин Жозэ был нашим отцом.

Пока Жанна плакала, уткнувшись лицом в свою подушку, Нинетта мысленно проклинала управляющего за все те муки, которые он причинил ее сестре.

А сам Жозэ, сидя в своем кабинетике, думал о том, что Жанна явно жаждет его расположения и внимания. Он покачал головой, а потом уронил ее на руки.

Таким и нашел его Сережка, вернувшись в домик, где теперь жил вместе с Жозэ. Управляющий крепко спал прямо за письменным столом.