Лав-тур на Бора-Бора

Глава 7

В бунгало Юлия вернулась до обеда. Ирина Яковлевна появилась в самый неподходящий момент, прервав так чудно складывавшуюся беседу с Эллой. Эта старая мегера буквально выжила Юлю с яхты.

Ну да ладно. Голова и так пухла от полученной за утро информации.

Василий сидел на террасе с бокалом в руке и тихо набирался, стараясь справиться со стрессом старым, проверенным способом. Не обращая внимания на вопросы, которыми засыпал ее супруг, – кстати говоря, ему уже с большим трудом удавалось формулировать свои мысли, – Юля взяла стоявшую перед ним бутылку и заперла в сейф вместе со всем содержимым мини-бара. Василий топтался возле жены, жалобно вопрошая, посадят его или нет. Объяснив ему, что не готова обсуждать с ним важные вопросы до тех пор, пока он не обретет вновь человеческий облик, любящая жена вылила в море плескавшийся на дне его бокала бренди – пусть рыбки порадуются – и прошла в спальню.

Устроившись на кровати, она велела Василию пойти протрезвиться и принялась анализировать всю собранную за утро информацию.

Итак, что мы имеем?

Как известно из классики, причин для убийства не так уж много. Любовь и деньги. Найдешь кому выгодно – найдешь убийцу.

Вопрос первый: кому выгодно?

Своих денег у Ирмы нет, получить с нее нечего. Или есть? Ах, как не вовремя напился Ползунов. Он наверняка знает многое о материальном положении своих приятелей. Придется вопрос денег отложить на время, до возвращения Василия в нормальный вид.

Перейдем к любви.

На повестке дня первым является муж. Жили они скверно, но, возможно, такие нездоровые отношения добавляли им остроты ощущений, адреналина в скучные семейные будни, зажигая страсть? Извращенцев на свете пруд пруди. Шульмана безутешным вдовцом не назовешь. Соблюдая внешние приличия, он, тем не менее, особо не грустит. И что это значит? Ровно ничего. Сколько Юля помнила эту парочку, они вели себя как кошка с собакой. Но это тоже ничего не значит. Существуют тысячи пар, которые живут десятилетиями в такой обстановке, а потом умирают в один день, как Ромео и Джульетта, не представляя, что им делать друг без друга. И все же, сбрасывать его со счетов мы не будем, решила Юля. В таких делах муж всегда подозреваемый номер один.

Если развивать дальше тему любви-ненависти, то номером вторым, несомненно, надо ставить Елену Сомову. Вот у нее мотив очевиден. Единственным стоящим фактом, полученным Юлей за сегодняшнее утро, является роман Игоря с Еленой.

Лена спит с Игорем. При этом ее брак недостаточно прочен, и если муж узнает о романе, ее, скорее всего, ждут развод и потеря благосостояния, даже нищета. Ирма узнает об интрижке и грозится все рассказать Сомову. Да тут целых два мотива: и любовь и деньги! Можно ли считать достаточно веским основанием для убийства потерю денег, мужа и любовника?

Можно. Ленка тупая, необразованная, не очень молодая и очень избалованная дамочка. Устроить свою жизнь после развода ей будет непросто, найти такого же состоятельного мужа, как Сомов, точно не удастся. А рассчитывать на то, что ее будет содержать Шульман, и вовсе не приходится.

– Кажется, я двигаюсь в правильном направлении! – Юля довольно потерла ладошки.

Вопрос второй. А могла ли Лена это сделать? В том смысле, что не у каждого хватит духу хладнокровно убить человека, не в состоянии аффекта, а намеренно, продуманно.

Юля вспомнила Ленку, безмозглую эгоистку, лишенную всякой фантазии, похотливую, безжалостную хищницу, наделенную от природы единственным инстинктом – инстинктом самосохранения. Такая врежет камнем по черепу и спокойно отправится завтракать.

Вот у нас и появился второй подозреваемый! Юля счастливо потянулась на кровати.

Так. Сомову мы вычислили, но все же не помешало бы иметь кого-то про запас. Например, Сомов. Мог он убить Ирму? Неизвестно. Денежные интересы здесь, скорее всего, ни при чем. А что касается любовных, то в связи с Ирмой он замечен не был, а убийство из ревности исключено, скорее он мог убить Шульмана. Но Шульман жив. Значит, Сомова вычеркиваем.

Инна и Семен. Здесь все интереснее. Они вроде были на яхте, надо уточнить. Теперь мотивы. Убийство из-за денег. Да, Инна могла бы убить из-за денег, например не хотела делить наследство с папиной женой. Но тут что-то не стыкуется. Где гарантия, что Шульман, овдовев, снова не женится? К тому же у них с Ирмой не было детей, а другая вполне способна нарожать ему человек шесть маленьких Шульманов. Ну и где тут, спрашивается, выгода? Если только, осенило вдруг Юлю, Ирма не была беременна! Это надо выяснить. Значит, сладкую парочку со счетов пока сбрасывать не будем. Почему обоих? Потому что Семен тоже заинтересован в наследстве будущей супруги. Наверняка материальное положение невесты было не последним фактором, повлиявшим на его «бескорыстный» выбор. Они вполне могли провернуть это и вдвоем и по одному.

Подумав минуту, Юля взяла лист бумаги и, разделив его на два столбика, стала вписывать в правую графу подозреваемых, а в левую тех, кто оказался вне подозрения. Впоследствии можно будет перемещать фигурантов в зависимости от полученных сведений.

Идем дальше. Веселовы. Про этих Юле совсем ничего не было известно. Она просто заметила, что Татьяна явно недолюбливала Ирму. Так она и сама ее недолюбливала, это еще не повод для убийства. Пожалуй, надо выделить их в отдельный столбик.

«Сюда я буду помещать темных лошадок, – решила Юля, аккуратно проводя еще одну вертикальную линию. – Вот протрезвеет Василий, выясню у него, что это за люди и какие у них отношения с семейством Шульманов».

Идем дальше. Ирина Яковлевна. Эта точно могла пристукнуть. Просто чтобы избавиться от невестки. Ирма ее здорово раздражала. Ирину Яковлевну просто коробило от манеры Ирмы вести себя с Игорьком, а всем известно, на что способна любящая мать. Вот только способ убийства бывшая главврач могла бы выбрать поизощреннее, например передозировку лекарств или еще что-то в этом роде. Хотя, с другой стороны, если убийство было совершено в состоянии аффекта, то удар по голове вполне естественен. Другой вопрос, что такое тяжелое Ирина Яковлевна носила с собой, чтобы взять да треснуть по голове своей невестке с бухты-барахты? Эх, жаль, орудие убийства не нашли.

Ладно, в любом случае, мамашу со счетов списывать не будем. Эта ни перед чем не остановится для достижения собственной цели. Честно говоря, Юля ее немножко побаивалась. Она ей напоминала носорога: растопчет и не заметит.

Правый столбик заметно удлинился.

Идем дальше. Крюгеры. Ну, эти явно ни при чем. Еще в начале знакомства Элла говорила, что они с Гансом оказались на яхте совершенно случайно. На каком-то приеме около месяца назад их с Шульманами познакомил Сергей Сомов. Игорь прямо вцепился в Ганса Крюгера: визиты, приглашения и, наконец, круиз на яхте. Они просто не смогли от него отвязаться. Да и Сомов уговаривал. Они с Гансом оба увлекаются дайвингом, вот Сергей и подбил их составить ему компанию. Никого, кроме Сомовых, они раньше не знали. И, как признавалась Элла, прекрасно могли обойтись без таких знакомств и дальше. Сплошной террариум. Все со всеми ругаются. Не отдых, а зоопарк.

Кстати, любопытное воспоминание. Если они ругались, значит, какие-то скрытые причины, старые обиды, невысказанные претензии есть. И надо будет покопаться во взаимоотношениях обитателей яхты получше. Неизвестно, что выплывет на поверхность. Присказку про скелет в шкафу еще никто не отменял.

Итак, подведем итоги. Уже есть главный подозреваемый. Точнее, подозреваемая. Мотив есть, психологический склад соответствует, осталось выяснить, была ли у нее физическая возможность это сделать. Значит, надо ненавязчиво узнать, что делала вышеозначенная особа в конкретный отрезок времени. И при этом самой не получить по темечку.

А дальше видно будет.

Юлия перекатилась на кровати, свесилась с края и стала смотреть сквозь окошко в полу на суетящихся в воде рыбок. До обеда оставалось еще полчаса.

Глава 8

Елена сидела у себя в каюте и нервно пилила ногти. Обед только что закончился, но ей уже вторые сутки кусок в горло не лез. Скорее бы уже убраться с этой проклятой яхты, думала она, глядя на свое отражение в зеркале. Как она мечтала об этом путешествии! Еле Сомова уломала, этот идиот собирался лететь вместе с детьми в Австралию, смотреть кенгуру и коал в естественной среде. Елена презрительно фыркнула. Радости совместного со спиногрызами отдыха ей были непонятны.

Нет, с губами она все же переборщила, но в остальном довольно мило – отвлеклась от размышлений Елена, взглянув на себя в зеркало. Она ужасно гордилась своей внешностью. Ей почти тридцать, а кожа по-прежнему нежная и гладкая, как у девочки. Она подняла голую загорелую ногу: тонкие щиколотки, ровный бронзовый загар… А уж что касается задницы, то даже у Дженнифер Лопес не такая роскошная, все-таки почти десятка заплачена за эту красоту.

Мысли, которые всегда гарантированно поднимали ей настроение, на этот раз почему-то не сработали. И Елена с раздражением опять взялась за пилку. Она обожала сама делать маникюр, это успокаивало ей нервы. А сегодня они были взвинчены как никогда.

Мало ей было, что вчера весь день по яхте сновала полиция, так сегодня приперлась эта беременная роза-мимоза, вся из себя и везде сует нос.

Ленка ее терпеть не могла. Больше всего Елену раздражало то, как этот осел, ее муженек, носится со своей цацей. «Тебе удобно? Попить принести? Мороженого хочешь? Сока выжать? Яблочный или манго? Не горячо? Не холодно? Не дует? Музыку потише? Воздуху побольше?» А было бы из-за чего суетиться! Старая, жирная корова! Ее так разнесло, что и талии уже не отыскать. А грудь? Максимум третий номер. Ленка презрительно фыркнула. И что только мужики в таких находят? А уж строит из себя!

– Ах, Эллочка, как вам понравился Дали?

– Не очень, лично я предпочитаю Магритта.

Тьфу, выучили, небось, три имени, две фамилии и выпендриваются! Но все это, по большому счету, не имело никакого значения. Самое ужасное, что эта Ползунова шныряет целый день по яхте и задает всем опасные вопросы. И какое ей, спрашивается, дело?

Лена сама слышала, как она разговаривает с горничной. И представьте себе, эта лиса интересовалась, где была Ленка в день убийства и не видела ли горничная, как Лена пару дней назад с погибшей хозяйкой разговаривала!

А потом она подсела к Инне в верхнем салоне и так сладенько, будто невзначай, спросила, когда Елена ушла с яхты в то утро. А утром, Лена сама видела и даже подслушать хотела, они с этой ведьмой Эллочкой на флайбридже шептались. Но стюард помешал. А потом явилась старая жаба и всех разогнала. Тоже то еще сокровище! Пронюхала, что Ленка с сынком ее спит, и смотрит теперь ехидно, глазки сощурив, насмехается. Ух, как Ленка их всех ненавидела. Самодовольные идиоты! Им-то что, они все в шоколаде! А попробуйте, как она, из третьеразрядного кабака в люди выбиться!

Ну уж нет. Она не позволит им над собой смеяться! Не такая уж она дурочка, как кажется. Вот и Ирма, тоже все над ней смеялась, и где она теперь? Лена с раздражением швырнула в угол пилку и с рыданиями упала на кровать.

– Петрова! Запевай! – командовал вожатый в пионерлагере, когда их отряд ходил строем в столовую или в поход. – Какой голос! – делился он с идущей рядом воспитательницей. – Ей бы в музыкальную школу поступить или в хоровую студию. Да в такой семье никому до ребенка дела нет, – продолжал Николай Сергеевич, с грустью глядя в спину худенькой, белокурой Лены Петровой.

Девочка каждый год приезжала на три смены в заводской лагерь, и за все лето никто ни разу ее не навещал. Отца у Лены не было. Точнее, он, конечно, был. Но, когда его второй раз посадили, мать с ним развелась. Сама Зинаида Михайловна Петрова, Ленина мама, работала на заводе наладчицей. Была она доброй, веселой и какой-то бесшабашной. По молодости любила компании, танцы, песни, потом выскочила замуж за красивого парня, такого же безголового и лихого, как она сама. Генка Петров тоже работал на заводе, был слесарем, а еще играл в инструментальном ансамбле. Здорово пел, и все девчонки по нему сохли. Но выбрал он Зинку. Жили они весело, дружно, в заводском общежитии, каждый день у них собирались компании, пели, выпивали. Вот после таких посиделок и случилась та драка, после которой Генку посадили первый раз. Он по пьяной лавочке пырнул кого-то ножом. А может, и не он, но свалили все на Зинкиного мужа. Так что, когда родилась дочка, Генка сидел в тюрьме. Лена папу не знала, но много о нем слышала и очень ждала. Потому что был веселый, добрый и хороший, как говорила мама, только дурак. Этого Леночка уже не понимала.

Когда Лена пошла в садик, папа вернулся. Был он не совсем таким, как она представляла, но вскоре она к нему привыкла. Папа хорошо пел, и они часто пели вместе. Леночка в садике всегда была солисткой, и папа Гена ею очень гордился. Только иногда он сильно пил, кричал, плакал, ругался, и мама на него сердилась. Леночке это не нравилось. Раньше у них дома никто не ругался. Мама приходила с работы, забирала Лену из садика, они ужинали, и Лена шла спать. Скучно, тихо. В праздники ходили в гости. Там мама пела, изредка выпивала. Иногда к маме приходили какие-то дяди. Они тоже выпивали, но тихо, без скандалов, много смеялись, а потом Лена шла спать к соседке тете Шуре.

А с папой мама часто ссорилась, а потом он опять уехал. И мама подала на развод. Только когда Лена училась во втором классе, она узнала от матери своей подруги Тани, что папа, оказывается, сидит в тюрьме, а не уехал в командировку. Она долго плакала. А когда мама вернулась домой и узнала, что случилось, то пошла к тете Гале, Таниной маме, на пятый этаж, и очень с ней ругалась. А тетя Шура сказала, что они даже подрались. И Леночке запретили с Таней дружить.

Училась Леночка средне, даже плохо. Зато пела хорошо. На всех концертах выступала. Мама ее хвалила. Но жить они с мамой стали хуже. Мама стала выпивать все чаще, стали к ним приходить гости, разные. Некоторые хорошие и тихие, а другие дрались. И Леночка, когда увидела у мамы синяк в первый раз, расплакалась и очень ее жалела. Но мама только накричала на девочку и поддала ей, чтобы не лезла не в свое дело.

С тех пор у них все пошло вкривь да вкось. Если бы не тетя Шура, которая жалела Лену и часто брала к себе, Леночке было бы и вовсе скверно. А когда закрылся завод, на котором работал почти весь город, жить стало совсем ужасно. Копейки, которые матери платили как безработной, она пропивала. Ленка почти голодала. Ей было уже пятнадцать, и тетя Шура пристроила ее уборщицей в ресторан. В школе Лена появлялась не каждый день, зато у нее появилась сомнительная компания, ребята там были постарше. Ленка научилась пить, курить, а через год потеряла девственность. И даже не помнила с кем. Катилась она все ниже и, наверное, скоро совсем бы спилась и померла под забором, но случилось чудо. Когда Ленка в очередной раз возюкала тряпкой по полу в пустом ночном зале, она запела. Запела в полный голос, а в кухне сидели и выпивали музыканты, один из них услышал ее, вышел в зал, разговорился, и через две недели она уже пела по кабакам с их командой. Коллектив был маленький, мобильный, ездили они на старых ржавых «Жигулях», забив инструменты в багажник. Выступали на свадьбах, в ресторанах, иногда на похоронах, но там уже без Ленки. Платили сдельно. После концерта выпивали. Но главный всегда следил, чтобы не перебарщивали, потому что назавтра опять работать.

Пропела Ленка в коллективе три года, получила аттестат зрелости и задумалась. В маленьком городишке, по которому они ездили чесом, ловить молодому дарованию было нечего. Две улицы, три переулка. Гонораров от их выступлений едва хватало на хлеб с маслом. А Лене хотелось совсем другого. Хотелось богатой, красивой жизни. Поклонников на «Мерседесах», как по телику показывают, норковых шуб, бриллиантов. Стоя перед облезлым зеркалом, висевшим за дверью в их комнатке в общежитии, она часами рассматривала свое отражение. Оно ей нравилось. Ростом бог ее не обидел, фигура тоже удалась, да и личико, спасибо родителям, хоть куда. Вот только куда именно?

Да только в Москву! Там настоящие деньги, там можно выбиться в люди. Иллюзий Ленка не питала, и план ее был предельно прост. Приехать в столицу, зацепиться в каком-нибудь ресторане, благо в Москве их пруд пруди, найти богатенького спонсора, и вперед, на большую эстраду. Вот так, просто и неоригинально. Цена успеха Лену не смущала. Ее подружки с каждым встречным-поперечным за бутылку водки готовы в койку завалиться, а у нее по крайней мере высокие цели.

План начал воплощаться. Правда, с пробуксовками и непредвиденными задержками, но Лена продвигалась к заветной цели. Начинать пришлось не певицей, а поломойкой в привокзальной забегаловке. Но настырность и страстное желание выбиться помогли ей продвинуться еще на шаг вперед. Спустя год она пристроилась в летучую бригаду, которая занималась тем же, чем и ее коллектив в родном городке. Металась по точкам, не брезговала никакой халтурой. Но Лена не терялась. Среди новых коллег был один спившийся заслуженный выпускник консерватории, которого она уговорила давать ей уроки за четверть ее доли. Поняв вскоре, что петь она не умеет, а голос ее может стать лишь украшением провинциальной самодеятельности, Ленка приуныла. Денег, шуб и богатых поклонников хотелось по-прежнему. И она, поговорив по душам со своим спившимся наставником, отправилась в бывший Дворец пионеров, в студию вокала и уговорила заслуженного педагога, регулярно недополучавшего свою мизерную зарплату, позаниматься с ней.

Изольда Валериановна, так звали преподавателя, добрая душа, видя, с каким дремучим и невежественным существом ей приходится заниматься, между делом и совершенно бесплатно давала Ленке уроки хороших манер и вкладывала в ее гулкую от пустоты голову хоть какие-то крупицы общечеловеческих знаний. Общение с таким глубоким и интеллигентным человеком не прошло даром. У Ленки хватило ума впитывать как губка все, что ей говорилось на уроках. И уже через полтора года она смогла найти себе постоянную работу в третьесортном ресторане на окраине, сохранив свои прежние халтуры. Она приоделась, сняла чистенькую комнатку за Кольцевой, но главной проблемы – выбиться в люди – это не решило.

В Москве кишмя кишело певиц и девиц, желающих стать певицами. Пробиться наверх при такой убийственной конкуренции было практически невозможно. Но Лене удалось реализовать следующую часть своего плана – она нашла спонсора. Ей было уже двадцать. Но, взглянув девушке в глаза, можно было дать все тридцать. Маскировать такой недостаток было сложно. А папикам что, им свежесть подавай и детскую наивность. И все же она зацепилась за Сандро Гургеновича, короля овощей и фруктов.

Деньги у Лениного покровителя были, а вот связей не было. И Лена в очередной раз призадумалась. Посоветовавшись с Изольдой Валериановной, она раскрутила Саню, как она ласково называла своего покровителя, и он оплатил ей одним махом аж три курса обучения в музыкальном колледже. Проучившись три курса, Лена сочла себя вполне подготовленной для активного участия в музыкальной жизни столицы. Она с утра до ночи носилась по городу, участвуя в кастингах, конкурсах, отборах, не ставя себе задачу победить или пробиться, а желая примелькаться и завязать знакомства. И ей это удалось. Как человек недалекий и наделенный значительным запасом энергии, она совалась в каждую щель, нагло навязывала свое общество всем и каждому, кто мог хоть как-то помочь ей продвинуться в карьере. И со временем эта примитивная политика сработала. Ее стали приглашать на подпевки вместо заболевших певиц, ею затыкали бреши в гастрольных поездках малоизвестных, третьеразрядных коллективов, приглашали на дешевые корпоративы. Она не отказывалась, стремясь пробиться повыше. К этому времени она уже съехала от Сандро Гургеновича. Просто явилась однажды домой, покидала в сумку свои вещички и кое-что из наиболее ценных его вещей и исчезла в голубой дали.

Теперь она жила у мелкого продюсера, организующего туры по глубинке для спившихся забытых звезд российской и советской эстрады. Иногда он брал ее с собой.

Жизнь Лены теперь не шла ни в какое сравнение с тем жалким существованием, которое она вела в родном городишке. И все же она была по-прежнему далека от своей мечты, а ей было уже двадцать два. Выглядела она на двадцать шесть, а по утрам и на все тридцать. Ленка очень устала от этого бега на месте и начала уже выдыхаться. Она поняла, что не обладает ни выдающимся голосом, ни талантом, ей опостылели пьяные «поклонники», выступления в поселковых клубах, ночная жизнь. Хотелось тишины, покоя и сытой жизни.

Когда на одном из корпоративов на нее запал сильно подвыпивший мужик в дорогом костюме, Ленка уже устала от шума, песен и танцев. Ей просто хотелось попасть в тихое место, где ее не будут щипать за задницу, заставлять показывать стриптиз на столе и грязно домогаться возле туалета, и она поехала к нему. Попав в большую, богатую, невероятно респектабельную квартиру подцепившего ее бизнесмена, она вдруг поняла, что хочет остаться здесь навсегда. Любой ценой. И она осталась.

Ей пришлось из кожи вон лезть, изображая из себя то, чем она вовсе не являлась, лишь бы остаться в жизни Сергея Сомова. Сомов в этот период только-только встал крепко на ноги, сутками торчал на работе, и ее усилия по созданию образа жены, хозяйки и, главное, матери полностью себя оправдали. А когда ей удалось затащить Сомова в загс после рождения второго ребенка, она напилась от счастья так, что едва все не испортила.

Сомов был ее сокровищем, ее главной победой в жизни, ее трофеем. И когда Ирма пригрозила разрушить то, к чему Ленка стремилась всю свою жизнь, в ней закипела такая ярость, что она едва не вцепилась той в горло. И это тогда, когда ее жизнь обрела некоторую устойчивость и надежность! Нет! Ленка хорошо помнит свою молодость и никому не позволит отнять у нее кусок сытого счастья. Слишком дорого он ей достался. Она никогда не вернется к прежней жизни. Никогда!

Глаза Елены, устремленные на сияющую бирюзу лагуны, наполнились злыми слезами.