Прошло два месяца с начала боев на русском фронте. Немецкие армии нанесли ужасные удары, но теперь проявилась и другая сторона медали. Несмотря на понесенные страшные потери, русские продолжали упорно и стойко сопротивляться. Их солдаты стояли насмерть, а их армии обретали опыт и мастерство. За линиями немецких фронтов появились партизаны, которые повели жестокую войну против немцев, нарушая их коммуникации. Захваченная противником русская железнодорожная сеть оказалась непригодной; шоссейные дороги не выдерживали интенсивного движения немецкого транспорта, а двигаться без дорог после дождя было часто невозможно. Транспортные средства уже начинали изнашиваться. Оставалось едва три месяца до прихода страшной русской зимы. Может ли за это время быть взята Москва? А если она будет взята, то окажется ли этого достаточно? Вот в чем был роковой вопрос. Хотя Гитлер все еще находился в приподнятом настроении после победы под Киевом, немецкие генералы уже ясно могли ощущать, что их прежние дурные предчувствия оправдываются. В ходе операций на фронте, который сейчас стал решающим, произошла четырехнедельная задержка. Задача «уничтожения войск противника в Белоруссии», которая была поставлена перед центральной группой армий, все еще не была выполнена.

Но по мере того как наступала осень и приближался решающий кризис на русском фронте, советские требования к нам делались все более настойчивыми.

Лорд Бивербрук вернулся из Соединенных Штатов, где ему удалось еще больше стимулировать и без того уже мощные силы, содействовавшие огромному увеличению промышленного производства. Теперь он стал в военном кабинете поборником помощи России. Он оказал ценные услуги в этой области. Когда мы вспоминаем, каких трудов стоило нам подготовить сражение в Ливийской пустыне, наше глубокое беспокойство относительно Японии, которое бросало свою тень на все наши действия в Малайе и на Дальнем Востоке, а также о том, что все посылавшееся в Россию урывалось из того, что было жизненно необходимо Англии, становится ясно, как важно было, что кто-то столь ревностно отстаивал русские требования в наших высших кругах. Я старался сохранять в уме представление о надлежащих пропорциях и разделял свои тяготы с моими коллегами. Нам пришлось пойти на неприятный риск: поставить под удар свою собственную безопасность и свои планы ради нашего нового союзника – угрюмого, ворчливого, жадного и еще так недавно относившегося безразлично к тому, выживем мы или нет.

Возвращаясь на родину из Исландии, я решил, что после того как Бивербрук и Аверелл Гарриман вернутся из Вашингтона и мы сможем изучить все перспективы нашего вооружения и снабжения, им следует отправиться в Москву и предложить там все, что мы можем уделить. Происходили длительные и мучительные обсуждения подробностей нашего совместного предложения от 16 августа. Военное и морское министерства и министерство авиации восприняли это так, как будто бы с них живьем сдирали шкуру. Тем не менее мы собрали сообща максимум того, что было в наших силах, и согласились на переадресование очень значительной доли необходимых нам самим американских поставок ради того, чтобы внести эффективный вклад в дело обороны Советов. 28 августа я предложил своим коллегам направить в Москву лорда Бивербрука. Члены кабинета охотно согласились, чтобы он обсудил этот вопрос со Сталиным, а президент Рузвельт считал, что его хорошо сможет представлять Гарриман.

Поэтому я информировал лорда Бивербрука:

Премьер-министр – лорду Бивербруку

30 августа 1941 г.

«Я хочу, чтобы вы отправились в Москву вместе с Гарриманом, чтобы договориться о долгосрочных поставках русским армиям. Это можно осуществить почти исключительно за счет американских ресурсов, хотя у нас имеется каучук, сапоги и т. д. Необходимо сделать большой новый заказ в Соединенных Штатах. Темпы поставок, разумеется, лимитируются портами и недостатком судов. Когда весной будут проложены вторые пути узкоколейной дороги от Басры к Каспийскому морю, эта дорога станет важным путем подвоза. Наш долг и наши интересы требуют оказания всей возможной помощи русским, даже ценой серьезных жертв с нашей стороны. Однако мы не сможем ее предоставить в большом масштабе до середины или до конца 1942 года, а основные планы придется отнести к 1943 году. Ваша задача будет состоять в том, чтобы не только содействовать разработке планов оказания помощи России, но также обеспечить, чтобы мы сами не были при этом обескровлены; и даже если вы окажетесь под влиянием атмосферы в России, то я здесь, в Англии, буду совершенно непреклонен. Я, однако, уверен, что вы самый подходящий человек для этого дела, а чутье широкой публики уже это санкционировало.

Решение о посылке Гарримана означает, что Гопкинс недостаточно хорошо себя чувствует, чтобы отправиться самому. В настоящее время нет необходимости посылать Идена.

Что касается даты выезда, то мы зависим от американцев, но мы должны действовать добросовестно и не давать никому повода сказать, что мы обманывали русских или старались выиграть время. Необходимо установить срок созыва конференции в ближайшие несколько дней. Я не думаю, чтобы две недели в ту или в другую сторону составляли какую-нибудь разницу, поскольку 90 процентов работы конференции будет относиться к долгосрочным планам».

В качестве предварительного сообщения об этой миссии я обрисовал положение в общих чертах в письме к Сталину.

Премьер-министр – Сталину

29 августа 1941 г.

«1. Я искал какого-либо способа оказать помощь вашему великолепному сопротивлению до заключения тех долгосрочных соглашений, о которых мы договариваемся с Соединенными Штатами и которые явятся темой Московской конференции. Майский заявил, что большая нужда ощущается в истребителях ввиду тяжелых потерь. Мы посылаем 200 самолетов „Томахок“, о чем я сообщал в своей последней телеграмме. Две наши эскадрильи в составе сорока „Харрикейнов“ прибудут в Мурманск примерно 6 сентября. Вы, несомненно, понимаете, что истребительная авиация является основой обороны нашей метрополии, не говоря уже о том, что мы стараемся добиться господства в воздухе в Ливии, а также обеспечить Турцию, чтобы привлечь ее на нашу сторону. Тем не менее я мог бы отправить еще 200 „Харрикейнов“, что составит в общей сложности 440 истребителей, если ваши летчики смогут их эффективно использовать. Это будут 8–12-пулеметные „Харрикейны“, которые, как мы убедились, смертоносны в бою. Мы могли бы послать в Архангельск 100 штук сейчас и вскоре после этого еще две партии по 50 самолетов вместе с механиками, инструкторами, запасными частями и снаряжением. Пока же можно было бы организовать ознакомление ваших летчиков и механиков с новым типом самолетов, если вы отправите их в авиационные эскадрильи в Мурманск. Если вы сочтете это полезным, то будут отданы соответствующие распоряжения и через нашу военную авиационную миссию будет передана по телеграфу полная техническая инструкция.

2. Весть о том, что персы решили прекратить сопротивление, весьма отрадна. Целью нашего вступления в Персию была не столько охрана нефтяных промыслов, сколько обеспечение еще одной сквозной коммуникации с вашей страной – такой коммуникации, которую нельзя перерезать. С этой целью мы должны усовершенствовать железную дорогу от Персидского залива к Каспийскому морю и обеспечить ее бесперебойную работу армированным железнодорожным материалом из Индии. Министр иностранных дел передал Майскому для вас те условия, которые мы хотели бы поставить персидскому правительству, с тем чтобы иметь в лице персов дружественный народ и не быть вынужденными тратить несколько дивизий только для охраны железнодорожных путей. Продовольствие посылается из Индии, и, если персы согласятся на поставленные условия, мы возобновим концессионные платежи за нефтеразработки, которые мы сейчас должны шаху. Мы дадим распоряжение нашим авангардным частям ускорить свое продвижение и соединиться с вашими войсками в том пункте, который установят командующие, где-нибудь между Хабаданом и Казвином. Будет хорошо, если мир узнает, что английские и русские войска действительно соединились. С нашей точки зрения, в данный момент лучше никому из нас не вводить в Тегеран крупные воинские части, так как мы добиваемся лишь установления прямого сообщения. Мы сооружаем крупную базу в Басре и надеемся превратить ее в хорошо оснащенный незамерзающий приемный порт для американских поставок, которые тогда наверняка смогут доставляться к Каспийскому морю и Поволжью.

3. Я снова должен выразить восхищение английского народа великолепными боевыми действиями русской армии и русского народа против нацистских преступников. На генерала Макфарлана произвело огромное впечатление все то, что он видел на фронте. Нам предстоит пережить очень тяжелое время, но и Гитлеру не придется приятно провести зиму, так как наши воздушные налеты будут все время усиливаться. Я был доволен очень твердым тоном того предупреждения, которое вы, ваше превосходительство, сделали Японии относительно поставок через Владивосток. Президент Рузвельт был склонен, когда я с ним виделся, занять твердую позицию в отношении дальнейшей японской агрессии как в южной, так и в северо-западной части Тихого океана, и я поспешил заявить, что мы встанем на его сторону, если начнется война. Я очень хочу сделать для Чан Кайши больше, чем мы до сих пор были в состоянии сделать. Мы не хотим войны с Японией, и я убежден, что единственный способ остановить ее – это поставить этих людей, среди которых нет единодушия и которые далеко не уверены в себе, перед перспективой столкнуться с самой могущественной комбинацией».

Вечером 4 сентября меня посетил Майский, для того чтобы передать ответ Сталина. Это было его первое личное послание после июля.

Премьер Сталин – премьер-министру

4 сентября 1941 г.

«Приношу благодарность за обещание, кроме обещанных раньше 200 самолетов-истребителей, продать^[10]Советскому Союзу еще 200 истребителей. Не сомневаюсь, что советским летчикам удастся освоить их и пустить в дело.

Должен, однако, сказать, что эти самолеты, которые, как видно, могут быть пущены в дело не скоро и не сразу, а в разное время и отдельными группами, не смогут внести серьезных изменений на Восточном фронте. Они не смогут внести серьезных изменений не только вследствие больших масштабов войны, требующих непрерывной подачи большого количества самолетов, но главным образом потому, что за последние три недели положение советских войск значительно ухудшилось в таких важных районах, как Украина и Ленинград.

Дело в том, что относительная стабилизация на фронте, которой удалось добиться недели три назад, в последние недели потерпела крушение вследствие переброски на Восточный фронт свежих 30–34 немецких пехотных дивизий и громадного количества танков и самолетов, а также вследствие большой активизации 20 финских дивизий и 26 румынских дивизий. Немцы считают опасность на Западе блефом и безнаказанно перебрасывают с Запада все свои силы на Восток, будучи убеждены, что никакого второго фронта на Западе нет и не будет. Немцы считают вполне возможным бить своих противников поодиночке: сначала русских, потом англичан.

В итоге мы потеряли больше половины Украины и, кроме того, враг оказался у ворот Ленинграда.

Эти обстоятельства привели к тому, что мы потеряли Криворожский железорудный бассейн и ряд металлургических заводов на Украине, эвакуировали один алюминиевый завод на Днепре и другой алюминиевый завод в Тихвине, один моторный и два самолетных завода на Украине, два моторных и два самолетных завода в Ленинграде, причем эти заводы могут быть приведены в действие на новых местах не ранее как через семь-восемь месяцев.

Все это привело к ослаблению нашей обороноспособности и поставило Советский Союз перед смертельной угрозой.

Здесь уместен вопрос: каким образом выйти из этого более чем неблагоприятного положения?

Я думаю, что существует лишь один путь выхода из такого положения: создать уже в этом году второй фронт где-либо на Балканах или во Франции, могущий оттянуть с Восточного фронта 30–40 немецких дивизий, и одновременно обеспечить Советскому Союзу 30 тыс. тонн алюминия к началу октября с. г. и ежемесячную минимальную помощь в количестве 400 самолетов и 500 танков (малых или средних).

Без этих двух видов помощи Советский Союз либо потерпит поражение, либо будет ослаблен до того, что потеряет надолго способность оказывать помощь своим союзникам своими активными действиями на фронте борьбы с гитлеризмом.

Я понимаю, что настоящее послание доставит Вашему Превосходительству огорчение. Но что делать? Опыт научил меня смотреть в глаза действительности, как бы она ни была неприятной, и не бояться высказать правду, как бы она ни была нежелательной.

Дело с Ираном, действительно, вышло неплохо. Совместные действия британских и советских войск предрешили дело. Так будет и впредь, поскольку наши войска будут выступать совместно. Но Иран только эпизод. Судьба войны будет решаться, конечно, не в Иране.

Советский Союз, так же как и Англия, не хочет войны с Японией. Советский Союз не считает возможным нарушать договоры, в том числе и договор с Японией о нейтралитете. Но если Япония нарушит этот договор и нападет на Советский Союз, она встретит должный отпор со стороны советских войск.

Наконец, разрешите принести благодарность за выраженное Вами чувство восхищения действиями советских войск, ведущих кровопролитную войну с разбойничьими ордами гитлеровцев за наше общее освободительное дело».

Советский посол, которого сопровождал Иден, беседовал со мной полтора часа. Он с горечью подчеркнул, что в течение последних одиннадцати недель Россия фактически одна выносит на своих плечах всю тяжесть немецкого натиска. Русские армии отражают нападение невиданных масштабов. Он сказал, что он не хотел бы прибегать к драматическим выражениям, но что это может явиться поворотным пунктом истории. Если Советская Россия будет побеждена, каким образом мы сможем выиграть войну? Майский в волнующих выражениях подчеркнул исключительную тяжесть кризиса, создавшегося на русском фронте, и его слова вызвали у меня сочувствие. Но когда я вдруг почувствовал в его призыве о помощи скрытую угрозу, я рассердился. Я сказал послу, которого я знал много лет: «Вспомните, что еще четыре месяца назад мы, на нашем острове, не знали, не выступите ли вы против нас на стороне немцев. Право же, мы считали это вполне возможным. Но даже тогда мы были убеждены в нашей конечной победе. Мы никогда не считали, что наше спасение в какой-либо мере зависит от ваших действий. Что бы ни случилось и как бы вы ни поступили, вы-то не имеете никакого права упрекать нас». Так как я разгорячился, говоря об этом, то посол воскликнул: «Пожалуйста, спокойнее, мой дорогой г-н Черчилль». Но после этого его тон заметно изменился.

Дальнейшая часть нашей беседы была посвящена вопросам, уже затрагивавшимся в телеграфной переписке. Посол просил о немедленной высадке на побережье Франции или Нидерландов. Я изложил те военные соображения, по которым это было невозможно, а также объяснил, что это не принесло бы облегчения России. Я сказал, что провел сегодня пять часов, изучая вместе с нашими специалистами способы значительного увеличения пропускной способности Трансперсидской железной дороги. Я говорил о миссии Бивербрука – Гарримана и о нашем решении предоставить все материалы, которые мы сможем выделить или доставить. Наконец, мы с Иденом сказали ему, что мы со своей стороны готовы дать финнам ясно понять, что мы объявим им войну, если они продвинутся в Россию далее своих границ 1918 года.

Майский не мог, разумеется, отказаться от своего призыва о немедленном открытии второго фронта, и дальнейшие споры по этому поводу были бесполезны.

Я немедленно проконсультировался с кабинетом по поводу вопросов, затронутых в этой беседе и в послании Сталина, и в тот же вечер отправил ответ:

Премьер-министр – Сталину

4 сентября 1941 г.

«1. Отвечаю немедленно в духе вашего послания. Хотя мы не должны бояться никаких усилий, но на самом деле, за исключением действий в воздухе, Англия не имеет возможности предпринять какие-либо действия на Западе, которые оттянули бы германские войска с Востока до наступления зимы. Нет никакой надежды на открытие второго фронта на Балканах без помощи Турции. Я могу, если вы пожелаете, ваше превосходительство, изложить все те причины, на основании которых наши начальники штабов пришли к этим заключениям. Эти причины сегодня уже обсуждались с вашим послом на совещании с участием министра иностранных дел и начальников штабов. Как бы хорошо ни была задумана операция, но, если она приведет лишь к дорогостоящему провалу, это будет на руку только Гитлеру.

2. На основании имеющихся сведений у меня создалось впечатление, что кульминационный момент германского наступления уже миновал и что зима даст передышку вашим героическим армиям. Однако это только мое личное мнение.

3. Относительно поставок. Нам хорошо известно, какие тяжелые потери понесла русская промышленность, и мы прилагаем и будем прилагать все усилия для оказания вам помощи. Я телеграфирую президенту Рузвельту, чтобы он ускорил прибытие в Лондон миссии Гарримана, и мы попытаемся еще до начала Московской конференции сообщить вам количество самолетов и танков, которые мы сможем сообща обещать посылать вам ежемесячно наряду с поставками каучука, алюминия, тканей и т. п. Мы со своей стороны готовы послать вам из продукции английской промышленности половину того ежемесячного количества самолетов и танков, которое вы просите. Мы надеемся, что Соединенные Штаты выполнят другую половину ваших заявок. Мы приложим все усилия, чтобы немедленно приступить к отправке вам большого количества снаряжения.

4. Мы уже отдали распоряжения об обеспечении Персидской железной дороги подвижным составом, чтобы увеличить ее нынешнюю пропускную способность, равную двум поездам в день в обе стороны, до ее полной мощности, то есть до 12 поездов в день в обе стороны. Это будет достигнуто к весне 1942 года, а до тех пор положение будет постепенно улучшаться. Паровозы и подвижной состав приходится отправлять из Англии вокруг мыса Доброй Надежды после их переделки на дизели. Кроме того, необходимо обеспечить водоснабжение вдоль железной дороги. Первые 48 паровозов и 400 стальных платформ вот-вот будут отправлены.

5. Мы готовы теперь же разработать общие планы совместно с вами. Будут ли английские армии достаточно сильны, чтобы осуществить вторжение на Европейский континент в 1942 году, зависит от обстоятельств, которые невозможно предусмотреть. Однако, может быть, удастся помочь вам на Крайнем Севере, когда там станет более темно. Мы надеемся увеличить наши армии на Среднем Востоке до трех четвертей миллиона человек до конца нынешнего года, а затем к лету 1942 года – до миллиона. Как только будут уничтожены германо-итальянские войска в Ливии, все наши войска могут быть использованы на вашем южном фланге, и есть надежда побудить Турцию соблюдать, по крайней мере, честный нейтралитет. А до тех пор мы будем продолжать бомбить Германию с воздуха со все возрастающей ожесточенностью и будем стараться сохранить наши морские коммуникации и свою жизнь.

6. В первом абзаце своего письма вы употребили слово „продать“. Мы никогда не смотрели на это с такой точки зрения и не думали о плате. Будет лучше, если любая помощь, которую мы сможем вам оказать, будет иметь в своей основе тот же дух товарищества, что и американский закон о ленд-лизе, осуществление которого не фиксируется в виде каких-либо официальных денежных счетов.

7. Мы готовы оказать любое давление на Финляндию, которое в наших силах, включая немедленное уведомление ее о том, что мы объявим ей войну, если она перейдет за свои прежние границы. Мы также просим Соединенные Штаты предпринять всевозможные шаги, чтобы повлиять на Финляндию».

Я считал все это настолько важным, что одновременно, находясь еще под свежим впечатлением, отправил следующую телеграмму президенту:

Бывший военный моряк – президенту Рузвельту

5 сентября 1941 г.

«Советский посол вручил вчера вечером мне и Идену прилагаемое послание и в туманных выражениях говорил о серьезности положения и о том переломном значении, которое будет иметь наш ответ. Хотя ничто из сказанного им не дает повода для такого предположения, мы не могли избавиться от впечатления, что они, возможно, думают о сепаратном мире. Кабинет счел целесообразным послать прилагаемый ответ. Надеюсь, вы не будете возражать против нашего упоминания о возможной американской помощи. Я чувствую, что этот момент может оказаться решающим. Мы можем сделать только то, что в наших силах.

С наилучшими пожеланиями…»

Наш посол в Москве, вполне естественно, в самых сильных выражениях поддержал советский призыв. Ему я также послал ответ, который, как я полагал, должен был вооружить его аргументами на будущее.

Премьер-министр – сэру Стаффорду Криппсу

5 сентября 1941 г.

«1. Если бы было возможно произвести какую-либо успешную диверсию на французском или на нидерландском побережье, которая вынудила бы немцев отозвать войска из России, то мы отдали бы об этом приказ, не считаясь с самыми тяжелыми потерями. Все наши генералы убеждены в том, что это кончится только кровопролитными боями, в результате которых мы будем отброшены, а если нам удастся закрепиться на небольших плацдармах, то через нескольких дней их все равно придется оставить. Побережье Франции укреплено до предела, и у немцев до сих пор еще больше дивизий на Западе, чем у нас в Великобритании^[11], причем они располагают сильной поддержкой с воздуха. У нас нет такого количества судов, которое необходимо для переброски большой армии на Европейский континент, если только мы не растянем эту переброску на много месяцев. Отвлечение наших флотилий для выполнения подобной операции парализовало бы поддержку армий на Среднем Востоке и полностью прекратило бы наше судоходство в Атлантическом океане. Это могло бы привести к проигрышу битвы за Атлантику и к голоду и гибели Британских островов. Ничто из того, что мы можем сделать сейчас или могли бы сделать в прошлом, не могло бы повлиять на борьбу, ведущуюся на Восточном фронте. Начиная с первого дня германского нападения на Россию я непрестанно требовал от начальников штабов, чтобы они изучили всевозможные виды операций. Они единодушно придерживаются тех взглядов, которые я изложил здесь.

2. Когда Сталин говорит о фронте на Балканах, вы должны помнить о том, что даже при имевшемся у нас тогда на Средиземном море количестве судов нам потребовалось семь недель для переброски в Грецию двух дивизий и одной бронетанковой бригады и что с тех пор, как нас вытеснили оттуда, все греческие, а также многие из островных аэродромов были заняты немецкой и итальянской авиацией и совершенно недосягаемы для наших истребителей прикрытия. Я удивлен, что забыты потери, понесенные нашим торговым и военным флотом при эвакуации из Греции и с Крита. Сейчас мы находимся в гораздо худших условиях, чем тогда, а наши военно-морские силы уменьшились.

3. Когда вы говорите о „сверхчеловеческих усилиях“, то вы подразумеваете, как я полагаю, такие усилия, которые преодолевают пространство, время и географию. К сожалению, мы всем этим не располагаем.

4. Положение на Западе было бы совершенно иным, если бы существовал французский фронт, так как я не сомневаюсь, что в этом случае вторжение в Россию было бы невозможно ввиду тех мощных контратак, которые могли бы быть немедленно предприняты. Не хочется отвечать упреками на упреки, но ведь не мы виноваты, что Гитлер получил возможность разбить Польшу, прежде чем бросить свои войска на Францию, и разбить Францию, прежде чем бросить их на Россию.

5. 440 самолетов-истребителей, которые мы взяли из наших серьезно уменьшившихся резервов, конечно, немного в сравнении с потерями, понесенными русской авиацией. Однако для нас это мучительная и опасная жертва. Налеты английской авиации продолжаются днем и ночью с максимальным для нас напряжением, а тот факт, что воздушные бои над побережьем Франции не дают перевеса ни той, ни другой стороне, свидетельствует о том, что немцы еще располагают на Западе значительными военно-воздушными силами.

6. Ничто из того, что мы могли бы сделать сейчас или в прошлом, не могло бы повлиять на ужасное сражение, происходящее на русском фронте. Еще можно договориться о подготовке к кампании 1942 года. Путь, который удалось установить через Персию, будет использоваться до предела, и все, что можно взять и отправить из английских ресурсов и из тех американских ресурсов, которые в противном случае попали бы в Англию, будет отправлено как можно скорее. Я настоятельно прошу президента Рузвельта прислать сюда Гарримана как можно раньше, с тем чтобы русские знали, на какую помощь они могут рассчитывать в 1942 году для возмещения потерь, понесенных их военной промышленностью, и соответственно могли составить свои планы. Я отправляю сегодня ответ на телеграмму Сталина, а настоящее послание предназначается исключительно для вашего собственного руководства. Я вполне понимаю чувства, которые вы испытываете, наблюдая вблизи агонию России, но ни сочувствие, ни эмоции не могут опровергнуть те факты, которым нам приходится смотреть в лицо».

15 сентября я получил еще одну телеграмму от Сталина:

Премьер Сталин – премьер-министру Черчиллю

15 сентября 1941 г.

«Я изложил в своем последнем послании мнение Правительства СССР о создании второго фронта как основного средства улучшения нашего общего дела. В ответ на Ваше послание, где Вы вновь подчеркиваете невозможность создания в данный момент второго фронта, я могу лишь повторить, что отсутствие второго фронта льет воду на мельницу наших общих врагов.

Я не сомневаюсь, что Английское Правительство желает победы Советскому Союзу и ищет путей для достижения этой цели. Если создание второго фронта на Западе в данный момент, по мнению Английского Правительства, представляется невозможным, то, может быть, можно было бы найти другое средство активной военной помощи Советскому Союзу против общего врага? Мне кажется, что Англия могла бы без риска высадить 25–30 дивизий в Архангельске или перевести их через Иран в южные районы СССР для военного сотрудничества с советскими войсками на территории СССР по примеру того, как это имело место в прошлую войну во Франции. Это была бы большая помощь. Мне кажется, что такая помощь была бы серьезным ударом по гитлеровской агрессии».

Прямо-таки невероятно, что глава русского правительства, пользующийся советами своих военных специалистов, мог договориться до такого абсурда. Безнадежно было спорить с человеком, мышление которого было совершенно оторвано от реальности. Он продолжал:

«Приношу благодарность за обещание ежемесячной помощи со стороны Англии алюминием, самолетами и танками.

Я могу лишь приветствовать, что Английское Правительство думает оказать эту помощь не в порядке купли-продажи самолетов, алюминия и танков, а в порядке товарищеского сотрудничества.

Надеюсь, что Английское Правительство получит немало случаев убедиться в том, что Правительство СССР умеет достойным образом оценить помощь своего союзника.

Два слова о записке Посла Великобритании в Москве г-на Криппса, переданной В. М. Молотову 12 сентября 1941 года. В этой записке сказано: „В случае, если Советское Правительство будет вынуждено уничтожить свои военно-морские суда в Ленинграде, чтобы предотвратить переход этих судов в руки неприятеля, Правительство Его Величества признает требование Советского Правительства после войны об участии Правительства Его Величества в замене уничтоженных таким образом судов“.

Советское Правительство понимает и ценит готовность Английского Правительства возместить частично ущерб, который будет нанесен Советскому Союзу в случае уничтожения советских кораблей в Ленинграде. Не может быть сомнения, что в случае необходимости советские корабли в Ленинграде действительно будут уничтожены советскими людьми. Но за этот ущерб несет ответственность не Англия, а Германия. Я думаю поэтому, что ущерб должен быть возмещен после войны за счет Германии».

Я отправил на это послание самый лучший ответ, какой только мог.

«1. Очень благодарен за ваше послание. Миссия Гарримана прибыла в полном составе, и ее члены работают целыми днями с Бивербруком и его коллегами. Их целью является изучение всех имеющихся ресурсов, с тем чтобы выработать совместно с вами определенную программу ежемесячных поставок всеми доступными путями и, таким образом, по возможности помочь возместить ущерб, понесенный вашей военной промышленностью. Президент Рузвельт полагает, что этот план должен быть рассчитан до конца июня, но, разумеется, мы будем с вами до победы. Я надеюсь, что конференция сможет открыться в Москве 25-го числа сего месяца, но не следует публиковать сообщения об этом, пока все благополучно не соберутся. О маршрутах и способах передвижения будет сообщено позже.

2. Я придаю огромное значение открытию прямого сообщения от Персидского залива к Каспийскому морю не только по железной дороге, но и по огромной автостраде, для сооружения которой мы надеемся воспользоваться американской энергией и организаторскими способностями. Лорд Бивербрук сможет разъяснить весь план поставок и транспортировки; он находится в самых дружеских отношениях с Гарриманом.

Наблюдатель у зенитной пушки 70-К на корабле в блокадном Ленинграде

Премьер-министр – Сталину

17 сентября 1941 г.

3. Наши штабы изучили все предполагаемые театры, на которых мы могли бы установить военное сотрудничество с вами. Наиболее благоприятные возможности, несомненно, представляются на двух флангах – северном и южном. Если бы мы могли успешно выступить в Норвегии, это оказало бы сильнейшее влияние на позицию Швеции, но в настоящий момент у нас нет для этого ни войск, ни судов. Что касается Юга, то там огромную ценность представляет Турция; если бы мы могли привлечь Турцию на свою сторону, то в нашем распоряжении была бы еще одна сильная армия. Турция хотела бы выступить на нашей стороне, но она боится, и не без оснований. Возможно, что на турок окажет решающее влияние обещание об отправке значительных английских войск и большого количества технических материалов, которых им не хватает. Мы рассмотрим совместно с вами любые другие виды эффективной помощи, так как наша основная цель – сконцентрировать максимальные силы против общего врага.

10. Курсив Черчилля.

11. Курсив Черчилля.