Цитаты из книги «Двенадцатая ночь, или Что угодно», страница 2

CXVIII

Как острой смеси мы спешим подчас принять,

Чем спящий аппетит к работе возбуждаем

И горькое затем лекарство принимаем,

Чтоб зол грозящей нам болезни избежать, - Так, сладостью твоей донельзя подслащенный,

Я горьких яств искал, чтоб вызвать аппетит,

И рад бывал, своим блаженством пресыщенный,

Когда хоть что-нибудь во мне вдруг заболит. В любви предвидеть зло нас учит ум суровый,

Хотя мы ничего не слышали о нем,

И нам велит лечить свой организм здоровый,

Пресыщенный добром, снедающим нас злом. Но в яд губительный лекарство превратится

Тому, чья вся болезнь в любви к тебе таится. Перевод Н. Гербеля

CI

Чем, Муза, ты себя в том можешь оправдать,

Что Правду с красотой забыла воспевать?

Все трое у моей любви вы в услуженье,

Чем, Муза, можешь ты гордиться, без сомненья. Что ж, Муза, говори: быть может, скажешь ты,

Что Истине совсем не нужно украшенья,

Что в красоте самой - и правда красоты,

И кисть художника ей не придаст значенья. Но если так - ужель ты быть должна немой?

Неправда! От тебя зависит от одной

Заставить друга ввысь подняться с облаками,

Чтоб восхваленным быть грядущими веками. Я ж научу тебя - как друга, уж поверь,

Потомству показать таким, как он теперь. Перевод Н. Гербеля

LXXXV

Взгрустнув, молчит моя задумчивая Муза,

В виду всех тех похвал стесняющего груза

И громких фраз, каких наслушался я вкруг

Из уст певцов, тебя хвалящих, милый друг. Я мыслю хорошо, пока другие пишут

И, как дьячок, "аминь" кричу на весь народ

В ответ на каждый гимн, в котором звуки дышат,

А содержанье в нас так мудростью и бьет. И, слыша похвалы, "о, правда!" я взываю

И к похвалам тем лишь немного прибавляю,

Но если мой язык и мало говорит,

То мысленно любовь у ног твоих лежит. Так уважай других за их слова благие,

Меня же, милый друг, за помыслы немые. Перевод Н. Гербеля

LXXXI

Я ль сочиню тебе надгробный стих,

Иль ты мое увидишь погребенье, -

Но ты пребудешь ввек в сердцах людских

А я истлею, преданный забвенью. Бессмертие отныне жребий твой,

Мое же имя смерть не пощадила.

Мой жалкий прах лежит в земле сырой,

Но на виду у всех твоя могила. Я памятник тебе в стихах воздвиг.

Их перечтут в грядущем наши дети,

И вновь тебя прославит их язык,

Когда не будет нас уже на свете. Могуществом поэзии моей

Ты будешь жить в дыхании людей. Перевод А. Финкеля

LXVI

Тебя, о Смерть, тебя зову я, утомленный.

Устал я видеть честь поверженной во прах,

Заслугу - в рубище, невинность - оскверненной,

И верность - преданной, и истину - в цепях, Глупцов - гордящихся лавровыми венками,

И обесславленных, опальных мудрецов,

И дивный дар небес - осмеянный слепцами,

И злое торжество пустых клеветников, Искусство, робкое пред деспотизмом власти,

Безумье жалкое надменного чела,

И силу золота, и гибельные страсти,

И Благо - пленником у властелина Зла. Усталый, я искал бы вечного покоя,

Когда бы смертный час не разлучал с тобою. Перевод Ф. Червинского

XXVIII

Но как бы к счастью я вернуться мог,

Коль я лишен досуга и покоя?

Не облегчает ночь дневных тревог,

А день подавлен горестью ночною. Всегда враги, сейчас друзья они,

Сейчас друг другу протянули руки

И мучают меня: трудами дни,

А скорбью ночь - что я с тобой в разлуке. Чтоб дню польстить, я говорю ему,

Что ты шлешь свет при пасмурной погоде;

А черной ночи льщу, что в мрак и тьму

Ты, вместо звезд, горишь на небосводе. Но с каждым днем печаль моя сильней,

И с каждой ночью скорбь моя больней. Перевод А. Финкеля

IX

Не из боязни ль горьких слез вдовы

Отшельничество избрано тобою?

Но коль бездетен ты умрешь - увы!

То станет целый мир твоей вдовою. И будет горько плакать он, что ты

Подобья не оставил никакого,

Тогда как мужа милого черты

В чертах своих детей находят вдовы. Все то, что расточает в мире мот,

Меняя место, в мир идет обратно,

Но красота бесплодная пройдет

И без толку погибнет безвозвратно. Не будет у того любви к другим,

Кто надругался над собой самим. Перевод А. Финкеля

В Ричарде отнюдь не пробуждается совесть, но она как бы вторгается в него, просачивается извне.

У совести моей сто языков,

Все разные рассказывают сказки

Три раза спотыкался конь мой нынче

И перед Тауэром встал на дыбы,

Как бы почуя с отвращеньем бойню.