Кто такая Лора Ли. И другие рассказы

© У. В., 2017

ISBN 978-5-4483-9009-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Самоубийство на десерт

***

Был обычный воскресный вечер – тёплый, но не чересчур знойный, такой, который идеально подходит для чаепития с соседями. Это было обычное воскресное чаепитие в небольшом городке – стол был накрыт у бассейна перед домом единственного врача, уважаемого, уже довольно пожилого, человека, седые волосы и седая борода которого подчёркивали его огромный опыт и железный характер.

Как всегда, на чай были приглашены начальник почты, судья и начальник местных железных дорог. Они собирались каждое воскресенье, чтобы поиграть в покер и обсудить последние события, коих было не много. Чай как всегда подавала юная дочь врача – светловолосая, юная и свежая, как цветущие в саду розы. Выпечка, которой она угощала, была изумительна. Разговор тёк плавно и неспешно. На улице постепенно темнело, воздух становился цветочно-сладким, наступал вечер, и чаепитие подходило к завершению.

Гости заговорили о том, что пора собираться, хозяин предлагал сыграть ещё одну партию – из недели в неделю разговоры были одни и те же. Эти чаепития за покером были одной из немногих, если не единственной забавой в городке. Отсутствие серьёзных происшествий делало жизнь городка спокойной, но унылой, и потому никто из присутствующих не удивился, когда судья – немолодых лет, весьма заслуженный, но ещё не поседевший – взял слово.

Судья предложил развлечься.

– Думаю, смерть развеселит нас, – сказал он.

***

Все мгновенно перестали собираться и приготовились с интересом слушать. Даже дочь врача была приглашены за стол и с любопытством ждала продолжения.

– Это не должно быть массовое самоубийство. Мы должны разыграть спектакль.

И судья предложил сценарий.

– Дорогой друг, – обратился судья к начальнику почты, – давно ли последний раз мы с вами упражнялись в фехтовании?

– На той неделе, – задумавшись на мгновенье, ответил начальник почты.

– Не хотели бы вы поупражняться снова? – спросил судья. – Хотя вы и не захватили с собой рапиры, наш дорогой друг, – он кивнул в сторону врача, – мог бы одолжить нам свои шпаги.

Начальник почты – довольно юный молодой человек с озорно подстриженными усиками – одобрительно кивнул, но никто не прервал молчания – судья явно ещё не закончил.

– Наш дорогой друг, – продолжил судья, – мог бы предложить нам опробовать свои изящные старые шпаги, которые достались ему в наследство от деда. Вряд ли кто-то из жителей городка удивился бы такому предложению.

– Ни в коей мере! – подтвердил врач.

– И если наш дорогой друг, – судья кивнул в сторону начальника почты, – случайно проткнёт мне сердце, это тоже станет печальной, но не удивительной новостью. Шпаги – это не рапиры, и несчастного случая иногда не избежать, пусть даже два друга затеяли шуточный поединок.

– Несомненно, – подтвердил начальник почты.

– И тем более никого не удивит, если наш дорогой друг, – он снова кивнул начальнику почты, – вскроет себе вены.

Дочь врача вскрикнула, но судья лишь улыбнулся ей.

– Волею судьбы – или нашего очаровательного сценария – наш дорогой друг станет убийцей! И не просто убийцей – он окажется виновным в смерти собственного друга. Нет ничего удивительного, если он захочет покончить с собой.

Все согласились. Даже дочь врача улыбнулась.

– Я думаю, этот бассейн у вашего дома, перед которым мы сейчас собрались, является прекрасным местом для самоубийства, не так ли, доктор? – продолжил судья.

– Несомненно, – ответил врач. – Вода в бассейне холодна, и кровь в ней не свернётся. Вам ведь прекрасно известно, что покончить с собой, вскрыв себе вены, не так-то просто, ведь кровь сворачивается чересчур быстро, и вы отделаетесь лишь лёгким обмороком.

– Но почему же отец не спасёт уважаемого начальника почты, если тот решит погибнуть в нашем бассейне?! – вскричала дочь врача.

Врач попытался было осадить её, напомнив о хороших манерах, однако судья жестом остановил его:

– Вы невероятно проницательная юная леди, – похвалил он девушку. – Вашему отцу следует уехать из дома, иначе весь наш сценарий не удастся!

Дочь врача была польщена, но тут судья снова обратился к ней:

– Поэтому, моя дорогая, бездыханное, окровавленное тело начальника почты предстоит найти вам!

– Мне? – ахнула она.

– Вам! Вы, несомненно, попытаетесь его спасти, но тщетно! В этих попытках вы лишь ослабнете, и, окончательно потеряв и силы и рассудок, упадёте в бассейн и утонете.

– Какой чудесный сценарий! – воскликнула девушка и замолчала – отец снова строго посмотрел на неё.

Между тем судья продолжал:

– Как я уже сказал, наш дорогой друг – и ваш отец, – он улыбнулся дочери врача, – вынужден будет уехать из города, и несомненно, что уедет он на одном из поездов, находящихся в ведении нашего дорогого начальника железных дорог!

Начальник железных дорог, грузный лысеющий господин, который уже начал бояться, что сценарий развернётся без него, теперь, слегка кряхтя, не без удовольствием наклонился поближе к столу и принялся слушать ещё внимательнее. Судья наклонился к нему навстречу и заговорщицки прошептал:

– И именно из этого поезда выброситься наш дорогой друг, узнав о печальной кончине его любимой дочери.

– Какой позор! – вскричал начальник железных дорог. – Смерть человека под колёсами подведомственного мне поезда! Это ужасно!

– Именно так, дорогой друг, – улыбнулся судья. – Никого не удивит, что подобное станет для вас трагедией, и не удивит, если вы решите застрелиться из револьвера в собственном доме.

– Это просто чудесно! – снова не выдержала юная дочь врача, и даже её отец, вместо того, чтобы осудить её чересчур бойкое поведение, повторил за ней:

– Это просто чудесно!

– Несомненно, – вторил начальник почты. – Восхитительно! – хохотнул начальник железных дорог.

– Я очень рад, что угодил вам, – скромно улыбнулся судья. – Когда же мы начнём?

– Немедленно! – сказали все почти хором.

***

Дочь врача очень быстро убрала посуду, и все перешли в дом, который юная леди, ставшая хозяйкой после безвременной кончины своей матери, содержала в чистоте и уюте. Гости уселись в гостиной, чтобы наблюдать поединок судьи и начальника почты. Врач поднялся в свой кабинет и вынес невероятной красоты старинные шпаги, которые с придыханием передал своим друзьям. Начался дружеский поединок, сталь сверкала в воздухе – но недолго: вскоре мастерским ударом начальник почты проткнул судье живот.

Судья упал и выронил шпагу из рук. Начальник почты остался стоять с окровавленной шпагой в руке перед своими приятелями и перед телом убитого друга. Юный начальник почты долго не мог произнести ни слова, пока ужас происходящего накрывал его всё новой и новой волной. Удивительный сценарий, рождённый от скуки и казавшийся таким чудесным, утрачивал свою привлекательность. Восторг уходил, он тонул в разрастающейся луже крови судьи.

Наконец, начальник почты открыл рот.

Вопреки предложенному покойным судьёй сценарию, он предложил бежать прочь из города.

Остальные молча кивнули.

***

Первым прервал молчание врач:

– Как… как мы скроемся? – заикаясь, спросил он.

– Один из моих поездов готов к отправлению, – помедлив, прошептал в ответ начальник железных дорог. – Служащие не появятся до утра. Нас никто не увидит.

– Но кто будет управлять поездом? – спросил врач.

– Нам придётся делать это самим, – ответил начальник почты, не дожидаясь, когда начальник железных дорог снова соберётся с духом, чтобы заговорить, – чтобы не привлекать свидетелей. Давайте распределим работу.

– Я буду машинистом, – произнёс начальник железных дорог. – Я единственный из вас имею представление о том, как вообще управлять поездом.

Все согласно закивали.

– Господа начальник почты, врач, милая юная леди, вам придётся исполнять роли кочегаров.

Все снова кивнули. Затем медленно поднялись, покинули дом и направились к станции.

Там действительно ждал поезд, на котором они и покинули город. Они не включали прожектор, боясь, что их заметят местные жители.

Работа кочегаров была чрезвычайно утомительной, и вскоре дочь врача окончательно лишилась сил. На полном ходу поезда её отбросило к открытой двери истопного вагона. Она схватилась за дверь, но сил втянуть себя обратно уже не было, и врач, увидев это желая спасти жизнь любимой дочери, бросился за ней. Держась одной рукой за поручень, он силился дотянуться до протянутой руки дочери, но тщетно. Наконец, на мгновенье отпустив поручень, он рванулся вперёд, схватил дочь за руку, и в этот момент поезд дёрнулся.

Врач вместе с дочерью на полном ходу выпал из поезда.

Потрясённый, начальник почты бросился в кабину машиниста, не желая оставаться наедине с этим кошмаром. Судья убит, врач и его дочь погибли, всё это так ужасно… всё это так… всё это так … – он замедлил бег – всё это так похоже на сценарий судьи… Начальник почты на мгновенье замер и нащупал в кармане нож, который он всегда носил с собой, и продолжил движение – теперь уже шагом.

Спокойно, не торопясь начальник почты достиг головного вагона поезда, где сидел машинист – начальник железных дорог. Начальник почты подошёл к нему сзади и перерезал горло.

***

Рассветало. Поезд замедлил ход. Впереди виднелся небольшой городок, до которого начальник почты вскоре добрался и в котором с лёгкостью нашёл работу. Жизнь городка была размеренной и бедной на происшествия, и единственным развлечением для нового начальника почты стали еженедельные чаепития и игра в покер в компании четверых друзей.

Поэтому никто из них не удивился, когда одним из воскресных вечеров за чаем начальник почты предложил развлечься.

Где Руфь?

1 Руфь

Софии позвонили только на третий день после того, как её сестра Руфь не вышла на работу. На самом деле, даже тогда никто особенно не удивился, просто попросили передать Руфи, какую сумму вычтут из зарплаты за отгулы. София сказала, что сестры нет дома уже третий день, так что ничего ей передать она не может. Тогда звонивший сказал, что если Руфь не появится и на следующий день, её уволят.

Говорить «день» было неправильно: Руфь работала по ночам официанткой в баре «Дикий койот». Говорить «официанткой» было бы тоже не совсем правильно, она была скорее танцовщицей, и притом отличной, но даже из таких, как она, туда выстраивалась очередь, так что менеджера этого заведения можно было понять. Софию, впрочем, график работы сестры устраивал: Руфь спала до вечера, а потом уходила на работу и не возвращалась до утра. София уходила в Академию утром и не возвращалась до вечера. Сёстры почти не встречались.

Подумав, не заявить ли её исчезновение в полицию, София допила мятный чай и вышла из дома. В конце концов, Руфь часто не ночевала дома, и её отсутствие всего третий день подряд не было поводом для беспокойства. А где, собственно, пропадает Руфь, было не так важно.

Руфь не появилась ни на наступивших выходных, ни в понедельник, ни во вторник, ни в среду, а в четверг София умерла.

***

Во время обычного занятия по рисованию с натуры София просто упала замертво. Даже если бы «скорая» дежурила прямо за дверью, сделать ничего было бы нельзя. А уж когда врачи вошли в зал спустя почти час, констатировать смерть могла любая студентка Академии художеств.

Тело погрузили на носилки.

Есть ли у погибшей родственники, которым нужно сообщить о гибели девушки? Родители погибли, но, кажется, была сестра. Знает ли кто-то её номер телефона? Ну, разумеется, нет. Хотя бы имя?

– Руфь, – сказала Нелли, одна из студенток. – У неё есть сестра Руфь. Они близнецы.

Среди «избранных» номеров в записной книжке мобильного телефона Софии Руфь была первой и предпоследней. Второй номер принадлежал кому-то с именем Филипп. Пока санитары уносили тело, один из врачей набрал номер, записанный как Руфь. Ответа не было.

– А где может быть эта Руфь? – спросил он, обращаясь к Нелли.

– Днём она обычно дома, спит. Хотя, кажется, последние несколько дней не ночевала дома.

Врач безуспешно попытался дозвониться до Руфи ещё несколько раз и, наконец, набрал второй «избранный» номер. На этот раз ответили сразу. Да, он знаком с Софией, нет, не очень близко, но некоторое время назад он встречался с её сестрой, Руфью. Как умерла? А где Руфь? Да, конечно, он приедет на опознание.

Врач продиктовал адрес морга, оставил мобильный телефон Софии в аудитории и ушёл.

***

Филипп расстался с Руфью всего месяц назад. Рано утром она встала с постели, наскоро выпила кофе и ушла домой, а пока она обувалась, Филипп сказал, чтобы она больше не приходила. Это не было спонтанным решением; её уход ранним утром тоже был не первым. Хотя Руфь работала по ночам, она уходила каждое утро, когда оставалась у него на ночь, и никогда не приглашала его к себе, разве что ненадолго днём, когда София была в Академии. Она объясняла это тем, что у неё настолько разные графики с сестрой, что они только и видятся по утрам, когда Руфь уже вернулась, а София ещё не ушла. Тогда он предложил остаться на ночь у неё, но Руфь и это отвергла: София очень плохо спит, её может разбудить любой шорох. Поверить в это было нетрудно. Первые двадцать лет София вообще не спала. У этой болезни даже было название, которого Филипп не помнил, но вот чего забыть было невозможно, что жить Софии врачи обещали не больше, чем пятнадцать лет. София протянула до двадцати, наслаждаясь каждой минутой своей непрерываемой на сон жизни, когда после смерти родителей не иначе как на нервной почве случилось чудесное выздоровление: София стала спать. Сама её болезнь была огромной редкостью, выздоровление же и вовсе было зарегистрировано впервые. Однако от любых обследований София отказалась, и вообще она, наверно, предпочла бы умереть от своей бессонницы, чем пережить такое. Не успев похоронить родителей, она чудом успела оттащить сестру с железнодорожных путей, где та лёжа ожидала поезда в лучших традициях русской классики. Руфь билась в истерике и только повторяла, что всё равно убьёт себя. София не отходила от неё ни на шаг, хотя каждый видел, что её и саму тянет в петлю.

Филипп приходил к ним каждый день, и вот тогда-то, наверно, София и полюбила его. Скрывать ей это удавалось плохо, даже сам Филипп это понимал, а уж Руфь и подавно. Легче ей от этого не делалось, но в конечном итоге София уговорила Руфь уехать на неделю. Вообще из страны. И с континента. Они улетели в Америку, чтобы заполнить чем-то душевную пустоту.

***

Когда они вернулись, Руфь больше не твердила, что покончит с собой, но с тех самых пор её будто подменили. Поначалу это было не так важно, главное, что она стала постепенно возвращаться к жизни, но вот ту самую искру, которая так его привлекала, Филипп больше не находил.

Она перестала быть такой бесшабашной, как раньше, и всё больше походила на безупречную Софию. Тех милых недостатков, которые он любил в ней, становилось всё меньше. Руфь привлекала именно своим несовершенством, и теперь, когда оно исчезало, Филипп понял, что больше не любит её. Это было ужасно: бросить Руфь после всего пережитого казалось предательством. Он тянул с решением, как мог, но было видно, что и сама Руфь тяготится от их отношений. Так что однажды утром он предложил ей больше не приходить.

Руфь вздохнула и ушла.

Это было месяц назад.

***

Он стоял около мёртвого тела её сестры-близнеца едва не кричал. Видеть это было невыносимо. Он подтвердил, что погибшая действительно София, и быстро вышел на улицу. Вернуться из морга домой он не смог. Мёртвое тело, как две капли воды похожее на тело девушки, которую он когда-то любил, стояло перед глазами и не отпускало его ни на минуту. Филипп долго бродил по городу, перемещаясь от одного бара к другому, пока, наконец, под утро не вернулся домой.

Когда он проснулся, уже был полдень. Он лежал в постели, пытаясь вспомнить что-то важное, но мысль никак не хотела сформироваться в его мозгу. Наконец картинка стала яснее и яснее, пока, наконец, не встала перед глазами с поразительной ясностью. В это было невозможно поверить, но сомнений практически не было.

В морге была не София. Это была Руфь.

***

Сон как рукой сняло. Филипп быстро отправил e-mail одному из сотрудников, отписавшись больным, и набрал телефон морга. Ему ответила неторопливая барышня, несмотря на довольно поздний час явно ещё не окончательно проснувшаяся. Наконец, она взяла в толк, что же случилось, и сообщила, что врача, занимающего этим делом, сейчас нет, и не мог бы он перезвонить через час. Филипп повесил трубку и отправился варить кофе.

За кофе он попытался ещё раз представить себе увиденное вчера. Его окончательно проснувшееся сознание уже не было настолько уверено в том, что так живо нарисовалось сквозь сон. В конце концов, это был один шрам, маленький шрам на шее, замеченный мимолётом и на который он сначала даже не обратил внимания. Но это был шрам, который мог принадлежать только Руфи. Она получила его не так давно, где-то полгода назад, когда однажды ночью у него дома ненароком наткнулась на угол чугунной полки, висящей на стене. От неожиданности ругнувшись («Святая сосиска!..»), она попросила его залепить рану пластырем и вскоре ушла. Она всегда уходила.

Филипп допил кофе, оделся и вышел из дома. Нужно было ещё раз убедиться лично.

***

Снег в декабре каждый год выпадает неожиданно – как для водителей, так и для коммунальных служб. Едва Филипп выехал на автомагистраль, как встал в мёртвую пробку. Самое ужасное было то, что ни съехать, ни оставить машину было негде. Филипп приготовился к длинному пути, включил любимую радиостанцию, достал из багажника бутылку кока-колы и ещё раз позвонил в морг.

Врач уже появился.

Не вдаваясь в подробности, Филипп представился, объяснил сложившуюся в связи с дорожно-транспортной проблемой ситуацию и спросил, не может ли врач ещё раз взглянуть на труп поступившей вчера девушки. Врач мог. Более того, он сам перезвонил через несколько минут и подтвердил, что шрам в виде молнии у погибшей на шее действительно есть, и, судя по виду, получен полгода-год назад.

Значит, всё-таки Руфь… Уже почти повесив трубку, Филипп спросил, известна ли уже причина смерти.

– Да, – ответил врач. – Очень интересно. По-видимому, у девушки была редкая болезнь – хронический колестит. Она не спала за свою жизнь ни минуты, что в итоге и стало причиной смерти.

2 Руфь или София?

Филипп повесил трубку и медленно опустил телефон на соседнее сиденье. Снег валил всё сильнее, совершенно не собираясь останавливаться. Поток машин с упорством стада баранов медленно полз вперёд. До ближайшего съезда с шоссе, где можно было бы оставить машину и добрести до метро, было ещё довольно далеко, так что ближайшая пара часов не предвещала Филиппу никаких занятий, кроме мыслительной деятельности.

Итак, девушка в морге со шрамом на шее умерла от хронической бессонницы. Это никак не укладывалось в голове. Колеститом болела София, и более того, она чудесным образом выздоровела около года назад. Но представить себе, что у неё на шее мог бы в то же время, что и Руфи, оказаться точно такой же шрам, было тоже невозможно. А что если после пережитого год назад шока у Руфи началась та же болезнь, от которой излечилась её сестра? Совпадение было практически невероятным, особенно с учётом того, что Руфь никогда об этом не говорила, но в то же время с её возвращения Филипп никогда не видел Руфь спящей. Проверить это сейчас было невозможно, но на всякий случай Филипп снял трубку и позвонил Нелли, подруге Софии из Академии.

– Ты ведь была вчера на занятии вместе с Софией? – спросил он. – Скажи-ка, прежде, чем упасть замертво, она успела что-то нарисовать?

– Успела, – ответила Нелли.

– А ты видела, хорошо ли она рисовала?

– Как обычно, – усмехнулась Нелли. София рисовала лучше всех в Академии. – Очередной шедевр.

Первый удар мимо, подумал Филипп. Сомневаться, что вчера в Академии была именно София, не приходилось: Руфь никогда рисовать не умела.

Тогда откуда же у неё взялся шрам? Никакого разумного объяснения этому не было, если только… Если только он не был сделан специально. Но кем? Зачем Софии нужно было копировать Руфь? Или же…

***

От этой мысли по спине пробежал холодок. Уж не специально ли Руфь сделала на теле сестры такую отметину? И если да, то для чего? Объяснение могло быть только одно: она знала, что болезнь сестры так и не прошла, и терпеливо ждала её смерти, желая выдать её за свою. Причины этого были непонятны, но ещё более непонятным было то, зачем София лгала, что излечилась, если это была неправда. Нет, эта версия совершенно никуда не годилась: как бы тщательно Руфь ни следила за сестрой, она вряд ли могла узнать, что София умерла, не выдав своего присутствия. Отвергать очевидное больше не имело смысла: получается, что тогда, в ту ночь, когда она наткнулась на злополучную полку, с ним была не Руфь, а София.

От этой мысли стало горько. Значит, она давно его разлюбила, и всё это время близняшки просто играли с ним, по очереди сменяя друг друга. Эта мысль была отвратительной, особенно потому, что в течение почти целого года он ни разу не заметил этого. После возвращения из Америки Руфь действительно вела себя странно, но ни разу ему не удалось заподозрить, что девушки постоянно менялись

***

Значит, они не просто сменяли друг друга, да ещё и обсуждали во всех подробностях. Как иначе объяснить то, что как-то по дороге к нему домой, после того, как он забрал Руфь из клуба, она, налетев на торчащий из стены штырь, который в темноте не заметила, точно также воззвала к святой сосиске, как когда когда-то не разминувшаяся с его полкой София? Они знали каждую мелочь из жизни друг друга. Поверить в это было невозможно: после смерти родителей, вернувшись из Америки, они даже перестали появляться вместе. Он думал, что это было ли это связано с тем, что София начала спать, но в свете причины её смерти это становилось невероятным. Значит, они просто перестали быть близки, но тогда… Он задумался, когда же последний раз видел девушек вместе, и тут всё встало на свои места.

И то, что последний раз видел их вместе, когда отвозил в аэропорт по дороге в Америку. И то, что Руфь позвонила и просила не встречать на обратном пути. И то, что он никогда не замечал, как они чередовались. И то, как Руфь изменилась после поездки, и даже то, что он ни разу с тех пор не видел, как Руфь спала.

Всё это время с ним была одна София.