Найти Гуру

– Не скрою, я по-прежнему думаю, что такой проницательный человек, как твой дед, никогда ничего не делал без четкой цели.

Майкл ничего не ответил. Он был согласен со своим адвокатом. Морсон-старший был слишком умен и хитер, для того, чтобы не довести до конца то, что задумал. Никакой туман и узкое ущелье не смогли бы остановить его. Майкл знал о нем достаточно много, и этого хватало для того, чтобы больше всего на свете бояться его воскрешения. Оставалось только надеяться, что оставаться в списке безвременно покинувших этот свет членов династии Морсон – это та цель, которую и преследовал Фрэнк.

Когда в 15 лет унаследовать Morson Global стало для Майкла смыслом жизни, он не думал, что для достижения этой цели ему понадобится всего три года. Сейчас, вроде бы ничего не угрожает ни ему, ни компании. И всё, чего Майкл хотел – хранить не только секреты своего деда, но и свои секреты в тайне ото всех. Только вот скелеты семьи Морсон с угрожающей настойчивостью покидали свои привычные места в шкафу и ползли на свет. Майкл отдавал себе отчет в том, что, будучи застигнутым за попыткой перепрятать эти скелеты, он будет выглядеть не лучшим образом. Но самое удивительное для него было то, что старый пыльный шкаф покинули совсем не те тайны, которых он опасался.

И сейчас в его сознании прочно поселилась мысль – они с Фрэнком вели каждый свою игру. И если для Фрэнка игра пятнадцатилетнего подростка в прилежного внука могла не представлять особого интереса, то вот игра старшего Морсона восхищала Майкла уровнем комбинаций. Хотя он понимал, что был всего лишь ничего не значащей фигурой в этом хитросплетении тонко просчитанных ходов. То, что ему удалось унаследовать империю деда, могло оказаться лишь случайностью. И доведи Фрэнк всё до конца, всё, что имел бы сейчас Майкл – пособие от великодушного дедули, на которое он мог бы вести унылую жизнь клерка в пыльном офисе и жить в маленькой квартирке где-нибудь в Бруклине.

Если бы самолет не упал тогда в ущелье, кто знает, сколько бы еще молодой Морсон старался убедить своего деда, что достоин, хотя бы его мизинца. Впрочем, ему не пришлось долго играть роль заинтересованного бизнесом, а вовсе не состоянием. В конце концов, он получил и то и другое.

***

Спустя пару дней Майклу позвонил Скот Вингсток. Узнав, что детектив находится по делам в Нью-Йорке, Майкл пригласил его в свой офис. Информация о событиях, связанных с его семьей, сейчас представляла для Майкла огромную ценность, а вот её сбор было очень сложно осуществлять. С одной стороны мешала скрытность Фрэнка Морсона, про которого даже знакомые с ним много лет люди знали очень мало. С другой – у полиции не было значительных продвижений в расследовании, способных пролить свет на все загадочные смерти как в семье Морсонов, так и вокруг неё. Майкл надеялся, что у детектива есть что-то новое.

Скот Вингсток не испытывал отрицательных чувств к успешным и богатым людям: ни завести, ни досады, ни злости. Он любил свою работу в те минуты, когда система правосудия не давала сбой и за очередным преступником захлопывалась железная дверь в камеру. Он искренне радовался тому, что правосудие хотя бы немного поможет облегчить боль тех людей, что столкнулись с обратной стороной человеческой сущности.

Молодой Морсон вызывал у него смешанные чувства. Этот человек потерял всю семью и каждый раз при загадочных обстоятельствах. При этом он остался в выигрыше после смерти своего деда. И не будь он таким молодым во время первых смертей в своей семье, то вероятнее всего стал бы первым подозреваемым. Тело же Фрэнка Морсона так и не найдено, так что даже при наличии сильных подозрений полиции нечего предъявить его внуку.

Впрочем, такие события в жизни как гибель всех членов семьи, и каждый раз вроде бы просто неудачное стечение обстоятельств, не могут не вызывать вопросов. Две последние смерти Била и Меделин Хьюз – людей, не имеющих к семье Морсонов прямого отношения, выглядят и вовсе странно. У детектива, не привыкшего игнорировать даже минимальные совпадения при расследовании, для описания причин смертей в семье Морсонов нашлось только одно слово – игра. Кто-то плетет сеть вокруг молодого влиятельного бизнесмена. И чтобы полагать так, у него были все основания.

Майкл встретил детектива Вингстока у лифта и проводил в свой кабинет. Помещение было обставлено темной массивной мебелью, при этом за счет большой площади самого кабинета всё выглядело очень уместно. В середине стоял стол в форме буквы Т. Вокруг стола – удобные офисные кресла с высокими спинками. Никаких картин или портретов, не было и семейной фотографии на столе. Главным украшением могла считаться карта мира во всю стену, выполненная на тонкой коже путем теснения в стиле старинных пиратских потертых карт сокровищ с рваными и местами обгоревшими краями.

Вингсток также отметил большое количество книг в кабинете. В книжных шкафах стояло несколько тысяч изданий. Обложки были разными, от классических с вензелями, достойных стать украшением любой семейной библиотеки, собираемой веками, до современных, приобрести которые можно в первом попавшемся книжном магазине. Кроме шкафов, книги лежали по всему кабинету: на столе, журнальном столике, в зоне отдыха на широком подлокотнике кресла. Ассортимент тоже поражал свои разбросом: классические произведения, бизнес-издания, беллетристика и множество уважаемых журналов, таких как Форбс, Эсквайр и Нью-Йоркер.

Хозяин кабинета перехватил взгляд своего посетителя, блуждающий по кабинету и пояснил:

– У меня не было возможности ходить в библиотеку, как обычному студенту. После гибели моего деда, я одновременно работал и учился в этом кабинете. С тех пор осталась привычка оставлять книги там, где последний раз их читал.

Вингсток понимающе кивнул. Майкл предложил ему присесть. Его гость выбрал одно из кресел, а сам он занял место напротив и задал интересующий его вопрос:

– Детектив, как продвигается расследование?

– Как я и говорил вам, Билл Хьюз был убит. Свою жену он не убивал. Он был левшой, а убийца его жены – правша. Мы изучили аналогичные дела в Калифорнии. Убийства совершены с особой тщательностью и не обнаружено ни одной улики, способной связать предполагаемого убийцу с жертвами. Что касается Меделин Хьюз, то срезы в районе кистей и шеи были выполнены отличным от других убийств орудием. Если ранее использовался обычный тесак и раны были не рваные, то в этот раз – садовая пила. К тому же во всех случаях смерть наступила от асфиксии. Прежде чем обезглавить и подвесить жертву, её сначала задушили.

У нас есть предположения о том, что раньше во время убийства присутствовали два человека. В момент убийства Меделин, вероятнее всего в качестве помощника убийца использовал её мужа.

– Значит, кто-то просто хотел, чтобы эти убийства выглядели одинаково?

– Есть основания так полагать. Но пока нам не удалось обнаружить ни одной улики: ни отпечатков пальцев, ни волос, ни окурков, ровным счетом ничего.

– Но убийца как-то должен был попасть в дом? Какое-то средство передвижения?

– Мы просмотрели записи камер в том районе. Ничего! Никаких подозрительных фургонов, никто не останавливался рядом с домом, ни представителей кабельного телевидения или интернет компаний, вообще ничего.

– А соседи? Неужели не было криков, и никто не слышал звуки выстрелов?

– Мы опросили всех в округе. И хотя убийство произошло ночью, никто ничего не видел и не слышал.

– А система охраны самого дома? Неужели в доме не было камер или датчиков движения? Мы ведь живем в современном мире. К тому же кто-то должен был ухаживать за домом и садом.

– Абсолютно ничего. Система охраны и сигнализации не были подключены из-за проблем, возникших с компанией, которая занималась установкой. Мы пробовали связаться с ними, но кроме автоответчика в этой фирме никто не работает. Что же касается прислуги, то последнего садовника хозяйка дома уволила еще три месяца назад, а нового даже не пыталась нанять. Соседи утверждают, что в последнее время Меделин часто проводила время в саду, уделяя большое внимание кустам роз, высаженных вдоль дорожки к дому. И поскольку она не работала, то видимо за домом ухаживала также сама.

– А кто обнаружил тела?

– Посыльный утром доставил пакет. Входная дверь была приоткрыта. Он увидел кровь и вызвал полицию.

Майкл выжидающе приподнял бровь, и Вингсток ответил на этот немой вопрос:

– Его мы проверили в первую очередь.

– А как убийца покинул дом? Он же должен был быть весь в крови?

– Этот вопрос волнует и меня. И мне казалось, что получив на него ответ, мы сдвинемся хотя бы с мертвой точки. В паре десятков метров от дома Хьюзов находится вход в парк, поэтому наиболее правдоподобной кажется версия о том, что убийца положил всю одежду и пистолет в рюкзак, вышел через заднюю дверь и прошел через парк. Возможно, также он и вошел в дом. В парке много бегунов и велосипедистов. Мало кто посчитает подозрительным физически развитого мужчину в шлеме и велосипедных очках. Вы же знаете, сейчас все помешались на спорте.

Майкл кивнул и продолжил разговор:

– У меня остается еще один вопрос – лестница, ковёр и цветы. Они присутствуют только в убийстве Меделин и Кейтлин, или и в двух убийствах девушек, похожих на мою мать?

Вингсток улыбнулся:

– Вы задаете вопросы как профессионал. Всё это есть только в последних двух случаях. Эксперты считают, что это не маньяк. Это убийства, совершенные либо подражателем, либо же человеком, который хотел вам что-то показать. Возможно, убийства совершенные в год смерти вашей матери стали пробным шаром. Они были нужны для того, чтобы осуществить убийство Кейтлин и Меделин. Эти два убийства были продуманы до мельчайших деталей. И они явно имеют к вам отношение. Возможно, какие-то их части – послание вам. Есть также еще одна странность.

– Какая?

– При осмотре тел четы Хьюз, были обнаружены шрамы от пластических операций. Операции были сделаны около восьми лет назад. А чета Хьюзов семь лет назад вернулась в Америку из Восточной Европы.

– И до операции никто из них не был похож на Кейтлин Фейрвик и Фрэнка Морсона?

– Абсолютно точно. Всё сводится к тому, что это попытка воздействия на вас. Но пока не просматривается ни одного логического мотива.

– А если отойти от логики?

– В моей практике всегда была какая-то логика: деньги, власть, наркотики. Если убийца маньяк, то причины тоже существуют. Они другие, но они всегда есть. В данном же случае, первые убийства, вообще ничего не могло бы связать с вами, если бы не похожесть жертв на Лору Морсон. Смерть Кейтлин могла быть способом напугать вашего деда. Но теперь нет и его. К тому же между убийствами Кейтлин и Меделин слишком большой срок.

– Я не знаю, чем могу помочь расследованию, потому как совершенно не понимаю причин всего произошедшего. Ни вокруг меня, ни в моем бизнесе не происходит сейчас ничего такого, чтобы кто-то хотел таким способом на меня повлиять.

– В любом случае, мистер Морсон, я считаю, что вам стоит быть осторожным. Если это не маньяк, то чертовски умный социопат, и предсказать его поведения, также как и определить мотивы сейчас практически невозможно. Если Фрэнк Морсон был убит, Билл Хьюз, похожий на него – тоже, то, как знать, не будете ли вы следующим.

– Спасибо за предупреждение. Но я по-прежнему не верю в то, что если эти убийства связаны в одно целое, то всё это лишь для того, чтобы я был следующим.

Скот Вингсток пожал плечами и, попрощавшись с Майклом, вышел из его кабинета. В глубине души он был согласен с Майклом Морсоном, вряд вся эта череда убийств была совершена лишь с тем, чтобы Майкл стал следующим. Как правило, убийца оставляет более явные послания для предполагаемой последней жертвы. Здесь же вероятность того, что молодой Морсон узнает об убийствах двух девушек, похожих на Лору Морсон, которых убили, когда ему было пять лет, была не велика.

Во всей этой истории было слишком много вопросов, часть ответов на которые мог бы дать и сам Майкл. Но он либо слишком хороший лжец, либо искренне не понимает смысла тех косвенных посланий, что оставил ему убийца Кейтлин и Меделин, в виде лестницы в дом, высаженных вдоль дорожки белых роз, пропитанного кровью ковра и положения тела обеих жертв. И детектив склонялся к предположению, что это игра, которая ведется вокруг миллионера. Но он не стал делиться этой догадкой с Морсоном. Его интуиция подсказывала ему, что Майкл в этой игре вовсе не пешка. Но, как и в случае, гибели Фрэнка Морсона не было никакой возможности уличить в чем-либо его наследника. Хотя Вингсток признавал и другую свою версию – Майкл Морсон слишком многих потерял в своей жизни и на подсознательном уровне не готов поверить в то, что всё это было не случайно. Так, терзаемый двойственными чувствами, Вингсток вернулся в Нью-Джерси.

Глава 3

Июль, 2006. Нью-Йорк

Майкл сидел в кабинете Ирэны Давидовской и рассказывал о своём недавнем разговоре с детективом. Она внимательно его слушала, изредка кивая головой. Во время разговора она делала какие-то пометки в своём блокноте. Сегодня Майкл попросил её выстроить логическую картинку всех событий на основании его догадок. Это не была её задача, как психоаналитика, это была задача для ума.

После того, как её пациент закончил рассказ, она начала говорить:

– На мой взгляд, картина такая: двадцать три года назад твоя мать Лора Морсон умирает от передозировки, в этот же год происходит два убийства с обезглавливанием, пусканием крови и отрезанием кистей рук. И жертвы этих убийств похожи на Лору. Затем спустя восемь лет убивают Кейтлин. Еще через пять лет погибает твой дед. И, наконец, спустя пятнадцать лет таким же способом, что и Кейтлин, была убита Меделин Хьюз, а Билл Хьюз застрелен.

Если предположить, что за всем этим стоит один и тот же человек, то ему должно быть около пятидесяти лет. Исходя из деталей всех этих убийств, можно сделать вывод, что он не всегда был исполнителем или не был им вовсе. Тем не менее, то, как висит тело и как расположены голова и кисти рук у зеркала, для него очень важно. Это его почерк и послание. На мой взгляд, абсолютно ясно, что послание адресовано именно тебе. И только ты можете знать истинный смысл того, что убийца пытается сказать.

– Я думал об этом, пытался разгадать все эти знаки, рисовал в своем воображении разные картины, но так и не смог понять, что это за послание. Для меня лично логики в этом нет, это скорее могло иметь значение для моего деда. Убивать девушек, похожих на мою мать имело бы значение только в том случае, если бы она была важна для Фрэнка. Но все знали, что она наркоманка и он не проявлял к ней особой любви. Хотя…, – Майкл прервался, и выражение его лица изменилось. Казалось, его осенила какая-то идея, и он продолжил – после смерти Лоры он не захотел брать опекунство надо мной и как потом объяснил, сделал это, чтобы обезопасить меня.

Ирэна тоже задумалась на минуту и подтвердила догадку Майкла:

– Если рассматривать это как признак того, что он знал об этих убийствах и опасался за твою жизнь, то не исключено, что Лора тоже должна была стать жертвой, но убийца просто не успел.

Майкл оживился еще больше:

– Адвокат моего деда – Кевин Харт в одном из наших разговоров сказал, что Фрэнк не исключал возможности насильственной смерти моей матери и заказал частное расследование, но никто не знает его результатов. Что если он все-таки знал об этих девушках? К тому же он провел свою юность в Мексике, а полиция связывает и подвешивание за ноги, и раскладывание частей тела перед зеркалом с одним из направлений мексиканского культа смерти. И сейчас это наводит меня на мысль о том, что послание первоначально было адресовано моему деду.

– В этом становится еще больше смысла, если связать эти смерти со смертью Кейтлин. И основная цель этого неизвестного никому убийцы – убрать всех женщин из жизни Фрэнка Морсона. Если бы не сила, которая нужна для таких действий, как подвешивание тела за ноги и отделение частей тела, я бы сказала, что всё указывает на женщину. Однако же убийц может быть и несколько. И эти кисти рук и голова не дают мне покоя. Это больше чем просто знак. Это должно быть что-то, что связывает убийцу или убийц с твоим дедом.

Мысли Майкла словно прорвало, и в его сознании стала вырисовываться картина того, что возможно было долгое время скрыто от его понимания, но ему нужно было найти ответы на еще очень большое количество вопросов. Но как можно было искать ответы на вопросы, основанные на догадках. Сейчас всё строилось на предположении, что Морсон-старший действительно знал больше, чем могло показаться на первый взгляд. Только вот подтверждений этому уже не получить. И если вся эта сеть плелась вокруг его погибшего родственника еще более двадцати лет назад, то значит ли это, что смерть его деда была не случайной? И значит ли это, что ему тоже предстоит умереть? Он продолжил делиться своими мыслями с Ирэной:

– У меня складывается ощущение, что кто-то очень терпеливый ведет одному ему известную игру вокруг нашей семьи. И этот кто-то знает о нас то, чего не знает никто. Никто не мог знать того, как умерла Кейтлин, кроме ее убийцы. А вот узнать о том, что я старательно стремлюсь вспомнить день ее смерти, можно было от любого из моих психоаналитиков. Если конечно допустить, что профессиональная этика для них всего лишь пара ничего не значащих слов.

– Давай не будем исключать и такую возможность. Но ты никогда не был так близок к прорыву, как с Биллом Хьюзом. И, если честно Майкл, тот факт, что мы не знаем кто такой Билл Хьюз на самом деле и почему он так похож на твоего деда, а его жена – на Кейтлин, наводит меня на мысль о том, что ты слишком долго игнорировал знаки, которые явно тебе оставлялись.

– Но я никак не могу понять, что это могли быть за знаки и чего может хотеть этот таинственный убийца.

– В большинстве случаев такие убийцы хотят обратить на себя внимание. И если они не получают его, то могут дать больше подсказок или же разозлиться на того, кого они выбрали в качестве объекта.

– Если расценивать смерть Меделин как попытку напомнить мне о смерти Кейтлин, то какой тут может быть мотив. Кто может стоять за всем этим?

– Майкл, а ты уверен, что в твоей жизни периодически не возникал кто-то, кто может иметь непосредственное отношение к тебе, но ты об этом не знаешь? Может какие-то повторяющиеся события или детали?

Майкл Морсон задумался:

– Сейчас я уже ни в чём не уверен, но мне сложно вспомнить что-то необычное. Мне кажется, я слишком сильно был поглощен своими переживаниями всё это время. И я не представляю, как теперь вернуться к тем событиям, что происходили вокруг меня изо дня в день.

– День за днём ты, конечно, не сможешь пролистать свои воспоминания, но можно попробовать вытащить из памяти определенные дни. И когда к событиям начнут дорисовываться детали, вполне вероятно, что-то начнет повторяться из раза в раз.

– Да, но вы сами говорили, что моя память группирует сходные моменты и не придает им значения.

– Майкл, давайте пойдем другой дорогой. Можно попробовать арт-терапию. Ты начнешь рисовать картины того, что волнует или, что тоже важно, успокаивает тебя в твоем прошлом.

– И как это может помочь?

– Если связь между твоим настоящим и прошлым существует, рано или поздно ты её обнаружишь в тех картинах, которые не только воссоздашь, но и запечатлеешь на бумаге.

– Но я не умею рисовать.

– Ну, это не так и сложно. Возьмёшь пару уроков, поймёшь основы, и этого вполне хватит. Для наших целей подойдут и карандашные эскизы. Но кроме этого, я бы хотела дать тебе совет. Удели больше внимания своей безопасности. Тот, кто стоит за всем этим, явно очень терпелив и имеет отношение к твоей семье уже давно.

Майкл хоть и прислушивался к мнению своего очередного психоаналитика, но всё же считал, что ему не стоит опасаться того, что могло ждать его впереди. И у него были свои основания так полагать. А для того, чтобы найти подтверждение этому, нужно полностью погрузиться в анализ своего прошлого.

***

С этого дня Майкл Морсон начал рисовать своё прошлое. Оказалось, что когда он вспоминал что-то из детства и юности, это действительно было похоже на вспышку, но он фиксировал только людей. После того, как он неумело зарисовывал фигуры, стало понятно, что на бумагу просится мебель, предметы интерьера, иногда не в силах изобразить свои чувства, он просто дописывал что-то в углу листа. Его рисунки были плоскими и чаще напоминали схему, кто и где стоял или сидел. Иногда он просто рисовал стол, а потом словами дописывал, что на нём стояло или лежало.

Одна из его приятельниц, владела коллекцией живописи, и он попросил найти ему учителя, среди знакомых художников. Однако, узнав, что его цель – основы рисунка, она посоветовала поискать себе учителя среди уличных художников или брать уроки в общественном центре. Майкл согласился с тем, что если учиться у серьезного художника, то постигать науку живописи нужно методично и целенаправленно, а он совсем не стремился к этому.

Найти среди уличных художников учителя не составило труда. Им стал художник-портретист Саймон, с которым он познакомился в Центральном парке. Ему было чуть больше сорока. Он был из той породы людей, которые довольствуются тем, что имеют и не стремятся бежать в одну сторону со всеми, только потому, что там, куда все бегут, живётся лучше. Саймон перебивался случайными заработками, писал портреты на улице, и предложение Майкла было как нельзя кстати. Он не загружал его теорией, а просто показывал на примере, как ложится тень, куда подает свет и как предать объем фигурам и предметам. Когда Майкл освоил технику пейзажа, его учитель показал, как рисовать лица. Майклу понравилось брать уроки рисования и уже через пару недель его рисунки приобрели совсем другую фактуру. Он научился прорисовывать лица и фигуры, а предметы стали выглядеть объемнее.

Очень часто он рисовал сидя в парке. Несмотря на многолюдность, Центральный парк на Манхеттене привлекал Майкла еще с тех времен, когда он поступил в Калифорнийский Университет, и одновременно учился управлять компанией. Парк стал для него местом, куда можно придти, чтобы почувствовать себя жителем гудящего мегаполиса, у которого выдались полчаса на отдых.

После солнечной Калифорнии, где его жизнь была весьма размеренной, темп жизни в Нью-Йорке его одинаково восхищал и пугал. Движение в этом городе не останавливалось ни на секунду. Кто шел, кто-то ехал на роликах, кто-то говорил по телефону и жестикулировал руками, кто-то ел, кто-то бежал с только что выхваченной сумочкой. Люди стояли в многочасовых пробках, но при этом всё равно двигались: вытягивали шею, чтобы посмотреть, что там впереди, крутили головой по сторонам, что-то искали в карманах, ругались с теми, кто сидел в соседних машинах, в бессилии откидывались на сиденье или выскакивали из такси и неслись к ближайшей станции подземки. Все и всё было в движении.

Так было и в его жизни с Лорой. В их доме всегда что-то происходило. Одни люди сменялись другими. Кто-то танцевал, кто-то пил, кто-то нюхал кокаин, кто-то спал, развалившись прямо посреди гостиной или под лестницей. Тогда Майкл нашел для себя место на чердаке. Туда никто не поднимался, и он мог посидеть там и поиграть. Об этом укромном месте знала только Кейтлин, и если он засыпал там, поднималась к нёму, относила его в постель, укрывала одеялом, гладила по голове и тихонько выходила из комнаты. В Нью-Йорке таким чердаком для него стал Центральный парк.

Окружающие звуки и люди в движении позволяли ему настроиться на воспоминания двадцатитрехлетней давности. Иногда ему казалось, что он снова пятилетним мальчиком просыпается от того, что дом полон разговоров, смеха, звуков шагов и шума, вечно работающего на первом этаже телевизора или громкой музыки. Начав рисовать, Майкл и не подозревал, сколько он на самом деле помнит о прошлом.

Это настолько захватило его, что он перестал замечать время и людей вокруг. Дни, проводимые в парке, летели незаметно, и в один из таких дней парке он поймал на себе заинтересованный взгляд девушки, сидящей на соседней скамейке. Майкл, привык к вниманию женщин, воспринимая любые знаки внимания с их стороны спокойно, а чаще весьма прохладно. Он был богат, занимал высокое положение, в нем чувствовалась уверенность в себе и, к тому же, он вполне мог поразить разносторонностью своих интересов, так что не удивительно, что женщины стремились чаще попадать в его поле зрения. Впрочем, с таким состоянием, он мог быть даже вполне заурядным, и это бы никак не остановило большинство из них.

Девушка, рассматривающая его, сильно отличалась от представительниц слабого пола, которых он видел вокруг себя. Она не выглядела холеной, вряд ли она регулярно посещала салоны красоты и спа-центры. В её внешности было всё просто и естественно. Одета она была в черные узкие брюки, мокасины и свободную майку, спущенную на одно плечо. Как любой обитатель Манхеттена, Майкл умел оценивать людей по внешности и одежде, и, исходя из стоимости и того, и другого, можно было сделать вывод о социальном положении человека. Даже бегуны в парке выглядели в соответствии со своим статусом в обществе. А эта девушка явно не была светской львицей и охотницей за богатеями с Пятой авеню или Уолл-стрит. Ничто не выдавало в её облике деловой женщины. Но также она не выглядела и как студентка или сотрудница многочисленных офисов Манхеттена. Она была будто бы вне всего этого.

Майкл поймал её взгляд, улыбнулся и произнес стандартное:

– Привет! Вы в порядке?

Она продолжила смотреть на него, хотя Майкл заметил, что вероятнее всего её интересует его альбом, в котором он рисовал. Улыбнувшись, она спросила:

– Вы рисуете комиксы?

Майкл не ожидал такого вопроса.

– Почему вы так решили?

– Я видела вас здесь уже несколько раз и подумала, что вы удираете из офиса, чтобы заниматься чем-то более интересным. Вы так увлеченно рисуете, вот я и подумала, что это комиксы. Ведь на обычного художника вы не похожи.

– Почему не похож?

Она рассмеялась:

– Вы в костюме и у вас нет мольберта и красок. А еще вам непременно подошел бы шарф.

Майкл улыбнулся и произнес:

– Я не ношу шарфы. У меня нет ни одного.

– Вот поэтому вы и не художник!

Прежде чем он успел ей ответить, она встала со своей скамейки, помахала ему рукой и быстрым шагом направилась в направлении пересечения Террас Драйв и Пятой Авеню. А он так и остался сидеть. Впервые в его жизни девушка не стала дожидаться продолжения знакомства и не показалась ему заинтересовавшейся им настолько, чтобы он успел её пригласить, выпить хотя бы кофе. Это слегка задело его самолюбие, но уже к вечеру он забыл об этой встрече.

Спустя неделю Майкл снова почувствовал на себе взгляд незнакомки из парка. Она разговаривал с какой-то семейной парой. Поймав его взгляд, она улыбнулась и кивнула ему в знак приветствия. В этот раз она выглядела совершенно не узнаваемо. На ней был темно-синий костюм для езды на мотоцикле, в руках она держала шлем. После того, как её разговор закончился, она снова покинула парк, просто помахав ему на прощанье.

Когда Майкл увидел её в третий раз, это было недалеко от пересечения Ист Драйв и Ист Восемьдесят Четвертой и Восемьдесят Пятой Стрит. Она стояла в тени деревьев возле мольберта и задумчиво смотрела в сторону Метрополитен-музея. Мимолетно взглянув на него, когда он приближался, она продолжала стоять, отрешенно рассматривая фасад Американского крыла. Майкл отметил, что ей удалось найти относительно тихое место в районе музея, где было не так много людей, как в районе входа. Ежедневно в этом районе скапливается огромное количество туристов и местных жителей, желающих не только посетить сам музей, но и просто погулять вокруг. Но незнакомка, казалось, полностью отключилась ото всех внешних звуков и была погружена в свои мысли.

Теперь он понимал, что её заинтересованность заключалась в его рисунках, а вовсе не в нём самом. Эта мысль даже обрадовала его. Возможно, впервые за последние годы ему стало по-настоящему интересно познакомиться с девушкой, которая или не собиралась, или не спешила начать на него охоту. Он подошел поближе и поздоровался, а затем спросил:

– А у вас есть шарф?

Она улыбнулась, затем наклонилась к своей сумке, что-то поискала и извлекла на свет два льняных шарфа. Один оливкового, другой темно-синего цвета. Выбрав для себя оливковый, она надела шарф на шею, а другой протянула Майклу со словами:

– Да, я же настоящий художник. А теперь и вы тоже.

Майкл взял шарф, который она протянула ему. Девушка слегка наклонила голову и, улыбаясь, предложила:

– Одевайте. Я выбирала под ваш офисный костюм. Но имейте в виду, когда наступит осень, вам придется носить вязаный шарф и возможно даже берет – и снова рассмеялась.

Это был редкий случай, когда во время знакомства с девушкой, Майкл был очарован и заинтересован настолько, что ему хотелось просто стоять и разговаривать. Обычно, в его стандартный набор входило минимум разговоров, ресторан, секс и возможно последующие встречи, но не чаще двух-трех раз в неделю и не дольше трех месяцев.

Девушку звали Керия. Она оказалась художницей. Несколько месяцев назад она вернулась из Куала-Лумпура и сейчас готовилась к своей выставке. Её семье принадлежали несколько галерей искусств в Азии и пара финансовых компаний. Сама она мало интересовалась семейным бизнесом, связанным с финансами, предпочитая последнему искусство. Не смотря на то, что ее семья жила в Гонконге и свои многочисленные выставки в Сингапуре и Малайзии, она старалась как можно больше времени проводить в Нью-Йорке, где предпочитала писать свои работы. К тому же скоро ей предстояло защищать докторскую степень в области искусства.

В тот день они проговорили несколько часов просто сидя на скамейке в Центральном парке. Она не приняла его приглашения поужинать вместе, однако разрешила угостить её кофе и сендвичами.

Спустя несколько часов, она собрала кисти, краски, взяла мольберт и, поблагодарив его за ланч и общение, направилась в сторону 84-ой Восточной Улицы. А Майкл так и остался сидеть на скамейке, провожая её взглядом.

С тех пор они стали периодически встречаться на той части парка. Она рисовала, он рисовал, потом они разговаривали и пили кофе. Керия была очень тактичной и никогда не спрашивала Майкла, что именно он рисует. В то же время она спокойно относилась к тому, что он мог стоять рядом с ней и наблюдать за тем, как она работает. Он признался, что совсем не умеет работать красками, а рисует только карандашом, исключительно для себя, что-то вроде арт-терапии.