Читать книгу: «Книга дождя», страница 3

А это еще что за толчки?

Она вскакивает так поспешно, что приступ головокружения вынуждает ее покачнуться. Прислонившись к колонне, она ждет, пока сердце вновь угомонится, а дыхание выровняется. Люди, проходящие через фойе, бросают на нее странные взгляды.

– Я работаю над путеводителем, – сообщает она бармену в зоне отдыха гостиницы.

Он кучеряв, его глаза завораживающе зеленые, как море. Он настолько хорош, что приходится вновь и вновь поглядывать на него, чтобы убедиться, что он ей не мерещится, чтобы насладиться его симметрией классической статуи. Он как минимум на десять лет младше нее, отмечает она. Его бледная кожа имеет слабый аквамариновый оттенок, особенно заметный у запястий и связок шейных мышц, когда он поворачивает голову. Это значит, вспоминает она прочитанное, что он, возможно, один из тех редких местных жителей, чья родословная восходит к первым обитателям острова. Не чистокровный у’Йой, но происходит от них.

– Так вы писательница, – говорит он, искажая английские гласные еще мягче, чем портье за стойкой. Обычно она избегает общаться с барменами и прочей обслугой. Такие непринужденные беседы в итоге звучат так, словно их заранее срежиссировали. В ее случае обычно так и происходит, просто ей не нравится это замечать.

– Можно и так сказать, полагаю. По правде, это красивое слово для проверяльщика фактов. Я здесь, чтобы обновить материал для переиздания.

– Уже бывали на острове?

– Я тут впервые. Издатель хотел иную точку зрения. Ну, чтобы кто-то посмотрел на все свежим взглядом. И вот я тут.

Раздраженная собственной нервной болтовней, она отпивает впопыхах заказанный коктейль. «Коралловый закат», что бы это ни значило. Ром, лайм, возможно, манго и какое-то рыбное послевкусие на языке. Напоминает воду в ее душе. По идее, отвратительное сочетание, но, как ни странно, оно работает – разворачивается постепенно, как медленно всплывающее воспоминание. И действует коктейль, как ей нужно. Бездна еще здесь, но теперь Клэр может заглянуть в нее, не чувствуя почти ничего.

Бармен спрашивает ее, где еще она побывала. Они болтают какое-то время о его и ее работе. Он аспирант на кафедре прикладной физики в университете. Работа барменом помогает ему платить по счетам.

Когда он наклоняется вперед, чтобы протереть стойку, она замечает маленький серебряный квит на цепочке у него на шее. Она гадает, что он хранит там.

Он отворачивается, чтобы обслужить другого клиента, а затем возвращается к ней и замечает, что напиток ослабил ее защиту.

– «Коралловый закат», – ухмыляется она. – Похоже, он уже догорает.

– Хотите еще?

– Не стоит.

– Я Андрос, – говорит он, и она удивляется, как быстро он уходит от анонимности. Зря она ему улыбнулась, вечно так.

– Клэр.

Они пожимают руки, и она быстро выдергивает пальцы из его спокойной прохладной ладони.

– Пожалуй, мне пора на боковую, – говорит она. – Завтра длинный день.

В его глазах проскальзывает странное выражение. Он встревожен или нет, печален. Будто он уже видел ее завтра и оно не оказалось хорошим. Затем его лицо проясняется.

– Я не работаю следующие пару дней. Буду рад показать вам остров, если хотите. Весь этот ремонт, объезды – тут настоящий лабиринт.

«Он всего лишь пытается быть гостеприимным», – говорит она себе и отвечает:

– По правде говоря, я предпочитаю погружаться в новую атмосферу самостоятельно. Первые впечатления и все такое. Но, возможно…

– Разумеется, это понятно, – говорит он, пожав плечами. – Надеюсь, все пройдет хорошо.

Пока они болтают, входят трое здоровяков в костюмах, усаживаются на барные стулья и смотрят по сторонам непроницаемо холодными глазами, будто проверяют возможные угрозы. Андрос подходит обслужить их. С сильным акцентом они спрашивают у него, какое есть пиво, и Клэр абсолютно уверена, что они обсуждают друг с другом, что будут пить, на русском. Они похожи на провинциальных мясников, которых запихнули в дорогую одежду, и Клэр решает, что они, должно быть, новоиспеченные нефтемагнаты, разнюхивают возможности для инвестиций в ставший сенсацией энергетический сектор острова.

Она следит за Андросом, столь стройным и гибким рядом с этими угрюмыми и тучными людьми с их чувством собственной важности, захватившими так много места. Еще больше, чем его кожа, ее занимает легкая, мягкая раскованность его движений. «Он так свеж», – думает она, удивляясь самой себе. Как существо, которое выбралось из океана и делает первый вдох.

Местная валюта взлетает и падает, находясь в такой же зависимости от сейсмической активности, как и от экономических показателей. Когда обменный курс благоприятен, североафриканцы, европейцы и американцы с обоих полушарий стекаются на остров на короткие визиты, которые называют между собой «заскочить в магазин».

Прилетай, делай свое дело и быстро сматывайся. Целее будешь.

Наутро она просыпается до восхода солнца. Как пташка. Что бы там ни накатывало на нее вчера, оно уже исчезло. Ну разумеется. Она вновь обрела самообладание, как обычно.

После кофе в ресторане гостиницы (все еще никаких сообщений о том, где и когда состоится передача) она посещает крытый спортивный центр по соседству. Чтобы добраться туда, проходит по стеклянной галерее – даже под ногами стекло, так что вокруг только дождь и туман. В дымке под ней фары ближнего света и заднего хода медленно едущих по улице машин горят, как фонарики рыбы-удильщика.

Достопримечательность центра – огромный бассейн с волнами, как утверждается, крупнейший в мире. Она надевает купальник и выходит в просторный, залитый светом зал. Бассейн явно украшен так, чтобы напомнить о прошлом острова: вдоль него художественно разложены разбитые классические колонны и другие элементы допотопной архитектуры. Стены украшены мозаикой под старину, изображающей выпрыгивающих из моря дельфинов и китов, пускающих фонтанчики.

Водные горки ярких неоновых оттенков закручиваются спиралью посреди искусственных руин и ведут в бассейн, уже полный людей, в основном в нем дети и подростки – прыгают, плещутся, визжат. На изгибе бетонного пляжа, раскрашенного в цвет теплого розоватого песка, молодые матери следят за малышами в лягушатнике, а пожилые пары нежатся в шезлонгах с тропическими напитками и книжками в мягких переплетах. Спасатель, взобравшийся на высокий стул, дует в свисток и указывает на двух мальчишек, увлеченных дуэлью на полотенцах. В дальнем конце бассейна возвышается массивная стена, раскрашенная под скалу с почерневшим штормовым небом и молниями. Каждые несколько минут рев береговой сирены пронзает воздух, а мгновения спустя волны вздымаются из-под скалы, быстро вырастая до пенных гребней. Преодолев бассейн и достигнув лягушатника, они стихают, превращаясь в нежный прибой.

Все это, понимает Клэр, отчего ей становится трудно дышать, – разбитые колонны, штормовой мурал, вой сирены, тела в воде, прыгающие и кричащие посреди волн, – воспоминания о давнем катаклизме, который сломил этот остров. Или репетиция следующего. Клэр вспоминает свой родной город: она покинула его как раз вовремя, до местного апокалипсиса. И приняла это как предупреждение. Не останавливайся. Не привязывайся. Все равно все сгорит синим пламенем. Или утонет в море. А пока делай, что требуется, чтобы оставаться на плаву.

В любом случае это точно стоит описать в путеводителе. Люди, примиряющиеся с концом света, резвящиеся в нем.

Притихшие волны подкатывают к ее босым ногам и отползают обратно. Она делает несколько шагов, и вот вода уже омывает ее лодыжки. Поначалу холодно, но это ощущение сменяет приятная прохлада.

Клэр заходит в прибой. По колени, по бедра, по грудь. Отталкивается, разводит руки в стороны, чтобы плыть вперед, пока не оказывается среди купальщиков с их надувными мячами, аквапалками и досками для плавания – все они смотрят в дальний конец бассейна, с нетерпением ждут сирену и следующую волну. Клэр плывет дальше, нацелившись прямо в темное пространство под искусственной скалой, в пещеру, откуда приходит волна.

Она достигает ярко-желтого троса с поплавками – знака, запрещающего купальщикам заплывать дальше. Клэр останавливается тут, подпрыгивая и разводя руками. Оглядывается, видит, что за ней наблюдает спасатель. Если она поплывет дальше, он засвистит и прикажет вернуться. Не стоит привлекать к себе столько внимания. Она остается на месте.

Вода на глубине раскачивает ее и тянет в сторону, сбивая с ног. Она чувствует желание сдаться, позволить стихии, которая гораздо сильнее, нести ее, куда та пожелает. В конце концов, они ведь с ней почти одно. Человек – это же по сути вода, снабженная ощущением осмысленности.

Сирена ревет, отдаваясь в ее костях. Спустя мгновение зыбкая поверхность вздымается, поднимается, скользит вперед, катится к ней, растет по пути, превращается в скат, в холм, в гору, белая пена кипит на гребне, а внизу открывается студенисто-зеленая бездна. Дети вопят позади нее, мальчишки-подростки ревут, как берсерки перед битвой. Волна смыкается над ней, отбрасывает назад и влечет вниз, на молчаливую глубину. Поспешно барахтаясь, она обретает контроль, выталкивает себя на поверхность, отплевываясь и задыхаясь, не понимая поначалу, куда она смотрит и откуда придет следующая волна. Она обнаруживает, что ее отнесло туда, где прыгают, извиваются, мечутся и ныряют в разные стороны остальные. Слишком много людей слишком близко.

Довольно. Клэр позволила себе расслабиться, и вода упрекнула ее за то, что она забыла, зачем она здесь. Она плывет назад, прочь от троса, в безопасную зону к другим купальщикам, оглядываясь на скалу.

Выходит из бассейна, ноги шлепают по розовому бетону. Все, что ей сейчас хочется, – убраться отсюда.

В спешке она ныряет не в ту дверь и оказывается в незнакомом месте: узкий коридор и лестничный пролет, который ведет к другому бассейну, с низким потолком и без окон, вода освещена снизу голубыми подводными лампами. Воздух влажен от пара.

Некоторые мужчины и женщины голые. Детей нет. Никто не прыгает и не плещется в голубой воде, такой тихой и неподвижной, будто это иная, экзотическая стихия. Люди греются на влажных камнях у кромки бассейна, молодые и старые. Ее взгляд замечает асимметрии: горбатые спины, искаженные лица, обрубки конечностей.

Она присматривается и видит, что одни ухаживают за другими. Поглаживают им руки, подбадривают. Поддерживают в воде.

Она медленно отступает, чувствуя себя незваной гостьей, настоящей туристкой, но продолжает смотреть. Ее взгляд наконец находит пожилую женщину с длинными седыми волосами и безмятежными серыми глазами: руки опираются на край бассейна, челюсть висит.

Сердце Клэр начинает бешено биться.

Женщина видит Клэр и улыбается. Автоматическая универсальная улыбка просто на случай, если незнакомка – та, кого она должна знать. Затем она отталкивается от края в воду, которая ей по талию. Поворачивается и идет вперед, вода поднимается выше по спине и рукам к плечам и шее, ее длинные седые волосы веером ложатся на поверхность, словно фата невесты, а потом она полностью скрывается под водой.

Они сидели вдвоем в комнате отдыха в доме престарелых. Это был конец пандемии, и Клэр позволили навестить мать впервые за долгие месяцы. Она и сама так долго сидела на карантине в своей крохотной квартирке, что уже сходила с ума, наблюдая, как испаряется сумма на банковском счету.

Она вспоминает, как утренний свет проникал сквозь открытые жалюзи большого эркерного окна. Впервые мать, увидев ее, не расплакалась. Она просто сидела с выражением нерешительности, словно в театре, гадая, окажется ли она на сцене или в зрительном зале, когда поднимется занавес. Клэр держала мать за костлявую руку, чувствовала ее мерный пульс и просто наблюдала. Старик в углу ронял в аквариум кубики сахара – один за другим, оглядываясь всякий раз после плюха, проверяя, не заметили ли это сиделки.

Мать что-то пробормотала.

– Прости, мам, что?

Мать нежно положила свободную руку на живот Клэр.

– Какой у тебя срок, милая?

Она произнесла это тоном медсестры, доброжелательным, но четко профессиональным. Клэр не слышала этот голос долгие годы, и он никогда прежде не был обращен к ней самой, насколько она могла вспомнить. Не было никакого смысла в том, чтобы отвечать на вопрос, но она не могла удержаться.

– Я не беременна, – сказала она.

– Хм, – проговорила мать.

За месяц до этого, устав от заточения из-за нескончаемого локдауна, Клэр в нарушение всех запретов ускользнула в ночной клуб. Там она встретила мужчину и провела с ним в туалете несколько безумных, отчаянных минут. Невероятное нарушение собственных правил выживания.

Слов ее матери хватило, чтобы купить тест по дороге домой. Несколько мгновений холодного ужаса ожидания, но результат был отрицательным.

С тех пор она путешествовала вот уже полгода. Она не возвращалась в дом престарелых все это время, убеждая себя, что так лучше. Мать только расстраивается при виде нее или, точнее, когда вспоминает, кто же такая Клэр. Все ошибки, все ссоры, все неприятные переживания тут же возвращаются. К ним обеим.

В лифте, поднимаясь в свой номер, Клэр наконец-то остается одна. Она прислоняется к стенке, следит, как цифры ползут вверх, напоминает себе о том, чем занимается все эти годы и почему у нее нет выбора. Это стало ее историей, сценарием, который она разыгрывает в своей голове, чтобы собраться в редкие минуты сомнений или когда все грозит рухнуть. Это история о том, как все начиналось, что с ней сделали и к чему все пришло. Мать изменяла отцу с тем жутким Рэем, владельцем строительного бизнеса в городе, – у него находилось для нее время, в отличие от отца Клэр. Отец узнал об этом, уехал и больше не вернулся. Родители перестали заботиться о ней, когда она была еще ребенком, погрузились в собственные жизни.

Мать пыталась загладить вину или хотя бы отвлечь Клэр, подарив ей щенка. Ясноглазого лохматого дворнягу – Клэр назвала его Шустриком. Она прекрасно понимала, что это подкуп, эмоциональная уловка, но, боже, как она полюбила этого пса. Он спал в ее постели. Они всюду ходили вместе. Их любимой игрой было, когда Клэр бросала резиновый мяч на крышу дома так, чтобы он отскакивал, и Шустрик пытался поймать его, когда мяч скатывался с края. Глупый пес никогда не знал точно, откуда покатится мяч, и весь дрожал и скулил, пока желанный предмет наконец не возникал в поле зрения, и тогда пес стремглав бросался за наградой, словно от нее зависела его жизнь. Однажды Клэр специально забросила мяч подальше, чтобы тот перелетел через крышу на лужайку перед домом. Шустрик каким-то образом понял, что мяч не вернется, и бросился на ту сторону дома. Мгновение спустя Клэр услышала визг и скрежет тормозов. Медленно обошла дом, выйдя к лужайке. Она уже знала, что там, и не хотела этого видеть, но ей пришлось. Почтовый грузовик был припаркован неправильно, наполовину заехал на тротуар. Почтальон шел по дорожке перед домом и плакал, держа на руках ее пса, словно посылку, которую ей отправили, не предупредив.

Дети должны понять, что жизнь несправедлива, – услышала она, как Рэй говорил ночью ее матери.

Очень скоро после этого он начал клеиться к ней, пока мать работала в вечерние смены в больнице.

Ну, она хорошо усвоила урок. Все, кто тебе дорог, рано или поздно тебя бросают. Так что и она сбежит. Из этого дерьмового городишки с его рябью, плохим воздухом и чванливыми мужиками, помешанными на своих тачках, квадроциклах и яхтах.

Первым пунктом ее плана было скопить достаточно налички. Работа няней или официанткой не помогла бы ей быстро получить нужную сумму, так что Клэр начала воровать у Рэя, зная, что тот не осмелится обвинить ее. Она брала деньги из его бумажника, сначала по паре мелких купюр. Потом целыми пачками. Затем она вскрыла его машину и вынула дорогое стерео. После он бросал на нее гневные взгляды, догадываясь, что это ее рук дело, но молчал. Она продала стереосистему парню по соседству, который заплатил всю назначенную ею цену, затем попытался уговорить ее покататься с ним ночью и проверить колонки. И не мечтай, приятель.

После она перешла к продаже наркотиков старшеклассникам, и это в итоге свело ее с человеком, который браконьерил в местном лесу и торговал медвежьей желчью, – он нанял ее курьером. Это оказалось гораздо прибыльнее и менее рискованно, чем сбывать десятидолларовые дозы на школьной парковке.

Природа жестока, – как-то объявил ей контрабандист. – Выживают сильнейшие, верно?

Выживают быстрейшие, как ни крути. Ей сошло с рук и это, все это, и она открыла в себе талант попадать в сложные ситуации и ускользать из них незамеченной, сосредотачиваться на цели и отключать все остальные мысли и чувства, пока не выполнит задачу.

Скопив достаточно налички, она исчезла и больше не возвращалась. Мать переехала в Эдмонтон после катастрофы в «Нортфайр» и эвакуации. Рэй был дерьмом, но насчет одного оказался прав: жизнь несправедлива. Нужно силой брать у нее желаемое, причем безжалостно. Когда мать умрет, у Клэр не останется связей с другими людьми – лишь те узы, которые она сама допустит, и их будет немного.

Когда у нее заканчиваются средства, она путешествует в далекие страны, как эта, и добывает предметы, которыми никто не должен обладать: животных и части животных, – и привозит их людям, которые платят за это огромные деньги. Взамен она получает единственную ценность – свободу делать то, что ей нравится. Ездить туда, куда хочется. Не принадлежать никому.

Единственное но? Свобода стоит дорого.

Архив Ривер-Мидоуза

Построй себе ковчег. Времени мало – начинай сейчас. Если у тебя есть лишь слова, построй его из слов.

Руми

ХРОНОЛОГИЯ

175 лет назад. На берегу Колдовского ручья на канадских Северо-Западных территориях индейский охотник, чье имя не сохранилось в записях, показывает торговцу из компании Гудзонова залива Элайдже Бэйну загадочный темный крошащийся камень. Торговец отламывает кусок, чтобы рассмотреть получше. Охотник сообщает Бэйну местное название этой странной руды, и тот записывает вечером в журнал компании, хотя и не уверен, что правильно перевел с местного диалекта: «Призрак, танцующий в небе».

Бэйн добавляет в журнал следующую запись: «Мне было трудно найти дорогу назад к своей палатке из-за непривычной сонливости, которая напала на меня после того, как я покрутил в руках кусок этой руды. У нее необычный пьянящий запах, как у сырой нефти. Что бы это ни было, я полагаю, “призрак” не представляет ценности для проектов компании на этой земле».

130 лет назад. Мимолетные упоминания о темном вязком минерале под названием «призрак» появляются в дневниках других европейских исследователей и торговцев пушниной в этой местности. Если поднести кусок сырой руды к огню, она начинает испускать газы, которые вызывают головокружение, учащенное сердцебиение, даже галлюцинации.

79 лет назад. Формация Колдовского ручья, крупный подземный пласт призрака обнаружен возле крошечной деревушки Ривер-Мидоуз в провинции Альберта, бывшей пушной фактории.

71 год назад. После первой крупной нефтяной забастовки в Альберте в 1940-х годах в регионе активизировалась разведка ископаемого топлива. Нанятый правительством для поисков залежей битума, подобных тем, что были найдены в нефтяных песках Атабаски, геолог Айра Соломон живет в палатке в лесу возле Колдовского ручья, пока исследует местность возле Ривер-Мидоуза. Он натыкается на выход породы, которую местные называют «призраком», и берет образец в свою полевую лабораторию для изучения. Он чуть не сжигает лабораторию в ходе опытов и убеждается, что руда может быть мощным, хотя и опасным, источником энергии.

Щурясь на каплю вытяжки из призрачной руды в линзе микроскопа, Соломон отмечает странный эффект: «Минутное головокружение. Я ощутил себя до странности малым и незначительным. Будто смотрел в глубины ночного неба, испещренного звездами».

Каждую субботу он приходит в соседнюю индейскую деревню Файр-Нэрроуз, чтобы пополнить запасы.

Там Соломон знакомится со старым траппером по имени Чарли МакКиннон и начинает с нетерпением ждать их встреч. Неожиданно для себя почувствовав потребность в человеческом общении, он приглашает Чарли на выходные порыбачить на Громовом озере неподалеку.

Под вечер, после ловли крупного судака и форели, мужчины разводят огонь, готовят и едят пойманную рыбу, беседуют и пьют горький чай. Чарли – прирожденный рассказчик. Когда спускаются сумерки, он принимается прясть нити зачарованных историй о легендарной охоте на лосей и о людях, что обращаются в волков, и Соломон невольно вспоминает своего деда, прославленного антрополога. В далеких экспедициях к коренным народам Восточной Сибири он собирал мифы, которыми делился с юным Айрой много лет спустя зимними вечерами у камина в старом доме, продуваемом сквозняками, в Монреале. Герои побеждали громадных рыб и дурачили великанов-людоедов, встречали опасных духов, меняющих облик, способных стать любым зверем по своей воле: гусем, нарвалом, лисой, медведем, – но вознаграждавших тех, кто обращался с живыми существами уважительно. Лишь одну историю Айра так и не смог вытянуть из деда – ту, что больше всего хотел услышать: о реальном великане-людоеде, от которого дед бежал в новые земли за морем, о чудовище по имени Иосиф Сталин.

Пока Чарли ткет свою словесную магию, Соломон задумывается о том, что ему следовало бы записывать эти рассказы. На случай, если когда-нибудь у него будут свои внуки, чтобы он мог поделиться с ними.

Но он здесь не ради историй, сколь бы они ни были убедительны. Соломон решает наконец задать вопрос о руде, который тревожил его с тех пор, как он поджег образец в полевой лаборатории и смотрел, как голубовато-зеленые языки пламени танцуют над его поверхностью, словно крошечное северное сияние. Люди, живущие здесь примерно так же, как жили их предки, понятия не имеют, что у них под ногами. Когда Чарли наконец смолкает, Соломон сидит какое-то время тихо в знак уважения, а затем признается старику: весьма вероятно, что обнаруженное им свойство призрачной руды привлечет сюда больше белых. Намного больше.

Чарли принимает эту новость без возражений. Он потягивается, выплескивает остатки чая из кружки в огонь.

– Этого не будет, если ты никому про нее не расскажешь, – наконец произносит он.

Соломон смеется. Он все крутит и крутит в руках жестяную кружку.

– Полагаю, что так, – отвечает он.

В угасающем свете сумерек что-то промелькнуло между ними и исчезло во тьме под деревьями. Все, что Соломон успел заметить, – вспышку удивительно голубого цвета.

Стремясь устранить возникшую неловкость, он спрашивает Чарли, что это была за птица. Чарли отвечает словом из своего языка, который геолог не знает, и добавляет:

– Говорят, она летит дальше всех, туда, откуда родом все птицы.

– Я знаю похожую историю, – с готовностью подхватывает Соломон. – Дед рассказывал ее мне, когда я был мальчишкой. Он слышал ее от сказителя, которого встретил на севере. Ну, на севере, но на другой стороне света. Не здесь. Это было очень давно.

– На другой стороне света, – повторяет Чарли.

– Да. Не знаю, где именно. И кто это был. Но звучит она так…

И он начинает рассказ, неуверенный в себе перед мастером, жалеет, что вообще упомянул эту историю. Но уже слишком поздно сдавать назад. Чарли поделился своими легендами, теперь настал черед Соломона. Внутри себя он слышит дедушкин мягкий низкий голос в доме, где зимней ночью свистят сквозняки, и уносится мыслями в призрачный мир…

Говорят, что дальше, чем кто-то когда-либо бывал, на краю мира лежит далекий океан. Из самой глубины этих вод растет могучее древо, достающее до облаков. В древе огромное дупло, а в дупле живет недремлющий дух, он высовывается и пожирает любую живую душу, которая оказывается слишком близко. На другой стороне этого широкого, коварного океана лежит иная земля, куда никогда не ступала нога человека. Невидимые существа, которые живут там, заставляют небо падать на землю, как громадный камень, который ударяется о поверхность и отпрыгивает, так что небо и земля стали вратами, они вечно открываются и смыкаются.

Эта земля, которую не видел ни один живой человек, – Недостижимый край птиц. Птицы должны пролететь сквозь эти врата, если хотят вернуться к себе домой. Но небо опускается так быстро, что многие птицы не успевают. Несчастные оказываются пойманы между створ, словно в ловушку, и гибнут. Земля у врат покрыта ворохом раздавленных птиц, эта груда превышает человеческий рост. В этой юдоли смерти перья вечно парят в воздухе, разносятся ветром.

Соломон умолкает. Он вспомнил эту мрачную сказку, не подумав о том, как она заканчивается или как отразится на том, зачем он сюда пришел. Что станет с этой землей, когда деньги и машины прибудут по его следам? Он глядит на столб дыма, поднимающийся от костра, мягко вьющийся в темнеющем небе, на котором горит несколько слабых звезд. Он не тот – или уже не тот, – кто склонен к полету фантазии, но на мгновение ему кажется, что он почти видит то место, которое пытается описать словами. Этот недостижимый край земли не так уж далек. Ужасные врата столь близко, что он слышит шелест перьев.

Наконец Соломон отсылает образцы в правительственную лабораторию в Оттаве. Призрачную руду анализируют, и его открытие подтверждается.

Начинаются геодезические работы и мелкомасштабная добыча руды.

63 года назад. Из отраслевого отчета:

«Призрак» – полужидкое углеводородное соединение с весьма необычными молекулярными решетками. Известные месторождения неопределенного происхождения, возможно, возникли в результате падения метеоритов в позднем мезозое, около 70 миллионов лет назад. Обнаружено в следовых количествах по всему миру, рентабельно для добычи только в трех известных на данный момент месторождениях: на Новой Земле, в нефтеносном поясе реки Ориноко в Венесуэле, и крупнейшие пока залежи найдены рядом с городком Ривер-Мидоуз на северо-востоке провинции Альберта в Канаде. Здесь огромный пласт руды (формация Колдовского ручья) смешан со слоем песка, воды и кислой глины, расположен в нескольких метрах под поверхностными слоями, на которых произрастает тайга.

54 года назад. Обнаружено, что коренное население Файр-Нэрроуза проживает над частью формации Колдовского ручья, теперь полностью исследованной и оказавшейся гораздо обширнее, чем раньше предполагалось. Добыча начнется на земле провинции, которую жители Файр-Нэрроуза тоже считают своей.

39 лет назад. Попытки сделать призрак рентабельным товаром давно зашли в тупик вследствие технических проблем, из-за которых процесс отделения руды от песчано-глинистой основы становится ненадежным и опасным (обогащение должно выполняться сразу после извлечения, чтобы избежать взрывного горения и снижения активных свойств руды). Спустя годы неудач и отсутствия прибыли корпорация «Нортфайр» разрабатывает запатентованную технологию, которая успешно обеспечивает безопасную и надежную поставку очищенного продукта. Начинается эра крупномасштабной добычи призрака.

Городок Ривер-Мидоуз переживает поразительно быстрый рост, туда отовсюду стекаются мастера и рабочий люд: водители грузового транспорта, трубоукладчики, слесари, сварщики, котельщики, электрики, механики малых и больших двигателей, плотники, стекольщики, сантехники, маляры, повара.

28 лет назад. Ривер-Мидоуз, настоящий хаб новой промышленности, превратился в небольшой, но шумный город с населением в пятьдесят тысяч человек, и предполагается, что он продолжит расти, поскольку ожидается еще минимум семьдесят лет полномасштабной добычи призрака. Добрая половина взрослого населения Ривер-Мидоуза работает на объектах добычи/обогащения руды или во вспомогательных отраслях, связанных с переработкой и поставкой обогащенной руды.

Свыше трехсот квадратных километров тайги над вскрышными породами уже срублено или потревожено вследствие реализации семи крупномасштабных проектов по добыче.

Один грамм призрака стоит в двадцать восемь раз больше грамма золота.

Некоторые исследователи связывают добычу и обогащение руды с малопонятным феноменом рассогласования. Через непредсказуемые интервалы времени термальная взвесь (промежуточная стадия между сырой и обогащенной рудой) производит то, что ученые называют волной АРП (аномального рассогласования пространства-времени), которую связывают с различными состояниями у местного населения: головокружениями, дезориентацией, нервным возбуждением и кратковременными зрительными и слуховыми галлюцинациями. И представители «Нортфайр», и государственные ученые опровергают широко распространенное мнение, будто волны АРП, по словам давнего жителя Ривер-Мидоуза и активиста, выступающего против добычи руды, «вмешиваются в реальность».

25 лет назад. Черноногий хорек. Северный тетерев. Лесной карибу. Растет число видов в регионе, которые исчезли либо находятся на грани вымирания вследствие потери ареала обитания и деятельности человека.

Хвостохранилища, наполненные ядовитой жидкой слизью, становятся смертельной ловушкой для тысяч уток, гусей и других животных.

Экоактивисты выступают за немедленное прекращение всей деятельности по добыче, указывая на огромный ущерб, который разработки наносят лесу, атмосфере и водной системе, а также биоразнообразию и в конечном итоге поддержанию жизни на Земле.

24 года назад. Семейство Хьюиттов приезжает в Ривер-Мидоуз.

21 год назад. Ужасная катастрофа на крупнейшем месторождении призрака знаменует собой, как считают эксперты, закат этой добывающей отрасли. Множество домов и хозяйств эвакуируются из города в качестве меры предосторожности, большинство людей верит, что это временно и скоро они смогут вернуться.

Но добывающая промышленность призрака приходит в упадок, начинается массовый отток населения из региона.

18 лет назад. Несколько сотен гектаров возле месторождения, включая большую часть бывшего города Ривер-Мидоуз, огорожены, названы «природоохранной зоной», небезопасной для человеческого проживания. Жителям эвакуированных районов не разрешается возвращаться. Большинство домов и зданий остаются в том же состоянии, в каком их покинули. Город начинает зарастать лесом.

Сообщают о необъяснимых явлениях, происходящих в запретной зоне, хотя местные власти опровергают эти заявления.

7 лет назад. Эмери Хьюитт возвращается в Ривер-Мидоуз.

5 лет назад. Недавно возникший религиозный культ, Церковь Колдовского ручья, начинает собираться для молебнов возле «природоохранной зоны». Ее адепты утверждают, что аномалии, которые там наблюдают, – это знаки Божьи, указывающие, что конец света близок и новый Эдем будет создан здесь для истинно верующих. Приверженцы этой веры стекаются к зоне со всего мира в ожидании Судного дня.