Двойная жизнь. Из света во тьму

Кохша представляла собой чудовищное зрелище. Остатки амбара исходили тяжелым черным дымом, воняющим горелой плотью так, что даже несущий его в противоположную от нас сторону ветер не мог избавить от запаха полностью. По дворам бродили женщины, перемазаные копотью, с лицами, искаженными горем и отчаянием. На центральной площади, залитой впитавшейся в мерзлую землю кровью, лежали в два ряда завернутые в тканое полотно тела.

При виде входящей в деревню армии все замерло, словно на стоп-кадре, а потом снова ожило – женщины бросились в дома. Ставни закрывались, двери захлопывались изнутри, кажется, даже заставлялись чем-то тяжелым. До моего уха донесся тоненький плач в одном из домов, двери которого остались открытыми, и я, спрыгнув с седла, пошла на звук, пока Бернард взывал к разуму спрятавшихся в домах жителей, а потом, видя нулевую реакцию в ответ, приказал привести Паэна, чтобы он подтвердил нашу доброжелательность.

Скрипнул под ногами деревянный пол, я пригнулась, чтобы не удариться о косяк головой, глаза медленно привыкали к полумраку сеней, в которых я оказалась. Через мгновение я увидела какую-то возню в дальнем от себя углу и, присмотревшись, поняла, что там, обнимая что-то похожее на большой овчинный тулуп, сидит мальчишка не старше десяти лет.

– Эй, привет. Не бойся, я тебя не обижу… – Я протянула к нему пустые руки, пусть и закованные в латные перчатки, и замерла.

В руке мальчишка сжимал нож, а тулуп внезапно поднял голову, оскалив клыки. Впрочем, голову собака долго не продержала, я заметила, что под животным натекла уже здоровенная лужа крови, очевидно, пес держался из последних сил. Нож в детской руке дрожал, но лицо у мальчика было решительное, и я поняла, что он действительно попытается им воспользоваться. На ум сразу пришла история Альвина, и я опустилась на одно колено и медленно сняла шлем, положив его на пол рядом с собой.

– Посмотри на меня. Я не причиню тебе вреда, меня зовут Эвелин, я – ваша принцесса, я прибыла сюда, чтобы помочь.

– Кому?! – Голос мальчишки сорвался, пес попытался встать, дергая лапами, но не смог и лишь тихо, обреченно заскулил.

Я почувствовала, как в горле одномоментно пересохло.

– Вам. Тебе. Пожалуйста, поверь мне. – Я снова протянула руку ладонью вверх. Пес на мое движение уже не реагировал, его глаза закатились и закрылись.

Нож опустился.

– Они забрали папку. А Черныш укусил одного, и его прямо в бок… – Мальчик посмотрел на лежащего поперек него мертвого пса, обнял порывисто и крепко, а потом аккуратно сдвинул его голову со своих ног и встал. – Ты убьешь их? – Он смотрел на меня исподлобья. Перемазанный собачьей кровью, с дорожками слез, прочерченных на чумазом лице.

Я медленно кивнула.

Кого-нибудь мы так или иначе убьем. Знать бы только, того ли…

Подобрав с пола шлем, я положила руку на плечо мальчика и вывела его из дома, прикрыв за собой дверь. Пришло время поговорить с местными жителями.

Глава 4
…и вынужденных признаниях

Перепоручив найденного мальчишку оказавшемуся рядом солдату с наказом отвести к обозу и проследить, чтоб накормили и обогрели, я с досадой заметила, что измазала латную перчатку и наколенник в крови – в темноте не увидела, что кровь была и на деревянном полу, а на перчатке она наверняка с плеча парня.

Подобрав с земли горсть снега и шоркая им по ладони, я пошла к стоящим в центре деревни Бернарду, Харакашу, смущенному и явно не знающему, куда себя девать, Паэну и паре деревенских женщин, державшихся на почтительном от мужчин расстоянии.

Покрутив головой, я заметила и Ханса, что стоял возле обернутых в саван тел и, судя по всему, совершал какой-то похоронный ритуал. Любопытство подмывало подойти и послушать, но с комтуром пересекаться мне хотелось меньше всего, да и собравшиеся в центре площади явно ждали меня – в конце концов, кого еще им ожидать?

Я пошла в их сторону и заметила, как выражение лица мастера меча поменялось на удивленное и беспокойное. Он в пяток очень быстрых шагов оказался возле меня и тихим шепотом потребовал, чтобы я надела шлем, а потом поинтересовался, в чьей крови я успела измазаться.

– В доме мальчишка был с умирающей собакой. В собачьей крови и измазалась, все нормально, – отмахнулась я от островитянина, и он, чуть помедлив и отстав на пару шагов, снова ускорился, кивнув.

Шлем я надевала уже практически рядом с Бернардом, вопросительно смотря то на Паэна, то на стоящих неподалеку женщин, что при виде меня сначала низко поклонились, а потом – потупили взгляд в землю.

– Что тут у вас? – Я продолжала рассматривать женщин, подмечая, что они хоть и привели себя в порядок, как могли, но у одной наливался синевой след от чьих-то рук на шее, выглядывая краем из-под ворота тулупа, у другой явно опухло ухо. Такие вещи легко не скрыть, как и испуганный взгляд, и то, как они вздрагивали каждый раз, когда мимо проходил кто-то из солдат…

– У нас тут все не очень хорошо, ваше высочество, – дипломатично подобрав слова, ответил мне Бернард. – Из деревни забрали весь скот, не взяли только кроликов и кур. Мороженое мясо с ледников вытащили тоже. Остались сушеные грибы, яблоки, всякая прочая мелочь, какое-то количество земляных яблок, а зерна в лучшем случае на девятнадцать домов наберется три мешка.

Я слабо представляла, на какое время можно растянуть такое количество продуктов, однако понимала по контексту, что ситуация, мягко говоря, аховая.

– Варианты?

Бернард пожал плечами. Я нашла взглядом комтура, который как раз закончил свой обряд и отходил от трупов, поручая своим подчиненным помочь с выкапыванием могил на деревенском кладбище. Дождавшись, пока он заметит мое пристальное внимание, я поманила его рукой.

Ханс подошел без охоты, но в глазах у него мелькнуло плохо скрываемое любопытство.

– Защитница веры?

– У них забрали большую часть еды. Того, что осталось, хватит ненадолго. Ваш монастырь может принять женщин с детьми?

Комтур ненадолго задумался и кивнул:

– Может. Но туда еще нужно добраться…

– Хорошо. Доберемся. Сопровождение мы возьмем на себя, вас я прошу поговорить с местными, объяснить, что стоит брать в первую очередь. – И обратилась к командующему: – Бернард, твои офицеры могут найти среди солдат тех, кто понимает в плотницком деле хоть что-то? Надо починить нашу повозку и придется позаимствовать у наших копий несколько коней.

– Впрячь в телеги?

– Да, вариантов немного. Нам придется везти детей, кроме того, среди женщин наверняка есть пожилые или, хуже, пострадавшие во время разбоя.

Ханс продолжал стоять рядом, прислушиваясь к разговору, и я поняла, что забыла его отпустить.

– Спасибо, комтур, можете приступать.

Он, помедлив, развернулся на пятках и пошел в сторону домов, я же, ловя взгляд все еще топчущихся на месте деревенских баб, указала ему вслед рукой:

– Идите к брату-рыцарю, он вам все объяснит. Делайте, как он скажет.

Едва слышное «да, ваше высочество» было мне ответом – и женщины буквально рванули прочь от меня по следам уходящего Ханса.

Тяжело вздыхая, я попыталась почесать щеку, но лишь поскребла пальцами шлем. Вот зараза…

– Ваше высочество, нам придется задержаться в Кохше, – Бернард, дождавшись, пока мой унылый взгляд дойдет до его скромной персоны, снова заговорил, – армии необходимо отдохнуть, подготовиться к походу. Все продукты, включая птицу, нужно будет забрать. На подготовку к перевозке потребуется время.

– И сколько? – Я попыталась залезть пальцем под нащечную пластину шлема, чтобы почесать зудящее место, но латная перчатка не позволила провернуть этот фокус.

– Думаю, полутора суток хватит. Сегодня и до завтрашнего обеда солдаты будут отдыхать, потом – организационные дела, ремонт, подготовка обоза, отдых до следующего утра и выход. Есть другие распоряжения? – Бернард смотрел на меня, ожидая ответа, и я качнула головой.

Движемся в рамках срока, да и какой выбор-то у нас?

– Нет, граф, действуйте, как сказали.

– С вашего позволения я отдал приказ, чтобы ваши вещи доставили в дом бывшего старосты. Теперь он пуст и подойдет для вашего отдыха лучше, чем что-либо еще.

– Хорошо, благодарю. Еще что-то?

– Никак нет, ваше высочество. – Бернард коротко поклонился и отошел, оставляя меня с Харакашем.

Мастер меча, молча стоя позади все это время, оглядывался вокруг, словно бы выискивая что-то, а потом, посмотрев на меня, вздохнул:

– Я был когда-то в этой части Андарии. В здешних лесах полно дичи, а зимняя охота – это что-то особенное. Жаль, что мы не сможем устроить себе небольшое развлечение.

Про охоту я знала немного – муж нашего главбуха частенько на нее ездил, с ее слов, и вроде бы даже ей это нравилось. Хвасталась, что к новогоднему столу он привез ей мясо дикой козы и что все гости буквально вылизывали тарелки… еще хвасталась, что ездила сама, но не стрелять, а исключительно ради природы.

«Воздух кристальный, снег на ветвях еловых лежит, небо высоко-высоко! Сидишь у костра, дровишки похрустывают, хлебушек с дымком ешь, а мужики где-то там, в лесу… и тишина такая, благодать!» – рассказывала она, мечтательно возводя глаза к потолку.

– Да, пожалуй, действительно жаль, – согласилась я с островитянином. – А ты знаешь, где дом старосты?

Мастер меча кивнул и указал мне пальцем на постройку почти в центре деревни. Она мало отличалась на первый взгляд от остальных, но если бы я пригляделась, то, может быть, догадалась бы сама. Крепкая, массивная дверь и ставни, украшенные резьбой, плотная, не новая, но добротная плетеная изгородь вокруг дома, идущая от крыльца в обе стороны… сидящая на ступенях пожилая женщина в ярком, малиновом с золотом, платке.

– Ну, идем… – Я, чувствуя легкую неуверенность, двинулась к дому. Островитянин тихой тенью последовал за мной.

Едва женщина увидела нас, как вскочила, вернее, попыталась вскочить – ухватившись руками за перила крыльца, тяжело потянулась, болезненно морщась.

– Ваше высочество… – Она попыталась поклониться, но я, понимая, что старушка может потом и не разогнуться, остановила ее, придерживая за локоть.

– Как тебя зовут?

– Ависия, ваше высочество. – Женщина снова сделала попытку поклониться, но я все так же не дала ей этого сделать.

– Идем в дом, Ависия. Ты хозяйка, жена старосты?

Она молча кивнула, Харакаш открыл дверь, входя первым, мы двинулись следом.

Ависия ступала медленно, осторожно и, как мне показалось, чуть прихрамывая. Войдя в дом, я увидела чистые сени, убранную и достаточно просторную горенку и даже проход в отдельную комнату, где я уже заметила бок одного из своих сундуков. Выложенный камнем очаг теплился углями, на столе с выкрученным на полную фитилем стояла зажженная масляная лампа, и всю эту идиллию портила только одна небольшая деталь – не до конца соскобленное и замытое пятно крови на полу возле стола.

Пока Харакаш шустро осматривал дом, суя нос во все углы, я велела Ависии сесть на лавку, обошла стол, сняла с головы шлем и, водрузив его на столешницу, с наслаждением пошкрябала щеку пальцами.

Ависия молчала, нервно вцепившись в свой платок пальцами и уставившись на мой шлем, я же, пользуясь случаем, рассматривала ее.

Хозяйка дома была немолода – волосы, торчащие из-под повязанной косынки, полностью поседели, морщины, избороздившие лицо, были свидетельством действительно почтенного возраста, а не работой ветра и солнца. В горницу вернулся удовлетворенный осмотром островитянин, и Ависия тут же перевела взгляд со шлема на него, словно бы испытывая облегчение, что есть на кого смотреть, кроме меня.

– Нашел что-нибудь интересное? – Я совершенно не знала, о чем говорить с женой старосты и как с ней себя вести, потому возвращение Харакаша тоже принесло мне облегчение.

– Второй подпол, шкатулку с монетами, несколько книг. Ничего, что было бы нам нужно, – закончил мастер меча, покосившись на сидящую на скамье женщину. – Хозяйка, мы останемся в этом доме. Тебе есть куда уйти? И лучше бы тебе обратиться к армейскому лекарю или к братьям-рыцарям, чай уже не девочка, нога сама по себе болеть не перестанет.

Ависия кивнула дважды и, встав, опять попыталась неловко поклониться.

– Не нужно. – Я отвела глаза. С одной стороны, мне была понятна простая логика поведения в этом мире – аристократии положено все самое лучшее, и не для них делить дом с простой селянкой. С другой – мне было стыдно за то, что пережившую такие потрясения женщину мы практически выгоняли из дому. Впрочем, что бы я ни чувствовала, мне нужно было вести себя так, как положено, а не так, как хочется.

Сев на лавку у стола, я начала возиться с ремнями перчаток, пока Харакаш закрывал за Ависией дверь.

– Как думаешь, ее муж еще жив? – Услышав стук запора на двери, я облегченно вздохнула и, победив ремни на правой руке, положила снятую перчатку на стол. – Не знаешь, среди похороненных был староста? И что с амбаром будут делать, где сжигали трупы?

Харакаш молчал, хотя я слышала его шаги за спиной, и стоило только мне начать разворачиваться, как шеи вдруг коснулась ледяная сталь.

Я замерла, пытаясь понять, что происходит.

– Харакаш?

– Кто ты такая? – Лезвие ножа на горле чуть сместилось, неприятно щекоча кожу. Судя по ощущениям, мастер меча сдвинулся к моему левому плечу.

– Я не понимаю, какая дрянь тебя укусила… – Я тянула время, пытаясь придумать, как выкрутиться из этой странной ситуации, но легкое давление острой стальной кромки на кожу прямо под челюстью сбивало мне и слова и дыхание.

– Не пытайся заговорить мне зубы. Кто или что ты такое? Принцесса до обморока боялась собак, вида мертвых зверей и всегда ненавидела охоту. Король даже подарил своих гончих графу Ольди и убрал чучело медведя из тронного зала. А теперь, не-принцесса-Эвелин, говори мне, кто ты, или я перережу тебе горло.

Оледенев, я с мысленным стоном закрыла глаза.

Так вот где я прокололась. Жопа, полная жопа, что же делать?..

– Рудольф знает правду, – начала я со своего главного козыря, но лезвие от моей шеи почему-то никуда не делось.

– Не сомневаюсь. Его тяжело обмануть. А вот меня, оказывается, легко. Чем вы оба и воспользовались, не так ли?

– Никто не хотел тебя обманывать, просто произошла вещь, которую ни я, ни он не понимаем. А Светозарная не спешит мне что-то объяснять. – Я аккуратно вздохнула, стараясь особо не шевелиться и кося глазами на кинжал у горла. – Послушай, это объяснять тяжело и долго, не мог бы ты…

– А ты постарайся легко и коротко, для дураков. – Интонация Харакаша ясно давала мне понять, что его терпение было на исходе.

И где носит Альвина, когда он так нужен?! С другой стороны, вряд ли от его присутствия что-то изменилось бы в лучшую сторону…

– Меня, настоящую меня, зовут Элеонора, я… Я не знаю, как объяснить! Мы с принцессой поменялись телами. Как-то так вышло, – затараторила я. – Я вообще из другого мира, но мы с ней очень похожи внешне, и наши родители… Они тоже похожи. Имена, лица… Только мой отец погиб, когда я была маленькой, а мама жива. Настоящая принцесса там, в моем теле, в безопасности… – Я замолкла, не зная, что еще добавить. Секунды тянулись томительно долго, но наконец Харакаш что-то буркнул на неизвестном мне языке и убрал нож от моего горла, делая шаг в сторону, чем я тут же воспользовалась, переползая по лавке подальше от островитянина. Шансов в случае чего у меня было немного, если не сказать, что не было совсем, но желание держать максимально возможную дистанцию от мастера меча было едва ли не инстинктивное.

– Это все звучит как бред больного лихорадкой. – Островитянин беспокойно мерил шагами горницу, а я аккуратно коснулась пальцами шеи там, где только что прижималось лезвие, чувствуя, как меня начинает колотить нервная дрожь.

Он только что мог перерезать мне горло… В одно движение. И реши он это сделать, ничто бы меня не спасло…

– Хочешь, Светозарной поклянусь? – сказала я на полном серьезе, но Харакаш насмешливо фыркнул:

– Нет, обойдусь как-нибудь. И зачем тогда этот спектакль? – Он остановился, скрестил руки перед собой и требовательно, с нескрываемым презрением уставился на меня.

Я нахмурилась, непонимающе смотря в ответ.

– Какой спектакль?

– Этот! Со всеми этими речами про Андарию, с походом сюда. С твоим становлением местной защитницей веры? Ведь все это тебя не касается, что тебе пообещали? – Раздраженно взмахнув рукой, Харакаш снова забродил от стены до стены, дав мне время насладиться собственной обидой в полной мере.

– Это – не спектакль. Моя сытая, безопасная жизнь, в которой я и только я решала, с кем мне быть и что мне делать, отдана вашей избалованной принцесске, а мне теперь приходится думать, как сделать так, чтобы и я, и отец, и это королевство остались в целости и сохранности! Думаешь, мне это все было нужно?! Думаешь, я об этом просила?! – Вскочив с лавки, распаляясь с каждым новым словом, я яростно прошипела все это в лицо остановившегося напротив меня островитянина, не переходя на крик только из понимания, что какую-никакую тайну все же нужно сохранять. – Да эта с-с… Светозарная – Она ж только и ждет, как разгрести все дерьмо моими руками! Но тут, знаешь, у меня выбора нет – Ее помощь нужна, иначе все эти твари, которые лезут за мной из-за перехода между мирами, и этот ваш проклятый Ариман – они порвут меня на куски! Думаешь, есть идиоты-добровольцы, которые готовы променять свою беззаботную, уютную, безопасную…

– И скучную, – вдруг вклинился в мою гневную тираду мастер меча, склоняя голову к плечу и уже с интересом глядя на меня, – скучную жизнь на такую? Ведь это ты хотела сказать?

Я, резко выдохнув, отвернулась.

– Она была не скучной. – Помолчав и прислушавшись к себе, я все же сдалась: – Ладно, немного скучной, но в ней хотя бы друзья не приставляли мне ножи к горлу, меня не выдавали замуж насильно, мне не нужно было идти на войну и убивать!..

Осекшись и махнув рукой, я снова села на лавку, решив все же не сообщать Харакашу о своих договоренностях с божеством. Уткнувшись лбом в доски столешницы и накрыв голову руками, пытаясь успокоиться и придумать, что делать и как быть, я пропустила момент, когда островитянин подошел к двери, снял с нее засов и, вернувшись, сел за стол напротив меня.

Некоторое время мы молчали, потом я чуть приподняла руку и, выглянув из-под нее, посмотрела на мастера меча. Тот разглядывал меня, словно диковинную зверушку, но презрения в его взгляде я больше не замечала – ну хоть что-то хорошее.

– Что? Думаешь, не добить ли меня сейчас, чтоб я себя и других не мучила? – Я снова закрылась руками, тяжело выдыхая.

Мастер меча был прав – моя жизнь была скучной. Нереализованные амбиции, ежедневная рутина, характер, опять же, в кулаке не спрячешь – все это действительно давило на меня. Здесь, вдохнув дикого воздуха средневекового мира, я вдруг ощутила это как нельзя остро. В придачу – получила какие-никакие рычаги власти и возможность реализовать свои желания…

На самом деле, если бы не висящая надо мной дамокловым мечом необходимость кого-то там убивать, я бы радовалась тому, что попала сюда. Но на каждую бочку меда найдется свой черпак с дерьмом.

– Нет, думаю, что от тебя тут будет больше пользы, чем от бывшей принцессы, – прервал мои размышления Харакаш, подпирая голову кулаком и не сводя с меня взгляда своих прозрачно-серых глаз.

– Прости, никто не хотел тебя обманывать, просто… Я сама не до конца верю в то, что произошло. – Подняв голову, я повторила позу островитянина, подперев голову не облаченной в латную рукавицу рукой.

– Я видел много странных вещей, которые не смог понять до сих пор. Мне осталось только смириться с ними, видимо, ты и твоя история станете в тот же ряд. – Мастер меча пожал плечами и огляделся, оценивая предоставленное нам жилье.

– Почему ты веришь мне? – Вздохнув, я принялась за ремни второй перчатки. Пальцы еще подрагивали, слишком свежо было воспоминание о лезвии, приставленном к моему горлу.

Кстати, ножа я раньше у него не видела, интересно, скрывается ли еще какое-то оружие в складках его пончо?

– Потому что это неправдоподобно. История, которую ты попыталась рассказать, звучит как бред. Врать ты стала бы куда как более достоверно. А еще разница в характере между тобой и принцессой весьма заметна – твое счастье, что большая часть тех, кто окружал тебя, всегда видели в Эвелин лишь принцессу. Вздорную своенравную девушку, которой было все позволено и которая пользовалась практически безграничной любовью своего отца. Она не поддерживала ни с кем особо близких отношений, всегда задирая нос и ведя себя как дочь короля и будущая королева. Это нормально для здешних мест, но я все еще привык смотреть внутрь человека, а не на его маску. А внутри вы разные. – Мастер меча встал, подошел к закрытому ставнями снаружи и затянутому бычьим пузырем окну, прислушиваясь, потом кивнул своим мыслям и снова вернулся к столу. – Принцесса была взбалмошной, но по сути своей безобидной девушкой. Наивной, романтичной, избалованной и отчаянно одинокой. Из Рудольфа плохой воспитатель, да и король в последнее время… Ты другая. Из другого материала, тверже. Жестче. Опаснее. Что в твоей душе теперь – мне неведомо, но с твоим появлением мой старый друг ожил. Словно вышел из тени своего забытья. И то, что ты говоришь и делаешь, – мне это нравится. Похоже мыслят женщины с моих родных островов. Не знаю, что тобой движет, но пока ты идешь – нам по пути, – закончил свою речь Харакаш и махнул рукой в сторону двери. – Альвин идет, принцесса.

Я, переваривая все услышанное, лишь кивнула.

«Пока ты идешь – нам по пути» – что ты имел в виду? То, что я иду нужным путем, или то, что я просто не сижу на месте? Ладно, хорошо, что хоть с этим пунктом мы разобрались быстро и достаточно безболезненно, хотя думаю, что пару седых волос он мне все же обеспечил… Надо узнать у него все, что он знает о принцессе. Второй такой прокол при знающем человеке – и вся легенда может рухнуть к чертовой матери!

Дверь распахнулась, впуская морозный воздух и моего оруженосца, тащившего на себе мой же соломенный матрас, одеяла и еще какие-то мешки.

– В-ше всоч-тво, уф… – сгрузил он мешки на пол, положив сверху матрас и одеяла, и, закрыв за собой дверь, вытер пот со лба, вернее, попытался это сделать. Перчатка шкрябнула по шлему, Альвин скривился, мотнул головой и, сняв шлем, с благодарностью посмотрел на мастера меча, что потащил мои спальные принадлежности во вторую комнату. – Ваше высочество, там баню топить начали еще до нас, спрашивают, изволите ли вы первой…

– Изволю! – Я постаралась ответить это максимально сдержанно и спокойно, но одна только мысль о бане (благослови Светозарная этот народ за то, что у них есть баня!) заставила меня чуть ли не подпрыгнуть на лавке. Пропариться, помыться как следует, разогреть мышцы – это ли не предел мечтаний?

Крикнув кому-то на улице, что ее высочество согласна, Альвин положил шлем на стол неподалеку от моего и шустро стаскал мешки к дальней стенке горницы, а Харакаш вытащил из хозяйской спальни пользованный старостой и его женой матрас, пристроив его у стены рядом с мешками.

– Коней покормил? – осведомился островитянин у моего оруженосца, тот кивнул:

– У хозяев дома свой скотный сарай, достаточно большой. Я там расчистил, кинул чистого сена и всех троих туда поставил.

– Хорошо, – скупо похвалил островитянин и повернулся ко мне: – Ваше высочество, мы с Альвином будем спать в горнице, постелем тут ближе к ночи, если вы, конечно, не против, – дополнил он чуть с опозданием.

– Не против. Места тут хватит, да и безопасней так. – Я облегченно вздохнула, наконец справившись со второй латной перчаткой, и взялась за ремни защиты ног.

Пока я снимала с себя доспехи, оставаясь в стегле, Альвин натаскал дров для очага, а Харакаш разобрал один из мешков, выставив на стол всякую снедь, готовую и не очень.

– Может, попросить завтра смолоть муки и испечь свежего хлеба… – Вернувшийся с последней охапкой дров оруженосец мечтательно повел носом, но наткнулся на суровый взгляд Харакаша.

– Нечего время тратить и силы. На сухарях вприкуску перебьешься, – незлобливо, но наставительно ответил мастер меча и, взяв котелок с полки над очагом, вышел из дома.

Судя по всему, сегодня нашим поваром будет он…

Попросив Альвина помочь мне с горжетом и кирасой, я вдохнула полной грудью. Унеся свое обмундирование в отведенную мне комнату, я увидела, что мой матрас поставили в короб кровати, накидав сверху одеяла, а сундуки с одеждой расставили вдоль стены. Сложив доспехи на стол, а перевязь с клинком положив в изножье кровати, я, пользуясь тем, что комната не видна из горницы, сладко-сладко потянулась вверх, потом наклонилась к полу, касаясь его ладонями, поскручивалась в поясе влево-вправо, разминая затекшие от постоянной езды мышцы, и принялась стягивать с себя стеганую куртку и штаны. В доме было тепло, если в нем еще и очаг зажгут, чем, судя по звукам, и занимался Альвин, то станет нестерпимо жарко.

Зарывшись в сундук с одеждой, я не сразу нашла то, в чем можно ходить дома, когда ты совсем не дома, а найдя, вспомнила Миру. Штаны из тонкого сукна светло-бежевого цвета, изумрудная туника из сатина с узкими рукавами и аккуратным круглым вырезом ворота, расшитая по низу золотой нитью, тонкий и длинный кожаный пояс с красивой литой бляшкой и что-то вроде мягких домашних тапочек с пришитой к ним подошвой из кожи, связанных на спицах. Погладив мягкую ткань, пахнущую лавандой, как моя постель в замке, я неспешно переоделась, подпоясалась на несколько оборотов поясом, распустила косу и, вооружившись гребнем, вышла в горницу, в которой уже вовсю орудовал у очага Харакаш.

При виде меня островитянин чуть округлил глаза, хмыкнул и снова уткнулся в котелок, в котором в едва закипающей воде уже что-то плавало, продолжая прерванную реплику:

– …и самое главное – не соли до самого конца. Потом, как настоится, щепотку под крышку котелка, перемешать и еще дать постоять, и вот тогда… – Островитянин обернулся и посмотрел на Альвина, тот, пунцовея кончиками ушей, старательно отвел от меня взгляд. – …добавляешь мухомор и пуд железа. И будет хорошо. Запомнил? – закончил он, выразительно смотря на меня.

– Запомнил, – кивнул оруженосец, подтверждая, что не то что не запомнил, а даже не услышал, что ему сказали в конце.

Островитянин вздохнул, отвернулся к котлу, предварительно закатив глаза и дав мне мгновение полюбоваться его недовольной и саркастичной физиономией. Я прошла к столу, усаживаясь на край лавки сбоку, и вступила в неравный бой с волосами, которые, туго заплетенные в косу несколько дней назад, превратились из округлых локонов в крутые и упругие завитки, да и начали уже немного подсваливаться. Ну, ничего, помою в бане волосы, высушу в доме и заплету мягко, чтоб вороньим гнездом поутру не сплелись…

Так мы и сидели – я вычесывала копну волос, периодически сдерживая ругательства и пытаясь не сломать гребень, Харакаш что-то мурлыкал под нос у котелка, досыпая туда то крупы, то каких-то трав, и по дому потихоньку полз запах наваристой ухи, а Альвин, перестав угрожать самовоспламенением, подмел пол, постелил у дальнего от входа угла хозяйские матрасы и занялся чисткой доспеха.

Всеобщее умиротворение длилось не больше получаса – стук в дверь и женский голос из-за нее оповестили, что баня для ее высочества истопилась. Метнувшись в свою комнату, я достала все глиняные баночки с мыльным корнем, травами для воды и еще какими-то штуками, чистое белье, завернула все в полотенце кульком, накинула на плечи стеганую куртку, влезла в сапоги и, воодушевленная, поскакала к дверям навстречу своему девичьему счастью.

Девичье счастье встретило меня в виде «черной» бани, какую я видела только в деревне у деда и в которую даже париться не ходила – воротила свой избалованный городскими удобствами нос. Сейчас же, стойко перенеся мысль о том, что расстаться с одеждой придется в огороженном забором и облагороженном настилом неотапливаемом закутке, я, выслушав от своей провожатой, что моя банщица ждет меня уже внутри, разделась, чувствуя, как легкий мороз тут же начал щипать кожу, сложила вещи стопкой, кинув полотенце сверху, сунула сапоги под скамью и, прижимая к груди свои баночки и чуть не споткнувшись о непривычно высокий порог, юркнула за дверь, плотно прикрыв ее за собой.

Черные стены, уже не красящие, но не отмываемые от копоти, слой мягких от воды и жара еловых веток, закрывающий пол целиком, пар и шипение от поданной на камни порции воды – я даже не сразу разглядела в этом тумане и полумраке молодую девушку, что отмачивала в кадке с водой веник. А вот она, привыкшая к тусклому свету, идущему из двух узких, закрытых в несколько слоев пузырями окошек, меня увидела сразу и склонилась чуть ли не до земли, мазнув кончиком черной косы пол.

– Давай условимся: мы тут без титулов, раз друг перед другом в чем мать родила, и пока не попаримся, так и будет. Тебя как зовут? – взяла я с ходу быка за рога, подходя ближе и чувствуя, как божественно прекрасный жар проникает под кожу, моментально ставшую влажной от висящего в воздухе пара.

– Дора, гос… – Наткнувшись на мой строгий взгляд, девушка стушевалась и замолкла.

– А я – Эвелин, но это ты наверняка знаешь. Ну что, в такой бане я еще не была, так что командуй. – Я поставила принесенные мною снадобья на лавку, умостила свою пятую точку на деревянной полке, глубоко вдыхая горячий воздух, собрала волосы в хвост, перекинула их на грудь и с интересом огляделась.

Выложенный камнями очаг с круглой «спинкой» располагался в углу, по правую руку от входа. Напротив меня, сидящей на деревянном лежаке, приподнятом над полом на добрый метр и имевшем в виде приступки лавку, стояли две полные воды кадки, одна пустая и одна на четверть заполненная водой лохань, в ней Дора держала банный веник. Переведя взгляд на мойщицу, я заметила, что она с интересом поглядывает на баночки, что сейчас стояли у моих ступней, и махнула ей рукой, мол, чего стоишь, поддай и садись.

Дора оказалась девушкой понятливой – помещение заволокло паром, а сама она аккуратно присела на лежак на почтительном расстоянии от меня, но достаточно близко, чтобы я смогла ее хоть как-то рассмотреть. Скуластое лицо, чуть широковато поставленные глаза, крупноватый нос, премилые ямочки на щеках. Девушка была крепкой, с развитыми плечами и спиной, небольшим животиком и тяжелой, но еще не потерявшей форму грудью. Широкие бедра и сильные руки дополняли картину деревенской труженицы. Лишь синяки от ударов да отпечаток чьей-то пятерни на предплечье делали эту картину безрадостной. Быстро отведя взгляд, я едва слышно вздохнула. Дора не выглядела подавленной или расстроенной – было ли это проявлением крепкой психики или же попыткой отстраниться от случившегося?