Европейское путешествие леди-монстров

– Леди, вы должны простить мистера Холмса, – сказал Ватсон. – Он так привык всем распоряжаться, что иногда забывает, как неприятно бывает другим, когда он устраивает их дела по своему усмотрению.

– Другими словами, вы великий Шерлок Холмс, и никто не смеет вам слова сказать, когда вы становитесь занозой в заднице, – сказала Диана. Мэри опустила взгляд на свои сжатые руки и улыбнулась про себя: во-первых, потому что это была правда, а во-вторых, потому что Диана до этого просидела молча целых пять минут подряд. Это прогресс.

– Вы правы, мистер Холмс, – сказала Мэри. Она старалась подавить улыбку – Холмс все-таки не привык, чтобы над ним потешались, а тем более – сравнивали с занозой в заднице. – Экспресс, без сомнения, доставил бы нас в Вену быстрее. Что касается того, принять ли ваше предложение, то мне нужно посоветоваться с членами клуба «Афина». Президента у нас нет, решения принимаются сообща.

Он поглядел на нее… да, он явно собирался что-то сказать. И что же? Она была готова к спору. Но он сдержался – это было видно. Смеяться было бы жестоко – он действительно старался изо всех сил, да и предложение, которое он сделал, было весьма щедрым. По правде говоря, сама его щедрость и была оскорбительной. Как бы то ни было, она подсчитала – с Восточным экспрессом, если поторопиться со сборами и выехать через два-три дня, они могут прибыть в Вену меньше чем через неделю. Это значит, у них будет еще две недели на то, чтобы разыскать Люсинду Ван Хельсинг и привезти ее в Будапешт. Дело все равно безнадежное… но уже на целую неделю менее безнадежное.

– Вы будете пить чай, мисс? – Пока Мэри занималась своими мысленными подсчетами, в комнату вошла миссис Пул – уже в своем обычном респектабельном виде, в черном платье и фартуке, а не в той одежде, в какой занималась стиркой. Когда-то у них была для этого прачка и специальная горничная, которая помогала миссис Пул накрывать на стол для чая, и лакей, который мог бы подвинуть столик… Ну что ж, теперь все это осталось в прошлом, и нет смысла об этом мечтать. И все равно их бывшая горничная и бывший лакей, Энид и Джозеф, уже счастливо женаты и живут в Бейзингстоке.

– Да, спасибо, миссис Пул. Правду сказать, теперь я вспомнила, что, кажется, и не обедала. Мы получили телеграмму, потом Элис подвернула ногу, а потом мы разбирали документы для поездки…

– Хотелось бы мне, чтобы вы, девушки, побольше думали о своих желудках и поменьше о всяких тайнах и приключениях, – сказала миссис Пул. – Если бы не я, вы бы тут, пожалуй, ни разу и не поели по-человечески.

– Совершенно верно, – сказала Мэри. – Не могли бы вы принести чай, пожалуйста? Со стола мы сейчас уберем.

– И пирожки с джемом, ладно? – сказала Диана. – Я же знаю, что у нас есть пирожки с джемом.

Но миссис Пул уже вышла из комнаты и направилась на кухню.

– Я ей помогу. Все равно мне нет смысла тут торчать – в путешествие меня не берут, хотя я умнее любой из вас и толку от меня больше!

И она вышла за дверь вслед за миссис Пул с самым презрительным выражением лица, какое только сумела изобразить.

Жюстина подняла на Мэри изумленные глаза.

– Диана добровольно вызвалась помочь?

– Очень сомневаюсь, – ответила Мэри. – Если уж Диана что-то делает, значит, у нее непременно есть какой-то свой интерес.

Диана: – Я хотела проследить, чтобы она не забыла про пирожки. Она держит их в кухонном шкафчике и угощает меня, когда я зайду на кухню. Я же вам говорила, миссис Пул меня любит больше всех.

Миссис Пул: – С пирожком во рту ты хоть помолчишь немного, чертенок. И Элис я их тоже даю, когда попросит.

Диана: – Элис пресная. Хорошее слово, правда? Я его даже на латыни знаю: инсулсус. Это значит – несоленый. Элис у нас несоленая!

Беатриче: – Так вот для чего ты просила меня учить тебя латыни – чтобы гадости про людей говорить?

– Вы все здесь! – При звуке голоса Кэтрин Мэри вздрогнула от неожиданности и подняла голову. Кэтрин стояла в дверях. Должно быть, она открыла дверь в дом своим ключом – в самый подходящий момент, чтобы избежать едких замечаний миссис Пул. Хотя еще большее неодобрение у нее наверняка вызвала бы одежда Кэтрин!

– Что с тобой случилось такое? – спросила Мэри. – Вид у тебя… – Впрочем, описать словами наряд Кэтрин было трудно. – Утром ты была одета совсем по-другому. Где твой костюм?

– Я не могу ехать в Вену. Прендик все еще в Лондоне, и он встречается с доктором Сьюардом… А, ты об этом?

Кэтрин бросила взгляд на свою одежду. Утром она вышла из дома в мужском костюме, поношенном, но приличном. А сейчас на ней было женское платье слишком большого для нее размера. Оно было блекло-сиреневого цвета и явно знавало лучшие времена. На голове у Кэтрин была соломенная шляпка, такая потрепанная, словно ее сняли с огородного пугала (да так оно и было). Вдоль лица свисали выбившиеся пряди волос. Она закатала рукав и осмотрела длинную царапину на руке.

– Я упала в какие-то кусты, а платье мне пришлось стащить с бельевой веревки. Но дело не в этом. Наконец-то есть какие-то новости! Сьюард с Прендиком снова встречаются на будущей неделе, где-то в Сохо. Я должна выяснить, что происходит. Добрый день, мистер Холмс, доктор Ватсон. Раз вы здесь, значит, что-то случилось. Может быть, вы узнали то же, что и я?

– Так, значит, Прендик не погиб в огне! – сказал Ватсон. – Мы так и подозревали, что он выбрался с того склада.

– Мы говорили о Вене и Люсинде Ван Хельсинг, – сказала Мэри. – По словам мисс Мюррей, она пропала, и мы должны ее найти… погоди, так что ты там узнала? Давай-ка, садись и рассказывай, что произошло в Перфлите. Миссис Пул сейчас принесет чай.

– Да благословит миссис Пул Бог, в которого я не верю! – горячо проговорила Кэтрин. – Чарли, ты же выпьешь с нами чаю?

Чарли просунул в дверь голову, а затем нерешительно шагнул в гостиную, словно в яму со змеями.

– Здрасьте, мистер Холмс. Ну, не знаю… а Диана тут?

– Она на кухне, – сказала Мэри. – Может, и ты там хочешь чаю попить?

– Да, мисс, – с благодарностью в голосе согласился Чарли и исчез так же внезапно, как и появился, только стук башмаков эхом разнесся по коридору.

Мэри бросила взгляд на Холмса. Тот ничего не сказал, но на лице у него вновь появилось такое выражение, словно он находит все это забавным и преспокойно ждет объяснений. Иногда его хладнокровие действовало на нервы.

Кэтрин сняла соломенную шляпку и положила на каминную полку (Мэри мысленно напомнила себе – надо будет убрать, пока миссис Пул не увидела). Потом села на диван рядом с мистером Холмсом и начала разматывать пучок на голове – она собрала в него волосы еще утром, когда прятала их под мужскую шляпу, которую потом потеряла… где? И куда мог подеваться ее костюм? Сколько убытков, подумала Мэри. Но, возможно, другого выхода не было.

– Так что же случилось? Нам тоже многое нужно тебе рассказать, но, наверное, лучше сначала ты. У тебя, судя по всему, был богатый событиями день.

Мэри подалась вперед – ей не терпелось услышать, что же такое произошло в Перфлите. Жюстина села на ковер и прислонилась спиной к ручке кресла. Холмс с Ватсоном тоже глядели на Кэтрин выжидающе, приготовившись слушать ее историю.

– Бог мой, как вы все на меня уставились. Я и сама знаю, что вид у меня наверняка жуткий. А начиналось все совсем недурно, – начала Кэтрин.

Миссис Пул: – Приключения приключениями, но вот воровства я одобрить не могу. Каких трудов мне потом стоило вернуть это платье бедной миссис Поттс из Перфлита!

Кэтрин: – Ну что же делать – я сожалею, но надо же мне было во что-то переодеться! За мной гнались. Вам бы хотелось, чтобы меня поймала перфлитская полиция?

А теперь нам нужно вернуться назад и рассказать, что случилось утром, сразу после того, как Мэри ушла на Бейкер-стрит, 221Б. На Мэрилебон-роуд Кэтрин остановила кэб, идущий в направлении Фенчерч-стрит.

– Не хватало еще таких оборванцев возить! – сказал кэбмен, как только они уселись. – Бродяга, сразу видать, да еще и воришка наверняка! От таких любого арапства жди. Уж и не знаю, зачем благородному джентльмену вроде вас с таким сбродом якшаться. – И возница бросил на нее сердитый взгляд.

Про себя Кэтрин утробно зарычала. Но сейчас этим делу не поможешь.

– Пока я плачу вам деньги, дружище, ваше дело – везти меня, куда мне угодно и с кем мне угодно. Я везу этого несчастного беглеца домой, к матери, чтобы он мог вернуться к достойной жизни. Поехали! Фенчерч-стрит!

Она уже знала, что приличный костюм и властная манера обычно помогают добиться своего – во всяком случае, в Лондоне.

Выругавшись, кэбмен отвернулся и крикнул: «Но-о!» Лошадь тронулась с места, и они покатили по многолюдным улицам Лондона. Окна были открыты, и разговаривать в таком шуме было трудно, хотя Кэтрин явственно слышала, как Чарли пробормотал: «Сама ты несчастный беглец!»

Беатриче: – Не понимаю, что за ругательство такое – «арапство». Если это намек на арабов, так это просто глупо. После падения Рима именно мусульмане-арабы сохранили для нас древние научные труды. Им мы обязаны многими открытиями в астрономии, физиологии и искусстве хирургии. Без них медицины как науки просто не существовало бы!

Кэтрин: – Ну, не рассказывать же мне все это лондонскому кэбби?

На вокзале Фенчерч-стрит они сели в поезд до Перфлита, в вагон второго класса. Вагон был пустой, так что наконец-то можно было обсудить планы.

– Когда мы приедем в Перфлит, я хочу, чтобы ты поговорил там с мальчишками, – сказала Кэтрин. – Мальчишки всегда все знают. Да вот хоть у отеля «Роял» стоит мальчишка-чистильщик, можно с него начать. А я поговорю с Джо. Три месяца прошло, и ничего – сам доктор Сьюард никуда не выходил, и у него никаких посетителей не было. Мы знаем, что он получает письма с красной печатью Общества, но не знаем, что там, в конвертах.

– А почему нельзя их просто свистнуть? – спросил Чарли. Такие ребята, как Чарли, всегда отличаются прямотой. Жизнь на лондонских улицах требует практического склада ума. Все сантименты, если они у них и были, там быстро выветриваются: не выживают в голоде, холоде и опасностях. Но зато и верностью, и сообразительностью типичный лондонский уличный мальчишка превзойдет кого угодно. В следующий раз, когда будете с презрением говорить об «оборванцах», вспомните таких ребят, как Чарли, – они добывают себе пропитание как могут, правдами и неправдами, потому что ничего другого им не остается, питаются крохами, которые бросает им общество. Их трудно назвать честными, но кого же в этом винить – самого маленького бедняка или социальные условия, в которых ему приходится выживать?

Мэри: – Мне кажется, Чарли не самый подходящий образец типичного лондонского уличного мальчишки. По крайней мере, сам он ставит себя выше их. Мальчишки с Бейкер-стрит вообще не совсем обычный народ, учитывая, с кем они водят компанию.

Беартиче: – И все-таки Кэтрин права. С этими ребятами обращаются отвратительно – как с карманниками или еще хуже. Наша система правосудия глубоко, фундаментально предубеждена против них. Наше общество изгоняет их с позором…

Мэри: – Ну вот видишь, из-за тебя Беатриче опять завелась!

Кэтрин покачала головой:

– Джо и так уже под подозрением. Доктор Сьюард его уже раз уволил – когда этот сумасшедший Ренфилд сбежал. Мы же не хотим, чтобы его уволили опять. Уж очень он нам полезен на своем месте. Но обстановка в Перфлите странная – слишком уж все тихо. Как вода, когда рыба вот-вот всплывет, но ее саму еще не видно, только цепочку пузырей под водой. Вот эти письма и есть те самые пузыри…

Она повернулась к окну. Лондонские магазины и конторы уже сменились жилыми домами, а затем полями и лугами.

– Я раньше никогда за городом не бывал, – сказал наконец Чарли. – Зеленое все какое, а?

Она кивнула. Какое-то время они сидели и молчали под стук колес. Потом он спросил:

– А вы правда пума, да? Вы только не обижайтесь, что я спрашиваю. Это мне Диана сказала, а она же и приврать умеет будь здоров как.

Кэтрин серьезно кивнула.

– Хочешь пощупать?

Она подняла уголок верхней губы и показала клык. Чарли протянул руку и потрогал его большим пальцем.

– Вот это да! Такими здорово порвать можно, на что угодно спорю. – Он с беспокойством посмотрел на нее. – А вы меня не укусите? Диана иногда кусается, но она-то ладно, она сильно не прокусит.

Диана: – Это я-то не прокушу? Ну погоди, Чарли Саттон, увидишь…

– Я кусаюсь только для защиты или когда голодная, – сказала Кэтрин. – На твое счастье, я отлично позавтракала. – Она с удовольствием заметила, что Чарли все еще поглядывает на нее настороженно. Вот и пускай. Стоит ли быть женщиной-пумой, если нельзя кого-то припугнуть разок-другой? – А хочешь, расскажу, как я жила на острове доктора Моро, со зверолюдьми? И как меня бросили одну на пустынном острове? А потом спасли и увезли в Перу?

Чарли охотно закивал.

– Ну тогда слушай. – И всю дорогу она потчевала его историями о своей жизни на острове и о том, что случилось с ней потом. Если вы тоже хотите узнать историю Кэтрин, нет ничего проще – купите книгу «Странная история дочери алхимика», первую в серии приключений клуба «Афина» – два шиллинга, как я уже упоминала.

Мэри: – Я бы не стала вставлять в текст рекламу так часто. Читателям хочется читать историю, а не рекламные объявления! Мы же не «Липпинкотс мантли мэгазин», в конце концов.

К тому времени, как поезд подъехал к Перфлиту, Кэтрин уже стояла в личном пантеоне Чарли разве что самую малость пониже Дианы – неподражаемая мисс Хайд все же оставалась там главной богиней, богиней воровства и мошенничества.

Диана: – Неподражаемая! Это мне нравится. Еще одно новое слово в мою копилку.

В Перфлите Чарли вышел из вагона первым и зашагал один по Хай-стрит, к отелю «Роял», засунув руки в карманы и насвистывая на ходу, словно просто прогуливался по улицам в ясный летний день, без всяких тайных целей.

Кэтрин выждала несколько минут на платформе: ни к чему, чтобы их видели в городе вместе. Затем она двинулась по Хай-стрит вслед за Чарли. Его было уже не видно – должно быть, зашел в отель, располагавшийся в центре городка, рядом с пабом «Черная собака». Проходя мимо паба, Кэтрин неодобрительно покачала головой: она уже вошла в роль. Миновав центральную часть города, она свернула на Норт-роуд, прошла мимо ворот лечебницы, словно они ее совершенно не интересовали. За лечебницей начинался рабочий квартал. Она достала из кожаной сумки пачку брошюрок. В каждом доме преподобный Джозайя Крэшоу, как она представлялась, оставлял брошюрку в руках оторопевшей хозяйки или какого-нибудь малыша, открывшего дверь. Брошюрки назывались «О воздержании». Под заголовком крупно, замысловатой вязью было написано: «Пьянство ведет к пренебрежению долгом, моральному падению и преступной жизни», а еще ниже был нарисован мужчина, замахивающийся кулаком на перепуганную страдалицу-жену, и чумазые дети, хватающие его за полы куртки. Каждый, кто вздумал бы остановить преподобного Крэшоу, выслушал бы лекцию о демоне пьянства и о том, как этот демон губит жизни добропорядочных мужчин – да что там мужчин, и женщин тоже! Но никто его не останавливал. Добравшись до конца Писфул-роуд, последней улицы в этом квартале, он заглянул и в дом Джо Эбернейти. Мать Джо подтвердила: да-да, она совершенно согласна, пьянство – бич английской молодежи, хотя она бы не сказала, что пиво так же вредно, как крепкие напитки, ведь даже ее Джо, и тот выпивает свою пинту каждый вечер, а лучшего сына и желать нельзя… Но тут наконец вышел Джо и сказал:

– Ма, да неужели ты не видишь – это же мисс Моро! Входите скорее. Я ждал вас, мисс.

– А боже ты мой, – сказала миссис Эбернейти. – Да как же мне ее узнать, когда она всякий раз в кого-то другого переодевается? Садитесь вот сюда, мисс, да поешьте чего-нибудь – уже одиннадцать скоро, пора и позавтракать. Да расскажите нам, как там миссис Пул поживает, и мисс Джекилл, и этот славный мистер Холмс.

Кухня Эбернейти ничуть не изменилась с того дня, когда Кэтрин была тут в последний раз: все те же полки, аккуратно заставленные посудой, те же занавески из ноттингемского тюля. Еще тут был большой стол, за которым Джо с матерью обычно обедали, четыре разномастных стула, раковина с ручкой насоса и большая черная печь, примостившаяся в дальнем углу, словно присевшее на корточки ручное чудовище. Безупречная чистота кухни могла служить доказательством, что миссис Эбернейти – прекрасная хозяйка.

– Мисс Моро некогда зря болтать, мама, – сказал Джо, расставляя тарелки с отпечатанным изображением кафедрального собора Великобритании. – Она пришла за информацией. И у меня есть кое-что для вас, мисс. Наконец-то кое-что случилось.

– Рассказывайте, – сказала Кэтрин, усаживаясь за кухонный стол. Столовой в доме Эбернейти не было, а гостиной пользовались только в самых торжественных случаях. Все важное происходило на кухне.

– Ну, – начал Джо, – вы уже знаете, что тут долго ничего не происходило, ничего интересного, во всяком случае. Только письма приходили с этими красными печатями и буквами S.A. Доктор Сьюард вел себя как обычно, и бедняга Ренфилд тоже – сидел да глотал себе своих мух, все такой же безобидный малый.

Но в пятницу к доктору Сьюарду явился посетитель. Это был джентльмен из Лондона. Я знаю, потому что сам открывал ему ворота, и, пока шли через двор, заметил, что сегодня прекрасный день, а он и говорит: в Лондоне, мол, прохладнее, там тротуары мощеные. Судя по голосу и манерам, это был джентльмен, хотя воротничок у него был не такой уж белый – непохоже, чтобы его часто стирали, да и рукава пиджака внизу обтрепались. Что-то в нем было странное, как будто он боится чего-то. Сначала я подумал – может, он сам на прием пришел: он был как будто не совсем в себе, если вы понимаете, о чем я. Вид как раз такой, какой у наших пациентов иногда бывает. Но когда я спросил, как о нем доложить, он сказал, что его зовут Эдвард Прендик и у него назначена встреча с мистером Сьюардом. Я вспомнил, что это одно из тех имен, которые называла мисс Джекилл. Я бы послал письмо, мисс, но я же знал, что вы сегодня приедете.

Кэтрин сидела, онемев. Так, значит, Прендик – Эдвард Прендик, человек, который видел, как ее превратили из пумы в женщину, который научил ее говорить и читать, который говорил, что любит, а потом бросил ее одну на острове Моро, – этот человек жив. Он не погиб в огне вместе с Адамом Франкенштейном и не бежал на континент, как они думали. Он в Лондоне. Кэтрин не знала, что и сказать.

Миссис Эбернейти принесла тарелку черного хлеба с маслом и ломтиками холодной ветчины и блюдо с маринованными овощами.

– Чай будет готов через минуту, – сказала она.

– Это ведь важно, правда, мисс? – спросил Джо, обеспокоенно глядя на Кэтрин.

– Да. Да, важно. – Кэтрин рассеянно намазала маслом кусочек хлеба и положила к себе на тарелку. Взяла ломтик ветчины и стала рвать зубами. – А вы не знаете, по какому поводу была эта встреча? – Нож, напомнила она себе. Мясо режут ножом, а едят вилкой. Чудовищно неудобный способ питаться. И как только люди выживают?

– Они сидели там около часа, – сказал Джо, делая себе бутерброд с маслом и ветчиной. Положил на тарелку маринованного лука и огурцов. – Я хотел подслушать под дверью, но работа ждала, да и другие санитары мимо ходили. Слышал только самое начало разговора. Доктор Сьюард говорил что-то о встрече в Лондоне, а Прендик не соглашался, и Сьюарда это вывело из себя. Он говорил громко, поэтому я все-таки кое-что расслышал. Говорил что-то про то, что сомневается в лояльности Прендика, и тут мне как раз пришлось уйти. Так я больше ничего и не разузнал.

В другом конце кухни засвистел чайник. Миссис Эбернейти сняла его с плиты.

– Джо, ты забыл чашки! – Миссис Эбернейти поставила на стол две чайные чашки, затем принесла чайничек из того же сервиза. Из носика у него шел пар. – Вы с молоком пьете, мисс Моро? Джо всегда пьет без молока, так я иной раз забываю его на стол поставить.

– Да, – сказала Кэтрин. Остаток бутерброда она доела как полагается, ножом и вилкой. Ей не хотелось шокировать миссис Эбернейти.

– Прошу прощения, мисс. Жаль, что ничего больше не могу вам рассказать. Но, судя по всему, что-то затевается, как говорит мистер Холмс. Мы покупаем «Стрэнд» только ради рассказов доктора Ватсона. – Джо налил себе чая и щедро насыпал туда сахара. Чай был темный, крепкий – гораздо крепче, чем у миссис Пул.

– Ничего. То, что вы узнали, очень важно. Знать бы только, где и когда они готовят встречу!

– Тут уж я не могу вам помочь. Но я буду продолжать следить – может быть, мистер Прендик снова приедет и мне удастся выяснить еще что-нибудь?

Кэтрин налила себе чая – полчашечки, и долила побольше молока из кувшинчика, который принесла миссис Эбернейти.

– Спасибо, Джо. Мы очень благодарны вам за помощь. – Но эта встреча наверняка должна состояться совсем скоро, иначе Сьюард не вызывал бы Прендика к себе, а написал бы письмо. Как же узнать, где и когда они встречаются? Где могут храниться такие сведения? Наверняка такой важный человек, как директор Перфлитской лечебницы, ведет деловой календарь. Не отметил ли он там дату встречи с другим членом Société des Alchimistes? Или такие секретные сведения бумаге не доверяют?

– Да не стоит благодарности, – проговорил Джо, и шея и лицо у него залились краской. – Я всегда рад помочь мисс Джекилл… и мистеру Холмсу, конечно.

Его смущение было почти забавным. Но все-таки в Джо чувствовалось своеобразное достоинство большого спокойного мужчины, и красные щеки не могли поколебать этого впечатления.

Кэтрин подумала – интересно, почему он держится за работу в лечебнице, когда вполне мог бы заработать больше каким-нибудь другим ремеслом. Может быть, все дело в его стремлении приносить пользу людям, помогать тем, кто нуждается в помощи.

Вдруг раздался стук в кухонную дверь. Джо вздрогнул так, что чуть стул не опрокинул.

– Ты кого-нибудь ждешь? – спросила миссис Эбернейти. Преподобный Джозайя Крэшоу уже приготовился громким и надменным голосом читать обоим Эбернейти наставления о необходимости воздержания от спиртного в любом виде.

Но миссис Эбернейти открыла дверь, и все увидели, что на пороге стоит Чарли. Он воровато оглянулся через плечо, а затем, к немалому изумлению миссис Эбернейти, прошмыгнул у нее под рукой на кухню.

– Хвоста за мной нет, это я ручаюсь, мисс, – доложил он преподобному Крэшоу.

– Это Чарли, мальчик из команды Шерлока Холмса, – пояснила Кэтрин. Миссис Эбернейти с тревогой оглядела лондонский наряд Чарли – некое обтрепанное подобие костюма джентльмена, слишком большого по размеру и потому подвернутого, где можно, – чтобы хоть штанины не волочились по земле. – Я привезла его с собой из Лондона, чтобы он поговорил с местными мальчишками – может быть, они видели что-нибудь такое, чего не заметил Джо. Мистер Холмс держит целую армию таких ребят: это его глаза и уши в Лондоне.

– Ну что ж, если это знакомый мистера Холмса… – сказал Джо, хотя поглядывал на Чарли все-таки с некоторым сомнением.

– Миссис Эбернейти, нельзя ли и Чарли налить чашку чая? Он не должен был сюда приходить, мы уговорились встретиться на вокзале. Но раз он здесь, значит, у него есть новости. Итак, – Кэтрин повернулась к Чарли, – что ты узнал?

– Тут что-то наклевывается, – сказал Чарли. – Глядите, что я принес. А это что, хлеб с маслом?

Он вытянул из-под рубашки сверток синей ткани и протянул его Кэтрин.

Она встряхнула его, чтобы развернуть. Это оказалось… платье.

– Это из лечебницы, – сказал Джо. – Такие носят наши пациентки. Где ты его взял?

Чарли сел за стол и взял кусок хлеба, не успела еще миссис Эбернейти пододвинуть ему тарелку. Рассказывая, он успел основательно намазать его маслом с помощью столового ножа, не дожидаясь, когда ему подадут отдельные приборы.

– Я пошел в отель «Роял», как вы сказали, мисс, и завел разговор с чистильщиком. Скоро мы уже пили вместе пиво, и я рассказывал, что ищу работу за городом – в Лондоне, мол, за мной охотится один человек, за то, что я не пошел в его банду карманников. Рассказывал про лондонскую жизнь, насочинял с три короба всякого такого – как в романах мистера Диккенса. Сейчас-то уже ничего такого нет, но деревенские мальчишки, они же доверчивые. Если бы я назвался Оливером Твистом, он бы и то поверил. – Миссис Эбернейти положила возле его тарелки ножик и вилку – правда, он и внимания на них не обратил, – и поставила чашку, куда он тут же налил чая почти до краев. – Спасибо большое, мэм. – Он сверкнул зубами в улыбке – хитроватой улыбке лондонского мальчишки, в которой было ровно пополам наивности и проказливого обаяния.

– Ну-ну! – сказала мисс Эбернейти, натянуто улыбнулась в ответ и сняла с полки банку. Рукав Чарли тут же украсился пятном сливового джема, которым он от души намазал сверху новый бутерброд с маслом. Всыпал в чай побольше сахара, налил молока, сколько поместилось, и шумно отхлебнул.

– Ну вот, он мне и говорит – у них тут кризис, работы нигде нет, только в лечебнице. Его сестра как раз служит там горничной – может, что и подскажет. А можно с ней поговорить, спрашиваю. Он говорит – конечно, можно, и спрашивает старшего, нельзя ли ему отлучиться на часок, и тот говорит – ладно, если потом после работы останешься да подметешь тут, ну, мы и пошли в лечебницу вместе, он меня через черный ход провел, с сестрой познакомил – она там стирала. – Тем временем он уже перешел к третьему бутерброду и налил себе вторую чашку чая. – Ну, и она говорит: да, им тут как раз нужен мальчик, и платят хорошо, потому что работа все-таки с умалишенными. Я ей говорю – да мне это нипочем, я умалишенных не боюсь, ну, она мне там все показала и к экономке отвела. Я ее убедил, что я малый честный, даром что с виду не скажешь, напел ей тоже кой-чего из мистера Диккенса, и она говорит – ладно, годишься. Только, мол, вот так сразу она меня не может взять – надо ждать, пока директор вернется, он сам всех проверяет, до последней судомойки. Я тогда и спрашиваю – а где же он и когда вернется, а то мне уже не терпится к работе приступить, а она говорит – его вызвали на встречу с одним человеком из попечительского совета, только к вечернему чаю придет! – Хлеб уже исчез. Чарли с грустью посмотрел на тарелку, а потом на последний кусок хлеба с маслом, лежащий перед Кэтрин.

– Вы уже не хотите?

– Так, значит, Сьюарда несколько часов не будет! И кабинет его стоит пустой…

– Хотел бы я знать, что это за член попечительского совета и что ему нужно, – сказал Джо. – В попечительском совете состоят доктор Рэймонд, лорд Годалминг и… нет, третьего не помню. Доктор Сьюард уже несколько недель никуда не отлучался из лечебницы. Если мы сумеем незаметно пробраться к нему в кабинет, можно будет взглянуть, не найдется ли там каких-нибудь важных документов…

– Вы не пойдете, Джо. – Кэтрин переложила свой бутерброд Чарли на тарелку. – Во-первых, у вас сегодня выходной, значит, если вы там появитесь, все будут удивляться, что вы там делаете, начнутся разговоры. А во-вторых, нельзя сказать, чтобы вы не привлекали внимания. Нет, идти должна я, вот зачем ты это принес, верно, Чарли? – Она показала на синее платье из плотного ситцевого поплина, наверняка весьма практичного и в стирке, и в носке.

– Верно. Через черный ход вам не пройти. Там прислуги полно, они сразу заметят, что вы чужая. А вот через главный, пожалуй, можно. – Чарли допил третью чашку чая и посмотрел, нет ли еще, но чайник был пуст.

У Джо стало такое лицо… такое же, как у Ватсона часто бывало. Как будто он хотел сказать: «Но для леди это слишком опасно…» Так обычно начинались их споры.

– Джо, мне понадобится ваша помощь, – сказала она, прежде чем он успел открыть рот. – Мне нужно, чтобы вы рассказали, как попасть в кабинет Сьюарда.

Он вздохнул и покачал головой.

– Ладно. Сначала вам нужно попасть во двор, но там есть пролом в стене, через который сбежал Ренфилд. Его так и не заделали: стена принадлежит дому Карфэкса, соседнему с лечебницей, а хозяин его сейчас за границей. Женщины-пациентки в большинстве своем безобидны, они попали туда из-за истерии и попыток ранить самих себя, поэтому им позволяется гулять по лужайке после обеда. Служители за ними не очень-то строго смотрят, не так, как за мужчинами. Вы сумеете проскользнуть внутрь через главный вход. А оттуда – на второй этаж, вторая дверь налево. На двери табличка с именем доктора Сьюарда. Но только, мисс, когда вы окажетесь в лечебнице, кто-нибудь из санитаров может догадаться, что вы не пациентка. И что тогда? Да и дверь в кабинет будет заперта.

– Не знаю, – сказала Кэтрин. – Придется разбираться там, на месте. И с замком тоже. Вы покажете мне этот пролом в стене?

– Ну хорошо, если вы настроены так решительно. Но я беспокоюсь – все-таки для леди это слишком опасно…

– Я же пума, помните? Ты готов, Чарли? – Она встала со свернутым платьем в руках. Спорить об этом с Джо она не собиралась.

– Готов, – сказал Чарли. И куда только в него столько еды поместилось? Как такой мальчишка – кожа, кости да плутовство – может столько съесть?

Кэтрин оглянулась, ища глазами миссис Эбернейти, чтобы поблагодарить ее, но мать Джо уже ушла в другую комнату – должно быть, для того, чтобы дать им спокойно обсудить свои планы. Кэтрин уложила платье в сумку, а брошюрки о воздержании оставила на столе, чтобы место зря не занимали. Может быть, миссис Эбернейти использует их для растопки. Кэтрин понятия не имела, что ждет ее в лечебнице, какие сведения ей удастся добыть в кабинете мистера Сьюарда. Мэри будет бранить ее за это приключение, за то, что пошла на такое опасное дело в одиночку. Но если Прендик что-то затевает, она должна выяснить что. Зачем он встречается со Сьюардом в Лондоне? Собираются ставить новые опыты? Может быть, и Хайд тоже в Лондоне? Если так, может быть, ей удастся навести на его след Холмса и Скотланд-Ярд. Она уже воображала, как они будут восхищаться ее смелостью и находчивостью…

Кэтрин перекинула ремень сумки через плечо, надела шляпу преподобного Крэшоу и приготовилась идти за Джо к пролому в стене у дома Карфэкса. День определенно обещал быть интересным.