Читать книгу: «Мир Гаора. Коррант. 3 книга», страница 3

Татьяна Николаевна Зубачева

Шрифт:

Гаор послушно метнулся за руль.

Охранник на выезде, как и на въезде, даже головы к ним не повернул.

– Цены у них, – сокрушённо покачал головой Коррант. – Сытно хоть накормили?

Гаор кивнул, включая габаритные огни: не война, затемнение не требуется.

– Да, хозяин.

– Ну, давай тогда, сейчас прямо и на втором перекрёстке направо.

– Да, хозяин, прямо, второй перекрёсток направо.

А ведь это уже Дамхар – вдруг сообразил Гаор, вспомнив указатель у блокпоста, что до Дамхара прямо и сколько-то там меток. Была бы карта, сказал бы точно, но такое заведение должно быть на границе областей, как перевалочный пункт. И… да, всё правильно: блокпост с проверкой до границы, а заведение после, уже как внутреннее. И обратно… проверка на въезде-выезде. Нормально.

Стало совсем темно, и Гаор включил фары дальнего света. Дорога пуста, ни встречных, ни вдогон, скорость можно бы и прибавить, но приказа не было, а значит, держим восемьдесят, как до отдыха. Нет, когда ты сытый, то жизнь совсем другой кажется. Значит, хозяином у него капитан Коррант. Интересно, каких войск, воевал или в тылах околачивался и… хорошо бы поговорить с кем, кто под ним служил, тогда бы уж знал о нём если не всё, то многое. А так… ладно, будем рассуждать дальше. Сторрам купил тебя за семь тысяч и продал, конечно, дороже, Сторрам своего не упустит, предпродажный осмотр тебе устроили прямо на месте, в квартире Гархема, так душевно сидят либо с родственником, либо с однополчанином. Либо и то, и другое. Как это родство или служебное содружество отзовётся на твоей шкуре? Где служил Сторрам, ты так и не узнал, Гархем… вот сволочь, но его в этом раскладе можно побоку…

Ридург искоса посмотрел на спокойное, но не безучастное лицо раба и усмехнулся. Надо же, быстро как в чувство пришёл. Пожрал, покурил и опять человек, а то прямо мертвецом ходячим смотрелся. А водит хорошо, умело. Проверим-ка его по карте.

– Где едем?

– Дамхар, хозяин?

Ответ прозвучал полувопросом, и Ридург усмехнулся. Хитёр, парень.

– Правильно. Притри к обочине.

Мгновенно насторожившись, Гаор выполнил приказ. Но ничего страшного не произошло. Хозяин достал из бардачка карту, хорошую штабную карту батальонного уровня, и стал его по ней гонять. Дамхар Гаор знал приблизительно, в училище им подробно давали места предполагаемых боёв, а остальное обзорно, но по хорошей карте главное – правильно определиться, а там уже не запутаешься.

– Вот и валяй дальше сам, – отдал карту Коррант.

– Да, хозяин, – Гаор положил карту себе на колено, нужным квадратом кверху, и стронул машину.

Ночная езда – не слишком большое удовольствие, но лучше, чем… и как накликал. Хозяин посмотрел на часы, зевнул и приказал:

– Сверни-ка вон туда. Заночуем.

«Вот сволочь, чего же ты в заведении не заночевал? Спал бы себе в гостинице, а я в рабской казарме. Так тебе по-походному нужно», – мысленно ругался Гаор, загоняя фургончик в указанном направлении за придорожные, казавшиеся в темноте очень густыми, высокие кусты.

– Ага, отлично. Сбегай оправься, – выпустил его хозяин.

Гаор обречённо побрёл выполнять приказание. Побег невозможен, куда он с клеймом и ошейником денется? Сопротивление – та же смерть. Но… но значит, принесла его Мать-Вода к смертному берегу. Спасибо и на том, что не газовня и не пуля в затылок, а в бою. И на том спасибо.

Когда он вернулся, Коррант курил, стоя у фургончика.

– Давай, лезь, да не здесь, дурак, через кабину.

Ткань, отгораживавшая кабину от кузова, отодвинута, открывая ловко устроенную в узком промежутке поперечную койку-рундук с развёрнутым на ней спальным мешком, а в кузове, в проходе между мешками и ящиками что-то темнеет. Это уж, похоже, для него. Гаор осторожно перелез через койку в кузов. Задняя дверь, значит, заперта снаружи, раз ему велели лезть через кабину, нет, вон, и изнутри засов задвинут, тёмная ткань на полу – старый спальный мешок, простой, без вкладыша-конверта, но раздеться все равно придётся, хоть до белья. Это, конечно, хорошо, было бы хорошо, если бы… если бы он был уверен…

Его поторопили приказом.

– Давай, раздевайся и ложись, чего копаешься.

Беззвучно ругаясь, Гаор разделся до белья и залез в мешок, не рискнув даже переложить его, чтобы оказаться головой к двери, а не к кабине. Хозяин докурил, залез в кабину, тщательно поднял все стёкла, запер изнутри дверцы, разделся и влез в спальный мешок. Всё это Гаор определил по шумам, потому что лежал, зажмурившись и втянув голову в мешок. Ну… ну… «Мать-Вода, пронеси меня, Судьба-Сестра, матери-владычицы, Огонь Великий, Огонь Справедливый, за что мне ещё и это? Оградите меня, сделайте хоть что-нибудь…» – беззвучно шептал он, засыпая и стараясь удержаться от сна. Сонного возьмут запросто, трепыхнуться не успеешь, а потом чего… хоть придуши насильника, всё равно опоганен. Вроде… вроде захрапел, сволочь… Гаор осторожно попробовал расслабить, распустить собранные до судорог мышцы.

Но спал он вполглаза, вздрагивая и просыпаясь при малейшем шорохе, и не только не отдохнул, но устал ещё больше, чем, если бы провёл эту ночь за рулем. К рассвету он настолько устал от своего страха, что провалился в чёрную пустоту забытья, откуда его почти сразу выдернул весёлый голос хозяина.

– Подъём, Рыжий! Солнце проспишь!

Выпутываясь из мешка, Гаор с тоской подумал, что только утреннего моления Огню Небесному ему сейчас и не хватает.

Обе дверцы в кабине распахнуты, а хозяин, в одной майке и трусах, стоял снаружи, подбоченившись и озирая туманную равнину и начинавшее золотеть небо.

– Давай, Рыжий, вылезай как есть, живее, праздник сегодня!

«Какой ещё праздник?» – тупо подумал Гаор, выполняя приказ. Про весеннее солнцестояние он за эти дни и думать забыл, занятый совсем другими мыслями. На всякий случай он вышел из машины с другой стороны, но попытка остаться на дистанции не прошла.

– Давай, шлёпай сюда.

Один раз его уже звали как есть, кончилось это лапаньем и продажей, а сейчас что? Он вышел из-за машины и остановился в трёх шагах от хозяина, угрюмо ожидая неизбежного.

Ридург оглядел его, взлохмаченные волосы, красные воспалённые глаза и расхохотался.

– Ты чем это ночью занимался, Рыжий? Как скажи, тебя с бабы сдёрнули и закончить не дали. Сам с собой, что ли?

Гаор стиснул зубы, глотая единственно возможный ответ. Лишь бы не трогал, а остальное он выдержит. От недосыпа и утреннего холода его начала бить дрожь, и он из последних сил сдерживал её.

Ридург снова, уже не улыбаясь, оглядел его.

– Ладно, – наконец сказал он. – Иди, там родник есть, умойся и вообще… Ступай.

Гаор осторожно, не поворачиваясь спиной, отступил в указанном направлении и, только отойдя ещё на пять шагов, повернулся и пошёл в кусты.

Кусты сразу обдали его холодной, но сейчас даже приятной росой.

Вот так, босиком, почти голым он не ходил… Великий Огонь, да было ли у него когда такое?! Плотный белый туман окружал его, создавая блаженное чувство невидимости. Родник он нашёл по еле слышному журчанию. Крохотная лужица в траве, пузырясь от бившей со дна струи, выплёскивалась узким весело извивающимся ручейком. Гаор медленно опустился на колени в мокрую траву и, наклонившись, окунул лицо в нестерпимо холодную чистую воду. Родник, матёрая, материна вода, наконец-то… он пил её, захлёбываясь и блаженно постанывая, черпал пригоршнями и выплёскивал себе в лицо, на плечи и грудь, не замечая, что майка и трусы промокли насквозь, а сушиться-то ему негде и переодеться не во что, и шептал, бесконечно повторяя.

– Вода-вода, обмой меня, унеси горести прошлые, принеси радости будущие.

Наконец он выпрямился и огляделся вокруг, оглядел себя и негромко засмеялся. Надо же, как в душе побывал. Ладно, авось за туманом не увидят его. Он разделся догола, выкрутил, выжал трусы и майку и снова надел. Да-а, а сушиться ему сейчас только кроссом. Или ну очень хорошей разминкой. И желательно на солнце. А… а вот же оно. Гаор повернулся к просвечивающему сквозь туман золотисто-красному диску.

– Здравствуй, Золотой Князь, заждалась тебя Мать-Земля, – вдруг вырвались у него не слышанные им никогда раньше слова.

Да, он знал, выучил ещё в училище, да нет, раньше с голоса Сержанта, все положенные молитвы и гимны Великому Огню и его ипостаси – Огню Небесному, но сейчас он сам говорил с Солнцем на нашенском языке, языке склавинов, и слова сами приходили к нему, безошибочно точные, единственно правильные.

Гаор остановился, перевёл дыхание, поклонился в сторону Солнца, напоследок снова глотнул из родника, словно поцеловав чистую холодную воду из самой глуби земной, ну да материна вода от Мать-Земли – догадался он – потому она и сильная, матёрая, и пошёл к машине. Странно, но все его страхи и опасения словно и в самом деле смыло с него, и он шагал твёрдо уверенный в том, что выживет, будет жить, что ничего более страшного, чем было, уже не будет.

Возле просвечивающего сквозь туман тёмного силуэта фургончика слышалось жужжание механической бритвы. Ридург Коррант уже в брюках и сапогах, но ещё без рубашки, брился, глядясь в зеркальце заднего обзора. Когда рядом зашелестели кусты, он бросил, не оборачиваясь.

– Очухался? Тогда одевайся, и сейчас выезжаем.

«Не жрамши?» – мысленно спросил Гаор, влезая через другую, чтобы не помешать хозяину, дверцу в кабину. Спальный мешок хозяина уже убран, а его вещи так и лежат. Он быстро оделся, жалея, что нет полотенца вытереться, скатал свой спальник и сунул его в угол за мешки. Если не туда, ему скажут.

– Заднюю дверь открой, – приказали ему снаружи.

Гаор послушно прошёл по фургону и отодвинул засов.

– А занавески задёрни обе.

Вон оно что, занавесок две, и если их задёрнуть, то койки не видно ни из кузова, ни из кабины. Интересное устройство.

Ридург закончил бриться, проведя по груди в вырезе майки в последний раз бритвой, вытряхнул её и убрал в чехол. Повернувшись взять с сиденья рубашку, посмотрел на сидящего уже за рулем раба. Надо же, как родниковая вода подействовала, а ведь не прирождённый, и туда же. Надел рубашку, куртку и сел на своё место.

– Поехали. Маршрут помнишь?

– Да, хозяин.

Ридург кивнул.

– Тогда валяй и побыстрее, там на карте едальня шофёрская отмечена. К ней и держи.

– Да, хозяин, – весело ответил Гаор.

Едальня – это хорошо и даже отлично. А то от вчерашнего обеда у него уже только воспоминания остались.

Туман подступал к шоссе вплотную, а в низинах даже заливал его жемчужно-белой клубящейся массой, но быстро редел под поднимающимся и набирающим силу солнцем. Гаор уже уверенно потянулся к бардачку, достал и положил на колено карту. Так, направление правильное, здесь, не доезжая до блокпоста, свернуть вправо на дорогу номер шесть… Смотри-ка, а вывеска такая же. «Заезжай – не пожалеешь». Так что, это одна фирма, как у Сторрама, главный комплекс и филиалы? Интересно. Большие финансы крутиться должны.

Как и там, здесь были стоянка и заправка, но маленькие. Вместо ресторана кафе, вместо гостиницы примыкающий к кафе домик на одну, ну, от силы две комнаты, а для рабов… едва они вышли из машины – Коррант первый, а за ним, повинуясь его жесту, вылез Гаор – как к ним сразу подбежали две девчонки-рабыни. Одна, постарше, пригласила господина перекусить и отдохнуть, а другая, поменьше, ухватила Гаора за руку и без разговоров потащила за собой.

Всё для рабов было здесь же, но по ту сторону основного здания. Не знающий, как сразу понял Гаор, даже и догадаться не мог, какая бурная жизнь кипит на заднем дворе. Местные рабы как раз завтракали, и его сразу посадили за стол, налили ему кружку горячего пахучего питья, поставили миску каши, дали хлеба и ложку. Рабов было совсем мало, с десяток мужчин и женщин, хотя некоторые, как понял из разговоров Гаор, как раз в зале, клиентов обслуживают.

– Издалека, паря?

– Из Аргата.

– Ух ты-и!

– Ну, и как там?

– А как везде, – усмехнулся Гаор.

– Нее, – убеждённо замотала головой, рассыпая плохо сколотые волосы по плечам, сидевшая напротив девчонка, чем-то напомнившая ему Кису, – у нас лучше.

– Это чем? – поинтересовался Гаор, доедая кашу.

– А мы тутошние, – ответила девчонка, – а где родился, там и сгодился.

За столом засмеялись. Засмеялся, заканчивая завтрак, и Гаор.

Распоряжавшаяся за столом женщина – здешняя Мать, как догадался Гаор – дала ему квиток о съеденном им и отправила к машине, а то неладно будет, если хозяин раньше него придёт.

– С норовом твой, иной раз так вмажет, так что не серди его попусту.

– А так-то он с понятием, – поддержал Мать мужчина с растрёпанной светло-русой бородой. – Случалось мне его колымагу налаживать. Ничо, по справедливости было.

Получив столь исчерпывающую и обнадёживающую информацию, Гаор поблагодарил Мать, взял свою куртку и каскетку, брошенные им на крючок у входа в рабский барак, и побежал к машине.

Успел он вовремя. Практически, он подошёл к фургончику, а из дверей кафе вышел хозяин, сопровождаемый той же девчонкой.

Взяв у Гаора квиток, он протянул его девчонке вместе с монеткой.

– Держи. Остаток тебе на конфеты.

– Спасибо, господин, – затрещала девчонка, – заезжайте, господин, мы уж вас завсегда, господин…

Ридург отмахнулся от неё, залезая в кабину.

И снова летит под колёса серый, влажный от росы и рассеявшегося тумана бетон, солнце уже поднялось выше кабины и не слепит глаза.

– Так чего ты ночью не спал? – вдруг спросил Ридург.

Гаор не ответил, глядя перед собой на дорогу. Ридург покосился на его сразу отвердевшее и ставшее отчуждённым лицо и усмехнулся.

– И часто тебя Гархем по ночам дёргал?

– Что?! – от изумления Гаор не только забыл о положенном обращении, но и непроизвольно обернувшись, дёрнул машину вбок.

– То самое, – засмеялся довольный произведённым эффектом Ридург.

Гаор медленно помотал головой.

– Нет, хозяин, ни разу.

– Тогда чего психовал? Обычно, кто под ним побывал, – Ридург снова усмехнулся, – долго не в себе бывают. Если, конечно, живы остаются.

Что Гархем сволочь, Гаор знал давно, но чтоб настолько… его даже передёрнуло мгновенным ознобом.

– Ну, так чего молчишь?

– Боялся, хозяин, – неохотно ответил Гаор.

– Чего? – искренне удивился Ридург и, тут же сообразив, начал хохотать.

Смеялся он долго и с таким удовольствием, что невольно улыбнулся и Гаор. К тому же ночные страхи сейчас и ему казались пустыми.

– Ну, уморил, – Ридург вытер выступившие на глазах слёзы, достал сигареты и закурил. – Ах ты, задница непорочная, сколько лет в армии?

– Вместе с училищем семнадцать, хозяин, – ответил Гаор.

– И ещё девственник? Так такого ж не бывает, я эту систему знаю. Вот дурак, нужна мне твоя поротая задница, мне баб вот так, – Ридург даже чиркнул себя ребром ладони по горлу, – хватает. Нашёл из-за чего психовать. А, – лицо Ридурга стало серьёзным, – а если бы и так, то что б ты сделал? – посмотрел на мгновенно оцепеневшее лицо раба и кивнул: – Понятно. А за такие мысли тебе самое малое двадцать пять «горячих» положено. Понял?

– Да, хозяин, – глухо ответил Гаор.

– По приезде и получишь, – закрыл тему Ридург.

Гаор вёл машину, внимательно оглядывая дорогу, запоминая названия на мелькавших указателях и изредка сверяясь с лежавшей на колене картой. Перспектива порки, конечно, не радовала, но, во-первых, это ещё когда будет, во-вторых, если это окончательно снимет проблему, то он согласен, в-третьих, новокупленного раба всегда в первые дни бьют больше обычного, чтобы потом уже не трепыхался, и не за это, так за что другое, но его бы всё равно для начала выпороли. А раз нрав у его хозяина, как его уже дважды предупреждали, крутой, то чего ещё ожидать? Переживём, не страшно.

Проехали мимо украшенного в честь праздника съезда в храм. Ридург машинально, явно думая о своём, пробормотал молитву, а Гаор даже головы в сторону храма не повернул. Он свою молитву уже вознёс, её приняли, а до храмов он и раньше охотником не был, ходил только по приказу и строем.

Маленькие и странные после Аргата города, где дома не впритык, а каждый по отдельности, за забором, как скажи, здесь только родовые замки, но уж очень маленькие. Рощи, луга, по которым бродят коровы и овцы. Небольшие частые реки с узкими, на одну машину, мостами. Убегающие вбок не шоссе, а дороги без покрытия, и поля, поля, поля…

Ридург с таким искренним удовольствием смотрел на раскрывающийся впереди и по бокам пейзаж, что Гаор понял: это – Родина. И снова ворохнулась мысль: а его Родина где? По Аргату он никогда не тосковал, места, где воевал… ну, так это тем более, те места он помнит хорошо, но… специфически, и вернуться туда не хочет. В Чёрное Ущелье он, что ли, поедет? Туристом? Или на Валсу? Которую помнит чёрно-красной от дыма и крови, и когда по ней медленно и неотвратимо плыло пятно горящей нефти, а впереди деревянный наплавной мост с машинами, где и раненые, и снаряды, и горючее, и прыгать в воду бесполезно, потому что пятно во всю ширину, и тяжёлое молчание людей, видящих свою приближающуюся смерть, и из машины с госпитальной эмблемой одинокий голос.

– Братья, добейте, братья…

Он тогда закричал, пинками пошвырял тех, до кого смог дотянуться, в воду, прыгнул сам и поплыл наискосок навстречу огню, поднырнул под него и плыл под водой, прорываясь против тащившего его вниз течения, насколько хватило дыхания, а над головой было темно от затянувшей поверхность нефти, и всплыть в темноту – это сгореть, а не всплыть – это задохнуться и утонуть. Он выплыл, за ним на берег выползли, потому что встать не могли, ещё семеро, они лежали в чёрной страшной грязи, жадно дышали, а там ниже по течению клубился чёрный липкий дым от горящих заживо людей. Их спасло то, что пущенная айгринами нефть развернулась от берега до берега, но узкой полосой, а верхнее течение было быстрее нижнего, и на противоходе они выиграли те миги, на которые могло и не хватить дыхания.

Гаор тряхнул головой, отгоняя воспоминания. А ведь получается, что уже тогда Мать-Вода спасала его. Интересно, почему?

Ридург отвлекся от пейзажа и занялся своими бумагами. Ровно гудели мотор и бетон под колёсами, становилось жарко, и Гаор, не выпуская руля, снял и сбросил за сиденье куртку и каскетку. Ридург словно не заметил этого, хотя Гаор был уверен, что тот всё видит, но раз хозяин промолчал, значит, разрешено. Навстречу шёл старенький грузовичок, искоркой блеснула заклёпка в ошейнике водителя, и, разъезжаясь, они молча кивнули друг другу, и понятно, что будь Гаор один, они бы остановились и поболтали. Ридург опять словно не заметил.

На обед ни останавливаться, ни заезжать никуда не стали. Просто в одном из городков притормозили у торговой площади, и Ридург купил у разносчиков две маленьких пластиковых бутылки воды и два запечатанных пакета с бутербродами. Сам он начал есть и пить сразу, а когда выехали за городскую черту, кивнул Гаору на лежащие между сиденьями бутылку и пакет.

– Лопай.

– Спасибо, хозяин, – ответил Гаор, принимаясь за еду.

Обедом это назвать, конечно, нельзя, ни по размеру съеденного и выпитого, ни по уровню комфорта: орудовать приходилось одной рукой, поскольку приказа остановиться не было, но всё же хоть что-то. Поев, Гаор рискнул достать сигарету и закурить, не испрашивая специального разрешения. Сошло, ни окрика, ни удара. Очень хорошо, а если бы ещё знать, когда он получит следующую пачку, то было бы просто отлично.

Дважды, не останавливаясь, проезжали блокпосты, похоже, патрульные знали его хозяина в лицо и не останавливали. А когда показался третий, хозяин приказал ему:

– Притормози.

Гаор удивлённо – патрульного на дороге не было – выполнил приказ.

Ридург вышел из машины и ушёл в серую бетонную коробку, а Гаор, оставшись в кабине, от нечего делать стал рассматривать безоконное здание, здорово смахивающее на дот, с которого сняли, вернее, упрятали внутрь вооружение, и прикидывать варианты штурма. Дорожную полицию, их патрули и блокпосты он никогда не любил. А обыски с пинками и побоями довели эту нелюбовь до надлежащего уровня.

Из дверей вышел Ридург вместе с сержантом в полицейской форме и, идя к машине, махнул ему рукой. Беззвучно выругавшись – он бы предпочёл убраться отсюда и побыстрее – Гаор вылез из кабины и подбежал к хозяину. Тот как раз открывал заднюю дверцу.

– Вон те два мешка и этот ящик.

Гаор послушно залез в кузов, отцепил крепёжные ремни и выволок наружу указанные мешки и ящик. В ящике звякали бутылки, в одном из мешков были какие-то хрустящие пакеты, а в другом, похоже, банки.

Когда он их вытащил наружу, захлопнул дверцу и посмотрел на Ридурга, ожидая дальнейших распоряжений, сержант хмыкнул, разглядывая его.

– Твой или в аренде?

– Мой, – Ридург протянул сержанту бланк, в котором тот расписался. – Купил в Аргате.

– Ну и правильно. Оставь здесь, мои сами занесут.

Тон сержанта был самым свойским, будто он и не знал о звании собеседника, чему Гаор не поверил.

– Пошёл, – бросил, не глядя на него, Ридург, и Гаор послушно метнулся в кабину.

В зеркальце заднего обзора он увидел, как сержант и Ридург о чём-то поговорили, обменялись рукопожатием и на прощание откозыряли друг другу.

– Поехали, – распорядился Ридург, садясь в кабину.

Ну, у Сторрама связи на таможне, а у Корранта в дорожной полиции, так Сторрам – полковник, а Коррант – капитан, всё правильно.

Ридург искоса посмотрел на лицо раба, занятого исключительно дорогой, и, усмехнувшись, кивнул. Армейская выучка: выполнять приказы и не задавать вопросов – великая вещь.

И снова летящий под колёса бетон, поля и рощи по бокам. Иногда рощи сливались в лес, иногда прореживались до отдельных, стоящих на холмах деревьев. Иногда вдалеке – к ним вели узкие грунтовые дороги, мелькали скопища маленьких домиков. Рабские посёлки – догадался Гаор. Снова городок пролетели без остановки. И опять поля, рощи, посёлки, речушки и речки, луга… Солнце давно сползло с зенита и заметно клонится к горизонту. А ночевать где будем? Опять в фургоне? И пожрать бы уже пора.

Очередной городок с маленьким храмом, откуда доносится колокольный звон, провожающий Огонь Небесный на покой, улицей от храма до площади с затихающим и опустевшим рынком…

– Здесь направо.

– Да, хозяин, – Гаор резко вывернул руль, въезжая в проулок между глухими в два роста заборами.

– Прямо.

– Да, хозяин.

Проулок резко раздался, открывая стоящий поперек такой же глухой забор с широкими, две легковушки свободно разъедутся, воротами точно посередине. Вывески не было. Перед ними Гаор остановился.

– Гудни им, – приказал Ридург, вылезая из кабины.

Гаор послушно нажал кнопку клаксона.

В левой створке была узкая, на одного человека, калитка. Властным, по-настоящему хозяйским жестом толкнув её, хозяин вошел. Из-за ворот послышался собачий лай, человеческие голоса, и ворота медленно, без скрипа, но словно нехотя раскрылись, впуская машину. «Приехали», – понял Гаор.

Он медленно, плавно въехал в ворота, остановился и выключил мотор. В быстро сгущавшихся сумерках вокруг громоздились невысокие и кажущиеся бесформенными здания, суетились люди… Гаор вышел из машины, и к нему сразу подбежала большая собака, тщательно обнюхала и, отступив на шаг, оглушительно гавкнула.

– А ну, цыц! – весело прикрикнул на неё хозяин и позвал его. – Рыжий! Иди сюда.

– Да, хозяин, – откликнулся Гаор и медленно, расправляя затёкшие от долгого сидения за рулём мышцы и опасаясь резким движением вызвать атаку замолчавшей, но оставшейся рядом с ним собаки, подошёл.

– Никак с покупкой, – сказала высокая женщина, разглядывая Гаора влажно блестящими глазами.

Гаор так привык за эти годы, что женщины-рабыни ходят в мужской одежде, что растерянно уставился на неё. Длинная сборчатая юбка, просторная кофта с длинными рукавами, на плечи наброшен узорчатый платок, второй платок, белый, повязан на голове, не так скрывая чёрные с сединой волосы, как открывая лоб с синим клеймом-кружком посередине, в вороте кофты виден ошейник.

– Да, Нянька, – ответил хозяин, – забирай его и устраивай. А остальное всё завтра. Двое суток в дороге.

– А и понятно, – без малейшего намёка на приниженность ответила женщина. – Ступай, хозяин, тебе тоже с дороги всё готово уже.

– Это когда же успели? – весело спросил Ридург.

– А то не ждали тебя, – с сердитой лаской в голосе ответила Нянька. – Эй, девки, вы где?

– Да, здесь мы, здесь, – из темноты к ним подбежала молодая светловолосая рабыня в белой кофте и длинной юбке, – с приездом, хозяин, заждались мы вас, всё готово уже, хозяйка ждёт.

– Иду, – Ридург потрепал Няньку по плечу. – Чтоб у тебя и оплошки были… Рыжий, машину в гараж загони и до утра отдыхай, остальное завтра.

– Да, хозяин, – пробормотал ему в спину Гаор.

А гараж здесь где?

– Ну, и чего стоишь? – сурово спросила его Нянька. – Слышал, что сказано, так сполняй.

– А гараж где? – ответил вопросом Гаор.

– А вона, оглянись. Эй, Трёпка, покажешь ему, потом в кухню отведёшь.

– Ага, – ответила возникшая из темноты девчонка в одной рубашке-безрукавке до колен и с растрёпанными, беспорядочно падавшими ей на плечи волосами.

«Трёпка – это… ну да, растрёпанная, и впрямь похожа», – весело подумал Гаор.

Первая растерянность прошла, и он спокойно пошёл за девчонкой к одному из строений. Широкие ворота не заперты, вернее, только щеколда наброшена. И пока он снимал её, раскрывал ворота, нашаривал выключатель и включал свет, Трёпка выкладывала ему, что это Старшая Мать, её все слушаются, а хозяин её Нянькой зовёт, она его ещё дитём нянчила, а хозяйка по хозяйству мало встревает, даже быват за весь день на чёрный двор не выйдет, у неё свои дела, пишет да читает, а жить здесь хорошо, её вот в давнюю зиму купили, и так-то хорошо тута, а после Старшей Матери другая Мать, её ещё Большухой кличут, она и за едой, и за одёжей следит, а ты, Полкан, отойди, а то неровен час и под колёса попадёшь… Под её неумолчный, как журчание ручейка, говор Гаор осмотрелся в гараже, отметил, что сделано всё с умом и по делу, рассчитан гараж на три машины, но стоит только легковушка с большим багажником, и, похоже, рядом с ней как раз место для фургончика. Он поставил фургон на место, выключил свет – вся работа по разгрузке и регулировке будет завтра, а сегодня ему отдыхать разрешили – и закрыл створки, как и было, на щеколду.

Трёпка ухватила его за руку и повела. Полкан шёл рядом, время от времени тыкая Гаора носом и помахивая хвостом. Собак Гаор не то что не любил, а просто никогда не имел с ними дела, если не считать волкоподобных собак охраны на гауптвахте, притравленных на человека и вызывавших ужас у арестантов, и потому тычки Полкана заставляли его вздрагивать. Они поднялись на невысокое крыльцо – Полкан отстал от них, чему Гаор безусловно обрадовался – Трёпка толкнула дверь и ввела его в наполненную светом, шумом голосов и запахами еды кухню.

– А вот и мы, – весело сказала Трёпка.

– Мир дому и всем в доме, – поздоровался Гаор, оглядывая повернувшихся к нему от стола людей, мужчин и женщин, но все с клеймами и в ошейниках.

– И тебе мир, – ответили ему.

А женщина, одетая, как и Старшая Мать, но без платка на плечах, сразу стала командовать.

– Ты сапоги-то сними, вона у порога оставь и к столу садись. Голоден небось.

– Спасибо, Мать, – ответил Гаор, снимая сапоги и выставляя их в ряд таких же сапог у стены.

Портянки он смотал и сунул в сапоги. С другой стороны двери у косяка висел рукомойник, напомнивший ему фронтовые самоделки, а рядом полотенце. Гаор с наслаждением умылся и ополоснул руки, вытерся и уже тогда подошёл к столу.

– Садись, – указали ему место между двумя молодыми мужчинами и перед ним поставили миску с кашей, а в кружку налили… молока.

– Ложки нет никак? Трёпка, ложку ему дай, – распоряжалась Мать, – ты ешь, потом всё расскажешь.

Ну, про еду ему можно было и не говорить, что ему за весь день за рулём и два бутерброда? И Гаор ел жадно, даже не разбирая вкуса и не замечая сидящих рядом.

– Ты мотри, наголодался как, – удивилась сидевшая напротив женщина, – ты откуда ж будешь?

– Из Аргата, – ответил с полным ртом Гаор.

– Никак голодом тебя там морили, – засмеялись за столом.

– Да не спеши, паря, не отымут.

– А чо, голодно тама?

– А зовёшься как?

Гаор с сожалением оглядел опустевшую миску и ответил:

– Рыжий.

– А, ну ясно.

– Большуха, ты ему ещё подложи, – распорядилась Нянька. – А материно имя какое?

«Началось», – с тоской подумал Гаор, понимая, что сейчас неизбежно возникнет его обращение и вопрос: за что? Но отвечать надо, и отвечать правду, потому что соврать он не сумеет, и всё равно правда выплывет.

– Я не помню матери, – ответил он, принимая заново наполненную миску.

– Чего так?

– Матерь родную забыл?!

– Как так?

– Меня в пять лет от неё забрали, – ответил Гаор, уже спокойнее принимаясь за еду, – и помнить запретили.

За столом перегнулись.

– Галчонок никак?

– Так ты ж вона, рыжий.

– Кто ты, парень?

Гаор вздохнул, приканчивая кашу и вытряхивая в рот последние капли молока. Его ответа ждали, и он решил ответить так, чтобы уж больше его не спрашивали об этом.

– Я бастард, – начал он.

Ему ответили молчаливыми понимающими кивками – здешние явно знали, что это такое, но столь же явно ждали продолжения.

– Отец меня в пять лет забрал у матери, больше я её не видел и ничего не знаю о ней, помнить мне ее запретили, отбили мне память о ней. А потом… отцу были нужны гемы, – вдруг пришли эти жёсткие, правильные в своей неприкрытой циничной сути слова, – и отец продал меня в рабство. Вот и всё.

За столом воцарилось молчание, будто его не поняли, не могли, не хотели понять.

– Мать-владычица, – прошептал кто-то.

– И давно? – сурово спросила Нянька.

– Да… с прошлой осени третий год пошёл, – устало ответил Гаор.

– Лоб покажи, – потребовала Нянька.

Гаор поднял ладонью волосы, открывая лоб с синей звездой клейма.

– Как же так? – потрясённо покачала головой одна из женщин, – чтоб сына своего…

– Из-за гемов и сына, – недоумевающе сказал кто-то из мужчин.

– Эй, паря, а гемы-то зачем были нужны, чтоб такое сотворить? – спросил ещё кто-то.

Гаор зло усмехнулся.

– Законный сын, наследник, играл в карты, проиграл много, вот меня и продали, чтоб я долг его оплачивал.

– А оплатишь когда? Освободят? – спросил молодой тощий парень, совсем мальчишка по виду.