Калейдоскоп (сборник)

Сергей

У меня два сына. Разница в их возрасте составляет восемь лет. Такая большая разница объясняется тем, что не успевали мы с мужем обосноваться на новом месте его службы, как приходилось паковать вещи и переезжать на новое место жительства. Все это было сопряжено с трудностями. Кто хоть раз переезжал, – тот знает. А если у тебя еще к тому же маленький ребенок на руках, которого опять надо устраивать в садик (что совсем не просто), опять искать работу, то, естественно, рождение второго ребенка будет откладываться, пока, хотя бы, не подрастет старший. Так было и у нас, как, впрочем, и у большинства семей военнослужащих. А вот когда нашему сыну, – Славику, исполнилось пять лет, мы стали планировать рождение второго ребенка. То, что у нас должно быть, по крайней мере, два ребенка в семье, это даже не обсуждалось. И так все ясно – один ребенок в семье вырастает эгоистом, привыкает, что все для него.

Старший сын давно просил родить братика. Он обещал помогать ухаживать за ним, делиться игрушками, и даже… стирать перепачканные пеленки. Да и возраст мой подсказывал, что тянуть с этим делом уже не стоит. Раньше, в дни моей молодости, женщины старались родить до тридцати. Чтобы были силы и выносить ребенка, и ухаживать за ним. Так что желание родить было, а вот возможности такой у меня, оказывается, – не было. Мне никак не удавалось ощутить в себе новую жизнь.

«Видно не судьба мне иметь двух детишек», – с горечью думала я. И отдала все Славины вещички, которые хранила для второго ребенка, своей приятельнице. Та была очень благодарна, и сказала мне: «Вот увидишь, ты отдала детские вещички, не пожалела, так скоро у тебя будет ребенок». На что я ответила: «Твоими бы устами…»

Вскоре после нашего с ней разговора снится мне сон, – как – будто прихожу я на продовольственную базу и выбираю огромного красивого карпа и уже у ворот базы спохватываюсь, что я взяла лишь для себя, а для приятельницы не прихватила. «Обидится», – подумала я. Возвратилась и выбрала и ей тоже такого же крепенького карпа. Женщины знают, что означает этот сон.

И, буквально, через некоторое время, как-то проснувшись утром, сообщила мужу, что у нас будет ребенок. Он был ошеломлен. Диагностировать мое положение было слишком рано. Не было никаких признаков, по которым женщины узнают, что находятся в «интересном» положении. Думаю, что даже никакие медицинские тесты еще не могли это подтвердить. И, тем не менее, я была уверена, что не ошибаюсь. Я знала, – и все. Муж, веривший в мою интуицию, только и спросил, кого же нам ждать. «Мальчика», – уверенно ответила я. Мои сотрудницы, с которыми я была в прекрасных отношениях, узнав о моей новости, так прямо и покатились со смеху. Ведь, чтобы это подтвердилось, должно было пройти еще немало времени. Все со временем и подтвердилось.

Кстати, эта моя приятельница, для которой я тоже прихватила рыбу, буквально через пару месяцев позже меня обнаружила себя в том же положении. И пришла ко мне, как говорится, на полном серьезе, высказать свои претензии. «Смотришь сны», – говорила она, – «вот и смотри только про себя, нечего соседей впутывать!». Она тоже была женой военного и, поскольку, ребенок у них был еще маленький, вовсе не собиралась повторно становиться мамой. И смех, и грех.

Славик с большой радостью отнесся к сообщению о будущем новом члене нашей семьи. Старался мне во всем помочь, выхватывал из рук сумки, открывал передо мной двери, помогал по хозяйству. Подбадривал, так как, у меня был сильный токсикоз, старался вовремя принести мне водички, когда особенно сильно «накатывало».

Когда я уже была на последнем сроке, мы с мужем затеяли ремонт. Необходимо было, по нашему с ним мнению, разделить полуторную квартиру на две небольшие комнатки. Надо было обеспечить Славику нормальный сон и нормальные условия для учебы. Чтобы новорожденный не мешал ему своим криком.

Стена была возведена и оштукатурена. Дело было за обоями. Надо было их наклеить на новую стену. И, конечно, убрать в комнате после ремонта. Этим и занялись мы со Славиком. Смешное было зрелище. Я – необъятных размеров вверху на табуретке, а внизу семилетний ребенок. И мы с ним с обоями справились. А вот уже на уборку у меня не хватило здоровья, хоть я очень выносливая и упорная. Уборкой занялся мой мальчик. Все вымыл своими маленькими ловкими руками, хоть и сам очень устал к тому времени. Я была ему бесконечно благодарна.

Моему мужу должны были со дня на день присвоить очередное звание. Так он каждый день, приходя с работы, в шутку спрашивал: «Ты еще дома?». На что я ему отвечала: «А ты, я вижу, все еще не майор?». Так каждый день и перешучивались, ожидая двух таких больших событий в нашей семье. На вопрос о дате рождения ребенка, отвечала, что, если не на день рождения его папы, то, на мой уж точно. Папин день рождения был 25 мая, а мой, – через три дня, – 28-го.

Вот благополучно прошел 25 мая, минул день 26, и заканчивался 27 день мая. Легли спать. Но, я такой человек, что, если чего пообещаю, так стараюсь выполнить. Чуть только перевалило на 28-е, стала будить мужа: «Вставай, – пора». Он думает, что я «прикалываюсь». Не верит. Я мне-то не до смеха. Тороплю его. Славика не стали будить, оставили записку, да и пошли в роддом, благо совсем рядом был. Идем и спорим, как все же назвать ребенка. Муж хотел назвать – Семеном, а я – Илюшкой. У нас и с ним такое правило, что если мы не можем о чем-то договориться, то идем на компромисс. Так было и в этот раз. Спрашиваю его, нравится ли ему имя Сергей. «Нравится», – отвечает. И мне нравится. Вот так и решили, уже стоя под дверьми роддома.

Дежурившим в ту ночь врачам, я заявила, что мне просто необходимо родить именно 28-го., чем вызвала их недоумение. А когда они узнали, что у меня день рождения, стали смеяться, поздравлять и заверили, что обязательно так и будет.

А чуть за полдень, и вправду, на свет появился наш Сереженька, заявляя о себе своим могучим баском. Был он богатырем, – 4 килограмма 400 граммов, меня «обошла» только молодая грузинка, родив своего сына на 200 граммов тяжелее моего. Как только мне сообщили, что все, что полагается, у сына на своих местах (все мамочки немного ненормальные), я как-то изловчилась и посмотрела на моего сыночка. И встретила его сильно недовольный, совсем не детский, взгляд. У него была сломана ключица, в чем он, вероятно, обвинял меня. Я стала тут же оправдываться: «А я чего? Да я и не виновата вовсе… Я не хотела, так получилось».

Я послала заждавшемуся мужу радостное известие. А он мне в ответ свою новость. Что он – таки уже майор. Вот так мы и сдержали данные друг другу обещания.

Забирал он меня с сыном красиво. Те из рожениц, кто мог вставать, и, конечно, персонал смотрели, как подрулила черная «Волга» (начальник распорядился выделить для такого торжественного случая). А муж вручил мне просто огромный букет из моих любимых бордовых пионов. Я его еле обхватила руками. Ехали мы в машине, я – прижимая к себе шикарный букет, а муж, – долгожданного второго сыночка.

Дома нас ждал с нетерпением наш старшенький сынок и мама мужа, приехавшая по такому поводу, в Тбилиси из Одессы.

Жили мы с мужем скромно. Даже надо сказать, – очень скромно. Денег ни на что не хватало. Хорошо, что мужу выдавалось вещевое довольствие. Хочешь, – не хочешь, а получай, положенное тебе, – в срок. И получал. Годами копилось у нас его нательное белье. Теплое с начесом, и из легкого трикотажа. Муж эти изделия ни за что на свете не одел бы. Он предпочитал на учениях в 30 градусный мороз сидеть на броне танка без него. Мне кажется, что не одел бы его под автоматной очередью. А я была рада! Мне было из чего шить сынишке ползунки. Так я вышла из положения. Нехватки в ползунках не ощущала, нашила целую кучу. Они получились просто замечательные, – мягенькие, тепленькие, натуральные. Когда Серенький спал, я быстренько простирывала его вещички и принималась шить и вязать. И не только ему, но и мужу, и старшему сыночку.

Славик очень любил своего брата, помогал мне укачивать его. Правда, свое обещание насчет пеленок не выполнял, понял, что погорячился. Сергей тоже очень любил Славу. Как только просыпался утром, и первым вопросом было: «А де мой бат?». То есть, брата спрашивал первым делом. А когда я ругала его за шалость какую-то, сразу начинал стонать: «Бат, мой бат, ты де?». Защитника звал.

Сережа был очень смышленый. Как-то, ему было в ту пору лишь два года, смотрели всей семьей выступление знаменитого комика Иванова по телевизору и очень смеялись. Вместе с нами хохотал и Сергей. «Копирует», – думалось мне. Спрашиваю: «Что же это ты смеешься?». Так он все и объяснил по порядку. Вот уж удивил нас всех. В этом же возрасте на Новый Год муж оделся Дедом Морозом, зашел в комнату и спрашивает: «А кто это к вам пришел?» На что Сергей ответил: «Ты, папа». Муж так обиделся, что повернулся уходить. Я кинулась к сыну, шепчу ему: «Сделай вид, что поверил». Мгновенно сориентировавшись, Сережа завопил: «Здравствуй, Дедушка Мороз!» Муж тут же вернулся. Положение было спасено.

Был очень впечатлительный и добрый. Если во время просмотра фильмов были кадры, в которых животным наносился вред, Сергей начинал плакать и злиться одновременно. Когда я спрашивала, – в чем же дело, он отвечал, что ему очень жаль животных и злится на тех, кто причинял им зло. А почему жалко животных, а не людей? «Животные себе помочь не могут», – следовал мудрый ответ.

Серенький, так ласково мы называли сына, был весьма прижимист. Не делился сладостями ни с кем, кроме меня. Как-то приехал к нам в гости свекр из Одессы. Мы стали его удивлять местной пищевой экзотикой. Купили чурчхелы (такая колбаска из орехов, нанизанная на суровую нитку и слой за слоем обливаемая сильно сгущенным виноградным соком, Очень, кстати, полезный продукт). Порезали чурчхелу и угощаем. На коленях у деда сидел Сергей. Дед просит: «Сережа, дай мне чурчхелу». Мы, зная характер сына, с интересом наблюдали, что же произойдет. Целая буря чувств сменилась на его лице. Он и хотел угостить деда, и так жаль было расставаться с лакомством! Наконец, он тяжко вздохнул, и выбрал деду самый маленький, сужающийся в сосульку, кусочек без ореха. Дед был в восторге, а я – в смущении.

Был чрезвычайно брезглив. Только мне позволялось его целовать. От поцелуев других людей он тут же начинал яростно вытираться, чем ставил меня в неловкое положение. Один раз, когда ему всего было около года, я попросила посидеть с ним свою приятельницу, так как, мне необходимо было с работы забрать кое-какие документы. Тут в комнату с Сережей зашел муж приятельницы. Стояло жаркое лето и он был бос. Взгляд нашего сына упал на босые ноги, и тут же у него начались сильные рвотные позывы. Соседка закричала: «Спрячь ноги!!». Ничего не понимающий сосед ретировался в другую комнату и спрашивает: «В чем, собственно дело-то?». И даже не поверил, когда ему объяснили. «Он же еще сильно маленький для такого», – сказал он.

Сергею было около трех лет, когда мы переехали в Ленинакан (Армения). Там устроили его в садик для детей военнослужащих. После первого дня пребывания в садике, шли домой (а это километра три, если не больше). Спрашиваю, как прошел день. А он: «Сказали, что еще один дистрофик пожаловал. А кто такой дистрофик?».

Накормить сына всегда было большой проблемой. На какие только ухищрения я не пускалась! А готовлю я вкусно, – всем нравится. Я делала сыну из картофельного пюре грузовики, в кузов ложились котлеты, вместо колес – кружки помидор и огурцов. Или делала из пюре пальму, а кокосами были тефтельки и тому подобное. Фантазия у меня богатая. Так под какую-то интересную историю и хоть понемногу, но скармливала пищу. Вареное мясо приходилось обязательно прокручивать на мясорубке и маскировать его в супе, ведь должен же был Сереженька получать «строительные кирпичики» – белки. Хлеб вообще игнорировался. Я один ломтик черного бородинского хлеба резала на восемь кусочков, на эти крошечные кусочки накладывала тонюсенькие ломтики замороженного соленого сала, на них сверху – пластинки чесночка. Посмотришь, – сам слюнями обольешься. В таком виде он мог съесть пару кусочков. Каждый день детям я делала свежий живой сок. Обычно морковно-яблочный. Если был у кого-то кашель, то добавляла капусту. Мы с мужем даже покупали страшно дорогую икру детям, чтобы поднять их иммунитет.

Сережа у нас отличался тем, что придумывал свои собственные слова, которые меня очень умиляли, – такие они были красивые и четко отображали суть. Так, будучи совсем еще крохой, он говорил: «Я занозил ногу, а мама вынозила». Или спрашивает меня: «Я плохо воняю?» «Нет», – отвечаю ему. А он: «Что, – хорошо воняю?». Увидел утром, что все цветы, кроме одного осыпались в букете. Говорит: «Он настоящий мужчина, – так хорошо держится». Видит фото горюющей старушки. «Пострадала», – говорит. «От чего?», – спрашиваю, – «от алкоголизма». Или: «Сейчас грузины выступали». «А почему ты думаешь, что грузины?» «У них улыбки грузинские». Как-то в плохую погоду вечером с улицы слышатся детские голоса. Сергей с укором: «может, кто и выпускает детей в такую погоду, но в такую позднь?». Вместо «Молдавия» у него была «Молдавания» А почему, собственно, действительно не Молдавания? Вместо драники – дрянники. Наверное, думал, что от слова «дрянь?». Вместо «пернатые» – «пердатые». Ну, этих замечательных выражений у меня записано столько, что хватит на целую брошюру. Идем из садика, а он: «Сегодня у нас в садике было убийство?» «И кто убийца? – спрашиваю, – я, – я бил плохих мальчиков». И тому подобное.

Мой сынок обладал явно не гуманитарным складом ума. На занятиях по математике он был первым. Но, вот, когда дело касалось стихов… Накануне каких-либо праздников детям раздавались листки со стихами, чтобы они с родителями выучили к утреннику. Но, для Сережи это было непосильное задание. Он тут же произносил весь текст, но… в произвольной форме. Никакие силы не могли его убедить, что рассказывать нужно только в строго определенном порядке, следуя рифме. Вся наша семья повторяла, уже у всех нас навязнувшие строки, злосчастного стихотворения. Еле – еле, как будто, справлялись. Но, наступал праздничный утренник, – нарядные дети с легкостью «отщелкивали» свои стишки. Приближалась очередь нашего сына. Мы, родители, и воспитатели потихоньку втягивали шеи в плечи. Сережа нас не разочаровывал. Лихо «резал» он стихи, так… как считал нужным. Мы прятали глаза. Я даже подумывала, что ребенку будет сложно учиться в школе по определенным предметам. Но… до поры, до времени. Старший брат как-то тайком принес домой пакостные стишки, где то и дело упоминались – гной, рвота, кишки и т. п… Один раз прослушав, Сергей выдал два листа стихов, ни разу ничего не переставив. Слава в радости «расшифровался» передо мной. И я не знала, то ли ругать за такие стишки, то ли радоваться Сережиной декламации. Я поняла, что мне нечего опасаться проблем в школе. Все-то у него будет в порядке.

К огромному нашему с мужем сожалению, на праздничную линейку 1-го сентября повели сыны не мы, – родители, а наша соседка. Нас не было на таком важном для всей нашей семьи событии, хотя мы всем сердцем хотели быть рядом с ним. Совершенно внезапно ушел из жизни дорогой нам всем человек – папа моего мужа. Это известие было для нас, как гром среди ясного неба, мы только три недели тому назад приехали из Одессы, где жили родители мужа, и где мы проводили свой отпуск. Мой муж очень тяжело воспринял это известие. А, поскольку, у него было больное сердце и сразу же «рвануло» давление (он у меня гипертоник), то я просто не могла отпустить его самого на похороны папы. Боялась, как бы с ним ничего не случилось. Я своих детей никому не доверяла. А тут такая ситуация… Пусть Сереженька простит меня.

В школе Сергей учился хорошо. Лишь письмо не давалось ему. Каждый день я давала себе слово «держать себя в руках», когда мы с ним начинали делать уроки. Но, «теряла лицо». Из уравновешенной интеллигентной женщины я превращалась в истеричку. А кто бы не превратился? Надо было видеть эти палочки и буквы, которые клонились то в одну, то в другую сторону, как бы в большом подпитии. Мне становилось плохо только от одного их вида. Как я ни билась, ничего не смогла с этим поделать. Почерк у Сергея и до сих пор жуткий.

Первый класс Сергею закончить в этой школе так и не удалось. Проучился он в ней всего лишь несколько месяцев. До 7 декабря 1988 года. Утром того дня его старший брат пошел в школу, а Сережа остался дома, так как, у него болело горло. Мы с сыном смотрели телевизор, и я одновременно вязала. В 11.30 послышался какой-то сильный гул и все затряслось. «Опять танковая колонна проходит под окнами», – сказала я. Первым, кто сообразил, что происходит на самом деле, был Сережа. Он закричал: «Это землетрясение!!!». Тут и я поняла, что он прав, так как, вокруг все начало рушиться, а комната вздыбилась. Реакция у меня хорошая. Я в одно мгновение сгребла мальчика в охапку, встала в проем двери (читала раньше, что так надо поступать в подобных случаях), обхватила его, прижала к проему, закрыв своим телом. А вокруг был ад. Все рушилось, дышать от пыли было нечем. Серенький так трясся, что его ножки колотили по моим коленкам. После первого толчка, сразу последовал второй. Мы продолжали стоять в проеме, широко расставив ноги, чтоб не упасть. Все ходило ходуном. Ужасное ощущение потери опоры под ногами. Потом все затихло. В дверь страшно заколотили. Послышался голос мужа: «Вы живы?». Он выбил дверь, которую заклинило, и ворвался в квартиру. Увидев нас живыми, приказал немедленно выйти на улицу, а сам бросился спасать город. Ведь, он был начальником политического отдела дивизии.

Сереженька, как был, – в футболке и колготках, (тапочки слетели с ног) так и рванул по лестнице вслед нашей собаке, зовя меня с собой. Я схватила документы, сгребла с вешалки одежду, Сергеевы сапоги, и побежала за ним.

Не дождавшись старшего мальчика со школы, мы с Сережей рванули к нему. Бежали, ориентируясь на храм, что стоял возле школы. Улиц не было, – только развалины. Подбежав к месту, где должна стоять школа, ее не увидели. Только холм. У меня подогнулись ноги. А Сережа кричал: «Пойдем отсюда! Нет здесь нашего Славы!». Ему не хотелось верить, что брат лежит под руинами.

После того, как Славика глубокой ночью удалось вытащить из-под руин, нас срочно эвакуировали. Надо было спасать Славу. Посадили в военный транспортный вертолет, который держал курс на Ереван. На полу вертолета, плотно друг к другу лежали пострадавшие. Кто мог, – тот сидел. Лежали на носилках, как и мой мальчик. Среди них проталкивались медики, вкалывая нуждающимся обезболивающее. Моему старшему сыну опять вкололи промедол, чтоб он мог выдержать боль до медучреждения. Говорят, что люди были с ужасными ранами, без конечностей, с разбитыми головами. Я этого не видела, я только смотрела в глаза старшего сына, боялась, что он не долетит живым.

А младшего просила не смотреть вокруг. В одной руке я держала руку старшего ребенка, чтоб чувствовать его пульс, в другой – руку младшего, чтоб в сутолоке не потерять его. Подошедший ко мне член экипажа, предложил взять Сережу в кабину. «Не надо ему видеть эти ужасы», – сказал он. Младший сынок, после увиденного, с год не ел вареные колбасы, цветом они напоминал увиденное в вертолете. В Ереване всех развезли по медучреждениям. Я попросила, чтоб нас отвезли в госпиталь. Там Славика сразу забрали врачи, не позволив мне с ним находиться. Сказали в категорической форме, что я нахожусь в военном лечебном учреждении и обязана подчиняться его порядкам. Нас с Сергеем поместили у кастелянши.

Уложив на кушетку спать измученного ребенка, я пошла искать старшего. Боялась лишь, что Сергей проснется, а рядом – никого. Совершенно один семилетний ребенок в чужом городе. Но и сердцем рвалась к старшему: «Как он?». Так я и металась между сыновьями, пока зав. отделением не предложил взять Сергея к себе домой. Я не отдавала. Как отдать чужому человеку? Пока он у меня на глазах, – я спокойна. Врач даже обиделся на меня. Я, мол, не кто – нибудь с улицы, а зав. отделением, все меня знают. Я уважаемый человек. Спросила Сергея, – пойдет ли он. Мое солнышко смотрело на меня огромными печальными и измученными глазами. И кивнул. Я готова была разорваться на две части, чтобы каждая моя половина была с одним из моих детей.

Нас со Славиком из госпиталя отправили в институт хирургии печени, который, как и все мед учреждения большого города принял пострадавших в землетрясении. Там был аппарат искусственной почки, к которому необходимо было подключить Славика, чтобы спасти его жизнь. Почки у него не работали.

В институте Славу моментально забрали на операцию. Ни минуты нельзя было терять. Он уходил от нас.

Позже мне сообщили, что Сереженьку забрал к себе домой хороший знакомый моего мужа, – начальник политического отдела ереванской дивизии. Эти прекрасные люди каждый день приходили проведать Славика, приносили вкусную еду, фрукты и приводили с собой Сережу. Мне так катастрофически не хватало общения с моим малышом. Хотелось зарыться в его душистые волосы, и, закрыв глаза, крепко-крепко прижать его к себе. И ничего не говорить. Только наслаждаться его присутствием. Но я была не одна. Должна была разговаривать, улыбаться, отвечать на вопросы. А Сергей, молча льнул ко мне. Только огромные черные круги вокруг глаз говорили, как ему морально тяжело, как остро он нуждается в моей поддержке, как он страшно переживает за брата, и тоскует по мне и папе. Он у меня все понимал и входил в наше с мужем положение. Понимал, что я спасала Славу, а его папа – всех людей, попавших под завалы. Он все понимал, но совсем разучился улыбаться. Ведь он был еще совсем маленьким семилетним ребенком. Быстро пролетало время посещения, и опять Сережу забирали от меня.

Когда мог вырваться, преодолевая тяжелую горную дорогу, через перевалы, приезжал поседевший муж. Лишь только увидеть нас и сразу же, не отдохнув, ехать назад. На нем лежала тяжелейшая обязанность – доставать людей из-под завалов. День и ночь.

Прибывшие в Ереван, спустя некоторое время, Сережина тетя и бабушка, забрали Сергея в Одессу. Я была рада, что сынок теперь находится в кругу родных. Он смог продолжить учебу в одесской школе, куда его водила бабушка. И, несмотря на страшные перенесенные потрясения, он учился хорошо.

Когда мы вернулись в Одессу после того, как Славу выписали, меня опять не было рядом с Сережей. Славика сразу же положили в госпиталь, – предстояло долгое тяжелое лечение, и я опять должна была быть рядом с ним. Потом было лечение в санатории. И опять Сергей был не со мной. И я ничего не могла с этим поделать, – мне надо было «вытаскивать» старшего сына.

Когда Славик смог, наконец, передвигаться на ногах сам, мы поехали в Германию, куда перевели служить мужа. Там уже у нас началась более – менее нормальная жизнь. То есть с обычным ритмом. Дети пошли в школу.

Нашему Сереже сильно не повезло. «Благодаря» папиной работе ему пришлось за шесть лет сменить шесть школ. Я один раз в своей жизни меняла школу и знаю, – это очень трудно. И, тем не менее, наш ребенок учился хорошо. Не каждому это удалось бы. Мы осели на постоянном месте, когда Сережа пошел в шестой класс.

Наш младший сын – полная противоположность старшему по характеру. Если старший у нас человек замкнутый, необщительный (у него никогда не было друзей. Не хотел он пускать никого в свою жизнь), – то младший, с годичного возраста рвался в компанию. И всегда был душой всякой компании. Веселый, с отличным чувством юмора, всегда готовым к розыгрышам, – он был любимцем девочек. А друзей у него много, в том числе и таких, кто за него жизнь готов отдать. Добрый, – и это чувствуют животные, их-то не обманешь. Так и липнут к нему кошки и собаки.

А еще он – большой дипломат. Мы с ним никогда не ссорились. Он ничего не никогда не доказывал. Смотрел внимательно и чуть улыбался. А чего мне доказывать, нервничать, кричать, когда со мной не спорят? Потом, правда, все делал по – своему. Но, это ведь уже потом.

На выпускной наш сын не попал. Даром я приготовила к такому большому событию прекрасный костюм, деньги на который собирала целый год. Когда Сергей примерил этот костюмчик, то напоминал модель, – так он был хорош. У него вообще прекрасная фигура – широкие плечи и узкий таз. Да и лицо не подкачало. А не попал на выпускной потому, что их десятый класс «накрыла» детская болезнь, которая была в таком возрасте совсем не безобидной. В самый разгар выпускных экзаменов «выбывали» мальчики из строя. На письменный экзамен, который нельзя было, естественно, перенести папа повез его с температурой 40 градусов. И мальчишка хорошо сдал этот экзамен. В день выпускного я пообещала ему, что не буду плакать. И слово свое держала. По того момента, когда часов в двенадцать ночи у наших ворот послышалось: «Се-ре-жа! Се-ре-жа!». Я не спала, была рядом с парнем, который даже вставать не мог. В такой день пыталась его как-то отвлечь. Услышав крики, пошла к воротам. У ворот стоял Сережин класс. Красивые, нарядные, веселые, – они не забыли своего любимца, и пришли его поддержать. Принесли бутылку «Шампанского», фрукты и сладости. Вот тут – то я и нарушила свое слово. Я разрыдалась от полноты чувств и от благодарности детям.

Сережа окончил школу хорошо, – без троек и в том же году поступил в институт.

Я не могу писать о Сереже и не отметить особенную его черту. Никогда не знаю, что от него ждать. Всегда в состоянии напряженности. Так сказать – «на низком старте». Я его называю «Киндер-сюрприз». И, хотя самые опасные бурные годы уже (Слава Богу) прошли, и Сергей разменял четвертый десяток лет, он все равно держит нас с мужем в тонусе. Такой вот у него характер. Хотя он остепенился, работает на хорошей должности, уважаем. Мы с мужем даже получили от руководства солидной фирмы, где он работал, благодарственные письма. Отдельно папе, отдельно маме, за такого сына. Нужно ли говорить, что мы гордимся этим фактом, что эти письма у нас стоят в самой нашей большой комнате на почетном месте. Каждый раз, проходя мимо, мы радуемся. И нам приятно, что наши гости и тоже видят эти письма.

Вот только сынок наш еще не женат. Видать, еще не встретил свою судьбу.

Ну, как говорится, еще не вечер…