Ангел! Ангел! Добрый Ангел! Рассказы о детях

© Татьяна Николаевна Браткова, 2019

ISBN 978-5-0050-1641-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Ангел, Ангел, добрый Ангел…»

Маленькая Луша очень хотела куклу – принцессу, большую, настоящую, красивую принцессу. Она слышала, как ее папа – священник, разговаривая с прихожанином, сказал: «В Евангелие написано: «Просите, и будет вам дано». И каждый раз после вечерней молитвы девочка просила: «Ангел, Ангел, добрый Ангел, подари мне принцессу».

Матушка, услышав молитву Луши, попросила батюшку, купить доченьке красивую куклу. Батюшка купил красивую куклу и вручил ее Луше. Девочка поблагодарила, бережно положила куклу на кровать, но играть не стала. А вечером после молитвы, она вновь просила:

«Ангел, Ангел, добрый Ангел, подари мне принцессу».

Тем временем, старшие девочки, живущие по – соседству, убирая в комнате, раздумывали, куда им деть большую, красивую куклу – принцессу. Они уже выросли из того возраста, чтоб играть с куклами, и кукла – принцесса им мешала, занимая много места.

– Знаешь что, – сказала Таня Оле, – давай мы завтра подарим принцессу первой попавшейся девочке, кого Бог пошлет навстречу.

– Хорошо, – согласилась Оля.

Утром Луша проходила мимо комнаты девочек и тихонько шептала: «Ангел, Ангел, добрый Ангел…»

В это время дверь из комнаты девочек распахнулась, и Таня протянула Луше принцессу:

– Луша, посмотри какая принцесса! Хочешь, она будет твоей?

Луша не верила своим глазам: именно о такой принцессе она мечтала и о ней просила Ангела. Это было как в сказке.

Она смотрела счастливыми глазами на принцессу, повторяя: « Ангел, Ангел, добрый Ангел, спасибо тебе!!!»

Потом от всего сердца поблагодарила девочек:

– Спасибо Вам, девочки!

Просите, и будет вам дано. По вере вашей дано будет вам, если ваше сердце чистое, как у ребенка.

Про Лушенькино чудо
и про великую государственную тайну

Я вам расскажу историю, похожую на сказку. Тем не менее, это – правда. Маленькая Луша на Рождественском утреннике была ангелом, красивым нежным розовым ангелом. Она была в группе младших детей, которым впервые доверили выступать на утреннике, и с нетерпением девочка ожидала своего выступления. Рассказав стихотворение, она подошла к Деду Морозу. Дед Мороз взял малышку на руки, она ласково погладила его по бороде, смотря на его добрую улыбку, сказала:

– Дедушка Мороз, приходи ко мне в гости.

– Разве можно отказать ангелу? Ангелу отказать невозможно! Обязательно приду, мой маленький ангел, – ответил Дед Мороз.

Радостная Лушенька побежала к маме, крича:

– Мама, Дедушка Мороз обязательно придет, пойдем готовиться к встрече.

Каждый день она готовила Деду Морозу подарки: рисовала картину, выводила буквы на открытке, наряжала и без того нарядную елочку.

А на старый Новый Год, когда все Деды Морозы ушли на север, и следы их замели метель и вьюга, все увидели, как Дед Мороз с серебряным посохом и золотым мешком направляется к дому, где жила маленькая Луша. Ночь была лунная и звездная, снег искрился и переливался, и шествие Деда Мороза в этом сиянье мимо покрытых снегом елей, сосен было как ожившая Рождественская открытка. И все люди с удивлением смотрели на эту картину и думали:

– Интересно, к кому идет Дед Мороз?

И только один Дед Мороз знал: он идет к маленькому ангелу, который умеет верить, надеяться и ждать.

Не успел он постучать своим серебряным посохом в двери, как дверь распахнулась, и навстречу Деду Морозу бросилась малышка:

– Дедушка Мороз! Дедушка Мороз, я знала, что ты придешь, обязательно придешь. Я ждала тебя! Я так ждала тебя, приготовила подарки…

И целый вечер малышка рассказывала стихи, пела песни, показывала подарки, кружилась с Дедушкой Морозом в хороводе вокруг елочки.

А утром она делилась со всеми своей радостью: «Дедушка Мороз приходил!»

Каждому встречному она говорила это так, словно открывала великую тайну чуда, сама того не зная, что многие взрослые уже давно престали верить в чудеса. Но когда их слуха касалось Лушенькино откровение, чистая, детская искренняя вера делала свое дело: оледеневшие от жизненной стужи, окаменевшие сердца оттаивали, наполняясь светом веры, любви и надежды.

Лушенька, делилась своей радостью, не зная, что все взрослые когда – то были детьми и тоже верили в чудо. И радость, и вера ее умножались многократно: доверие детей окрыляет взрослых. В этом и заключена великая государственная тайна: чем больше в обществе детей, тем сильнее взрослые, тем сильнее общество, чем больше в государстве малышей, тем могущественнее и богаче государство.

Великий критик Виссарион Белинский писал: «Дети – гости настоящего и хозяева будущего». Позвольте добавить к сказанному: «Если взрослые не обрезают детям крылья веры».

Про маленького Кузю и
про обретение взрослыми потерянного рая

«Блажен, кто вкусит вечерю во Царствии Твоем,

но Ты уже на земле приобщил меня этого блаженства.

Сколько раз Ты простирал мне Божественной десницей

Тело и кровь Твои, и я, многогрешный, принимал

эту святыню и чувствовал Твою любовь,

несказанную сверхъестественную.

Слава Тебе за непостижимую силу благодати;

Слава Тебе, воздвигшему Церковь Твою

как тихое пристанище измученному миру.

Акафист благодарственный «СЛАВА БОГУ ЗА ВСЕ»

Митрополит ТРИФОН

Кузя плачет!

– Кто же из детей не плачет? Стоит ли говорить об этом? – скажете Вы мне.

И будете правы: все дети плачут.

Но плач Кузи это – особенный случай. Малыш плачет в древнем храме. Плач Кузи, словно восклицательный знак среди безверия, несправедливости, нелюбви, к которым все привыкли, и к которым не могут привыкнуть дети. И поэтому Кузю, плачущего на ступеньках в алтарь на фоне ликов святых и горящих свечей, я воспринимаю как маленького священника, а его плач – и предупреждение, и проповедь одновременно.

Чувство эмпатии у меня было развито с детских лет: «Плакала со всеми плачущими и радовалась со всеми радующимися».

С раннего детства усвоила правило:

«Если плачет кто-то рядом,

Если слезы льются градом,

Подойдите вы к нему

и спросите: «Почему?»

Это, дети, сделать надо.

Трудно плакать одному».

Но особенно больно было всегда, когда плакали дети. Однажды написала:

На щечке розовой ребенка

Блестит росинкою слеза.

Заволокло печальной

Пленкой его огромные глаза.

Несправедливо в мире, значит,

Если душа ребенка плачет.

Чтобы понять, почему плачет малыш в храме у алтаря, надо знать, кто такой Кузя.

Архимандрит Виктор (Мамонтов) говорил, что ребенок, который рождается в любой семье, как ни странно это звучит, в первую очередь, сын Божий, а во вторую очередь, сын человеческий. Кузя родился в семье священника, где любовь родителей к Богу и ближнему лежит в основе бытия. Поэтому Кузя, словно живой индикатор среды: если окружающая среда наполнена миром и любовью, Кузя спокоен, если нет любви – плачет. Особенно ярко это проявляется в храме. Храм – его любимое место, можно сказать – дом родной. Утром он приходит в храм и «летает» по храму от подсвечника к подсвечнику, от иконы к иконе. Но вот появляются прихожане. Малыш «летает» ближе к алтарю, а перед началом службы ложится на ступеньки у алтаря. Малышу неважно, что ступеньки холодные, его душе здесь спокойно. Папа молится в алтаре, мама поет в хоре. Вместе со словами молитв душа поднимается высоко – высоко, так высоко, что холодные ступеньки, словно облачко в небе, на котором сердцу Кузи, привыкшему с утробы матери к молитве и церковному песнопению, светло и радостно. Здесь малыш осознает всем своим существом, что высшее проявление человеческого слова – молитва. Место, где она совершается, имеет особую атмосферу, особую чистоту. Для христианина храм – духовный дом, а вечное жилище – Царство Небесное. Кузя не может объяснить нам, взрослым, почему его маленькое сердце наполняется такой неизреченной радостью во время службы. В звуках молитв и песнопений, отражающих Фаворский свет, освящаемся и мы, и наша жизнь. Кузя не может объяснить, но всем своим поведением показывает свое отношение к Творцу: «Пока мы не знаем Отца, не знаем, что Бог есть Любовь, есть Жизнь, жизни у нас не будет».

Но «…не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем, и у сродников, и в доме своем». (Евангелие от Марка 6,4)

Мы, взрослые, часто не понимаем значения церковной поэзии.

«Церковная поэзия – это особая поэзия, – говорит архимандрит Рафаил. – Неверующему человеку эта поэзия чужда, она не вызывает отголосков в его душе, он слушая, не слышит ее. Но проходит время, и эти песнопения становятся для его души более родными. Как будто все чаще пробивается свет через разводье облаков. Хотя он еще не включился в литургические песнопения на уровне сознания, но его душа чувствует новую жизнь в этих пока не совсем понятных словах, и по временам она наполняется особенным чувством умиления и радости, той чистой радости, которую мы испытывали когда —то в далеком детстве».