Пьесы Татьяны Медиевской могут стать серьезным фактором развития нашей драматургии. Почему я так в этом уверен? Во-первых, они выполнены очень профессионально, с соблюдением всех законов жанра, во-вторых, в них заложен большой маневр для режиссерских и сценографических интерпретаций. И это при всем том, что автор не намерен подстраиваться ни под какую сценическую конъюнктуру, он пишет так, как видит жанр, создает образные ряды, ряды смыслов, не заигрывая ни с будущим зрителем, ни с нынешними театральными установками.

Сразу привлекает в драматургии Медиевской, что все пьесы посвящены современности. И это смело, поскольку самым загадочным и непознанным в литературе всегда был и остается именно современный человек.

Пьеса «Боец семейного фронта» открывает сборник. Это весьма репрезентативная и разнообразная картина нравов. Нравы, то бишь характеры, в этой пьесе действительно очень яркие. А действующие лица, коих в пьесе немало, выписаны автором с индивидуальными особенностями, выраженными не только в речи, но в самой структуре образа. Глубокий подтекст – одна из отличительных черт метода Медиевской. За всякой репликой – бездна прожитого героями и масса намеков на векторы их грядущих поступков. Примечательно, что в пьесе есть жесткий сюжет. Сюжет, который движим не только перемещениями героев, но и психологическими коллизиями. И здесь самый подвижный персонаж – это мать семейства, с которым мы знакомимся в первой же сцене, Софья Георгиевна Русакова – мать Лизы (нескладной, дразнимой в школе толстухи), жена Юрия Борисовича Русакова, известного биолога, и дочь Изольды Ивановны, капризной старухи. Эти четыре персонажа делают пьесу семейной, и они же активные участники всего, что происходит на сцене. Все остальные участники зависимы от семьи Русаковых. Я бы назвал историю, рассказанную в пьесе, драмой искренности. Софья Георгиевна всю свою жизнь посвятила тому, чтобы оградить свою семью от всяческих неприятностей, она так активно и с таким спасительным пафосом вмешивалась во всё, так бурно и рьяно всё улаживала, что в итоге это только повредило всем, и контакт между ней и ее близкими всё затруднялся и затруднялся, пока совсем не иссяк. Казалось бы, история вполне банальная и где здесь повод для того, чтобы читатель и потенциальный зритель тщательнее настроили свою оптику? Секрет – в исполнении. Каждая сцена только накаляет интерес, читателю всё интересней, как разрешатся коллизии, как будут модифицироваться типажи. А типажи действительно есть. И они узнаваемы. В этом большая удача Медиевской. Каждый, кто будет читать или смотреть эту пьесу, узнает в героях нечто из того, с чем он в своей жизни сталкивался. Медиевская демонстрирует квалифицированную осведомленность об особенностях жизни разных социальных и возрастных групп, и это придает пьесе «Боец семейного фронта» должную достоверность.

Несмотря на пространность ремарок и описаний героев, будущие режиссеры этой пьесы получат немалую свободу в трактовке. И эта свобода определяется драматическим накалом, который иногда так высок, что требует преобразования в иные творческие энергии интерпретации.

Во второй части сборника читатель встретит несколько небольших пьес. Я бы отнес их к своеобразному драматургическому импрессионизму. Иногда это просто мазки, иногда пара как будто бы случайных, но очень выразительных сцен.

Очень смешная, но при этом и очень грустная пьеса «Газовая атака» показывает нам, как близко в мире существует нелепое, мелкое с великим и героическим. Пока семья из жены, мужа и двух дочерей страдала от обонятельных галлюцинаций, вызванных очередными фальсифицированными таблетками якобы для очищения организма, бывший жених одной из дочерей получает тяжелое ранение в боях на Донбассе. Это всё впечатляет как эффект разорвавшейся бомбы, и, надо сказать, на фоне этого эмоционального потрясения скрытые противоречия в семье, заложенные в намеках и репликах действующих лиц, проступают на общем фоне яркими стежками. Вообще, скрытые, неявные неблагополучия в семьях – одна из основных тем Медиевской. И это не странно. Ведь она пытается исследовать характеры во всей их полноте, а не какую-то одну сторону, которую человек охотно демонстрирует окружающим. Пьеса «Семейная косметика» из этой серии. Очень простая история о том, как муж застал жену с другим, показывает, насколько губительно для людей не обращать внимания на то, как они несчастливы, и ничего не предпринимать или предпринимать втайне. То, что могло стать фарсом, в итоге стало элегией о невозможности любви, о том, как постоянная борьба человека за жизнь и деньги лишает его чего-то самого главного.

Щемящая интонация, роковая власть случайности в драматургии Медиевской превращается в конкретные обстоятельства, придуманные и прописанные точно, умело и правдиво. На небольшом драматургическом пространстве всегда важен поворот, некий слом времени, тогда читатель и зритель попадает в резонанс и увлекается происходящим. О том, как этот поворот происходит в пьесе «Слоник на счастье», можно писать пособия. Герои случайно встречаются после многих лет при весьма пикантных обстоятельствах. Мужчина покупает в афинском магазинчике, хозяйкой которого является та, что была влюблена в него в юности, дорогую статуэтку. Потом переходит через дорогу и видит такие же вещи, но значительно дешевле. В гневе он возвращается, подозревая обман. Объясняться приходит сама хозяйка. Она уверяет: через дорогу китайские подделки, а здесь всё подлинное. Он ее узнаёт. Она тоже оказывается подлинной, настоящей, из его прошлого. Сюжет, мягко говоря, не новый. Но Медиевская за счет нюансов, деталей антуража придает всему происходящему новизну и свежесть. Пьеса заканчивается на такой ноте, что непонятно: изменится жизнь героев после этой встречи или нет. Конечно, скорее всего, нет. Но вдруг?

Продавец. Мадам велела передать, что она уехала, а вы опаздываете на самолет.

Покупатель. Позвоните ей! Скажите, что я жду ее. Нет, покажите фото!

Продавец. Извините, какое фото?

Покупатель. Она мне показывала фото.

Покупатель бегает по магазину, ищет фото, находит, берет фото, разглядывает.

Продавец. Господин, что вы себе позволяете?

Покупатель. Это она, она! Ну что же вы стоите, позовите хозяйку! Позвоните ей! К черту самолет! Я тот Вадим, тот, понимаете! Я должен ее видеть! Елена, Елена!

Входит хозяйка магазина. Покупатель бросается к ней с цветами.

Покупатель. Елена! Лена, это ты? Не может быть!

Хозяйка магазина. А-а, все-таки узнал теперь!

Покупатель. Прости меня!

Хозяйка магазина. Давно простила! Ну, здравствуй, Вадим!

Покупатель. Здравствуй, Лена!

Хозяйка магазина и покупатель подходят друг к другу, берутся за руки, и вместе смотрят на картину московского дворика на Плющихе.

Хозяйка магазина и покупатель (хором). Это наш двор!

Драматургия Медиевской о ценностях: о семейных – она всегда за то, чтобы все противоречия преодолевались; о духовных – ее волнует тайна творчества, его чудо (пьеса «Мотылек»); об общественных – ей претит всякая пошлость, карьеризм, безнравственность (пьеса «Привет от Шарикова»). Но ни в одной пьесе нет ни капли отталкивающей назидательности. И это признак высокого мастерства и художественности.

Максим Замшев,

Главный редактор «Литературной газеты»

Боец семейного фронта
Трагикомедия в 2-х актах

Действующие лица

Софья Георгиевна Русакова, 45 лет, домашняя хозяйка; моложавая красивая женщина, одевается модно, любит драгоценности, умна, иронична, всё делает быстро, всегда во всем права, чем внушает другим чувство неполноценности.

Лиза Русакова, 14 лет, дочь Софьи Георгиевны; бесформенная толстушка в очках, ленивая, безынициативная, избалованная, часто бывает грубой, эгоистична (как всякий подросток), беспомощна и мечтательна.

Юрий Борисович Русаков, 50 лет, муж Софьи Георгиевны и отец Лизы; доктор наук, биолог с мировым именем, трудоголик, вечно недоволен собой и другими, раздражительный и ранимый.

Изольда Ивановна, 70 лет, мать Софьи Георгиевны; властная, избалованная, обидчивая.

Халида, 35 лет, сиделка Изольды Ивановны; улыбчивая, добрая, простодушная, приехала в Москву из деревни в Татарии.

Светлана Васильевна, классная руководительница в школе.

Лидия Петровна, директор школы; моложавая, красивая, модная.

Аминат Рабаданова, 32 года, молодая, сильно располневшая, но еще красивая женщина, с красным руками и покорным взглядом.

Рашид Рабаданов, 50 лет, муж Аминат; невысокий, но породистый дагестанец с умным проникновенным взглядом.

Тимур Рабаданов, 16 лет, сын Аминат и Рашида; восточный красавец; высокий, стройный, осанка джигита, горящие ненавистью и превосходством глаза, грубый, наглый, жестокий.

Диана Рабаданова, 14 лет, дочь Аминат и Рашида; восточная красавица, вылитая Белла из рассказа Лермонтова; скромная и тихая, а в глазах огонь; в тихом омуте – черти водятся.

Йока (Яна) Ламасова, 14 лет (выглядит на 20), подруга Лизы; наглая, умная, бесшабашная.

Елена Ламасова, дама неопределенного возраста, мать Йоки (Яны).

Андрей Климов, 15 лет, друг Тимура; умный, хитрый, наглый, подлый.

Офелия, тощая длинноволосая блондинка, похожая на утопленницу.

Полицейский

Акт первый

Сцена 1

Просторная, модно обставленная, московская квартира. Видно, что над ней поработал дизайнер, увлекающийся зеркальными стенами с картинами. В глубине сцены две двери. Одна ведет в детскую, а другая – в кабинет. Между дверей велотренажер. В центре рояль, слева круглый стол с вазой с экзотическими цветами. Справа два модных в английском стиле кресла и журнальный столик, на нем огромная скульптура мыши с табличкой «Матильда». Звучит негромкая классическая музыка.

Софья Георгиевна в кокетливом домашнем наряде ходит по комнате с телефонной трубкой, слушает, переставляя вазы и часы на модном консольном столике с зеркалом и поправляя картины; замечает пыль, убегает за тряпкой, возвращается и вытирает. Она останавливается перед мышью, корчит ей рожу, отходит к роялю, открывает крышку, садится. Музыка замолкает.

Софья Георгиевна (в трубку). Хорошо, хорошо, но, мама, про Японию мы потом поговорим. Целую, пока.

Кладет на рояль телефон и начинает наигрывать «Аве Мария» Каччини, но резко обрывает игру.

Софья Георгиевна. Нет, не сейчас!

Звонит телефон.

Ну вот! (Берет трубку.) Да, мама, но мы же обо всем поговорили.

Пауза.

Конечно, я тебя люблю. Приеду, как смогу. (Глядит на часы и продолжает в трубку.) Что-то Лиза не идет. Она же так ничего не успеет. Педагог опять будет ругать ее, что опять ничего не сделано. Этюд Черни не готов, вальс Чайковского – сырой. Мама, я же тебе объясняю в который раз. Ты что, забыла? У меня одна забота – только бы Лиза музыкалку и школу закончила. Ох уж мне эта школа! Наказанье. Новая директриса – карьеристка, пришла в школу, чтобы стать депутатом. Ей, естественно, не до детей. Власть всю захватила завуч Метелкина. И выжила лучших учителей! Не удивительно, что Лизе не интересно на уроках. А раньше у Фаины Константиновны урок литературы был настоящим театральным представлением. Все учились на четыре и пять. Даже такие отпетые дружки, как Рабаданов и Климов. Где же Лиза? Уже час, как она должна быть дома. Не хватает еще на музыку опоздать.

Звонок в дверь.

Мам, всё, пока! Пей витамины.

Сцена 2

Софья Георгиевна открывает дверь. Входит дочь – нелепая, сутулая, в огромных наушниках, в очках. Лицо застывшее. Молча, торопливо целует мать и отрешенно проходит в свою комнату, закрывает дверь на защелку. Из комнаты слышится рок-музыка, песня «Шра-ай!»

Софья Георгиевна. Ну наконец-то! Что так долго? Скорее ешь и за пианино! (Ставит посуду на стол.) Лиза, Лиза, что ты там копаешься?

В ответ молчание.

Лиза! Лиза! Иди! Опоздаешь! Где ты так долго была? Ты что, не понимаешь, сколько сейчас времени?

Дочь не выходит. Грохот рок-музыки усиливается. В зале звучит и обрывается песня «Шра-ай!» – надрывный голос группы Tokio Hotel, припев: «Кричи! пока не будешь самим собой». Звонит телефон. Софья Георгиевна отходит к телефону, снимает трубку.

Софья Георгиевна. Да, здравствуйте, Светлана Васильевна! Рада вас слышать. (Пауза. Меняется в лице.) Что? Не может быть! Как, вообще не была в школе? Сейчас дома – только пришла. Спасибо, конечно, поговорю. А за контрольную что? Двойка?! (Кладет трубку и гневно кричит.) Лиза! Лиза! Что это значит? Звонила классная руководительница. Говорит, что тебя не было в школе. (Подбегает к двери. Стучит.) Ты зачем опять закрылась? Лиза, открой! Иди же сюда!

В ответ грохот падающего предмета.

Лиза, Лиза, что с тобой? Что ты там уронила?

В ответ молчание и сдавленные рыдания.

Софья Георгиевна (у двери, испуганно). Ну, скажи, что случилось? Лизанька, открой, пожалуйста.

Молчание.

Что, опять Рабаданов и Климов донимали? Но это же не повод пропускать школу!

Открывается дверь – появляется дочь, вся зареванная, и зло кричит.

Лиза. Да ну их к черту! Идиоты!

Софья Георгиевна. Что они натворили?

Лиза. Ничего! Оставьте меня в покое.

Лиза пытается закрыть дверь. Мама старается ей помешать, и дочь случайно прищемляет ей палец. Обе кричат. Переполох.

Софья Георгиевна. Лиза, Лиза, курицу из морозилки неси скорее! Теперь будет синяк!

Софья садится за стол. Дочь приносит мороженую курицу и кладет осторожно на мамин палец.

Лиза (отчитывая мать). Зачем было руку в дверь пихать? Что, больно? Может, лучше не курицу, а льдом руку обложить?

Софья Георгиевна. Льда нет.

Обе сидят молча, с нежностью и заботой глядя друг на друга.

Софья Георгиевна (миролюбиво). Ну, все-таки где ты была?

Лиза. Нигде!

Софья Георгиевна (раздражаясь). Объясни! Почему ты не была в школе?

Лиза. А я вообще туда больше не пойду!

Софья Георгиевна. Это как?

Лиза. Вот Ритка перешла в экстернат – я тоже хочу!

Софья Георгиевна. Какой экстернат? Ты и так плохо учишься… (Морщится от боли.) Учителя все жалуются. Я устала тебя защищать! То ты опаздываешь, то на уроках смотришь в телефон, то в игры играешь. Домашние задания не делаешь. Ты просто лентяйка!

Лиза (вскакивая с места). Оставьте меня в покое! Меня все ненавидят! Ты, ты виновата, что я такая! Толстая, некрасивая, глупая! (Видит свое отражение в зеркальной двери.) Зачем папа наставил тут этих чертовых зеркал! Он меня не любит!

Софья Георгиевна (стараясь говорить спокойно). Лиза, послушай, ты просто еще не сформировалась. И пока – гадкий утенок. И потом – тебе пора начать за собой следить. Прекрати есть в «Макдональдсе». Начни ходить на конный спорт, я же тебя устроила. И не лежи в кровати в обнимку с компьютером… Между прочим, у тебя могла быть такая же прекрасная фигура, как у меня.

Лиза (со злобой). Хватит! Перестань! Вот, вот, посмотри, что мне в карман вчера после физры в куртку подложили!

Дочь в слезах и со злобой бросает скомканную бумажку.

Мать ее поднимает. Пытается прочесть. Но дочь выхватывает и громко истерически кричит, потрясая листком.

Лиза. Всем! Всем! Всем! Сегодня день травли Хрюши! (Разражается рыданьями и вдруг начинает говорить серьезно, спокойно.) Это не-вы-но-симо! Я не хочу жи-ить!

Пауза. Мать, потрясенная, кидается к дочери. Обнимает.

Целует. Хочет тоже разрыдаться, но овладевает собой и говорит твердым, уверенным голосом.

Софья Георгиевна. Лиза, Лиза! Как ты можешь так говорить из-за каких-то идиотов? Кто это написал? Кто? Скажи! Опять Климов с Рабадановым?

Лиза. Не-ет, девочки!

Софья Георгиевна. Как – девочки?

Лиза. Метла!

Софья Георгиевна. Что, Метелкина? Дочка завуча?

Лиза. Вот именно! Светочка Метелкина. Всех девчонок на меня натравила. Даже Диана Рабаданова – и эта тихоня меня смеет дразнить. У-У-У! (Плачет.)

Софья Георгиевна. Нет, я этого так не оставлю! Мы их жалеем – бедные, несчастные, беженцы из горячих точек… А они травят мою дочь! А Климов каков? Вот скотина! Такая у него хорошая мама. Всегда на родительских собраниях за своего Андрюшу извиняется: ее Андрюша хороший, а она – мать-одиночка, день и ночь работает корректором, чтобы сына вывести в люди… Всех жалко! Но почему должна страдать моя дочь?

Лиза. Я хочу в экстернат! Не пойду в школу!

Софья Георгиевна. Не говори глупостей. В середине года какие переходы? Подожди… Я что-нибудь придумаю! Ты же знаешь свою мамочку, я всегда найду выход! Нет безвыходных ситуаций.

Лиза (стоя в растерянности, готовая заплакать). Все, все против меня!

Софья Георгиевна подходит к дочери, обнимает, гладит по голове.

Софья Георгиевна. А помнишь Пузыревскую, которая тебя донимала в прошлом году? Проходу не давала. А как я ее подстерегла, помнишь? Спряталась за дом. А потом – как выскочила и треснула со всей силы этой Пузыревской по морде рукой в перчатке! Как эта дрянь испугалась! И подружки ее – подпевалы трусливые – в миг испарились. А я схватила Пузыревскую за шкирку так, что с нее шапка слетела. «Вот, – говорю, – как шапка твоя отлетела, так и голова твоя отлетит, если ты посмеешь хоть раз тронуть мою дочь. Поняла?» А она как запищит: «Ой, тетенька, я больше не буду! Ой, тетенька, простите, ой отпустите!»

Когда Софья Георгиевна это рассказывает, то в лицах разыгрывает эту сценку, корчит рожи, прыгает и хохочет. Дочь тоже постепенно начинает улыбаться, а потом они смеются и кривляются вместе.

Софья Георгиевна. А ты помнишь, какая у нее была рожа!

Лиза. А как она меня потом в школе боялась! Как увидит – тут же линяет.

Софья Георгиевна. Ну вот, справились с Пузыревской – и Рабадановых одолеем. Ну ладно, беги в музыкалку, а то Анна Владимировна тебя заждалась.

Дочь заходит в свою комнату и выходит с папкой для нот. Софья Георгиевна в это время смотрит на рояль.

Лиза (серьезно, стоя в дверях). Ма-ам, не говори папе, что я не ходила в школу.

Софья Георгиевна. Конечно, не скажу. Его нельзя расстраивать. Он ведь только вышел из больницы.

Софья Георгиевна целует Лизу. Дочь надевает наушники.

В зале начинает звучать и обрывается песня «Шра-а-й!» – надрывный голос кумира дочери Била Каулица, солиста-вокалиста немецкой молодежной группы Tokio Hotel; припев: «Кричи! пока не будешь самим собой».

Софья Георгиевна (задерживая Лизу). Лиза, Лиза, не понимаю, как можно слушать такой ужас, когда есть классическая музыка?

Лиза. Ма-ам, это не ужас. Это музыка!

Софья Георгиевна. Нет, это звуки больных нервов для неврастеников!

Дочь уходит.

Сцена 3

Софья Георгиевна ходит в раздумье. Подходит к роялю, садится и начинает наигрывать «Аве Мария» Каччини, но резко обрывает игру.

Софья Георгиевна. Нет, не сейчас!

Звонит телефон.

Ну вот! (В раздражении закрывает крышку рояля и берет трубку; говорит приторным голосом.) Мама, мне сейчас некогда. Да и потом, мамочка, я не купила тебе черную икру… Потому что, мамочка, теперь она запрещена к продаже. А гемоглобин можно поднять и красной икрой. Господи, да морковкой же, наконец!.. Нет, ничего не случилось. У нас всё в порядке… Потом позвоню. Твой привет Юре передам. Нет, не забуду. Всегда передаю. И я тебя люблю. Пока!

Софья смотрит на часы, бросает взгляд на рояль, напевает как мантру: «Потом, потом! Капитан, капитан, улыбнитесь, ведь улыбка – это флаг корабля!» Начинает красиво сервировать стол.

Сцена 4

Входит муж Юрий Борисович. Он не в настроении. После дежурного поцелуя идет к столу, по пути хватая со сковородки котлету.

Софья Георгиевна (кротко). Юра, я сейчас всё положу! Ты забыл помыть руки.

Юрий Борисович садится за стол, наваливает салат сверху тарелки и начинает спешно есть, сосредоточенно глядя в какую-то точку. Софья с некоторым ужасом смотрит на него.

Софья Георгиевна. Есть еще кабачковые оладьи. Будешь?

Муж молчит, по-прежнему не видя никого, переходит в кресло. Берет газету, пытается читать.

Юрий Борисович (отрывисто в задумчивости). Чаю!

Софья наливает чай.

Софья Георгиевна. Не забудь выпить таблетки.

Юрий Борисович (равнодушно). Потом.

Пауза.

Юрий Борисович (громко, в запальчивости). Нет, я не могу этого понять! Как так можно!

Софья Георгиевна. Да в чем дело? Гвоздев опять чем-то недоволен? Пора уже привыкнуть! Пошумит и перестанет. Имеет право – он заказчик! И он платит. Потерпи. Если бы не Гвоздев, кем бы и где ты сейчас работал со своими степенями? Консультантом за три рубля?

Юрий Борисович (перебивая). Да при чем тут Гвоздев? Он в Испании на своей вилле. А Ламасов, пока я лежал в больнице на обследовании, развалил всю лабораторию, погубил все опыты. Теперь всё, всё пропало!

Софья Георгиевна (делая уверенное лицо, твердым голосом). Юра, ты паникуешь раньше времени! Неприятности надо переживать по мере их поступления. (Натужно весело.) Тебя только в тыл врага засылать для деморализации сил противника!

Юрий молчит.

Софья Георгиевна (ласково). Теперь ты вернулся и наведешь порядок. Столько больных ждут твое новое лекарство от рака! Вот сейчас…

Юрий Борисович (перебивая жену). Ну, как Лиза? На тренажере занималась? Не могу на нее смотреть, какая она стала безобразно толстая. Вон, в нашей лаборатории у всех какие дети! У того же Николая Ламасова дочь – стройная, спортивная. А наша? Да с ней показаться стыдно.

Софья Георгиевна (вспыхивая). Юра, ну так нельзя! Мы же с тобой договаривались.

Юрий Борисович. Что нельзя? Я в детстве тоже был толстым. Но я же похудел. Меня брат пинками выгонял на пробежки. А ты ее всё жалеешь! (Передразнивает.) Лизанька, попробуй пирожок! Поешь хлебушка с рыбкой и маслица положи! А Лизанька стала сама себя поперек шире.

Софья Георгиевна (со слезами в голосе). Юра, перестань! Как ты можешь? Она же твоя дочь!

Юрий Борисович (морщась от последней фразы, как от боли). Пафос своей оставь для своей мамочки!

Юрий подходит к тренажеру и садится на него, чуть не падает, чертыхается.

Юрий Борисович. Ты знаешь, сколько он стоит? Зачем я его вам подарил?

Софья Георгиевна. Но сам ты на нем тоже не очень-то занимаешься.

Юрий Борисович. Между прочим, я только два дня назад выписался из больницы.

Софья Георгиевна (с расстановкой). Так, слава богу, у тебя ничего не нашли! Паниковал зря.

Пауза.

Юра, послушай, у нашей дочери серьезные проблемы в школе. Ее травят одноклассники. Мне сегодня звонила классная и сказала, что Лиза не была на уроках.

Юрий Борисович. И где же она была?

Софья Георгиевна. Не говорит.

Юрий Борисович. Так узнай!

Софья Георгиевна. Лиза кричит и требует, чтобы я перевела ее в экстернат.

Юрий Борисович. Что за дурь!

Софья Георгиевна. И я так говорю… Лиза очень подавлена. (Понижает голос, нервно постукивает вилкой.) Представляешь, она… жить не хочет!

Юрий Борисович (испуганно). Что, так и сказала?

Софья Георгиевна (плаксиво). Вот так и сказала. Юра, что делать?

Юрий Борисович. Что же они натворили в школе?

Софья Георгиевна. Записку подбросили: «Сегодня – день травли Хрюши!»

Юрий Борисович. Паразиты. Кто это мог сделать?

Софья Георгиевна. Кто, кто… Наверное, опять Рабаданов с Климовым.

Юрий Борисович (распаляясь). Как эти… как эта чурка посмел обидеть мою дочь?! Да этот Рабаданов… да он не достоин даже мой джип мыть.

Софья Георгиевна (гневно, в запальчивости). Мыть джип… Юра-а-а! Да ты кроме своих подопытных мышей ничего не видишь. Скоро ни он, ни его братья по крови не будут мыть твой джип или полы в твоей лаборатории, как их родители. Эти Рабадановы будут тебя лечить, учить твоих детей и внуков. Или вообще – крышевать!

Юрий Борисович. Не кричи на меня! Я… Я с утра до ночи работаю. Лабораторию почти развалили! Я гну спину, между прочим, приношу деньги, и вы с Лизой, кстати, и твоя мамочка тоже, ни в чем себе не отказываете! Я прихожу с работы… И тут, дома, опять проблемы! Ты что, сама не можешь справиться?

Софья Георгиевна. Но в школе…

Юрий Борисович (перебивая). Я тебе давно говорю, надо Лизу отправить в дорогую престижную школу в Англию, где учатся дети Гвоздева, или под Москву в этот, как его?.. «Оксфорд на Пахре», где учится дочка Николая Ламасова.

Софья Георгиевна. Юра, но Лиза домашний ребенок! Она боится уезжать из дома.

Юрий Борисович (перебивая). Что значит – боится? Это для ее же блага! Посмотри, она не может за себя постоять!

Софья Георгиевна (весело). Вот и нет. На классном собрании учительница по изобразительному искусству жаловалась, что Лиза огрела Климова доской, которую расписывала. Треснула доской по голове.

Юрий Борисович. Значит, мало огрела, если пристает. Слушай, а может, он с Лизой так заигрывает?

Софья Георгиевна. Ну что ты чепуху городишь?

Юрий Борисович. Ну не знаю… Соня, делай, что хочешь, но только меня не вмешивай! У меня в лаборатории Матильда вот-вот умрет!

Софья Георгиевна (показывая на скульптуру мыши пальцем). А-а-а, вот так и скажи – подопытная мышь тебе дороже родной дочери! (Пугается этой фразы, затыкает себе рот руками.) Ой, прости!

Юрий Борисович (помрачнев). Соня, прекрати, умоляю! Не начинай!

Звонок в дверь.