Ты дура, детка!

Ты – дура, детка!

Глава 1

Я ехала на своей легковушке по Варшавскому шоссе. Медленно, но двигалась. Впереди, по пути моего следования, проводились работы по замене асфальтового полотна, потому образовался небольшой затор. Климат-контроль не помогал избавиться от жары, и я отключила его. Открыла окно, вдохнула уличную гарь. Выругалась – мелкие частицы пыли царапнули по глазам. Закрыла окно. Зажмурившись, потёрла веки, так чтобы не смазать косметику. Увы, слёзы потекли ручьём, и пришлось принимать меры по спасению макияжа.

М-да. День не задался! С самого утра, как белка в колесе носилась с подписями и договорами, а теперь вот – на дороге пробка. Эх! Что такое невезение и как с этим бороться?

Торопилась я. Очень. Хотела завершить дела именно сегодня. А всё почему? Отпуск!

Да, здравствует простой человеческий отдых. Ни тебе клиентов, ни диктата руководства, не надоевшего до смерти любовника! Гуляй рванина!

Законный перерыв в работе начался ровно в тот момент, когда отдала последнюю бумагу. Только вот такими темпами на даче буду гораздо позже, чем рассчитывала.

Ну, что поделать? Человеческий фактор, а точнее – сезонный.

Конец сентября радовал жаркими деньками. Люди спешили на свои дачи, чтобы насладиться последними посылами лета, собрать урожай, навести порядок на шестисоточных угодьях. Да мало ли чего еще?

Я порылась в бардачке, нашла пакетик с леденцами, открыла и отправила конфету в рот. Кисло-малиновый привкус обжёг нёбо и язык.

Иномарка впереди неожиданно резво поехала. Я устремилась следом. Вцепившись в руль, вознесла хвалу переменчивой Фортуне. Но продвинуться удалось лишь метров на триста, а дальше снова воткнулась в затор.

Заглушила мотор и стянула с плеч куртку, оставшись в свитере. Включив магнитолу, настроила её на волну с классической музыкой. Передавали «Реквием» Моцарта. Я невольно улыбнулась, ведь произведение полностью отвечало не только ситуации, но и моему отношению к ней.

Кто-то назовет меня несовременной, но я почти не слушала легкую музыку, предпочитая ей Баха или Чайковского. Когда подвозила знакомых, врубала на магнитоле радиоволну с попсовыми композициями. Не считала, что следует давить на людей своим вкусом. Мне проще подчиниться общепринятым стандартам понимания прекрасного. Это избавляло от ненужного объяснения: почему именно классика? Находились те, кто продолжал допытываться: почему эта сюита нравится? И в чем прикол седьмой симфонии Шостаковича лично для меня?

Сначала я честно отвечала на вопросы, а потом поняла, что короткими кивками, задумчивым выражением лица собеседника, разговор и закончится. Старалась перевести тему, чтобы не заставлять человека чувствовать себя некомфортно.

Водитель красного автомобиля, что стоял перед моей машиной, открыл дверь и вышел. Он замер ко мне спиной. Совсем не трудно догадаться, что мужчина пытался оценить величину пробки. Я наблюдала за ним, и когда увидела злую отмашку рукой, внутренне начала примерять с себя с действительностью и внушительностью затора. Мужчина проворно влез на место, но дверь оставил открытой.

– Значит, дело дрянь, – произнесла я вслух.

Потянулась к магнитоле, чтобы сделать музыку громче, и вдруг услышала звонок мобильного телефона. Покопалась в сумке, что лежала на пассажирском месте и, ухватила трубку.

Звонила подруга.

– Привет, Люси, – поздоровалась я. – Ты передумала и приедешь на дачу? Тогда жду тебя к полуночи – сейчас сильная пробка на трассе.

– Привет, – отозвалась девушка. – Увы, Машуля, но приехать не смогу. Звоню по другому поводу…

Люда сделала паузу, и по её длине я поняла, что на дачу она не приедет из-за своего босса и по совместительству моего любовника Ильи. Если подруга ко мне не собиралась – значит, в гости ко мне намеревался приехать Илюшенька.

Ох, вечно так! День теперь выглядел совсем пропащим. Как начался, так и закончится – корове под хвост.

Людмила Комарова – моя единственная подруга, начиная с ясельной группы детского сада, и я жаждала видеть её перед отъездом в Америку, поболтать. Видимо, как и в прошлый раз придётся в аэропорту беседовать. Хорошо, хоть ещё телефон существовал и могла слышать её голос.

Что за судьба у меня – дал же Бог!

За последние пять лет огромный мир сузился вокруг меня настолько, что в нем остались только Люська, Илья, а также их знакомые, к которым мы периодически ездили на рауты.

Илья Лоскутов – бизнесмен, красавец и просто душка, был в родстве с криминальным авторитетом. Потому дела в его бизнесе шли гладко по всем фронтам. И я подозревала, что так будет всегда. Судьба свела нас невзначай, но, похоже, надолго. По крайней мере, пока возможности освободиться от этого человека я не видела, Люси – тоже.

Так уж вышло, что пять лет назад убили нашу с Комаровой однокурсницу – Ирму Сухову. Мама Ирмы была владелицей двух кирпичных, благоустроенных коттеджей со всеми удобствами в Тульской области. Один из них она сдала нам с Люськой за символическую цену.

Коттедж находился на отшибе деревни в поистине живописном месте. Он стоял на пригорке, за которым начинался лес, а в низине текла мелкая речушка без официального географического названия. Но без такового не обошлось. За небольшую ширину местные жители давно прозвали ее Локоток. Вода в ней в любую погоду была холодная и на удивление чистая.

Мы с Люськой, расстелив на шелковой травке одеяло, любили загорать возле Локотка. А когда солнце сильно припекало, смочив полотенце, обтирались водой.

Ирма пропала спустя две недели после нашего заселения в коттедж. Её мать подняла всех жителей посёлка на поиски девушки. Искали пропавшую Сухову три дня. Волонтеры прочесывали лес и поля. Полиция отрабатывала версии: шерстила знакомых и друзей.

Мы с Люськой участвовали в поисках. Увы, – безрезультатно. А на четвёртый день я увидела во сне однокурсницу, стоящую на опушке леса недалеко от арендуемого нами коттеджа. Ирма махала кому-то рукой. В этом же сне была и Она…

Кто такая «Она»?

Понятия не имею!

Она, или Рыжая, как я её называла, настойчиво являлась ко мне во сне, приводя с собой друзей-покойников. Те просили помощи в обнаружении их тел.

Сначала я струхнула! Вот честное слово, сама себе показалась сумасшедшей и засобиралась ехать в больницу – сдаваться господам в белых халатах. На второй раз так и сделала. Теперь у меня официальный диагноз имеется, а дамочка, как являлась, так и продолжает это делать. Как таскала всех, кого не попадя – так и таскает. Причём, делает она это теперь уже наяву.

Рыжая – моя расплата за прежнюю лихую жизнь.

Было это семь лет назад. Всё вокруг меня круто изменилось и я, не выдержав от Судьбы прямого удара тупым предметом по голове, в просторечии называемым – горе, решила повеситься. И ведь я точно знаю, что умерла тогда, и именно Она вернула обратно, шепнув что-то почившей мне на ушко.

До сих пор жутко, когда вспоминаю то видение. Я, голышом, с распущенными по плечам волосами, которые отчего-то из русых стали седыми. Вокруг меня белое пространство, словно молоко или плотный туман – только и всего. Но я чувствовала: оно безгранично, материально и доступно, что стало страшно.

В момент, когда я испугалась, в безгранично-ограниченное пространство ворвалась Она – рыжеволосая девушка с голубыми глазами. Имени девица своего не назвала, а подошла, улыбнулась и шепнула мне что-то на ухо.

До сих пор я не могла вспомнить, что это было за слово. Меня в тот день откачали, и очнулась я в реанимации.

Нашла меня Люська, которая хоть и не собиралась ко мне в тот роковой момент, но, как она сама это потом объясняла: её что-то кольнуло в сердце, и она ринулась ко мне домой.

Спустя месяц после неудачного суицида ко мне впервые во сне пришла Рыжая, показала убиенного, молящего о том, чтобы его нашли. Я отмахнулась…

Ладно, было не так – не стразу отмахнулась. Я проснулась, встала с кровати, плюнула на три стороны, постучала костяшками пальцев по дереву, лбу, и три раза крутанулась – на всякий случай. С тех самых пор сон стал навязчивым.

Пришлось уступить. Труп мужчины нашли, и было серьёзное, громкое дело по поводу расследования его смерти. Вот именно в тот момент Рыжая пришла ко мне снова, а я легла в больницу – нервы успокоить. Мне кажется, Она обиделась на меня за то, что я старалась избавиться от неё по средствам лекарств, смены собственного имени на новое, как в языческие времена, и церковного ладана, потому начала приходить ко мне наяву.

С тех пор так и повелось: Рыжая являлась, а я потом сообщала в органы власти о месте нахождения убиенного. Но было в этом что-то противоестественное, я бы сказала, выборочное. Почему не находить всех подряд, кто прикопан в земле злодеями, а делать это избирательно и точечно?

Рыжая не пожелала объяснить, а мне стало всё равно.

Единственным человеком, кто знал о моей способности, была Комарова. Когда я, ничего не говоря, повернула на опушку, Люська последовала за мной. Я видела, как опустились плечи подруги, вытянулось лицо, глаза налились слезами. Она уже догадалась, что я направилась к призраку однокурсницы. За нами последовали еще несколько человек.

Я шла и шла, как это делала накануне во сне, за удаляющимися тенями мёртвой девушки и Рыжей, пока не наткнулась на симпатичного мужчину, лет тридцати над трупом Ирмы. Им оказался господин Илья Лоскутов.

О Лоскутове в моём сне ничего не было, но я не очень-то и удивилась, когда увидела его. Лицо молодого мужчины было бледным, одежда перепачкана кровью. Он стоял на коленях, склоняясь над мертвой девушкой. Деревенские, что пришли с нами, схватили его, повязали, но мужчина не сопротивлялся. Очень удивился, когда его повезли в полицию. Говорил, что нашел Ирму еще живой и пытался оказать помощь.

Незадолго до печальных событий Ирма рассказала нам о проблемах с ее «мужчиной», которого она периодически «доила» на предмет подарков. С ее слов он был баснословно богат и нежаден. Когда мы видели очередное золотое украшение, на идеальном теле Суховой охотно верили её трескотне.

Они были любовниками уже лет пять, но перед защитой дипломной работы Ирма вдруг безоглядно влюбилась в симпатичного, скромного парня, учившегося на курс младше.

Когда Лоскутова задержали, я не могла найти себе места от странного чувства неуверенности и злорадства. Откуда бралось последнее ощущение, не понимала. На следующий день после диких событий оно только усилилось. Я уговаривала себя, что это нервное, нужно принять таблеточку и жизнь заиграет другими красками, но…

Я хорошо помнила синие следы на запястьях Суховой, кровоподтеки на скулах, следы от пальцев на шее, грязь под обломанными ногтями и отсутствие кроссовка на ноге.

Бр-р-р-р! Боже, что пришлось пережить однокурснице, если она так выглядела?

Полагаю, первой версией, которую отрабатывали полицейские была ревность. Да, куда там, я тоже к ней склонялась, как и Люси, ведь незадолго до трагических событий Лоскутов сделал Ирме предложение.

Мог он узнать о счастливом сопернике?

Запросто! Ревность – не иначе.

Рисовалась картинка: взбесившийся Лоскутов накинулся на девушку. Несколько дней держал ее взаперти. Душил, словно он Отелло, а потом убил.

Спустя неделю мы с Люси загорали, лежа в шезлонгах, когда вокруг меня, словно бы уплотнился воздух. Я знала, кого увижу.

Мир остановился. Комарова замерла с взволнованным лицом и в необычной позе. Деревья перестали шелестеть, облака – двигаться. Рыжая материализовалась, придя из своего Ниоткуда. Кудрявые волосы, миловидное лицо, стройная фигура. Приведение – очень похожее на меня. Настолько похожее, что хочется перекреститься или начать плеваться, отгоняя демонов. Из одежды на Рыжей всегда только длинная, грубая туника, расшитая рунами.

В нашем с ней сходстве была тайна, которую не могла разгадать. До сих пор задавалась вопросом: кто она такая? Из какого времени приходила ко мне.

Я пыталась понять. Честно. Даже в музеи ездила, с людьми знающими советовалась по поводу одежды незнакомки. Оказалось, что с одеянием Рыжей всё еще более запутанно, чем с её явлениями мне. Туника – из Древнего Рима, а руническая вязь, которой отделана одежда – шумерская. Вот и разгадывай после этого секреты!

Я для себя предположила, что девушка была сторонницей особого культа, а может и жрицей какого-то мало почитаемого или вовсе забытого шумерского Бога. Но так даже хуже всё выглядело, и отрывало меня от действительности, погружая в пограничное состояние: пора мне в психушку или нет? Я решила оставить всё как есть: я её вижу, она – сообщает информацию о местонахождении покойника. И баста! Может у меня такая миссия – пока не исполню, житья не будет.

Я сама дала ей имя – Она, Рыжая и сжилась с ним. Не слишком романтично, ведь это местоимение и прилагательное, зато по сути вещей. Она – не человек, плотный дух, который приходила ко мне не часто, но помогала всегда.

Приблизившись, Рыжая привычно взяла меня за руки, переплела наши пальцы, и я почувствовала боль, рождающуюся в ладонях. Не отрываясь, смотрела ей в глаза, и вместо лица девушки, я увидела то, что произошло с Ирмой. Точнее – что чувствовал за минуту до убийства тот, кто сделал с однокурсницей ужасные вещи.

За истекшие к тому моменту два года нашего с Рыжей общения, прикосновение слало чем-то необычным – революционным. Но разорвать контакт я не посмела, продолжая жить эмоциями чуждого мне человека. Я стала убийцей Ирмы, держала в руках нож, который всадила ей в тело. Рука у меня мужская, молодая, холёная, с длинными пальцами. Мне нравилась кровь, и чтобы она полилась, выдернула нож из раны. В этот момент испытала нечто схожее с оргазмом. В голове, словно взорвалось что-то. Краски вокруг стали яркими, насыщенными, воздух – упоительным, медовым.

Душегуб испытывал сильнейшие эмоции, от того, что день убийства настал. Оказалось, он много раз прокручивал его в голове, представлял, как входит лезвие в тело жертвы, и получал от этого высшее наслаждение. Теперь он наяву вонзил нож, а пара капель брызнула на его кожу. Он воспринял окропление, за святое действие. Ирма – тотемное животное, на которое он потратила несколько месяцев.

Я впитывала последние мгновения Ирминой жизни, чувствовала её удивление и боль. Счастье от вида скорчившейся девушки заполнило мерзавца. Он осознавал себя всемогущим, одарённым. Но насладиться мигом дарения не дали шаги и голос случайного прохожего. Наверное, человек болтал по мобильнику. Убийца дернул крестик с шеи Ирмы и спрятался в кустах.

Того крутого мужика повязали. Убийца стремглав побежал по лесу, радуясь свободе.

Я впитывала его желание скорее выбраться на поляну. Нет, он не спасался – хотел полюбоваться на рубиновую жидкость, оставшуюся на лезвии, подставив её лучам солнца.

Этот ублюдок думал о том, что в другой раз жертв будет ровно тринадцать. Тогда он перейдёт к следующей стадии перевоплощения в нечто величественное, неуловимое, бессмертное. Семь подарков, включая этот крестик с шеи, будут покоиться в тайнике, как скрытые символы. Каждое убийство он помнил в деталях, смаковал. И чувства перед новым, обострялись раз от раза всё сильнее.

И вдруг связь с убийцей оборвалась. Я стала сама собой – Маргаритой Тереховой – взявшей новое имя и фамилию студенткой. Но я всё еще видела Рыжую. Она отпустила мои пальцы. Последний взгляд и она испарилась. Реальность обступила меня: поляна, Локоток, одеяло подо мной и подруга с напряжением во взоре.

Люси дотронулась до моего плеча и рассмеялась, сказала, что я даже храпела. Но когда я поведала ей, что это был за сон, Люська притихла. Дослушала меня, помолчала, а потом сказала:

– И что ты хочешь, Машенька?

– Мы должны найти заметки в газетах на жертв этого маньяка, – пояснила я. – Поверь, этот мужчина болен и опасен.

Отправившись к одному из наших однокурсников, – Володьке Жданову, – кратко обрисовали ему ситуацию и попросили поискать аналогичные истории в интернете. Он помешан на компьютерах, и для него не составит труда найти нужную информацию. Даты, когда произошло «жертвоприношение» помнила прекрасно, как и лица девушек, ведь убийца пока убегал, перебирал их в уме.

Спустя несколько часов мы вышли из квартиры Вовки. В руках была увесистая папка с распечатками заметок из разных газет, копиями общения девушек на страничках в социальных сетях, на форумах, и еще много чего. Со всем этим мы отправились к адвокату Ильи Лоскутова. Его телефон удалось раздобыть Людмиле.

Нам потребовалось достаточно много времени, чтобы убедить адвоката нас выслушать. Он всё же сделал это – и не пожалел. Лоскутова освободили, а маньяка, которым оказался новый парень Ирмы, тот самый юноша, что был на курс младше – арестовали, а потом и осудили.

Лоскутов нас отыскал, денежно отблагодарил, и даже помог устроиться на работу подруге. Люська стала менеджером в его фирме, а я проявила себя, как свободного игрока и устроилась на работу сама. Правда турфирма, в которую меня пригласили на вакансию специалиста, с хорошей зарплатой, тоже принадлежала Лоскутову. Но об этом я узнала спустя год трудовой деятельности, что меня вполне извиняет в собственных глазах.

Ну, и ладно!

Я тряхнула головой, избавляясь от воспоминаний, и попросила:

– Люси, не молчи. Говори уже!

– Илья Андреевич приедет сегодня к тебе в гости… Не один, с цветами и желанием извиниться.

Голос у Люси был деланный, и я поняла, что Лоскутов обретался где-то поблизости.

– Почему он сам не позвонил?

– Э-э-эм-м… Он сказал, что у вас возникли разногласия, и…

Послышалась возня и короткий вздох Комаровой.

– Слушай, прости меня, Марго, – заговорил сам Лоскутова. – Я всё осознал и прошу меня извинить. Короче, прости и прими. Пока.

Послышались гудки в трубке, и я смачно выругалась с досады.

Ну, вот как всегда! Извинился, приказал, положил трубку!

Ладно, переживем.

Иномарка, стоящая перед моей машиной, легко тронулась с места, и я завела мотор. Через час добралась до подмосковного города, в частном секторе которого находилась моя дача.

Она досталась мне в наследство от бабушки и дедушки. Выглядело сооружение непрезентабельно до нашей роковой встречи с Лоскутовым. Это был четырехкомнатный деревянный, покосившийся домик с ветхой крышей и без стекол в окнах, но дубовыми ставнями. По прогнившим полам страшно было ходить. В помещениях пахло сыростью и лесными грибами.

Но не всё так плохо. Печка, красующаяся посередине большой комнаты – единственный предмет, который не претерпел изменений за время, что здание не эксплуатировалось. Правда её пришлось разобрать, когда начала переустройство и провела коммуникации.

Сначала мои родители затеяли лёгкий ремонт, когда я изъявила желание превратить старый дом в дачу для круглогодичного проживания. А потом и Лоскутов помог, чем смог. А сумел он многое, включая второй этаж, хозяйственную пристройку, беседку в углу участка за туями, летнюю кухню и даже зимний сад вместо третьего этажа.

Самое дорогое, что мне досталось от покойных родственников: портрет прабабушки по линии папы. Теперь он украшал гостиную в светлых тонах. На нём красавица в огромной шляпке позировала в антураже начала двадцатого века. Холст висел, где и всегда, хоть и на обновлённых стенах, отделанных венецианской штукатурки. Остальной дизайн интерьера теперь «работал» на эту картину, и жилище выглядело чем-то средним между русской усадьбой конца девятнадцатого века и современностью.

Войдя в калитку, я открыла ворота. Потом загнала автомобиль на специально отведенную стоянку под тентом. Кстати, выполненную по настоянию Ильи Андреевича. Затем просочилась в дом и привычно бросила приветствие портрету:

– Здравствуйте, Мария Аркадиевна.

Не знаю, почему, но у меня вошло в привычку, а потом и вовсе стало ритуалом смотреть на портрет, как на живого человека. Люси говорила, что это у меня от одиночества.

Возможно, оспаривать предположение не собиралась.

У самой Люси с личной жизнью обстояло всё прекрасно. После нескольких головокружительных романов, Комарова остановила свой выбор на перспективном менеджере средней руки, работающем в обычной фирме.

Знакомство их было незатейливым и, для работающей девушки, вполне закономерным. Её бойфренд – Валерий Сотников – заявился по долгу службы в составе свиты работодателя к Лоскутову, и прямо в приёмной был сражён красотой Люси. Завязался разговор, затем последовал бурный и романтичный букетно-цветочный период.

Когда я впервые увидела Валерия, то не разделила восторгов подруги об их связи. Он показался мне скользким, пронырливым, но умным. Она же считала его скромным, чутким и обаятельным. Я не мешала Людмиле жить с придуманной истиной о кавалере. Молчаливо выслушивала её откровения, подозревая, что пелена самообмана однажды упадёт с её глаз, и подруга найдёт кого-то лучше.

К моему удивлению, их связи исполнился ровно год. Люси увязла в ней по самые уши. С её слов, чуткий и щедрый менеджер, вытеснил из сердца подруги остальных «рыцарей» на иномарках. Со своим отдельным, малогабаритным жильём поселился в душе Люси навечно.

Чушь!

Но я с подругой не спорила: бесполезно, неразумно, себе дороже.

– Он копит на приличную квартиру, – говорила Люси, отчитываясь мне о поездке в подмосковный городок вместе с Валерием, и успешной продажей его дачи. – Ещё чуть-чуть и он купит прекрасную «трёшку» недалеко от метро.

Недавно влюблённые в романтической обстановке отпраздновали годовщину начала официального ухаживания, и «молодой и перспективный» сделал Люси предложение. Узнав об этом, я от счастья прослезилась, а когда увидела красивое кольцо на пальце подруги, прослезилась вторично.

Нет, моё отношение к этому хлыщу не изменилось, просто я словно попала в эмоциональную зависимость от чувств подруги. Странно, да? Я сама ничего не ощущала – в моей душе царил покой. Жила, как брела по болоту: от кочки до кочки. А тут Люда со своей любовью. Я купалась в ощущениях, которые испытывала девушка. Они казались мне светом Луны – не греет, зато красиво. Чисто.

– Он пообещал, что мы поедем в свадебное путешествие на Бали, – хвасталась Люська, разглядывая золотое украшение на пальце. – Подберёшь мне нормальный отель?

Перстень зазывно сверкал, и меня пробирало от радости, что даже мурашки появились на коже. Я не завидовала Люське, просто была рада за неё.

Романтика любви, счастье от возможности прожить с дорогим, близким человеком всю жизнь – роскошь, увы, недоступная мне. Но, если быть честной, не так уж я к ней стремилась. Мне хватало правды, той, что существовала между мной и Ильёй. Отношения выглядели простыми, доступными, не заволакивающими голову лишними эмоциями. Я ценила стабильность – единственный подарок от судьбы, который пришёлся по вкусу.

– Конечно, – пообещала я Люде. – Самый лучший подберу и сделаю скидку.

По работе я регулярно моталась по курортам, но отдыхать на них не приходилось. Мы летали туда с Лоскутовым. Совмещали бурный секс на пляже, с переговорами, каждый на своём уровне. В мои обязанности входило установить договорённости, осмотреть пансионат или отель, вынести свой вердикт – это и делала.

Ох… Что-то не в ту сторону мысли потекли.

Самое ужасное, что кроме Марии Аркадиевны, следящей за мной с портрета, родителей, подруги и Лоскутова в моём логичном, простом существовании больше никого не было. Потому и все мысли были заняты только ими.

Рыжая? Ха-ха! О ней точно лучше не вспоминать! Явится сама и с собой кого-нибудь притащит! Рыскай потом по городам и весям, отыскивай трупы.

– Мария Аркадиевна, я переоденусь и в ванную, – пробухтела я портрету.

Надо торопиться, и придумать, какими способами выдавить Лоскутова из дома. Мне ещё чемодан собирать, а самолёт послезавтра в полдень. Нужно и финансами заняться. В кошельке и на кредитке денег – кот наплакал.