Когда дверь за ним закрылась, баронесса упрекнула себя в том, что уже во второй раз так нелепо ошиблась. Проходя мимо зеркала, она взглянула в него и тут же похолодела. Ее, словно ледяным душем, окатила мысль о том, что она, знатнейшая из женщин, стояла перед своим слугой в таком непотребном виде. И только мысль о том, что парень был нем, немного успокоила ее.

Генриетта легла в постель с тем, чтобы продолжить прерванный сон, но тут же вспомнила, что разбудили ее два голоса, один из которых – она готова была поклясться, – принадлежал Анри. Баронесса откинула одеяло и подбежала к окну.

В тот момент Франсуа о чем-то пытался расспросить своего немого друга, а тот лишь размахивал метлой направо и налево. В итоге Франсуа с досады плюнул, бросил свою метлу и ушел. Немой с угрюмым видом продолжал подметать.

«Наверное, их было трое», – решила баронесса, прислоняясь спиной к оконной раме.

Вскоре молодой человек закончил работу и покинул площадь. Стало пусто и скучно. Генриетта подумала о том, что было бы неплохо одеться, ведь вскоре нужно выходить к завтраку, и дернула за бархатистый шнурок, на противоположном конце которого зазвенел колокольчик, призывающий слугу.

Глава 11

– Я и не предполагал, что ты зазнайка! – говорил Франсуа другу, сидящему рядом с ним на скамье в комнате Анри. – Оказывается, общение с благородными на тебя плохо влияет, ты становишься надменным и бесчувственным. Ты забываешь собственных друзей, считаешь ниже своего достоинства говорить с ними! Ты!..

– Угомонись, – спокойно сказал молодой человек. – И дай мне объясниться.

– Да что там объяснять! Мне все ясно!

– Выговорился? Теперь слушай…

– Не хочу ничего слушать! Ты меня обидел, да так, как ни один друг не может обидеть своего друга!

– Что?! Я тебе не друг?! – Анри внезапно рассердился. – Хорошо, в таком случае больше с расспросами ко мне не приставай!

– Как я испугался твоих угроз! – воскликнул Франсуа, но, заметив, что приятель никак не реагирует на его слова, заглянул ему в глаза. – Ладно, говори, что у вас там было?

Анри молчал.

– Что ты дуешься?

Никакого ответа.

Тогда молодой человек перешел на крик:

– Что ты из себя строишь?! Что ты дуешься? Рассказывай, почему она тебя так скоро отпустила? Ты ей пел?

На этот раз Анри расслышал слова приятеля.

Он лениво повернулся к другу и равнодушным тоном ответил:

– Нет.

– Почему?

– Ты же не хочешь этого знать.

– Хочу! Говори. Она просила тебя петь?

– Просила.

– А ты?

– А я не пел.

– Почему?

– Потому что я не дурак.

– Перестань говорить загадками. О чем вы с ней говорили?

– Ни о чем.

– Не верю!

– Лично я с ней не разговаривал. Ни слова не проронил.

– Как ты осмелился?! – Франсуа был изумлен. – И она, возмущенная твоей наглостью, выгнала тебя?

– Ты меня за кого-то другого принимаешь! – степенно отвечал Анри. – Она не только не злилась и не гнала меня, но и наверняка в данный момент умирает от жалости и сострадания ко мне, бедняжке! – он выдержал паузу и хитро посмотрел на друга. – Я сделал вид, что не могу говорить, она сразу и отстала.

– Ну ты… – Франсуа был ошарашен. – Как же теперь…

– Знаешь, – беспечно продолжал молодой человек. – Это была великолепная возможность подурачиться. К тому же баронесса ничего не заподозрила, готов поклясться.

– А тебе не страшно? Она ведь может здорово отомстить, когда обман раскроется.

– Да пусть мстит, я не возражаю.

– Анри… А как ты после всего этого собираешься предстать пред нею?

– Обыкновенно. Пусть падает в обморок, я разрешаю.

– Как бы тебе падать не пришлось, – скептически заметил приятель.

– Видел бы ты ее лицо, когда она пыталась заставить петь бедного калеку! А потом, когда поняла, что он даже собственного имени выговорить не может!.. – Анри покатился со смеху.

– Ты никогда не слушаешь моих советов! – с досадой произнес Франсуа. – Значит, я их больше не буду давать! – он решительно встал. – Все! Я ухожу к себе и можешь ко мне не стучать, не открою!

И прежде чем Анри успел сказать слово, он ушел, хлопнув дверью.

– Я же – болван! – вслед ему крикнул молодой человек и тихо добавил. – И этим все сказано…

В просторном зале, убранном золотистым шелком, за огромным великолепным столом, ломящимся всевозможными кушаньями, восседали господин герцог и его знатная дочь. Они расположились напротив друг друга – каждый на торце длинного стола, и, не спеша, отправляли вовнутрь все съедобное. Это был завтрак в духе де Лонгвилей. Когда-то отец и дед нынешнего герцога любили пировать в своем чудесном замке в обществе друзей и знакомых. В те добрые времена, было, что поесть и попить и что сказать друг другу. Каждая трапеза превращалась в пирушку, каждый день был похож на праздник, каждое появление нового гостя считалось событием. А вот теперь… Теперь время было другое. Хотя еды на столе по-прежнему хватало, но приемов уже не устраивали. Мало, кто посещал замок. И совершенно не о чем стало говорить за столом. Ели без аппетита. Это словно была какая-то работа, за которой удавалось убить полчаса невеселого времени, молча поглазев на домочадцев за скучным столом.

Герцог отпил вина из бокала и закусил отлично приготовленным молочным поросенком. Мыслей никаких не было, как и желания поделиться ими вслух.

Но неожиданно Генриетта нарушила молчание:

– Отец, – сказала она. – Вы очень добрый человек, гораздо добрее, чем представлялось мне всегда.

Сначала герцог даже не понял, что девушка обращается к нему, а когда смысл сказанного дошел до него, он понял, что ему справедливо польстили, и ответил:

– Да, конечно, моя дорогая дочь, я человек добрый и справедливый!

– Да, вы справедливы! Вы покровительствуете убогим, нуждающимся в защите!

– Каким убогим? – удивился герцог.

– Вы умеете жалеть и оказывать помощь! – горячо говорила баронесса. – Господь учил быть чутким к страданиям ближнего!

– Постойте, дорогая дочь. О чем вы говорите?

– Вы еще и скромны, отец! Я его видела, того несчастного юношу, который по утрам метет мостовую под моими окнами.

Герцог явно ничего не понимал:

– О чем вы говорите, дочь моя?

– Пусть сейчас же этого юношу приведут сюда, и вы вспомните, о ком я говорю.

Де Лонгвиль, недоумевая, подал знак стоявшему поодаль Жану, тот поклонился и вышел.

– Я была растрогана, – призналась баронесса. – Когда поняла, насколько вы чутки к людскому горю.

– Мне кажется, дорогая дочь, что монастырь вложил в вас слишком много богобоязненности!

– Вы пожалели несчастного, – не замечая слов отца, взахлеб продолжала Генриетта. – Я уверена, вам за ваше великодушие воздастся в мире ином, вы – на пути ангелов…

Герцог смущенно улыбнулся, мельком окинув взглядом стол, на котором оставалось еще очень много вкусного…

– Эй, бездельник! – Жан барабанил в дверь каморки Франсуа. – Открывай!

Испуганный юноша немедленно отодвинул щеколду.

– Ты чего запираешься? – накинулся на него слуга де Лонгвиля. – Немедленно одевайся и ступай к герцогу в желтый зал!

– Но…

– Я же сказал – немедленно!

Дверь за Жаном закрылась, а Франсуа стал лихорадочно искать, в какой одежде ему предстать пред строгими очами господина герцога. Вскоре он понял, что придется идти в том, что есть. И с тоской подумал о расспросах господ, о мести Жана, о том, что придется признаться в продаже ливреи.

Глубоко вздохнув, опечаленный Франсуа поплелся в желтый зал.

Он робко вошел и остановился у самых дверей.

– Пройди сюда, к столу, – сказал ему герцог и обратился к Генриетте. – Вы довольны, моя дорогая дочь?

– Но это не тот юноша! – заявила молодая баронесса. – Я его знаю. Его имя Франсуа. Он вчера падал с лестницы, не так ли?

– Вы настолько осведомлены о жизни наших слуг, дочь моя? – герцог был немало удивлен.

– Нет, так вышло, что вчера мне довелось беседовать с этим юношей, он мне признался, что он недавно пострадал от падения…

– У вас восхитительная память, дорогая моя! – воскликнул герцог, отрываясь от цыплячьей ножки.

– Но где же тот, другой, которого я хочу видеть? – не унималась баронесса.

– Да, где он? – обратился герцог к Жану.

Тот, не смутившись, ответил:

– С вашего позволения, вы приказали привести того, кто убирает мусор с площади…

– Как ты смеешь говорить о подобных вещах, когда мы сидим за столом? – господин де Лонгвиль поморщился.

– Я привел его. Он единственный исполняет эти обязанности, – невозмутимо закончил Жан.

– Но разговаривала-то я с другим! – настаивала баронесса.

– Кто еще утром подметал площадь? – спросил герцог у преданного слуги.

– Не могу знать!

Терпение Генриетты истощалось, и она сама обратилась к Франсуа:

– Скажи, кто этот юноша, который был с тобой, когда я вас окликнула?

Молодой человек молчал, не зная, что лучше: сказать правду или скрыть ее.

– Ну, что же ты не отвечаешь?

– Я был с другом, – вымолвил он едва слышно.

– Прекрасно, а как звали твоего друга? – в свою очередь поинтересовался герцог.

– Я не знаю, как его зовут. – Франсуа замялся. –У него нет имени…

– Так не бывает! – заключил де Лонгвиль.

– Бывает, отец! – возразила Генриетта. – Ведь тот юноша не может говорить, поэтому не в силах сообщить свое имя!

Франсуа кивнул.

– А где сейчас твой друг? – допытывался герцог.

– Я не знаю.

– Хорошо, ступай! – разрешила госпожа баронесса.

И когда молодой человек ушел, спросила герцога:

– Отец, а почему этот юноша, который только что был здесь, так плохо одет? Если уж быть щедрым, справедливым и мудрым, нужно быть им до конца и во всем. Прикажите выдать ему одежду, соответствующую слугам нашего замка.

Герцог сперва открыл рот, чтобы возразить, но потом передумал и подал знак Жану:

– Выполняй все, как приказала твоя госпожа.

Франсуа ворвался к Анри.

– Ваши частые визиты мня утомляют! – сообщил друг.

– Что я тебе сейчас расскажу! – выпалил молодой человек.

– Тебя произвели в лакеи?

– Твоя «немота» наделала дел! Я только что от герцога! Они ищут тебя!

– Я счастлив!

– Тебя ничего не тревожит?

– Нет.

– Ну смотри, я тебя предупредил! – с этими словами Франсуа ушел.

Анри остался в гордом одиночестве и принялся сочинять недостающие строки к песне, которую спел Генриетте накануне. Мысли шли бессвязные, рифма получалась корявой, и в итоге вышло что-то уж совсем безрадостное:

«Прозрачный сумрак нас окружит,

Окутав нитями судьбы,

И отразятся в темной луже

Прямые черные столбы.

Звезда, не плачь, не огорчайся,

Ты не должна о нас скорбеть…

Забудь про все, не возвращайся!

А мы от страха будем петь.

Пусть демон ночи и покоя

Услышит стоны и слова.

Пускай узнает, что такое –

«Жизнь на земле была мертва»…

Он пробежал глазами написанное и смял листок в кулаке. «Не всегда получается!» – сообщил он самому себе.

Весь долгий день Генриетта ждала его. Она хотела послушать этот голос, погрустить над странными песнями, но он все не шел!

И невольно мысли баронессы переключились на немого парнишку, которого ей довелось увидеть утром. «Я чуть было не приняла его за Анри, – размышляла она. – Но, как это часто и несправедливо бывает, красота дается тому, кому она совершенно ни к чему. Наверное, у этого мальчика только и осталось радости в жизни – его внешность. Обладай мой нареченный супруг таким обличьем, я бы безоговорочно его полюбила. Многие знатные господа готовы отдать свое богатство, чтобы перестать быть безобразными. За что Бог наказал несчастного юношу? Но ведь при том, что он не говорит, он ведь слышит! И это ужасно! Мне его жаль, очень жаль!» Генриетта и сама не заметила, как в сердце шевельнулся маленький червячок. Говорят, женщина способна полюбить из жалости. И вот, госпожа баронесса, даже не отдавая себе отчета, уже готова была влюбиться в безвестного калеку, даже имени которого не знала. Потом Генриетта подумала о том, что Анри, вероятно, стесняется своего лица и поэтому прячет его под покрывалом. «Наверное, он болел оспой и его кожа изуродована. Поэтому он не хочет меня разочаровывать или пугать, – думала баронесса. – И зачем я вчера так резко ему приказала не являться мне на глаза с маской на лице? Он теперь будет меня избегать… Хотя – я же его госпожа!.. Ах, если бы Анри был хоть немного красив, у него такой чудесный голос!..»

Стемнело. Генриетта уже начала подумывать о том, чтобы лечь спать, как вдруг дверь отворилась и вошел некто…

– Добрый вечер, госпожа, – сказал чудесный голос.

– Это ты, Анри? – спросила баронесса.

– Да.

– Я сейчас прикажу внести свечи.

– Не надо. Я намеревался рассказать вам одну сказку. А сказки лучше слушать, когда темно.

– Возможно. Но сперва скажи, где ты пропадал сегодняшний день?

– Я сочинял для вас.

– Для меня? – удивилась баронесса.

– Да. Только сказка моя получилась глупой и наивной, и совсем не страшной.

– Рассказывай! – приказала Генриетта.

– В одной стране, – начал Анри. – Которая издавна называлась Королевством Роз, стали происходить странные, непонятные, необъяснимые вещи: розы в королевском саду, которыми так гордилась юная принцесса, стали засыхать. И сколько бы их ни поливали, они все высыхали и высыхали. Несчастный королевский садовник день и ночь трудился над гибнущими розами, не жалея воды. Он лил и лил на них живительную влагу, но земля становилась потрескавшейся, а розы безнадежно сохли. В отчаянии садовник бежал из дворца.

На следующее утро завяли последние цветы, и опечаленная принцесса обратилась к придворному звездочету: «Ты умеешь читать по звездам и предсказывать будущее. Объясни, почему погибли мои любимые розы?» И ответил старый звездочет: «Дорогая повелительница! Приходи этой ночью в обсерваторию, там я покажу тебе движение звезд, и мы поймем, почему случилось такое несчастье с твоими цветами!»

Ночью принцесса пришла в обсерваторию. Звездочет недолго смотрел на таинственные божественные знаки и вскоре сказал: «Беда, принцесса! В твоей весенней стране появился злой и коварный волшебник, который ненавидит розы, он пришел, чтобы погубить всю нашу цветущую страну, и поселился на самой окраине Королевства. И победить его непросто. Есть у него заветный талисман – Костяная Роза. И покуда будет существовать эта Роза, будет жить и волшебник. Много горя принесет он нашему мирному Королевству…» В тот же миг принцесса позвала к себе своих преданных слуг, из которых выбрала двоих самых отважных и сильных. И, снарядив, как положено, отправила их туда, где, по указанию звезд, расположился коварный волшебник.

– А что стало с садовником? – спросила Генриетта, незаметно дернув бархатный шнурок вызова слуги.

– Садовник бежал, не разбирая дороги, куда глаза глядят. Он боялся гнева принцессы. Хотя и понимал, что ему пришлось столкнуться с настоящим черным колдовством, перед которым все его искусство цветовода было бессильно. Его подгоняла единственная мысль: «Подальше от дворца!» И вдруг он остановился, как вкопанный: перед ним стоял худощавый человек с растрепанными седыми волосами. Садовник оторопело посмотрел на незнакомца, а тот произнес: «Я знаю тебя. Ты – королевский садовник. Теперь ты будешь служить у меня». «Но… – хотел возразить садовник. – Что я буду делать у вас, во дворце я выращивал розы… Да и кто вы такой, чтобы мной распоряжаться?» «У меня ты будешь выращивать крапиву. Тебе придется хорошенько потрудиться, потому что крапивы потребуется много. Ты будешь выращивать столько крапивы, чтобы ее хватило на всю страну!» «А как же розы?» – спросил несчастный садовник. «Про розы можешь не вспоминать. В них нет ничего хорошего». Садовник продолжал недоуменно смотреть на незнакомца, а тот величественно продолжал: «Я – великий волшебник! И я сделаю так, что все Королевство Роз превратится в Царство Крапивы». «Но зачем» – невольно вырвалось у садовника. «Я уже сказал тебе, а ты опять спрашиваешь, зачем растить крапиву, – разозлился волшебник. – Розы – это колючки с острыми шипами, а крапива – полезное растение, оно лечит и его можно употреблять в пищу. Жители вашего королевства только спасибо мне скажут, когда я завершу мой главный труд». «Но ведь розы – это красиво!» – вновь попытался возразить садовник. «Чушь! Красота – удел фей. Это не для меня, – высокомерно произнес волшебник. – А ты впредь будешь называться не садовником, а крапивником». И они вошли в калитку. Хмуро и серо было у волшебника. Он любил серый цвет. В палисаднике росла одна крапива, покрытая толстым слоем серой пыли, которая совершенно не смывалась, точно приросла к листьям и стеблям растений. И начал наш садовник трудиться. Крапива росла удивительно быстро, а палисадник оказался тоже заколдованным: чем больше становилось крапивы, тем шире раздавался во все стороны и странный палисадник. Крапива жгла и кусала, но что оставалось делать бедному садовнику, у которого не было на свете ни единой близкой души, – только терпеть и думать…

В это время в спальню вошел лакей и внес канделябр с тремя зажженными свечами. Он поставил свечи на столик перед Генриеттой и удалился, а предусмотрительный Анри отошел в тень, отбрасываемую балдахином.

– Так что же было дальше? – спросила Генриетта, изнывая от желания рассмотреть лицо своего шута, но это было невозможно.

– Вы велели внести свечи, значит, вам неинтересно, – ответил молодой человек.

– Нет, напротив.

– Хорошо, я продолжу, – и Анри возобновил рассказ. – Посланные принцессой отважные храбрецы скакали во весь дух, подстегивая своих лошадей, навстречу неизвестности, которая поджидала их у самой границы королевства. Они знали, где искать волшебника, и держали направление прямо к нему. А в это время злой волшебник сидел в своем сером домике среди мебели, серой, точно с нее никогда не стирали пыль, и смотрел на часы. Часы у него были большие, искусно выполненные. Они были волшебные. Да и все, что было в доме, тоже было волшебным. Мягкое кресло с потертыми ручками служило своему хозяину ложем; в любой момент оно могло превратиться в роскошную постель; на гвозде висел плащ волшебника, который обладал весьма любопытной особенностью: стоило его надеть, как во всем королевстве начинался дождь. Стол на кривых ногах, за который любой крестьянин не дал бы и гроша, мог досыта накормить. А выдернутые ворсинки из ковра, который покоился на полу, помогали вызвать бурю в любой стране. В углу стояли неприметные совок и миска. Как-то садовник хотел их взять, чтобы подмести и убрать в комнате, но волшебник так прикрикнул на него, что у того вся охота к уборке мигом отпала. Видимо, даже в безобидных на вид вещах таилась злая сила. Итак, мы говорили о часах.

Волшебник сидел в кресле и смотрел на часы. Он прочел какое-то заклинание, циферблат сделался прозрачным, и на нем, как на отражении в зеркале, стали видны всадники, скачущие, чтобы сразиться с волшебником. Что, вы думаете, сделал коварный чародей? Он поднялся с кресла, подошел к часам, открыл крышку и, злорадно усмехаясь, взялся за часовую стрелку и начал яростно вращать ее назад. Изображение стало меняться: всадники буквально на глазах стали молодеть, постепенно превращаясь в младенцев, а потом и вовсе исчезли. То же самое произошло и с их лошадьми… Волшебник засмеялся и произнес еще одно заклинание. Изображение на циферблате исчезло. А где-то далеко во дворце принцесса ждала вестей от верных слуг. И вскоре весть пришла…

– А дальше что было? – спросила Генриетта, нетерпеливо ерзая на месте.

– Я расскажу коротко, иначе это придется делать много дней подряд – произнес Анри и продолжил. – Из-за волшебных часов к волшебнику никак не удавалось проникнуть. Но звездочет все-таки нашел с помощью звезд, как перехитрить злого мага. У старой колдуньи звездочет взял ожерелье, надев которое девушка становилась невидимой. И принцесса сама отправилась в трудный и опасный путь. Сколько ей понадобилось времени, чтобы пересечь все королевство, мы не знаем. Но она все-таки достигла дома, где обитал злодей. Он не углядел ее в своих волшебных часах, потому что она была невидимкой. Волшебник уже праздновал победу, считая, что всех одолел. Но главная битва была еще впереди. Попав в дом волшебника, принцесса первым делом улучила момент и испортила часы: вынула из них какую-то составную часть, от чего они сразу перестали крутиться назад. И тотчас к дому волшебника устремились войска храбрецов. Их послал мудрый звездочет, который узнал об успехах принцессы по звездам. Принцесса же оставалась невидимой и спрашивала садовника, не видел ли он, где волшебник прячет свой талисман. Они вместе взялись за поиски Костяной Розы, но тщетно. И вот, когда к дому волшебника приблизились войска принцессы, колдун засобирался, хотел удрать с помощью совка и миски, потому что если поставить миску на землю, а в нее положить совок, разольется море, а миска и совок превратятся в корабль с гребцами. Но принцесса и садовник заранее спрятали эти вещицы подальше от волшебника. Не найдя спасительных предметов, злодей помчался в палисадник – откапывать Костяную Розу. Он рыхлил почву, приговаривая себе под нос: «Нет, я еще могущественный чародей! Мой талисман со мной, он мой навеки!» Но тут его лопата ударилась обо что-то… Это и была Костяная Роза, которая сломалась от удара… Свет солнца застлал черный дым. А когда солнечные лучи снова упали на землю, на ней уже не было ни серого приземистого домика, ни крапивы в палисаднике, ни самого волшебника.

– И чем же закончилась эта история? – спросила Генриетта.

– Как закончилась? – Анри усмехнулся. – Свадьбой. Так все сказки кончаются. Принцесса полюбила садовника, садовник влюбился в принцессу. А мудрый звездочет, посмотрев на небо, сообщил, что все звезды ратуют за их любовь. Так что и эта сказка имеет счастливый конец.

– Скажи, Анри, а в жизни тоже должно все так заканчиваться? – улыбнулась баронесса.

– В жизни, к сожалению, все кончается смертью, – нехотя сообщил молодой человек. – В этом ее главное отличие от сказки.

– Ну зачем же так мрачно? – возразила Генриетта. – Тем более, не нам, молодым, говорить о печальном конце! У нас еще многое впереди. И плохое, и хорошее.

– Скорее, плохое.

– У тебя дурное настроение?

– Нет, дело в том, что после сказок не хочется говорить о человеческой жизни.

Воцарилась пауза, нарушаемая только потрескиванием горящих свечей.

– Зазвонила Судьба,

Убыстряя свой бег,

Колокольчик, как гром, отозвался.

Эхо стонет и рвется

На волю, на свет,

Огонек на свечи заметался, – прочел Анри.

– Это твои стихи? – удивилась баронесса.

– Мои. Нравятся?

– Красивые, но в них кроме звука, ничего нет. Например, как может звонить судьба?

– А как вы ее себе представляете?

– Не знаю.

– Тогда смотрите, – Анри оживился. – Перед вами стоят свечи. Вас окружает мрак. И в этом мраке происходят интересные, удивительные вещи. Ваша судьба сказала: «Мне пора!» И зазвонила в прекрасный мелодичный колокольчик, который, кроме вас, никто не слышит. Вы стремитесь к чему-то чистому, ради чего стоит жить. И несетесь, словно с горы на волшебных крыльях к исполнению своих желаний. Все обретает другие свойства, становится более значимым, весомым. Поэтому вполне возможно, что обыкновенный тихий колокольчик отзывается, как гром. И от этого потока обрушенного на свечи звука огонь заметался, будто стараясь оторваться и куда-то улететь. Может быть, вслед за вами? Но куда ему – ведь вас уже не догнать, не достать и не остановить – вас позвала сама Судьба. А ей необходимо повиноваться! Вы летите, ветер свистит у вас в ушах, и раскатистое эхо сопровождает вас в этом сказочном полете…

– Красиво… – медленно произнесла Генриетта.

– Вам не хочется прерывать полет… – продолжал Анри.

– Не хочется, ты прав, – баронесса внезапно рассмеялась. – Вот ты рассказывал, а мне и впрямь показалось, будто я куда-то лечу. Бред какой-то…

– И никакой не бред, – возразил молодой человек. – Нас несет на своих крыльях Фантазия. И чем крепче ее крылья, тем увереннее мы себя чувствуем, совершая необыкновенные перелеты от снов к реальности. – Анри на мгновение замолчал и после паузы сказал. – С вашего позволения, госпожа, я удалюсь.

– Чтобы завтра предстать предо мной! И как можно раньше! – сказала баронесса.

– Хорошо, я сделаю так, как вы желаете, – ответил молодой человек и быстро вышел, так что Генриетта не успела разглядеть его лица.