Верь своему Лорду

Глава 5

За сдачами зачетов тяжелая неделя плавно подобралась к долгожданной субботе. Справившись со всем на отлично, мне оставалось дождаться экзаменационной сессии, которая будет только после Нового года. Сегодня же я думала только о встрече с мамой и Ритой.

Ровно в три я была в центре около любимого маминого бутика модной одежды российского дизайнера. Мама очень любила этот бренд, пусть и дешевле и не такой престижный, как известные мировые марки, но не уступающий ни в качестве, ни в исполнении. Любовь к “Россинке”, она пыталась привить и нам с сестрой. Ритка влюбилась в него, а я нет. Как так, что за “Россинка” такая, когда есть “Гуччи”, “Прадо” и иже с ними? Сейчас это вызывало у меня грустную усмешку, тогда же я была “крутой” девочкой и одеваться могла исключительно в известные лейблы, а не в это “российское уныние”.

– Здравствуй, Рыжик, – мамин голос вывел меня из воспоминаний.

– Мамочка, – я кинулась к ней и прилипла, словно маленькая девочка.

– Малышка, – хоть я и выше ее почти на голову, и кучу дел натворила, но все равно, несмотря ни на что, осталась для нее маленькой любимой дочкой. Мама ласково обняла меня, будто мне снова пять лет и я упала со своего велосипеда, разбив коленку, гладила по волосам, успокаивая.

Как же мне было спокойно в ее объятиях, так тепло и уютно, что не хотелось их разжимать и отпускать маму.

– Привет, – Маргарита стояла около маминой машины. Маленькая, но такая строгая и безумно красивая. Только сейчас я поняла насколько она притягательна – невысокая, белокурая, с яркими светящимися от слез серыми глазами и… округлившимся животиком.

– Рит, я, – тяжело вздохнув, стараясь не заплакать, посмотрела на сестру. – Прости меня! Ты ничем не заслужила того, что я сделала. – И не справившись с эмоциями, кинулась к ней, стараясь сильно не сжимать сестру в крепких объятиях. – Ритусик, я так соскучилась. – И мы обе зарыдали. – Рит, тебе нельзя плакать, – оторвавшись от нее, по-детски утерла локтем слезы и улыбнулась: – Я же правильно поняла твой пока еще маленький “арбузик”.

– Да, Криска, – сквозь слезы ответила она. – Почти шесть месяцев уже. Врачи говорят, девочка будет.

– Как же я за вас рада! – плаксиво протянула я, стараясь обнимать сестру как можно аккуратнее.

Может наши слезы и объятия со стороны казались чем-то необычным, но маме, Рите и мне было на это все равно. Мы стояли втроем, обнявшись, громко всхлипывая и причитая о том, как соскучились друг по другу. В конце концов успокоившись, двинулись выбирать себе наряды в любимом бутике. Как ни странно, много времени на это занятие не потратили. Мне подошло зеленое атласное платье длины миди прямого кроя с американской проймой, мама выбрала лиловое платье-футляр с небольшой вышивкой по талии. Рите пришлось немного дольше повозится, примеряя наряды. Все, что приглянулось сестре, в ее положении просто не лезло на нее или слишком обтягивало. В итоге она остановилась на свободно летящем платье благородного бежевого оттенка.

Выбрав наряды, настала очередь отправится за подарками. Мама и Рита заказали их заранее и теперь оставалось только забрать: запонки – мамин подарок, и золотой браслет – Риткин и Олега. А я совершенно не знала, что дарить папе. Мне хотелось что-то дорогое сердцу, что было бы ценно для нас обоих.

Когда я увидела эту шкатулку, проходя мимо небольшого сувенирного магазинчика, не поверила своим глазам. Казалось бы ничем не примечательная, обычная музыкальная шкатулка, коих встречается много, но именно эта была особенная.

Воспоминания унесли меня в детство. Мне восемь лет, папа очень хотел попасть на чемпионат мира по футболу, но дела не отпустили. Примерно через месяц после финала чемпионата, мама нас с Риткой взяла с собой в Париж, где я и увидела эту шкатулку. Я купила ее на свои карманные деньги для отца, чтобы он не очень расстраивался из-за того, что не смог попасть на свой любимый футбол. Я решила подарить ему ее на День Рождения и терпеливо ждала декабря.

Увидев мой презент, папа изобразил счастливую улыбку на своем лице и поцеловал меня в щеку в знак благодарности.

– Папуль, открой ее, – в нетерпении попросила я.

Жалко, что тогда никто не заснял вытянувшееся от удивления лицо папы. Он, стараясь изобразить неподдельный интерес, ожидая увидеть очередную танцующую балерину под звуки механического вальса, подняв крышечку, в изумлении округлил глаза. Вместо привычной танцовщицы, под Марсельезу показался футболист в синей футболке, белых шортах и красных гольфах. Я радостно хихикала и хлопала в ладоши, смотря на то, как восторженно отец смотрел на мой подарок. Оторвавшись от шкатулки, папа сжал меня в своих крепких объятиях, а затем поднял на руки и закружил. Весь оставшийся вечер он сидел, открывал и закрывал мой подарок, слушая гимн Франции и любуясь их футболистом.

А через год случился обыск. Чем сотрудниками полиции не угодила шкатулка, я не знаю, они безжалостно разломали ее, что-то пытаясь найти. С тех пор я не видела свой подарок.

И вот теперь, спустя столько лет, она опять появилась в моем поле зрения в нужный момент, выставленная на самое видное место в витрине сувенирного магазинчика. Я не могла пройти мимо, радуясь в душе и очень надеясь, что папа поймет мой подарок и простит свою непутевую дочь, вставшую на путь исправления.

Я упаковала свой презент сама, бережно и с любовью оборачивая его красивой бумагой, вытирая непрошенные слезы. Поставила его на видное место в квартире, в ожидании своего часа, который быстро наступил неделю спустя после покупки.

Проснувшись утром, двадцать четвертого декабря, в субботу, в папин День Рождения, я лежала уставившись в потолок. Очень некстати меня начали одолевать сомнения – правильно я делаю, что иду к нему на праздник? Если он разозлится и прогонит меня? Ну тогда я просто вручу ему подарок и уйду. Немного повоевав сама с собой, решила отправить ему сообщение с поздравлением на разведку, но ответа не последовало. И я уже практически откинула, как мне казалось, бредовую идею идти на юбилей, но взглянув на старательно мною упакованную шкатулку, все же решилась хотя бы на то, чтобы прийти и подарить ему ее, а дальше будь что будет!

Чтобы немного подбодрить себя, я позвонила Рите и, честно признавшись, что боюсь до чертиков, попросила встретить меня на входе в ресторан, на что сестра, рассмеявшись, согласилась.

Вечером, в назначенное время, на негнущихся ногах с трепещущим от волнения сердцем я выходила из такси у ресторана “Версаль”, расположенного за городом в сосновом бору на берегу небольшой реки. Заведение было маленькой копией дворца, в честь которого было названо. Мне тут не особо нравилось из-за помпезности и вычурности, но папе полюбился этот ресторан, и он часто проводил там праздники.

Выйдя из такси, подъехавшее прямо к парадному входу, я чуть не упала, поскользнувшись, но водитель, открывший мне дверь автомобиля и подавший руку, помог мне избежать этого. Я была в туфлях, а на дворе зима, пусть и не очень снежная, но все же. На такие мероприятия не принято приходить в сапогах и брать с собой сменную обувь, пришлось, следуя этикету, мучаться в неподходящих по сезону туфлях.

Закрыв глаза, я выдохнула и твердой походкой, насколько это было возможно в скользящей оуви, подошла к двери ресторана, тут же услужливо распахнутые передо мной швейцаром, вошла внутрь и замерла в ожидании.

Белокурая девица в алом обтягивающем платье, возникшая около меня, как только я очутилась внутри ресторана, преградила путь и деловито поинтересовалась:

– Добрый вечер! Можно ваше приглашение?

– Ей не нужно приглашение, – услышала я твердый голос сестры. – Это член семьи, младшая дочь именинника.

Девица кивнула, скрыв свое удивление, и отошла в сторону, пропуская меня. Ритка подошла ко мне, взяла за локоть и тихо прошептала на ушко:

– Не дрейфь, все будет хорошо, – и потянув за собой, повела в банкетный зал.

– Куда ты меня тащишь? – испуганно прошептала я.

– Как куда? – тихо рассмеялась она. – Сразу на заклание.

– Ритка, я боюсь. У меня поджилки трясутся, – плаксиво протянула я.

– Не стоит, сестренка, – улыбнулась Рита. – Он твое сообщение сегодня час читал, – и увидев мое восторженное удивление, добавила: – К тому же рядом с ним мама и Олег.

Меньше всего мне хотелось видеться с мужем сестры, стыдно было перед ним до сих пор. Но, наверное, лучше решить все разом, чем тянуть быка за рога. И тяжело вздохнув, собрав волю в кулак, я уверенно пошла с Ритой.

Отец стоял в окружении мамы и зятя. В свои пятьдесят пять он был уже полностью седым, но все равно невероятно красивым, статным мужчиной. Я очень похожа на него, только вот шевелюра мне досталась от мамы. Папа заметил меня сразу, как только мы вошли с Риткой в зал, устремив свой хмурый взор на меня. Он выпрямился, играя желваками, возвышаясь, словно скала. А я смотрела на него не моргая, чеканя свой шаг, силясь не упасть в обморок от страха.

– Здравствуй, папа, – тихо прошелестела я, когда мы подошли. – Поздравляю с Днем Рождения.

– Спасибо, – твердо и равнодушно ответил отец. Так умеет только он: и поблагодарить, и одновременно отругать.

Мама сжала ему локоть, предостерегая от выяснения отношения, но сомневаюсь, что папа устроил бы сцену. Он просто стоял и спокойно сверлил меня своим ледяным взглядом.

Я протянула ему подарок и, виновато глядя в глаза, произнесла:

– Это тебе, пап. Открой.

Я не надеялась, что он меня послушает, но отец разорвал обертку и замер. Я видела, как он изо всех сил старается не улыбаться, догадавшись, что это за подарок. Наконец, открыв шкатулку, улыбнулся и с нежностью посмотрел на меня. Не сдержавшись, я заплакала, кинулась к нему и, упав на грудь, прошептала:

– Прости меня, папуль. Я такая дура!

– Главное, что ты это осознала, дочка, – крепко прижимая к себе, проговорил он.

Эта жесткая глыба, сметающая конкурентов на своем пути безжалостно и беспощадно, сейчас был таким мягким, любящим и счастливым.

Отцепившись от папы, я виновато посмотрела на мужа Риты.

– Олег, я… – но он поднял вверх руки, останавливая меня и проговорил:

– Крис, правда, я не хочу тоже рыдать. Пойдемте праздновать, у нас сегодня двойной праздник.

И обнявшись с папой и мамой, не скрывая своей лучезарной счастливой улыбки, вместе с ними я пошла к столу, чтобы отметить не только папин юбилей, но и возвращение блудной дочери в лоно семьи.

Глава 6

После примирения с родными, я не отказалась от самостоятельной жизни, хотя папа и предлагал мне вернуться в отчий дом. Мне понравилось жить отдельно. Это было так здорово, что сама того от себя не ожидая, втянулась в домашние хлопоты: научилась сносно готовить, убирать квартиру, ходить за продуктами, зарабатывать себе на кусок хлеба.

Настолько увлекшись этим, я решилась практически на подвиг – написать диплом самой! И у меня все получилось! И когда комиссия, зная о том, как я училась первые три курса, поначалу скептически меня слушали, но по мере моего дальнейшего выступления удивленно округлив глаза, одобрительно кивали головами и поставили "наитвердейшее” отлично, я еле сдержалась, чтобы не завопить от восторга. Именно в этот момент я поняла, что окончательно "выздоровела" от той прошлой жизни.

К сожалению, Машка, державшаяся со мной до самой защиты диплома, так же как и я, написавшая свою дипломную работу самостоятельно и прыгающая после сдачи от радости вместе со мной после хвалебной речи комиссии, в конце концов сорвалась. Подруга не отказала себе в удовольствии напиться в дрыск на выпускном, который устроила наша группа после защиты.

Что именно произошло в тот вечер, я так и не узнала. Посидела со всеми немного, выпив за весь вечер лишь бокал шампанского, около одиннадцати вечера уехала домой, оставив подругу праздновать дальше.

А рано утром меня растолкал отец. Открыв глаза, я непонимающе уставилась на него.

– Ты где была ночью ? – тут же яростно заревел он, увидев, что я проснулась.

– Дома, спала, – ошалело прошептала я в ответ.

– С кем? – отец продолжил рычать, но уже более спокойно.

– Одна, – настороженно проговорила я и поинтересовалась: – Пап, что случилось?

– Мне Майский позвонил, сообщил, что вы с его дочерью опять куда-то вляпались, – хмуро ответил папа, но уже совсем успокоившись.

– Машка? – ахнула я, окончательно проснувшись.

– А кто ещё?! – тяжело вздохнул отец и, склонив голову набок, спокойно поинтересовался: – Тебя точно с ней не было?

– Что она натворила? – вместо ответа встревоженно спросила я.

– Я не знаю, – покачал головой отец и неожиданно ласково по-отечески прижал меня к себе и прошептал в мою макушку: – Дочка, я так рад, что тебя с ней не было.

– Ты мне все ещё не доверяешь? – обиженно прошептала я.

– Милая, мне не особо верилось, что ты действительно могла измениться за столь короткий срок. Я все время ждал, что сорвешься и вновь пустишься во все тяжкие. И сейчас я безумно счастлив, что ошибся, – папа ласково улыбнулся, поцеловал меня в лоб.

– Так все же, что Манюня натворила? – я решила сменить тему о моих прошлых "подвигах", так как было обидно, что родные спустя два года во мне ещё сомневались.

– Я не знаю, Крис, – тяжело вздохнул отец. – Её отец проорал мне в трубку, что "наши взялись за старое", и отключился. А я сразу рванул к тебе, – он снова вздохнул и принялся стучать себя по карманам. – Я похоже телефон дома оставил или в машине, – хмыкнул папа, не обнаружив искомое ни в одном из карманов и, усмехнувшись, попросил меня: – Дай свой, матери надо позвонить, а то она, наверняка, беспокоится.

Улыбнувшись, я кивнула головой на прикроватную тумбочку, на которой лежал мой смартфон. Отец взяв его, разблокировал и набрал маме. Она ответила тут же, явно сидела в обнимку с телефоном, ожидая вестей от мужа.

– Алл, все хорошо. Кристина спала, я ее разбудил. Она у нас молодец, – улыбаясь отрапортовал папа.

– А я тебе говорила! – услышала я восторженный голос мамы. – Рыжик умничка. А ты не верил.

Услышав то, что сказала мама, сама того не ожидая, расплакалась. Несмотря ни на что мама в меня верила, в отличие от папы.

– Алл, тут наш Рыжик сырость решила развести, я её успокою и домой, – папа тихо рассмеялся и притянул меня к себе, все еще всхлипывающую и утирающую слезы своими ладошками.

– Ну-ну, милая, – поглаживая меня по голове, успокаивающе протянул отец. – Видишь, я не верил, мама верила.

– Папуль, а ты? – я по-детски заглянула ему в глаза.

– Теперь и я в тебя верю, малышка, – отец ласково улыбнувшись, вытер слезы с моих щек и предложил: – Поехали к нам, посидим по-семейному, отпразднует твоё окончание института.

Довольно взвизгнув, я кинулась собираться.

Что именно натворила моя подруга, выяснить так и не удалось. Спустя неделю я решила набрать её брату Косте, так как ни до Машки, ни до её родителей дозвонится не смогла. Мой папа тоже толком ничего не знал, или не хотел говорить.

Младший Майский долго не брал трубку, и когда ответил на мой звонок, поначалу был довольно груб со мной, но окончательно убедившись, что я не в курсе произошедшего с его сестрой, ответил с сожалением, что и сам ничего толком не знает, так как находится за границей на очередных сборах. Он лишь сообщил, что Маша села пьяной за руль и вроде как кого-то сбила, но не насмерть.

Лишь спустя пару месяцев, стало хоть что-то известно о судьбе подруги. Манюню отправили в Лондон якобы для учебы. Мой отец, лишь хмыкнул в ответ, когда я поинтересовалась правда ли это. Он лишь тяжело вздохнув, покачал головой и поведал, что старший Майский спрятал в Англии свою дочь, так как та, судя по всему, натворила что-то экстраординарное, но что именно было большим секретом. Я попыталась насесть на папу и разведать хоть что-то о своей подруге, но тот лишь ответил, что Майский не хочет посвящать его в это. И от его слов мне становилось страшно.

Я не оставляла попыток дозвониться до Машки, но мне никак этого не удавалось. Лишь спустя какое-то время до меня дошли слухи, что Станислав Майский сосватал свою непутевую дочь за некоего Зияда Вахаева. Их свадьба состоялась довольно скоро и была очень скромной. Из всех посторонних гостей, не относящихся ни к семье жениха, ни к семье невесты, пригласили только меня, но пообщаться с печальной Машкой мне особо не удалось. Подружку пристально охраняла родня ее новоиспеченного мужа, не давая нам и минуты побыть наедине. Ее же родные держались немного в стороне, а Константина даже не было на торжестве.

Теперь моя Манюня была под пристальным присмотром своего горячего восточного мужа, который отчего-то иногда позволял нам общаться с ней. В конце концов я махнула рукой на все это, Машка уже большая девочка и может сама разобраться в своей жизни. Мне было достаточно непринужденного общения с ней у них с мужем дома или в кафе под его пристальным вниманием.

Я же погрузилась в свою новую жизнь, пытаясь строить карьеру. По совету отца пошла по направлению финансового маркетинга, которое меня невероятно увлекло. Справедливости ради надо отметить, что свою карьеру я строила в торговой фирме отцовского холдинга, но начала с самых низов. Моя жизнь вошла в спокойное русло и текла своим чередом, радуя родных и меня. Единственно, что может и огорчало родителей, это моя личная жизнь, вернее ее полное отсутствие. Меня саму это не смущало, вполне устраивали мимолетные романы, не приводящие к чему-то серьезному.

Я сторонилась серьезных отношений, не хотела их. Причину этого и сама не могла понять. Так сложилось, так хотелось моей душеньке, и я ей не перечила. У меня было все, что доставляло мне счастье: мама, папа, Ритка, ее муж Олег и их замечательная дочка Катюшка.

Я старалась все свободное время проводить с племяшкой. Именно малышка стала центром моей Вселенной, и мне это нравилось. Я нянчилась с ней, балуя ее всевозможными подарками, за что нередко получала от Риты нагоняй. Мне безумно нравилось смотреть, как растет и развивается этот маленький неуклюжий малыш, постепенно формируясь в осознанную личность.

Катя была смышленым ребенком, быстро сообразила, что может ездить на тетушке. Она помыкала мной, как хотела. Если мама с папой отказывались покупать ей какую-то игрушку, то девочка, невинно хлопая своими большими зелеными глазками, печально вздыхая, рассказывала мне, как бы ей хотелось вон ту игрушку, что она даже спать спокойно не может. И мое сердце не выдерживало натиска грустного детского взгляда, я покупала ей вожделенную вещь, получая от сестры очередной возмущенный возглас.

Может быть, так было не правильно и надо думать о своей семье, но мне в тот момент было вполне достаточно и этого. Я словно пыталась наверстать время, которое проводила в праздничном угаре, забив на своих родных. И сейчас пыталась наверстать упущенное. Казалось, что теперь так будет всегда. Но это только лишь казалось…

Глава 7

Моя судьба решила испытать меня на прочность, преподнеся такой удар, от которого я не оправлюсь до конца своих дней.

Двенадцатое декабря – мой персональный день трагедии и скорби. Черная дата унесла из моей жизни всех тех, кого я люблю: маму, папу, Риту и Олега – оставив только Катюшку.

Тот день выдался солнечным и не по-зимнему теплым. На улице весело шумела капель с крыш и, если бы не запах зимы и не календарь, напоминающий о том, что вообще-то на дворе декабрь, можно было бы подумать, что пришла весна.

А к вечеру набежали черные тучи, поднялся сильный ветер, даже прогремел гром, и началась жуткая вьюга, принесшая не только обильный снег, но и сильный мороз. Дороги враз покрылись скользким слоем льда, по которому не то что ездить, ходить было невозможно.

Именно в этот день мои родители, сестра с Олегом отправились праздновать день рождения ближайшего папиного партнера Андрея Владимировича Денисова. Праздник отмечали дома у виновника торжества, где присутствовали только самые близкие и друзья. Для чего Денисов пригласил отца и всю семью, так никто и не понял, но решили не отказываться от приглашения и уделить имениннику внимания, дабы не обидеть его своим отсутствием.

Племянницу было решено оставить дома с няней. Но накануне праздника та приболела и не смогла выйти на работу, и я вызвалась заменить ее и посидеть с Катей, пока мое семейство будет отмечать день рождения. Все равно я и не собиралась ехать на праздник, хотя приглашали всех Селивановых, не люблю такие мероприятия.

Мои родные возвращались с дня рождения Денисова, когда произошла трагедия. Страшная, нелепая авария унесла жизни моих родных, перечеркнув размеренное семейное счастье одним махом. Я не могла поверить, что опытный водитель отца просто мог не справить с управлением и влететь в грузовик.

Утро следующего дня обрушилось на меня, словно снежная лавина, сметя всю радость из жизни одним махом. Телефонный звонок прозвучал в тишине предутренней квартиры, словно тревожный набат. Я подсочила на своей кровати, намереваясь схватить трезвонивший телефон, грозящий разбудить сладко спящую Катюшку в соседней комнате. Ответив на звонок, услышала в трубке официальный голос, сообщавший мне, что моих родных больше нет.

Мои шесть лет безмятежной жизни закончились в один миг, заставивший повзрослеть раз и навсегда. Мне пришлось взять на себя заботу не только о племяшке, но и о престарелых родителях Олега, оставшихся также, как и я, без единого родного человечка, кроме Кати.

Я практически не помню, что делала дальше, как прошло опознание, какие действия выполняла потом. Память будто жалела мой рассудок, который намеревался сойти с ума от горя.

Меня поддерживали Машка с Зиядом. Наверное, если бы не они, я бы не вынесла всего этого. Они очень помогали и с похоронами, которыми у меня не было сил заниматься. Машкин муж попросил своего брата быть со мной, пока они сами были заняты. Мне тогда даже в голову не пришло, почему меня поддерживает посторонний парень, имени которого я даже вспомнить не могу, тогда как старший Майский, вроде как приятель моего отца, даже ни разу мне не позвонил.

Похороны проходили для меня, словно во сне. Будто я сейчас сплю и вижу самый страшный сон в своей жизни. Я безмолвно стояла на кладбище, смотря на четыре гроба, в которых лежала моя семья, и отказывалась верить в действительность происходящего. Но рядом со мной была Катя, и мне приходилось держаться только ради маленькой племянницы, которая рыдала не переставая, наблюдая за тем, как опускают в землю ее родителей и любимых бабушку и дедушку.

Кто-то подходил ко мне, говорил слова соболезнования, которые не долетали до моего слуха. Я словно окаменевшая, не моргая, смотрела на то, как моих родных предают земле, и никак не могла поверить, что все случившееся – это не страшный сон, а жестокая явь.

Поминки проходили в ресторане, в который меня, Катюшку и родителей Олега кто-то из присутствующих на похоронах привез, а затем Машка с Зиядом доставили до дома. Я невероятно благодарна подруге и ее мужу, что они остались тогда со мной, не знаю, чтобы я делала в тот момент. Маме Олега, Нине Никитичне, стало плохо с сердцем еще на кладбище, но она держалась, никому не говоря о своем состоянии. В итоге ее экстренно увезли на скорой уже из моего дома. Отец, Степан Леонидович, хоть и держался стойко, но было видно, что дается ему это с трудом, он вызвался уложить Катюшку спать, чтобы дать мне немного отдохнуть. Они отбыли в комнату, а я провожала Машу и ее мужа. Когда мы прощались с Зиядом, он обнял меня, что было для него не свойственно, и тихо прошептал:

– Никому не верь, Кристина, – и, отстранившись от меня, взяв свою супругу за руку, они довольно быстро ушли, оставив меня в раздумьях.

Но подумать над словами машкиного мужа у меня не получилось. Как только закрыла за ними дверь, почувствовала невероятную тошноту, словно цунами накрывшую с головой. Я еле успела добежать до унитаза и, бросившись на колени, вывернула содержимое желудка. Меня выворачивало наизнанку с такой силой, что казалось еще чуть-чуть, и сердце остановится. Но тошнота прошла также внезапно, как и наступила. Обессиленная, я еле поднялась на ноги и подошла к раковине, чтобы умыться, но меня тут же сковала невыносимая головная боль, затмившая все остальное. Я не успела даже вскрикнуть, как поглотила тьма, заставив рухнуть на кафельный пол моей ванной.

В таком состоянии меня и обнаружил Степан Леонидович. Он вызвал скорую, забравшую в итоге и меня в больницу, из которой я вернулась лишь через неделю. Ничего серьезного в итоге не обнаружили, и врачи, наблюдавшие за мной в один голос заявили, что моя тошнота и последовавший за ней обморок случились из-за нервного потрясения.

Всю неделю Степан Леонидович в одиночку стойко справлялся с внучкой и выходило у него довольно неплохо, учитывая его довольно преклонный возраст. Отцу Олега было уже семьдесят три года, и несмотря на его моложавость, некоторые вещи давались уже с трудом, а учитывая еще перенесенное горе, он очень сдал, но отважно заботился о своей любимой Катюше.

Нину Никитичну выписали из больницы только месяц спустя, прописав спокойный режим и никаких переживаний. Беда сплотила нас и казалось бы, что с нашей семьи достаточно горя, но судьба решила иначе, преподнеся неприятный сюрприз, с которым мне пришлось сражаться практически в одиночку.