Если ты открыт и общаешься искренне, то собеседник твой тоже становится открытым, и он тебе отдаёт душевную энергию и начинается взаимное выздоровление.

Если у человека есть смысл деятельности, и он приходит к ребёнку (причём это может быть ребёнок любого возраста) – то зачастую он может прийти совершенно уставшим на занятие, а выйти с него отдохнувшим.

Я так и проверяю свои занятия (понятно, что они не все выходят удачные). Если ты проводишь занятие и после него «летаешь», то, значит, всё хорошо; если ты устаёшь, значит, что-то не получилось.

Такое тоже бывает. Открытость, конечно, не может случаться всегда. Иногда дома бывают неприятности, ты приходишь, вроде бы вполне подготовился, а уходишь – как будто телегу таскал. Потому что ты не был открытым. Потому что с детьми можно быть только в этом замечательном взаимоотношении открытого диалога.

И это каждодневная проблема честных взаимоотношений с детьми, подлинности нашего «я».

Как пояснить, что такое подлинное отношение, а что нет… Вот мне подарили камень, агат. Есть у меня схожая пластмассовая штука, примерно такого же объёма. Я детей прошу взять и погреть пластмассу. Они стараются, но пластмасса не нагревается. А как только ты передаёшь подлинную вещь, она нагревается от руки.

Получается, что мы с вами – те люди, которые сохраняют на этой земле возможность духовного кровообращения, обмена душевных сил.

«Я» воспитателя получает подпитку для того, чтобы выращивать в себе смыслы. Наше с вами «я» может брать на себя грузы, которые не каждый современный человек может себе позволить.

Ещё мне нужно будет рассказать о чувстве взаимопомощи, чувстве локтя; и рассказать это будет очень тяжело; реальнее – показать, увидеть на деталях…

Кстати, говорят, что открытость педагогического сообщества можно определить по двум показателям: первое – как сообщество встречает незнакомого человека, а второе – насколько по-детски искренне и серьёзно оно воспринимает любое задание.

Я вас очень прошу ещё об одном. Я хотела бы все эти дни заниматься тем, чтобы мы поучились, как беречь своё «я».

Как вам сказать своим родным, что вы устаёте, как об этом сказать администрации и как вам пожалеть администрацию. Потому что сейчас ваша совместная с ней роль в том, чтобы сохранить равновесие между требованиями современной цивилизации, установкой поскорее развить ребёнка – и вашим материнским, инстинктивным чувством понимания особенности детей.

Каждый из вас стоит на защите этого равновесия, и нагрузка колоссальная. И каждому из нас для выдерживания этой нагрузки нужно внутреннее бережное и любовное к себе отношение.

То, чего раньше не делали

Одна из любимых моих гипотез – гипотеза культурного соуса. Когда детям близкие люди тихонько называют какие-то вещи, имена, фамилии, какие-то стихи читают, вовсе даже детям непонятные …

Место этому культурному соусу в отношениях домашних; но часто получается, что вы вольно или невольно приносите с собой заменитель дома.

Ведь то, что вы сейчас делаете, раньше не делали. Всё-таки человеческая культура родителей была гораздо выше. Сейчас я вижу мамочек и папочек, которые не знают элементарных вещей, не знают, например, что дети устают.

Психиатры сформулировали такую проблему: появилось поколение детей, на которых молодые мамочки не смотрели, когда они их кормили. Они в это время занимались чем-то, читали, ругались с кем-то, смотрели телевизор. И это совершенно особые дети.

То есть очень большое число родителей не обладает родительскими установками.

Получается, что вы тянете на себе то, чего нет дома. Вы отдаёте себя на работе так же, как в семье, у вас возникает двойная отдача душевной энергии. Если вы не будете её восполнять, то жизнь ваша станет невозможна. Скажите об этом и своим родным…

Из-за того, что родители ослаблены, воспитатель несёт на себе не только педагогическую нагрузку, но оказывается в роли духовной мамы.

Я попробую сейчас объясниться… Ко мне на занятие пришёл мальчик 11 лет (хотя остальные участники занятий – студенты), из элитной школы, но с фингалом. Такая изумительная элитная школа с фингалом. Он потрясающий, но он никуда не вписывается, ни в какие рамки. Если вы на него смотрите как педагог – то это сущее наказание; если же на него посмотреть глазами духовной мамы – то будет совершенно другая оценка.

Лишь только я начинаю смотреть с этой точки зрения – не насколько ребёнок в чём-то отстаёт, а насколько необычны его возможности как родного мне человека – то вижу перед собой что-то совершенно восхитительное…

Соединение праздничности и ежедневности

…Меня порой спрашивают: «А какое направление у колледжа в Волгограде, где вы в прошлый раз вели занятия?» А я никогда не знаю. Мне абсолютно всё равно, на что идёт ориентация данного колледжа. Мне важен человек, взрослый и маленький. Ведь быстрота такая на Земле, возможно, никому никакие «ориентации» не пригодятся, а всем придётся думать об экологии нашей страны, о её человеческом облике.

Никто не знает, что пригодится конкретному маленькому человеку в жизни. Важны не сами навыки и умения – важно, какая вариабельность заложена в навыке, какая человечность, какая уверенность в себе возникает в этом ребёнке, осваивающем навык.

И всё-таки: как всё это выдержать, эту открытость, искренность, это двойное материнство, что можно изменить для этого?

На мой взгляд, вот что является одной из самых главных вещей, облегчающих наш труд – воссоединение праздничного и каждодневного.

Я привезла на встречу несколько книг. Одна из них – это книга М. Н. Эпштейна, философа, мне так и хочется сказать, «автора» четырёх детей. Потому что он родил четырёх детей и занимался ими как творчеством. Он пишет гениальные вещи о том, что такое отцовство.

Он пишет, между прочим, и такое. В детстве он обварился кипятком, на него что-то падало и т. д., но он ничего этого не помнит. Но то, что случается каждодневно, что ближе и привычнее, то и запоминается. Вдруг ты посмотришь на всё это как бы издалека, впервые осознающим взглядом, и у тебя наступает постепенное пробуждение каждодневности.

Наш семинар хотелось бы назвать и так: «Постепенное пробуждение каждодневности».

Наблюдая, я однажды поняла проблему того, что у нас не получается в детских садах. Мы отделяем праздники и образовательные навыки.

Мы очищаем праздник от всех бытовых деталей, а ежедневный быт наполняем формализованными образовательными задачами. Получается, что и у нас, и у ребёнка возникает разрыв между интересным и бытовым.

Как только разрыв между ежедневным и интересным, праздничным углубляется, то день ребёнка начинает упрощаться, ему становится скучно. Этот ребёнок, вырастая, не умеет делать подарки, он не умеет делать интересное из пустяковых мелочей, он не умеет строить свои праздники.

Я думаю, что дети 8—9-го класса так убого оформляют свой отдых, что это где-то идёт отсюда, нет органики, понимания чудодействия праздника.

Ключи к пространству отношений

Поэтому давайте попробуем пойти по этому пути – соединения праздничности и ежедневности. Начинается он (мне кажется) с ощущения того, как сказывается на формировании человека одухотворённость окружающих его вещей.

У детей сейчас одинаковые игрушки – то из яйца, то из ларька, то из чупа-чупса. Вроде бы всё разное, но оно одинаковое, всё крутится в одном потоке. Как только я приношу какие-то старые бытовые предметы, дети жадно начинают их ощупывать; современный домашний ребёнок приобретает признаки детдомовцев, которые испытывают постоянный сильный голод по каким-то «живым», старинным, интересным вещам.

А вокруг – в комнатах, на улицах, в детских садах – всё меньше уникальных предметов, деталей, на которых можно остановить взгляд. Распредмеченность пространства становится мейнстримом.

Но как только пространство распредмечивается, человек расчеловечивается.

У нас есть ещё одна беда, хорошо знакомая детским садам, которую можно назвать зудом чистоты, неврозом чистоты. От него, например, происходит негласное свёртывание программ всех видов рукоделий, всех видов ручного творчества ребёнка, которые могут мешать псевдопредставлениям о чистоте, о престижности.

Но вымывание насыщенной предметной и деятельной среды – это и означает на самом деле сворачивание воспитательных программ, вымывание дошкольного воспитания из дошкольных учреждений.

Теперь эта престижность пустоты-чистоты перекидывается в семьи. Папы (особенно из обеспеченных семей) приходят вечером домой и недовольно проверяют (как эпидемстанция) чистоту в комнатах. Есть множество детей, которым дома ничего не разрешают ни трогать, ни пилить, ни разворачивать сколько-нибудь активную деятельность с предметами.

Вся программа жизни свёрнута, и получается, что детям неинтересно жить.

Сейчас растёт огромное количество детишек пяти-шести лет, которые, вставая утром, уже ничего не хотят. Такого, говорят наши врачи-психоневрологи, не было никогда. Даже в самые тяжёлые годы во время войны, во время разрухи у детей была ровесническая возрастная горизонталь общения, где они сами пополняли друг друга объектами игры, теми символическими предметами, на которых мирозданием возложена роль необходимых «третьих участников» нашего общения.

Талисман из одного ожерелья

Мне очень повезло в жизни: мы очень долгие годы со своими студентами приезжали в детдом слепоглухонемых детей в Загорске. Там считается, что очеловечивание идёт через несколько вещей. И первое – это через предмет, ощупываемый, тактильно познаваемый и как-то представляющий культуру человечества. Например, привезли слепоглухонемого ребёнка, который у себя в Казахстане пил только чай. Рядом с ним садится педагог и сотни раз даёт компот, даёт кефир, потом чай, тот хватает чай… И с этого начинается его путь к человеческому общению. Другой ребёнок идёт через овечку или собаку, его подводят к живой собачке, он её гладит, ему говорят о ней… И идёт очеловечивание.

Получается, что одухотворённый предмет может служить средоточием того удивительного совершенно языка, который необходим ребёнку для постижения себя и мира.

Но предметы у нас удаляются от детских рук, мы забываем, что если дать детям даже простейшие пуговицы, они зачастую тут же сыграют в какую-нибудь совсем неожиданную для нас игру…

…Ежегодно мы ездим в своеобразные летние лагеря – мы их называем художественными дачами. Ездят от 60 до 100 человек. В прошлом году мы были в горах, в этом году умудрились поехать на Украину. Везут детей в основном наши клубовские студенты и старшеклассники, из «совсем взрослых» иной раз бываю только я и врач.

И я увидела, что у нас образовалась на земле группа молодёжи, которая обладает отцовской, материнской направленностью, хотя у них самих детей ещё нет. Ведь и наш проект с психотерапевтами опирается на волонтёров из пединститута, организационно он выглядит нерационально, бредово, но он действует.

В этом году наш лагерь назывался «Янтарная черепаха». Детей встречало 100 черепах, каждому досталась своя, и в каждой черепахе было две дырочки. Все спрашивали, а зачем дырочки? А мы купили янтарное ожерелье и за день до отъезда каждому ребёнку в его черепаху, с которой он уже сжился за время лагеря, прикрепили янтарь. И все ходили, сияли на солнце, и было видно, как они изменились, превратившись в янтарных черепах.

* * *

Нити невидимых отношений.

Питание взглядом и полифония тактильности (запах, звук, касание, слово).

Объятия – самый маленький и самый большой дом. Дети, которых мало обнимают, зябнут (в помещении, в одежде).

Тело – наш главный измерительный прибор. Налюбленное тело – застенчиво.

Соприкосновение – момент совместимости! Нота Договора!

Слово + Прикосновение – это модель народных игр.

Голос… Похлопывание… Переход в душевную «вертикаль» и объятия! Такая форма контакта лучше всего успокаивает человека и важнее всего для малыша, когда он расстроен.

А ещё будем помнить, что правда в злой форме не приносит пользы. Попробуем делать и замечания – поглаживанием…

Так тон делает музыку.

Бесплатный фрагмент закончился. Хотите читать дальше?