Унисекс. Роман-антиутопия

Часть первая. Бабушка

Глава Первая. Вопрос о помаде

– Бабушка, а что такое помада? – Соня подошла к старушке, вышивавший цветы крестиком, и уселась к ней на колено.

– Милочка моя, это такой тюбик с краской для губ.

– А зачем красить губы? – Удивилась Сонечка.

– Чтобы стать привлекательной.

– Привлекательной для кого?

– Для… – тут бабушка отложила вышивание и задумалась. Для кого ж, в самом деле? Когда-то для любимых мужчин, потом для всех окружающих и себя самой, и, наконец, как кошмар, для отличия, запретного и крамольного, людей менструирующих от людей поллюцирующих. – У нее больно сжалось сердце, и мысли понесли в далекое прошлое, в те распрекрасные дни безудержной молодости, когда она впервые увидела в Музее людских предрассудков флакон с французской губной помадой.

– Расскажи, расскажи, – не унималась Соня. И бабушка начала неспешный рассказ.

Глава Вторая. Воспоминания бабушки

– Мне было около десяти лет, когда из языка ушли слова мужчина и женщина. Их заменили на нейтральное – «человек». У незрелых людей того общества, как нас учили, были незаметные, известные лишь им, особенности: одни раз в месяц источали кровь, другие клейкую жидкость. Однако, с возрастом эти особенности исчезали, и люди становились во всем равными членами общества, «они» без мужского и женского рода. С этой филологической тонкостью помаялись ученые всего мира и, наконец, для обозначения местоимением человека стали использовать бесполое «оно». Одновременно маялись историки, переписывая тома мировой летописи, обесценивая доблесть мужчин и харизматичность женщин, и выдали обществу «Новую историю», где женская красота приравнивалась к проституции и продажности. Само собой, после этого из оборота ушла и вся косметика, помада для губ, карандаш для придания формы бровям, духи, лаки. Следом исчезла мода, хотя, пожалуй, не исчезла, а переродилась в новую форму – унисекс.

– Ой, бабушка, как интересно, расскажи поподробнее. Что за унисекс?

– В одежде не осталось отличия между женским и мужским. Когда-то женщины ходили в длинных платьях, корсетах, утягивающих талию, лифчиках, поддерживающих грудь. Новая мода давала менструирующим людям не чувствовать дискомфорта в движении, а для этого ушли прочь юбки и каблуки. Обтягивающая майка, сдавливающая грудь так, что она больше не выглядела отличительной особенностью; брюки или шорты, и сандалии – такова была новая мода моей молодости. Косы и длинные волосы тоже сочли ненужным и мешающим движению. Их заменили короткие прически, одинаковые для мужчин и женщин. Таковы были люди того времени. Был разным цвет одежды, но и тот не имел никаких гендерных отличий.

– И когда ты впервые поняла, что что-то не так? Когда задумалась об этом?

– Да, наверное, как раз, когда попала в Музей людских предрассудков, посещение которого входило в обязательную программу обучения. Так вышло, что, когда остальные ученики слушали экскурсовода, я отстала, и пошла рассматривать экспонаты сама. Вот там я и увидела помаду, пудру, духи, лифчик, и другие дамские штучки. Они не взвали у меня отвращения, как у остальных учащихся. Наоборот, с тех пор меня мучило любопытство, а как бы я выглядела с помадой на губах и четкими вычерченными бровями.

– И что ж, ты нашла эти женские штучки? – Соня заглянула в глаза бабушки с удивлением.

– А об этом я расскажу завтра, а пока иди и как следует умойся перед сном, – сказала бабушка. И Соня послушно побежала к роднику.

Глава Третья. Наречение имени

В ту ночь бабушка долго ворочалась на кровати: кошмары из прошлого, как призрака мелькали в глазах, отгоняя сон. Тогда она, ученик средней школы, готовила доклад по истории и отправилась в архив редких книг за поиском нужных источников. Их школьная форма – брюки и кофта, а также прическа-каре, делала всех учеников совершенно идентичными, и библиотекарь небрежно махнул на полки, сказав: «Проходи, гражданин». Среди уймы книг одна точно звала её ярко-красной надписью «Евгений Онегин». Роман в стихах про граждан менструирующих и поллюцирующих в двух словах, но, начав читать, она нашла там и терзания любви, и познание себя и становление личности. Именно тогда в ученике средней школы возникло непобедимое желание познать радость любви. На уроках биологии они уже проходили спаривание видов, и по окончании школы каждый «оно» мог устроиться воспитателем новых поколений. Даже больше, самым крепким и здоровым выпускникам предлагали стать «донорами семени» и работать в лабораториях по выращиванию детей. Но любви в этом всем не было. Выходя из библиотеки, она взглянула в зеркало. «Нет, так не пойдёт, бесполое имя Саша пора изменить. Отныне я Сашенька, пусть только я об этом и знаю». Сашенька вгляделась еще раз в свой образ и убрала прядь волос за ухо.

Глава Четвертая. Сердечко

– Бабушка, ты обещала рассказать про прошлое, – закончив чтение, Соня прибежала к столу и уселась, чтобы слушать рассказ. – Как ты нашла женские штучки?

– Ни в магазинах, ни на рынке этого не продавали. Оставалось лишь самой сделать что-то наподобие косметики. Я взяла сливочное масло и ягоды клюквы – из них получилась первая, условно говоря, помада. Карандаш для бровей – пришлось обойтись тушью и кисточкой.

– И как, тебе понравилось с красными губами и тонкими бровями?

– Вначале вышло грубо и броско, но через несколько раз у меня стало получаться изящно, еле заметно, так что я даже рискнула использовать мою косметику в школе.

– И что, кто-то заметил изменения? – Соня изумленно распахнула глаза.

– К моему счастью, нет. Просто никто не мог предположить такого, и сами учителя лишь понаслышке знали о косметике. Так прошли мои школьные годы, а потом я решила пойти работать в…

– Музей людских предрассудков, – закончила Соня и не ошиблась.

–… и там, как хранитель музея, я вдоволь намерила и напробовалась всевозможных выдумок старины.

Бабушка достала деревянную резную шкатулку: разбирать ее «сокровища» было излюбленным занятьем Сони. Среди сережек, колец и браслетов был кулон-сердечко, отрывавшийся при помощи маленького ключика. Внутри, как в маленькой кладовой, лежал локон светло-русых волос.

– Бабушка, чьи это волосы, – Соня приложила локон к голове, – мои?

– Мои, – улыбнулась Александра, у меня в юности были такие же, как у тебя.

– А почему ты хранишь этот локон?

– Работая в музее, я стала настоящей красавицей. Хоть и оставалась в обычном костюме унисекс, но одевала его так, что он подчёркивал мои достоинства: тонкую талию, пышные бёдра. Те сотрудники музея, которые были рождены мужчинами, пусть они об этом и забыли, подсознательно тянулись ко мне, задерживали взгляд, старались нарочно встретиться. А я ждала, когда хоть один из них проявит настоящие чувства, и я наконец узнаю любовь. Но я проработала больше пяти лет, а никто так и не подошел ко мне. Они предпочитали увольняться с работы по психическому несоответствию, не подозревая даже о возможности возникновения чувств. Тогда я пошла на хитрость: в подсобках музея я нашла фотоаппарат, наряжалась в костюмы разных эпох и делала фотографии. Увидав одну из них, молодой сотрудник музея однажды попросил у меня прядь волос.

– Ого, наверное, у вас завязалось знакомство?

– Нет, я приготовила ему этот подарок, но он повесился в хранилище музея, оставив предсмертную записку, что навсегда потерял психическую стабильность.

Бабушка надолго замолчала, а Соня закрыла сердечко с локоном и спрятала подальше в шкатулку, чтобы не расстраивать её. Подходило время сна, и, пожелав друг другу спокойной ночи, они разошлись по комнатам.