Анасейма

– В этом Богом забытом Штормовом нет даже кондиционера. – Южную духоту она переносила с трудом.

– Зато тут рыбалка отменная. – Вячеслав Аркадьевич лёг на широкой кровати звездой, чтоб руки и ноги не прикасались к телу.

– Это не отдых, а выживание, – в десятый раз пожаловалась ему жена, прикрывая глаза.

Дожидаясь, когда взрослых скосит сон, сёстры мастерили браслеты, рассевшись за длинным деревянным столом. Солнце пробиралось сквозь виноградную листву, расцвечивая двор пятнами теней, расчерчивало лица полосками.

Илья ловил в пруду красноухих черепашек и заставлял их есть принесённые Инной листья одуванчика. Черепахи сопротивлялись насильному кормлению и норовили вернуться в безопасный водоём. Когда они скребли маленькими лапками и шипели, Инна визжала.

– Папа сказал, что суп из вас сварит!

Илья выпустил перепуганную черепашку в воду.

– Из этих не варят. Разводят специальных, – заметил он.

– Так я зря их откармливаю? – искренне расстроилась Инна.

Марина отложила в корзинку готовый браслет из триций, придвинула к себе продырявленные ракушки гребешков.

– А тебе их не жалко?

Инна на мгновенье задумалась.

– Мы же креветки едим, и мидии, почему мне черепах должно быть жалко?

– Степашу же мы не едим. Они вроде домашних питомцев.

Алсу не вслушивалась в спор сестёр. С приездом постояльцев у неё появилось новое увлечение: томно вздыхать, поглядывая на Диму. Как подступиться к нему и продемонстрировать симпатию, она не представляла. Мальчик казался таким чужим, абсолютно городским. А его манера разговаривать совершенно пленила: никто из ровесников Алсу не произносил таких витиеватых фраз и вряд ли знал значение хотя бы половины слов, которыми так легко разбрасывался Дима.

Когда он пускался в рассуждения о столичной жизни, она слушала, затаив дыхание. Всё, что он рассказывал, казалось диковинным, словно из другого мира, будто сюжет фэнтезийного романа. Диме льстило такое пристальное внимание, и он беззастенчиво привирал, на самом деле вставляя в истории элементы из просмотренных фильмов и прочтённых книг.

Марина забралась на беседку и заглянула в окно спальни на втором этаже «скворечника». Родители Ильи крепко спали. Она тайком кивнула ему и, спустившись на землю, уселась на скамью, будто и не собиралась никуда идти. Но, выдержав несколько минут, выскользнула за калитку.

Он догнал её у канала.

– Что Диме сказал?

– Ничего. Он не заметил, что я сбежал.

Сняв шлёпки, Марина легко проскакала по нагретой солнцем трубе и обулась уже на другой стороне.

Илья повторил её манёвр, но не так грациозно. На середине едва не оступился и заработал унизительный смешок.

Марина не стала ждать, когда он обуется, кинулась вперёд. У рощи серебряных лохов она не пошла к дюнам, свернула налево. Постепенно дорога поднималась вверх и переходила в утоптанную земляную тропу. Заповедник располагался на высоком берегу, чуть уходя в глубь мыса, другая его граница прилегала к морю. Марина уже не бежала, шла медленно, прислушиваясь к пению птиц. Приходилось пригибаться, проходя под скрученными ветвями можжевельника, и поглядывать под ноги. В заповеднике обитали не только безобидные ящерицы и черепахи, но и змеи.

Илья догнал Марину и взял за руку.

– А нам сюда можно?

– Почему нет? На машинах запрещено, а пешком можно. Особенно если знать, куда идти. К морю лучше не соваться, оттуда могут погнать.

Илья шёл рядом, не выпуская ладонь Марины, она и не пыталась вырвать кисть, словно это естественный для них способ передвижения.

– Почему не приехал год назад?

– В Египте были. Мама настояла на культурном отдыхе.

Марина фыркнула:

– А тут, значит, некультурный?

Илья пожал плечами, не подозревая, что коснулся опасной темы. Марина обожала Штормовое, её любимым посёлком можно было только восхищаться.

– Мама говорит, что не очень. Боится, что папа превратится в местного подзаборника и растеряет налёт цивилизации, – необдуманно процитировал свою мать Илья.

Марина вырвала ладонь и ускорилась.

– Тогда чего вы сюда приехали? Сидели бы в своей Москве.

– Летом там скучно.

Петляли долго, с тропы сходили не единожды: пробирались по ковру из иголок пицундской сосны, выходили прямо к высокому отвесному берегу, на котором можжевеловое дерево стояло, подобно стражу всматриваясь вдаль. Оно было скручено так, будто два великана выжимали из него соки, взявшись с обеих сторон.

– Ещё раз повернём направо и придём, – сказала Марина и свернула в противоположную сторону.

Илья растерялся.

– Ты что, путаешь стороны?

Марина и не подумала устыдиться.

– Ну и что?

– Тебе же не пять лет, – Илья на секунду почувствовал себя взрослее и умнее, он-то давно не путался в таких простых вещах.

Наконец пришли к дубу. На взгляд Ильи, волшебным он не выглядел, но он не стал расстраивать Марину. Она с неподдельным энтузиазмом принялась копаться в траве у подножья дерева в поисках серебряного жёлудя. Обычных тоже почти не попадалось, только старые и сморщенные.

– Расскажи о Москве, – попросила Марина, осматривая очередной жёлудь. Поскребла ногтем, но серебро не показалось. – Больше Анапы?

– Намного больше. Она огромная! – возмутился Илья.

– Не представляю…

– Что не представляешь? – Илья опустился на траву и, прислонившись к стволу спиной, прикрыл глаза.

– Как можно жить там, где нет моря.

– Ты карту страны, что ли, не видела? Многие живут далеко от моря и не страдают даже. Москва – столица, там жизнь кипит. Все «звёзды», знаменитости, президент – в Москве. Ты телевизор вообще не смотришь?

Марина обошла дуб по кругу и остановилась напротив Ильи.

– У нас нет телевизора.

– Дикари, – в шутку обозвал он их семью.

– Сам ты дикарь!

Марина недобро сощурилась, задышала прерывисто, через нос, но Илья не видел разгорающийся на её лице гнев, продолжал расслабленно сидеть, прикрыв веки.

– Кроме ракушек, ты хоть чем-нибудь интересуешься?

Марина сжала кулаки, шумно фыркнула.

– Я тупая двоечница, даже школу прогуливаю! – она развернулась и побежала в сторону дома.

Когда Илья открыл глаза, Марины и след простыл. Шаги быстро затихли, и воздух наполняли только песни птиц и шум моря. Сначала он подумал, что она просто подшутила и дожидается его где-то неподалёку, может, за деревом, или за поворотом. Через час он по-настоящему заволновался, ведь дорогу не запоминал, рассчитывал на Марину. И теперь растерянно стоял посередине поляны, не представляя, в какую сторону идти.

Решил не сходить с тропы, а если кто-то встретится – спросить дорогу. Плутал долго, едва не наступил на хвост ужу и успел проголодаться. С каждой минутой мрачнел и злился всё больше. Успокаивала только мысль, что это не джунгли и не тайга, а заповедник, где водятся не только редкие животные, но и люди. Нужно лишь быть более внимательным, и дорога отыщется.

Марина пришла домой рассерженная и голодная. Стащила из корзины оставшиеся с утра пирожки и ушла на побережье. Вернулась, когда солнце приобрело малиновый оттенок и намеревалось поцеловать горизонт. Взрослые разбежались по своим делам: Счастливчик и Вячеслав Аркадьевич наслаждались рыбалкой на канале, а Татьяна бродила по пляжу, предлагая сувениры отдыхающим.

Дима, Инна и Алсу притихли на качелях, наблюдая непривычную картину: Раиса Константиновна взволнованно мерила шагами двор. Ещё не плакала, но глаза уже наполнились влагой и покраснели.

Увидав Марину, она запнулась и быстрым шагом направилась в её сторону:

– Илья не с тобой? Видела его?

– Его нет?

Марина хотела его проучить и заставить побродить по заповеднику, не подозревая, что он так долго будет искать выход. Теперь шутка не казалась смешной, Раиса Константиновна испугалась по-настоящему. Её холёное безэмоциональное лицо потеряло привычный налёт сдержанного высокомерия.

– Нужно звонить в милицию, – решительно заявила она.

– Я его найду!

Марина распахнула калитку и понеслась по улице. Страх не успел разрастись и насытить кровь адреналином, она успела добежать только до поворота, когда увидела Илью. Он шёл нарочно медленно, поравнявшись с ней, чуть приостановился, но ничего не сказал, прошёл мимо.

Навстречу ему вышла мама. Обняла, отстранилась, внимательно оглядела его лицо и снова прижала к себе.

– Где ты был?

Он оглянулся, нашёл взглядом Марину. Она смотрела с вызовом, будто не боялась разоблачения.

– Заблудился в заповеднике, – выдал Илья, опуская глаза. – Вроде недалеко ушёл, но не сразу отыскал тропу.

Раиса Константиновна на секунду опешила, посмотрела на сына недоверчиво.

– Зачем ушёл без разрешения, да ещё один?

Илья растерялся.

– Я не подумал. Это случайно получилось.

– Случайно?

Такая глупость, как хождение в незнакомом лесу, где водятся не только реликтовые деревья, но и хищные животные, никак не укладывалась в её голове.

Весь вечер Раиса Константиновна не выпускала сына из виду, присматривалась к нему, будто за время отсутствия его могли подменить или сделать что-то нехорошее, незаметное с первого взгляда. Спустя час она уже взяла себя в руки и ни капли не напоминала ту взволнованную женщину, что металась по двору. Такого лица Илья ни разу у мамы не видел. В минуты злости или радости оно менялось незначительно, Раиса Константиновна никогда не выражала эмоции ярко, слегка обозначала их приподнятой бровью или сдержанной улыбкой.

У Юдиных всё было наоборот. Постоянные поцелуи, объятия, щедрые россыпи любви по поводу и без. Огорчались они тоже громко, правда, причины находили для этого, на первый взгляд, абсурдные. Несколько дней назад Марина плакала навзрыд, обнаружив разорённое осиное гнездо. А вчера с неподдельной скорбью на лице собирала на берегу медуз и кидала их обратно в море.

Раиса Константиновна любовь выдавала как плату за хорошие поступки. Когда сыновья расстраивали её, она могла спокойно заявить: «Сегодня я тебя не люблю».

Выбрав момент, когда Илья останется без присмотра, Марина приблизилась к нему и протянула самую красивую ракушку из своей коллекции:

– Прости меня.

Илья поднял взгляд, Марина смотрела прямо, насквозь прожигая своими прозрачными глазами.

– Ты меня тоже прости.

– Мир? – он протянул ладонь, но ракушку не взял, предлагал скрепить дружбу рукопожатием.

На лице Марины расцвела широкая улыбка, она цепко ухватила ладонь Ильи.

– Мир. И, кстати, я не двоечница. Всего две четвёрки в четверти.

Илья взял ракушку и ухмыльнулся.

– Но прогуливаешь?

– Прогуливаю, – печально согласилась Марина. – Если пороть будут, скажи, что это я тебя завела.

Илья изумлённо уставился на Марину, ожидая, что она улыбнётся, но она, кажется, не шутила.

– Пороть? С чего вдруг меня будут пороть? К тому же мне уже двенадцать лет, кого в таком возрасте порют?

Марина неуверенно пожала плечами.

– Ну, мало ли, – протянула она задумчиво. – Нас папа ремнём лупит, но только за дело. Он нас любит и хочет из нас людей вырастить. И вообще, он прикольный.

– Прикольный, – нехотя согласился Илья.

– А как тогда вас с Димкой наказывают?

– Мама с нами не разговаривает.

– И всё?

– Этого вполне достаточно.

Марина села на скамью, упёрлась подбородком в сложенные на столе кисти рук. Немного помолчав, сказала:

– Пусть лучше порют.

Утро началось со ссоры. Раиса Константиновна вернулась с пляжа и застала своих сыновей в огромной куче гороховых стеблей. Они сидели прямо на прогретой солнцем плитке и увлечённо копались в сочной листве, выискивая спелые стручки. Вскрывали их ногтем и выгрызали молодые горошины зубами. Сёстры Юдины окопались тут же и соревновались в скорости поедания гороха.

Урожай бобовых привёз Счастливчик. Ехал мимо поля, увидел, что горох уже достаточно поспел, и накосил полный багажник прямо со стеблями. Наличие у поля хозяина его мало волновало. В таком количестве он выращивался на корм для скота, и никто его особенно не охранял.

Добычу вывалил прямо посередине двора и щедро развёл руками.

– Налетай, детвора.

Дима и Илья поначалу опасались есть горох таким непрезентабельным способом, но видя, как ловко вскрывают стручки девчонки и как закатывают глаза от удовольствия, решили присоединиться.

Раиса Константиновна опешила и не сразу смогла облечь возмущение в слова, стояла, расставив руки в стороны, глядя на это безобразие.

– Откуда этот горох? – наконец выговорила она.

– С поля. Папа привёз, – откликнулась Марина, выкусывая горошины из стручка.

– А если поле обрабатывали от вредителей? – спросила она скорее у самой себя, дети точно не переживали по этому поводу. – В лучшем случае разболится живот. А что в худшем, я и думать боюсь. Дима, Илья, выплюньте эту гадость и марш в дом.

Спорить с родителями в их семье было не принято. Если папа ещё поддавался на уговоры, то с мамой подобные фокусы не работали. На неё не действовали ни жалостливые взгляды, ни обещания.

После того как Илья потерялся в заповеднике, прошло три дня, но только вчера мама начала с ним разговаривать: истекло время молчаливого порицания. Нарваться на очередной бойкот не хотелось.

Как назло, пророчество Раисы Константиновны сбылось. Уже в обед у Димы прихватило живот, и он оккупировал туалет. Илья какое-то время подшучивал над ним, сидя за дверью, но потом отпросился на пляж вместе с семьёй Счастливчика. Раиса Константиновна осталась присматривать за старшим сыном.

Если бы Дима своей болезнью не удержал маму в пределах «скворечника», не случилась бы поездка на катере, которую так ждал Илья. Алсу осталась дома из солидарности к Диме, Инна боялась «Афалины», и пока ещё никто не уговорил её забраться на катер. Счастливчик не стал брать других курортников. Вручил жилеты Марине, Илье и его отцу, проверил крепления и отчалил от берега.

Отдалившись, он заглушил мотор и развернулся к пассажирам.

– А теперь сидим и ждём дельфинов.

Илья встрепенулся.

– Реально, что ли? Дельфинов?

Марина с наигранным равнодушием махнула рукой в сторону горизонта.

– Реально. Сейчас сам увидишь. Вчера весь вечер рассекали, напугали полпляжа.

Не дожидаясь позволения отца, она расстегнула жилет и, перекинув ноги через край катера, прыгнула в воду.

Вячеслав Аркадьевич кинулся к борту, но море уже сомкнулось над головой девочки. Он перевёл изумлённый взгляд на Счастливчика, но тот только пожал плечами.

– Ей можно.

Вынырнула Марина в нескольких метрах от катера. Вдалеке показался плавник, и приближался он стремительно. Неудивительно, что курортники разбегались с криком «Акула!» – первое впечатление было именно такое. О дельфине думалось в последний момент, ужастики научили, что плавник над водой – это причина поберечь конечности.

Илья пристально следил за Мариной, сгорая от желания составить ей компанию. Она плавала кролем, качалась на волнах, лёжа на спине, ныряла с борта катера. Глубина её не пугала. В воде она смотрелась так же естественно, как дельфин, кружащий вокруг катера.

– Анасейма! – позвал он, произнося её прозвище с каким-то особенным благоговением, словно обращался к морской богине.

Марина подплыла ближе и уставилась на него прозрачными, полными моря глазами.

– Тоже хочешь?

Илья в надежде оглянулся на папу, но тот отрицательно качнул головой.

– Нельзя. А там глубоко?

– Очень. До дна я не достала.

Илья склонился ниже.

– И тебе не страшно?

Марина широко улыбнулась.

– Да ну, чего бояться. Это же море.

Илья неопределённо хмыкнул. Марина не бравировала, она действительно не боялась. А он успел накопить страхов целый мешок: его пугала темнота, роботы, а ещё ожившие домашние животные, похороненные на древнем кладбище. В своих фобиях он никому не признавался, пытался бороться с ними самостоятельно.

Марина сделала несколько кругов, намеренно призывая дельфина поиграть и приблизиться к катеру, чтобы Илья мог его разглядеть. Мальчик никогда не видел дельфина так близко и смотрел со смесью изумления и насторожённости. Животное оказалось не только гораздо больше, чем думал Илья, но и выглядело не таким уж и безобидным. Когда дельфин приближался к Марине, Илья напрягался и ожидал, что вот сейчас что-то произойдёт. Дельфин её укусит или потопит, но Марина не выглядела напуганной, смеялась и брызгалась водой.

Когда вернулись на берег, Илья ещё долго смотрел на Марину по-особенному. Впервые его восхитил не придуманный герой из боевика или книги, а реальный человек. И этот человек был не только его другом, но ещё и девчонкой. Марина же на него смотрела со смесью жалости и превосходства. Он мог бы стать олимпийским чемпионом или великим учёным, но без умения плавать так же хорошо, как она, уважение ему не светило. Марина прислушивалась только к морю.

Ближе к вечеру Диме стало лучше, но на пляж он не пошёл, лежал на кровати, бледный и несчастный, сунув ослабленную ладонь в руку взволнованной Алсу.

Марина усадила Илью за длинный стол во дворе.

– Давай быстро наделаем куриных богов и пойдём на пляж. Пока твоя мама занята Димкой, хоть нормально поплаваем, а то так и будешь пиявок гонять у пирса вместе с бабушками и мелкотой.

Илья ловко вдевал плетёную тесьму в отверстия ракушек и подавал Марине. Она завязывала неизвестный ему мудрёный узел, который сам по себе выглядел как украшение, и откладывала в сторону. За час они использовали все скафарки и гребешки, сложенные кучкой на столе.

– А почему вы не продаёте красивые ракушки, которыми в Анапе торгуют? Закрученные такие, с пятнышками и полосками.

– Какая-нибудь тигровая ципрея¹⁶ или конусы¹⁷, – пренебрежительно фыркнула Марина. – Они не местные. Как можно на память о Чёрном море увозить ракушки, которые тут вообще не водятся?

Илья приподнял бровь.

– Они красивые. Большинство понятия не имеет, какие местные, а какие нет.

Марина ухмыльнулась и пальцем опустила его бровь на место.

– Как ты так делаешь?

– Бровью?

Марина кивнула.

– Нравится?

– Прикольно, я так не умею. И улыбка у тебя очень красивая. Даже без зуба.

Илья искренне улыбнулся, довольный собой и немного смущённый. Он не умел так просто и открыто выражать симпатию, боялся. А тут ещё похвала его сомнительному таланту.

– Спасибо, – пробормотал он, зардевшись от прямого взгляда. Умела Марина смотреть так, будто никого в мире нет интереснее и лучше, будто только ты один для неё и существуешь.

– Пойдём продавать богов.

По пляжу бродили недолго. Марина развесила ракушечные кулоны на предплечье и несколько раз озвучила цену на свой товар. Покупатели растащили сувениры за полчаса. Илья бродил чуть в стороне, сгорая от стыда за Марину. Её свободный образ в море несколько часов назад никак не вязался с деловитой девчонкой в купальнике, торгующей ракушками.

Избавившись от куриных богов Марина помахала деньгами перед лицом Ильи.

– А теперь пойдём потратим.

– А тебе нравится торговать ракушками? – осторожно поинтересовался Илья, боясь обидеть.

– Терпеть этого не могу. Но теперь у нас есть деньги на мороженое. – И, чуть замявшись, добавила: – И шляпу.

– Сколько у тебя уже этих шляп? Каждый день меняешь, и ещё ни разу не повторилась.

– Новая шляпа никогда не помешает.

Домой они вернулись к ужину, оба в новых шляпах, с надувным матрасом.

Раиса Константиновна смерила Илью недовольным взглядом, но не отчитала, устало потёрла лоб тыльной стороной кисти.

– Диме снова хуже. Съездим в Анапу к врачу. Татьяна обещала, что присмотрит за тобой, веди себя хорошо, не позорь фамилию.

Илья сдержанно кивнул. Можно подумать, он ведёт себя безобразно. К чему эти публичные предостережения?

Счастливчик вызвался отвезти их в больницу, Диму уложили на заднем сиденье и отправились на консультацию к доктору.

Вячеслав Аркадьевич уснул на качелях во дворе сразу после ужина. Татьяна накрыла его простынёй, спасая от комаров, и уселась за стол перед большой миской. Напевая мелодию, принялась чистить отварные креветки для завтрашних пирожков. Инна расположилась тут же, с блокнотиком, и записывала рецепты маминой стряпни.

Алсу снимала панцири почти механически, одним отработанным движением, и это не мешало ей недовольно ворчать. Илья бездельничал недолго, предложил свою помощь и сел рядом с Мариной. Первый десяток креветок просто съел, не устоял перед притягательным ароматом. Так ловко и быстро снимать панцирь с членистоногих, как у Юдиных, у него не получалось, кожу на пальцах начало щипать от соли, да и занятие это оказалось монотонным.

Марина взяла крупную креветку за хвост и поднесла к лицу Ильи.

– О, у вас глаза похожи.

Он отклонил её руку в сторону.

– Теперь я их есть не буду.

Марина сделала вид, что креветка ходит по столу и разговаривает:

– О, смотрите, я Илюха из столицы. Замучил занудством репетиторов, зато видел президента.

Илья выудил из миски другую креветку и тоже включился в игру.

– А я Маринка из посёлка на краю мира. Прогульщица и, кажется, русалка.

Они одновременно засмеялись и принялись изображать драку креветок.

Алсу смерила их осуждающим взглядом.

– Дети, что поделаешь, – покачала головой. – Они у вас будто не дерутся, а целуются.

Марина и Илья тут же сделали вид, что именно это и происходит: начали сталкивать креветки острыми носами, изображая недвусмысленные звуки.

Ночь подкралась внезапно, обступила освещённый двор со всех сторон и дала отмашку песням цикад.

Первой уснула Инна. Татьяна отнесла её в кровать, оказавшись на руках, Инна проснулась. Вячеслава Аркадьевича Татьяна будить не стала. На широких мягких качелях не раз засыпали и гости, и сами сёстры Юдины, причём все втроём, скрутившись в мудрёный клубок из рук и ног.

Илья нехотя поплёлся в «скворечник», Марина догнала его уже на пороге.

– Когда все уснут, я кину в твоё окно виноградину. Пойдём ночью купаться.

Илья растерялся.

– Может, завтра? Послезавтра мы уедем, думаю мама разрешит, как в тот раз, увидеть светящееся море.

– Балда, море в августе светится, а сейчас июль, – Марина преградила ему дорогу, выставив руку. – Не разрешит. После того как Димка отравился, до самого отъезда будете под её присмотром.

Илья медленно кивнул, загораясь идеей искупаться в ночном море.

– Хорошо. Буду ждать сигнала.

Долго ждать не пришлось.

Алсу почти сразу погрузилась в сон, Инна чуть позже, на втором куплете колыбельной, а Марина сделала вид, что заснула крепко и беспробудно, как только голова коснулась подушки. Татьяна поцеловала дочерей и, притворив дверь, вышла из комнаты.

Марина выждала десять минут и распахнула глаза. Прислушалась к тишине в доме: вроде бы никто не бродил, и путь к бегству был свободен. Надев купальник, она осторожно выбралась во двор и на цыпочках прокралась к «скворечнику». Ухватившись за перекладину беседки, сорвала горсть неспелых ягод и кинула в окно спальни. За стеклом показалась тень с взлохмаченными волосами. Илья вышел через пять минут, отгоняя настойчивых комаров.

Марина приложила палец к губам и кивнула в сторону качелей. Под простынёй угадывался человеческий силуэт, неподвижный, но громко храпящий.

До калитки они крались на носочках, с трудом удерживая рвущийся наружу смех. Около моста позволили себе расхохотаться в голос. Илья приостановился и прислушался к ночи. В траве оглушительно стрекотали цикады, издалека доносилась музыка, а над головой пищали приставучие комары. Холодно не было совершенно, даже душно, как перед грозой. Воздух наполнился тягучей духотой и пах озоном.

На пляже Марина остановилась, коснувшись пальцами ног кромки прибоя.

– Нельзя, чтоб родители нашли утром мокрые купальники.

– И что предлагаешь? Снять, что ли?

Илья предложил это в шутку, но Марина не засмеялась. Свет луны вычертил её серьёзное лицо.

– Ну да. Отвернёшься, я разденусь и зайду в воду, потом ты. Я закрою глаза.

Илья колебался. Не мог понять, что именно его коробит в этой ситуации, вроде ничего постыдного, но что-то волновало, не давало согласиться на купание голышом.

Марина откинула волосы назад.

– Я постоянно так делаю, иначе папа узнает, что я ночью хожу на пляж.

– Ладно, – решился Илья. – Ты первая.

Он отвернулся и выждал несколько минут, пока Марина не зашла в воду и не разрешила ему повернуться. Оставив одежду на берегу, прикрыл ладонями пах и забежал в море. Кожа тут же покрылась мурашками, а ягодицам стало непривычно холодно.

В темноте он не разглядел Марину и едва не врезался в неё. Коснувшись голой кожи, отпрыгнул, как ошпаренный, а она засмеялась.

– Чуть не утопил!

– Тебя утопишь.

Марина отплыла в сторону и оглянулась.

– Это такая свобода. Словно я с морем одно целое.

Илья не мог сказать, что испытывает такое уж наслаждение, мешал проснувшийся стыд. Пару лет назад его бы не смутила голая девчонка, плавающая в темноте, но недавно он стал присматриваться к одноклассницам как-то по-новому, не с дружеской симпатией. Ещё больше его напрягала собственная нагота. Не свободу он ощущал, а беззащитность и смущение.

Марину же ничто не тревожило. Она плавала где-то рядом, в темноте слышались всплески воды и размеренное дыхание. Илья раскинул руки в стороны и поплыл брассом. Это действительно было непривычно и странно, но больше не из-за полностью обнажённого тела, а из-за самого купания в ночном море. Была в этом какая-то магия.

Илья почти забыл, что боится темноты: сейчас она казалась дружелюбной и таинственной, но не жуткой. Он даже посмеялся над собственным страхом.

– А я ведь темноты боялся, – легко признался он.

Марина проплыла в нескольких метрах за его спиной, исчезла под водой на несколько секунд и вынырнула напротив. Луна высветила её блестящие глаза.

– А я моря.

Илья решил, что ему послышалось.

– Анасейма моря боялась? Ни за что не поверю!

– Однажды я чуть не утонула. Один страх у меня всё-таки есть: лишиться моря. А чего ты ещё боишься?

Илья задумался, не хотелось выглядеть перед Мариной совсем уж трусом, но почему-то так хотелось признаться именно ей.

– Я роботов боюсь и воскресших мёртвых животных, – выдохнул он и застыл, ожидая реакции.

Марина снова сделала круг, будто акула около добычи. Остановилась, едва не касаясь руками его голой спины.

– Почему роботов?

– Они не поддаются мольбе, – взвешенно ответил Илья. Он уже не раз это обдумывал. – Они же бесчувственные машины.

– А почему мёртвых животных?

– Это из-за книги Стивена Кинга «Кладбище домашних животных». Они были любимцами, а стали монстрами. И теперь их нужно убить. А как убивать того, кого любил?

Марина вздрогнула:

– Брр, не читала. Гадость какая-то.

Она отплыла в сторону, снова оставив Илью в растерянности. Он тоже поплыл, только вдоль берега, углубляться в море не рискнул. Уже почти начал получать удовольствие, когда услышал голос Татьяны.

– Выходите. Илья, твоя мама едет домой и сильно удивится, если не обнаружит тебя в кровати.

Илья вышел из воды по пояс и растерянно замер, не зная, как выбраться на сушу. Марина подплыла сзади, но из воды торчала только её голова.

– Мама, там наша одежда на берегу.

– Вы голышом купаетесь?

Илья залился румянцем, вот теперь ему было по-настоящему стыдно.

– Я отвернусь, – произнесла Татьяна.

Илья выбрался первым. Поспешно натянул шорты и футболку прямо на мокрое тело и тоже развернулся спиной к морю. Прислушался к плеску воды, затем шороху надеваемых вещей.

– Я всё.

Татьяна подошла к ним и молча взяла за руки. До самого дома не произнесла ни слова, будто и не осуждала их ночную прогулку.

У калитки Марина приостановилась.

– Мам, я не первый раз ночью на море бегала. Ничего страшного.

– Я знаю, хотя папе лучше не знать, – Татьяна перевела взгляд с дочери на молчаливого Илью. – Но его мама бы не разрешила. Не стоило брать на себя ответственность за чужую жизнь. Могло случиться что угодно. А ты всё-таки ребёнок.

Марина чувствовала, что мама недоговаривает, было в её интонации нечто необычное, похожее на смущение.

Илья убежал в «скворечник», не пожелав спокойной ночи, а Марина побрела в свою спальню. Уложив её в кровать, Татьяна села на край и погладила по голове.

– Русалочка моя, завтра ты не пойдёшь к морю. Это твоё наказание, – слова прозвучали ласково и никак не вязались со смыслом.

Марина едва не подпрыгнула, Мама никогда её не наказывала.

– Мама, за что?

– Когда подрастёшь, поймёшь, почему я тебя наказала. А сейчас просто запомни, что так делать нельзя.

Утром Илья узнал, что Марину наказали, но никому не смог признаться, что знает причину. Его не коснулось недовольство Татьяны, Марина пострадала за обоих. Илья из солидарности тоже не пошёл к морю, остался во дворе. Марина мучилась, будто религиозный фанатик, отлучённый от божества на всю оставшуюся жизнь. Сидела на качелях насупленная, закрывшись от всех шляпой, и что-то бурчала.

Дима уже не выглядел зелёным, даже позавтракал. Раиса Константиновна собирала вещи, укладывала сувениры и прикидывала, всё ли успела сделать до отъезда. После обеда решила съездить в Анапу, но Вячеслав Аркадьевич и Счастливчик успели выпить пива, пришлось ей добираться на автобусе. Едва за ней закрылась калитка, как сыновья встрепенулись и скинули налёт несвойственной детям угрюмости: принялись брызгаться из водяных пистолетов и обкидываться зелёным виноградом.

Расчувствовавшись от предстоящей разлуки, Счастливчик устроил экскурсию по своему гаражу, в ящике с инструментами случайно обнаружил бутылку настойки. Бережно вытер с неё пыль и продемонстрировал гостю, будто святой Грааль.

– Славик, тебе повезло. Такое зелье ты ещё в жизни не пробовал.

Дегустацию откладывать не стали. В лучшем случае увидятся через два года, настойка столько не выдержит, да и грусть от предстоящего расставания следовало обезболить алкоголем. Прямо в гараже откупорили бутылку и разлили настойку по рюмкам. Не закусывали, делились впечатлениями и заверяли друг друга в вечной дружбе. Как опьянели, и сами не заметили.

Уже довольными и уставшими от долгой беседы, их обнаружила Марина. Но маме не пожаловалась, а позвала ребят и заговорщически прошептала:

– Сейчас будем делать им собутыльника.

Сёстры раскопали в старых вещах свитер и брюки, набили их другими вещами, отложенными как ветошь. Голову мастерили все вместе. Тут пришлось постараться. В качестве лица они использовали старые колготки телесного цвета. Красками нарисовали глаза, рот, вместо бровей приклеили две полоски от мохнатого шарфа. Илья и Дима занялись изготовлением рук. Испортили две пары перчаток, пока пухлыми конечностями не были довольны все, кто трудился над созданием чудовища Франкенштейна.

Существо получилось длинное и уродливое, к тому же без носа. Дима настаивал на том, что нос необходим, но никто не мог изобразить его достоверно, поставили две точки и на этом закрыли спор. Завершающим штрихом стала шляпа, россыпь репейников на свитере для антуража и бутылка из-под пива, наполненная водой.

Марина оглядела собутыльника, поправила на нем шляпу и довольно заключила:

– Красавчик. Как назовём?

Илья задумчиво почесал выгоревшую макушку.

– Михалыч.