Читать книгу: «Чертоги солнца»

Тата Филатова

Шрифт:

Whatever you do, I adore

Часть I

Сильные страсти, если они не укрощены,

сокрушают утончённые натуры.

Страсти эти либо убивают, либо умирают сами.

Оскар Уайльд

1

Тёмная сентябрьская ночь опустилась на землю. Впереди – стелющаяся мгла, пронизанная неяркими огнями очередного города. Какого по счёту? А чёрт его знает. После багажного отделения я особенно отчётливо чувствую себя бездомной собакой и пахну соответствующе. Когда запретят такой провоз животных? Когда-нибудь! «Когда-нибудь» – самые частые слова, которые произношу себе, стараясь и уговорить, и успокоить, и вселить надежду. Когда-нибудь всё образуется. Самое плохое, что это время не наступает и вряд ли наступит. Но я вновь и вновь повторяю это заклинание и жду неожиданных перемен. Неожиданности бывают приятные, неприятные, а бывают такие, что лучше совсем никаких не надо, вот только они у меня и случаются.

Интересно, после турбулентности я выгляжу дико или сойдёт? Выскользнула мимолётной тенью в ночи, проскочила мимо аэропорта, взглянула в панорамное окно, чтобы понять, на кого я похожа. В маленьком полупустом холле аэропорта прилетевших почти нет, кажется, я прибыла куда надо. Я отряхнулась от клочков шерсти и пыли – не так уж плохо. Ладно, добро пожаловать, посмотрим сей благословенный край… Как там он называется? В голове шум, нужно что-то накинуть, сентябрь же. В осени плохо только одно: она закрадывается в душу. Придаёт чувствам, словно листьям, другой окрас. Дожди и увядание оставляют на всём след грусти и одиночества, а вот сама грусть становится ещё мучительнее, а одиночество ещё невыносимее… Об одиночестве я многое знаю.

Я вытащила чёрный плащ из рюкзака и пошла по дороге, ведущей через поле и трассу в сторону городских огней. Запахло дождём, сырой землёй, прелыми скошенными стеблями и ночной прохладой, прозрачные тени бежали под ногами. Пронеслась сквозь поле мимо спального района сразу в центр этого города. Как его называют? Кажется, у него несколько имён… За столько лет путешествий всего не упомнишь. Кирпичные стены трёхэтажек заросли мхом, в окнах горел тусклый свет. Доносились голоса и запах горячей пищи, а в подвалах прятались от непогоды кошки. Люди выглядели доброжелательно – чем меньше город, тем добрее и внимательнее там люди. Мир представляется им более узким, компактным по сравнению с миром жителей городов-миллионников… люди в провинции замечают всё.

Я оказалась на небольшой набережной. Пустынно. Желтеющие листья прилипли к мокрой брусчатке, чугунные ограждения чёрным узором вырисовывались на фоне широкого русла. Река засыпа́ла под шум редких капель, тусклые огни колыхались на тёмных волнах. Здесь будет мой очередной временный дом. Привет, город!

Да, живи ещё хоть два века – всё будет так, исхода нет! Ничего не изменится, особенно тогда, когда и менять больше нечего. Почти за сто пятьдесят лет со мной не произошло ничего. Я переезжала из страны в страну, из города в город, жила в сотнях домов, видела миллионы или миллиарды людей, но, где бы я ни была, для меня всё оставалось прежним. Весь этот меняющийся, пульсирующий, многообразный и живой мир оставался как за стеклянной стеной, а я – тень. Всё вижу, но рукой не достать – как картинки по телику. Чужая жизнь. Потеряв человеческое лицо, невозможно быть частью жизни, только наблюдателем.

Люди сторонятся меня, бессознательно чувствуя неприязнь или даже страх, хоть я и выгляжу привлекательно, но это особая приманка, свойственная таким, как я. Ты словно прелестный плотоядный цветок, нужно же чем-то заманить жертву, прежде чем сожрать её? Лицо моё миловидно, хотя угрюмость придаёт ему отталкивающий вид. Я высокая – длинные ноги подходят для прыжков и быстрого бега, у меня узкие запястья и цепкие длинные пальцы, тело очень выносливое. Глаза кажутся больше обычного, а когда я сыта, щёки кукольно-круглые. Моя внешность обманчива, всё это входит в комплект с моей хищной природой. Но есть и изъяны, из-за которых я ношу закрытую одежду с длинными рукавами и сшиваю их между большим и указательным пальцами, чтобы не задирались. Холод и синева тела, серая кожа и чёрные вены – всё это не для взгляда и прикосновения человеческого. Лицо густо мажу большим количеством косметики. Единственное, что мне в себе действительно нравится, – длинные тёмно-медные волосы, бесполезны как функция, зато хоть какое-то цветное пятно. За много лет я наловчилась правдоподобно краситься, можно вести вампирский бьюти-блог. Хотя подписчиков у меня будет крайне мало с такими-то изначальными данными живого трупа, разве что один…

Я избегаю других. Нас не так много, а тех, кого случайно встречала, всегда старалась обойти и скрыться незамеченной. Но мы не люди, у нас чутьё, и проскочить мимо почти невозможно. Меня замечают, но не трогают в ответ на моё игнорирование. По сути, я никому не нужна, никому не принадлежу, всем наплевать, кто я. Меня зовут Сэм – так я назвала себя сама, сокращённо от Самаэль, выбрано по понятным причинам. А однажды в баре мне удачно подвернулся рюкзак с комплектом документов на имя Саманты Вишес – фото были достаточно подходящими для меня, так я и вправду стала Сэм. Увы, по ворованным документам мне было уже тридцать три, а я вряд ли выгляжу даже на двадцать пять, хотя в действительности мне в пять раз больше. Жалко будет расставаться с этим именем. Я не помню ничего раньше того дня, как очнулась в незнакомой комнате с мучительной болью во всём теле и абсолютно пустой головой. Из-за отсутствия всяких воспоминаний я ни к чему не привязана. Скучать мне не по кому, и это, если подумать, достаточно удобно.

Непреодолимые обстоятельства заставляют меня постоянно переезжать, но в России я давно не была. В основном кочую по полюсам, по северу Финляндии, иногда Швеции, люблю Исландию и Гренландию, там и света, и людей меньше. С конца апреля по начало сентября – в долинах Мак-Мердо, если сопутствует удача туда добраться. Архитектура перестала меня привлекать после Рима, а городское очарование после Парижа, небоскрёбы после Китая, как-то я забралась на самый верх. Здесь, в России, много красивых городов, где древняя история заключена в каждой улочке, в дворцах и площадях, в сверкающих соборах… Но с каждым разом мне приходится таиться всё глубже и глубже, и вот теперь я в этом тихом краю, неизвестном и абсолютно типичном, я выбрала его, повинуясь случаю. В сентябре я перебираюсь в Северное полушарие и ищу себе новое место, в прошлом месяце я получила спам о нетуристических местах, как раз то, что мне надо. Таким образом спам отправил меня в далёкий и неизвестный городок, он чем-то напомнил мне Рейкьявик. Вдали холмы и белая гора над рекой, низкое небо, облака и туманы, простор, тишина, уединённость, много спокойной воды. Может, эта городская глухая тишина успокоит меня? Улицы замирали в звенящей осенней пасмурности, как заворожённые. Берега реки поднимались и опускались, поезда со звоном проносились по мосту над рекой. Свободный ветер неистово трепал верхушки сосен на холмах, которые вздымались, словно хребет затаившейся гигантской рыбы. По холмам плясали мелкие домишки с покосившимися боками, деревья соскальзывали с обрывов, а на самом верху сияющие многоэтажки одиноко смотрели в небо. Такой простор, что хочется кричать.

В самом деле, вырыть бы себе яму в земле, зарыться в неё и орать там во всё горло до скончания мира, чтобы никто меня не слышал и никогда не нашёл. Но это невозможно, без еды начинается такая дикая ломка, хуже не придумаешь. Поэтому я решила снять себе дом с подвалом в самой земле, ну, уже кое-что! Никогда не хотелось жить в соседстве с кем-то, хотя и приходилось обитать в крошечных квартирках. Здесь же можно устроиться просторно, и я поселилась в частном секторе.

Пожилая хозяйка удивилась предложению о встрече ночью и пришла со своим мужем. Я натянула воротник до подбородка и старалась улыбаться, не показывая зубов – они слишком серые и великоваты для моего лица. Заплатила им краденой наличкой за три месяца вперёд, они оба удивились и предложили войти в дом. Отлично, не нужно вымученно строить диалог, чтобы услышать заветное «войдите», «проходите», «вы можете зайти». Дом внутри оказался прост, даже слишком… Но и я не принцесса.

Отправилась гулять по узким разбитым улицам вдоль деревянных домов с резными наличниками на окнах и самодельными украшениями палисадников. Здесь что-то во мне надорвалось. Так я поселилась в доме на краю рощи, окружённом деревянным забором, кустами крапивы, лаем дворовых собак, дымом из труб, поднимающимся в синь вечернего неба. Мой дом был очень мил, и главное – он был удобен с практической точки зрения: у него имелись широкие ставни и шикарный, с моей точки зрения, подвал. Это означало, что днём можно надёжно запираться от солнца, а если что, спрятаться в подвале, где в случае крайней опасности можно прокопать подземный ход. Такое мне уже доводилось на своём веку. Первое, с чего я начала – модернизировала входную дверь, теперь она запиралась снаружи на три замка, а внутри была конструкция из двух железных засовов.

Теперь в пустоте осенних ночей можно тихо бродить по крутым холмам, подставляя тонкое и острое тело семи ветрам, а к утру плестись обратно. Я вскипятила чайник на электрической плите маленькой кухни, разлила кипящую воду в чашки и грела руки. Я мечтала о таком уютном покое. За окном виднелись поникшие ветви, тяжёлые от воды, мигающий редкий свет фонарей и пронизывающая тишина узкой улочки. Деревья выставляли вперёд желтеющие ветки под свет полной луны, словно старались выбраться из липкой и густой темноты. У открытой форточки кружили ночные бабочки. Раньше люди верили, что бабочки – души умерших, прилетевших проведать своих. Кто может проведать меня? Когда во мне было столько же тепла, как во всех, кем я была?

Залаяла собака, звёзды искрились сквозь небесную темноту, ветер тихо вздохнул на крыше. Я облокотилась на подоконник, положила голову на руки и наблюдала, как пар от чашки поднимается в небо.

Мои ночи проходили одна за другой. Я почти привыкла к новой обстановке и успокоилась, нашла место охоты. Циклы существования так или иначе связаны с фазами насыщения и голода. Когда я сыта, мне спокойно, иногда даже весело, я чувствую прилив сил и бодрости. Но проходит долгое время без охоты, и сначала начинаются тревога и беспокойство, а дальше по нарастающей. Вот и сейчас я чувствую, как разгоняются инстинкты. Я вновь и вновь злилась на себя. Периоды апатии сменялись периодами отчаяния, которое я глушила чем могла. Предвосхищая начало очередного такого периода, я старалась разогнать себя, расшевелить, отвлечь, чтобы не охотиться подольше.

Плеск воды на набережной в самом сердце города успокаивал меня, я опустилась на лавочку и с высокого речного склона смотрела на звёздное небо. Ночь, тихая и одинокая, оглушила улицы, как будто во всём городе – никого. Или нет? Вдруг почувствовала чьё-то появление вблизи. Человек на пустынной улице. Всё ближе и ближе. Слишком холодно и сыро для ночных прогулок, он шёл прямо ко мне. Заблудившийся прохожий? Я приготовилась встать, чтобы покинуть своё место и исчезнуть. Тут в темноте послышался голос:

– Извините меня, пожалуйста, – заговорил подошедший, – что я, не будучи знаком, позволяю себе…

Что это значит? Люди со мной не разговаривают и тем более не разговаривают так. Я не подняла на него взгляд, в нерешительности замешкалась. Он, не дождавшись моей реакции, сел рядом.

– Простите меня, барышня. Я подошёл, чтобы убедиться, что у вас всё хорошо, однако ночью может быть страшно.

Действительно, есть чего бояться, но только не барышне. Да и у него сердце бьётся как бешеное.

– Нет, – глухо ответила я, не поднимая головы. Редко пользуюсь голосом, поэтому плохо владею им.

– Позвольте узнать, как вас зовут? – продолжал неизвестный. – Начну первый, разрешите представиться, Денис Покровский. – Он вытащил из кармана красную корочку.

Я онемела и наконец подняла на него глаза. Широко улыбаясь, неизвестный сунул мне под нос какое-то удостоверение. Я бегло окинула вокруг глазами: улица тёмная, народа нет. Можно исчезнуть так быстро, что он ничего не успеет понять. Но тут он продолжил:

– Простите великодушно! Это шутка, мой документ, – он помахал корочкой, – всего лишь удостоверение научного сотрудника музея.

Я ошарашенно уставилась на него, а он улыбнулся:

– Я пошутил. Получилось глупо… Я и так знаю вас. Собственно, я по этому делу, – добавил сумасшедший неизвестный.

Какого чёрта здесь происходит?

– Я знаю, кто ты, – наклонившись ко мне, заговорщическим тоном прошептал незнакомец и поднял ладони вверх.

Что значит, кто я? Ему надоело жить? Да откуда он вообще взялся? Вечер перестает быть томным! Я схватила его за ворот рубашки, и в ту же секунду мы стояли у старого гаража в сотнях метров от лавки. Я – очень мирное существо, нейтральное я бы сказала, но инстинкт самосохранения у меня развит как ни у кого другого. Если бы у парня была хоть капля мозгов, он жил бы ещё долго и, возможно, даже счастливо… Прижав его затылком к холодной кирпичной стене, я замерла, обдумывая, как лучше завершить эту комедию. Встав слегка сбоку и мёртвой хваткой вцепившись в него так, чтобы он ясно понял, что о побеге и думать нечего, я приготовилась. Но тут пелена ярости и страха перед моими глазами рассеялась. Незнакомец смотрел на меня взглядом, полным ужаса, а его сердце стучало, как у кролика, тело обмякло, словно тряпочка, в моих руках, из-за этого мои пальцы начали слегка разжиматься. Я вопросительно посмотрела на него. Что он собирался предпринять, на что рассчитывал?

– В-вот это скорость! – выпалил он.

– Что. Ты. Хочешь, – медленно и хрипло произнесла я, стараясь сохранять внешнее спокойствие.

Он несколько раз моргнул и произнёс:

– Помочь тебе.

Так значит, это мне сейчас нужна помощь? Ответа от меня не последовало.

– Я всегда надеялся, что однажды мы встретимся. Я долго искал тебя, Сэм.

Сэм? Он произнёс моё имя?

– Я уже несколько лет собираю сведения о тебе и всегда мечтал познакомиться. Обещаю, что никому не расскажу твой секрет! Понимаю, что после этих слов меня точно надо убить, но дай мне шанс! – оттараторил сумасшедший научный сотрудник музея, умоляюще глядя мне в глаза.

Ладонь разжалась сама собой, парень неловко приземлился на асфальт. Я обвела его взглядом. Следил за мной? Человек? Как я могла этого не заметить? Откуда он узнал обо мне? Он один или есть ещё? Полтора столетия успешно скрывалась по свету, считала себя мастером маскировки… а тут человек? Как теперь быть?

– Может, ограничимся автографом? – процедила я сквозь зубы.

– Нет, пожалуйста! – взмолился он. – Я не собираюсь вмешиваться в твою жизнь!

Не собираешься, так не вмешивайся! Молодой человек поднялся, выпрямился во весь рост, и его лицо оказалось на уровне с моим:

– Тебе, наверное, интересно узнать, кем ты была в прошлом? Ты же не знаешь? Позволь мне помочь с этим?

Это происходит в реальности? Я смотрела на него в упор и не могла понять: он блефует?

Парень слегка замялся и продолжал:

– Ты, так сказать, гуманна… С тобой я могу быть относительно спокоен за свою жизнь? Пусть это будет взаимно полезный эксперимент.

Откуда он это узнал? Я переминалась с ноги на ногу. Мне никогда раньше не приходилось разговаривать с человеком, который знает обо мне хоть что-то. Вообще с людьми так долго никогда не разговаривала!

– Что тебя волнует? – не унимался он. – Если что-то пойдёт не так, ты всегда сможешь решить эту проблему…

Убить то есть. Но ради чего такие жертвы с его стороны? Я сделала два шага назад, давая ему возможность оторваться от холодной стены. Он звучно выдохнул и улыбнулся. Я повернулась и медленно пошла вверх по переулку к центральной улице. Такого со мной никогда не происходило, я не знала, как реагировать. Услышала, что этот молодой человек засеменил за мной. Мои ботинки стучали по асфальту, который словно лопался под ними, этот звук отражался от стен домов и разносился по тёмному переулку, в конце которого уже сияла огнями главная улица города. Я вышла на свет.

– Куда ты идёшь?

– Домой, – ответила я, не оборачиваясь. Куда мне ещё идти?

– А-а-а, – протянул он, – ну так ты согласна?

Я решительно повернулась и вновь посмотрела на него. Раз уж этот человек упрям, бесстрашен и невесть откуда узнал обо мне, вдруг он и вправду знает что-то ещё… В любом случае упускать его из виду нельзя, а убивать жалко. Осознавая всю комичность этой ситуации…

– За возможные последствия не отвечаю, – как можно более холодно процедила я.

Его глаза заблестели:

– Всё понимаю!

Я скривилась, не сумев сдержать раздражение.

– А где ты живёшь? – с интересом спросил он.

Хмыкнула. Где живёшь, как тебя убить, что ещё его интересует?

– Я еле выследил тебя, сама понимаешь, как это непросто…

– Так всё-таки, как? – Я смотрела, как его зрачки забегали, он оглядел верхушки деревьев и электрических столбов.

– У меня есть глаза кое-где, скажем так. Но о тебе знаю только я, я в одиночку искал тебя. Позволь, нормально представлюсь! Денис Максимович Покровский, – кивнул, с улыбкой протянул руку, – кандидат исторических наук. Можно просто Ден.

– Я не жму руки.

– Почему?

– Не хочу лишней рнанубандханы.

– Это что?

– Это шутка. Убери свои руки, я вампир, а у тебя есть пульс. Я не стану тебя трогать.

На слове «вампир» его глаза заметно округлились, как будто от изумления, я внимательно следила за его реакцией. Заметила, как он изменился в лице, глядя на мои серые, сухие и костлявые кисти, скрещённые на груди. Это вызвало у меня улыбку. А ты как думал? На вид он был ухоженным молодым человеком с чистой и гладкой кожей, хорошо пах здоровым телом. Ему было лет двадцать пять, одного со мной роста, глаза серые, волосы мягкие светло-русые, длиной чуть ниже ушей. Мышцы в тонусе, пульс чуть чаще нормы, дыхание поверхностное, волнуется. Одет в кожаную куртку нараспашку, фиолетовую футболку, тёмные джинсы и кеды. Парень выдержал мой взгляд и улыбнулся. Я покачала головой.

– Подумаешь? – протяжно спросил он.

– О чём?

– Прошу тебя, я с добром, честно, вот увидишь.

Как же я ненавижу это всё!

– Слушай, чего ты ждёшь? Что я немедленно соглашусь сама не зная на что? Что ты хочешь?

– Тебе, наверное, сложно это понять, но ты же чудо, настоящее. Ты невероятное явление жизни.

– Смерти. – Я сделала шаг в сторону.

– Нет! Подожди! Ты чудо, а я просто хочу поговорить с тобой, у меня столько вопросов о тебе, я столько всего хочу знать.

– Чувствую себя рок-звездой, пойманной сумасшедшим фанатом.

– Да! Так и есть!

– Но разница большая, я-то не хочу разговаривать, не хочу ничего рассказывать. – Сжала три пальца и поднесла к его лицу. – Песчинок моего терпения становится всё меньше. Я не хочу твоего вторжения, понимаешь?

Он неистово закивал головой.

– Денис Максимович, я подумаю над вашим предложением, если вам действительно есть что мне предложить. И сообщу вам. – Я отвернулась.

– Есть! Я клянусь! Подумай, а пока я исчезаю, вот моя визитка, вся моя информация в обмен на общение с тобой. Там телефон и рабочий адрес, я живу там же, где работаю. И можно просто Ден, без этих формальностей. – Он развернулся и трусцой побежал вверх по улице. Напугала парня. Да и я сама напугана до жути.

Улица опустела. Только ночь и тишина. Мне надо прийти в себя. Побрела куда глаза глядят, до рассвета ещё часа четыре. Удивительно тихий и пустынный маленький город, а такие сюрпризы… Кто он такой, этот Ден? Я покрутила визитку: заведующий отделом государственного архива. А музей? Каким отделом, не написано. И что дальше? Где городской архив, а где я. Что вообще происходит? Почему я не могу просто убить его, как поступил бы любой другой на моём месте! Гуманная? Кто ты такой? Самый хитрый человек?

Впереди над водой высился гранитный обелиск, метров пятьдесят. По- обезьяньи в несколько прыжков залезла на вершину и обхватила стальную звезду, венчающую его. Ветер наверху дул жуткий, свистел в ушах, взвил волосы, зато впереди чудесный вид на речной простор. Как я буду жить в этом городе, если кто-то здесь вычислил меня, да так, как никогда и нигде? Что это за место? Я просидела у звезды до первых признаков наступающего рассвета, соскочила вниз, оставив расколотые плитки под обелиском, вернулась в своё убежище.