#PSYCHologue. История одной болезни

– Блядь, люди, вы кеды поменяйте местами! Вы мне левый тапок на правую ногу суете, вашу мать! Отпустите меня, я уже успокоилась, я сама оденусь, я умею одеваться!

Люди быстро поменяли кеды местами.

– Вот видишь, как тебя все любят, столько людей к тебе приехало для того, чтобы одеть, – сквозь усилия произнес Лев Николаевич.

В итоге силы сопротивляться покинули меня. Я размякла на кровати и позволила этому шабашу продолжиться. Только когда дошли до того, чтобы раскрыть халат, я стала кричать:

– Не трогайте меня! Мама, у меня под халатом ничего нет, я не хочу, чтобы незнакомые люди пялились на мои сиськи! Вашу мать, да будьте вы людьми! Что с вами?! Ведете себя точно биомусор!

– Ладно, хватит! Куртку наденем на халат, – скомандовала мама, и они водрузили мою ярко-голубую веселую куртку на бледный скучный халат.

– Все? Довольны? Как я теперь выгляжу вообще? Нельзя было дать мне нормально одеться? У меня еще волосы не высохли, наверное, я могу заболеть.

Во время всего происходящего только один доктор сидел спокойно и наблюдал. Тут он поднялся, стал собирать свой чемоданчик и сказал санитарам:

– Выводите!

Санитары очень крепко схватили меня за руки с двух сторон, под плечи, и повели по коридору к лифту. В лифте один из них заявил:

– Ну ни хера себе, в такие уже места стали ездить! Куда в следующий раз поедем? В Смольный?

– Да не говори, Олег, – хмыкнул второй.

– Может, вы меня отпустите? Я сама могу дойти, мы сейчас на улицу будем выходить, там много моих знакомых, не хочу, чтобы они меня видели в таком виде.

– Нет, не положено, ты уж извини, – сказал Олег. – Вдруг ты сбежишь.

– Я обещаю никуда не бегать, тем более я уже спокойна.

– Не положено.

Мы спустились в холл. Проходя мимо ресепшен, я заметила испуганное лицо Матвея. Я улыбнулась ему из-под взлохмаченных длинных волос. «Ничего, мы еще увидимся с тобой, любовь моя! – подумала я. – Спасибо за воду!» На улице санитары поволокли меня к карете скорой, припаркованной у входа. Я не сопротивлялась, поэтому их хватка значительно ослабла, а когда мы сели в «газель», они и вовсе меня отпустили. Наконец-то я смогла вздохнуть свободно:

– Друзья, нет ли у вас закурить?

– Не положено, – пресек всякое панибратство Олег.

– Да ладно вам, не будьте так серьезны, друзья, ничего такого не случилось, ну подумаешь, пульнула в охранника шкатулкой. Сейчас мы сделаем мне исследование мозга, и вы повезете меня домой… или сюда, посмотрим, как договоримся.

В этот момент на улицу вышли сестра с Алисой.

– Ольга, есть закурить? Дай, пожалуйста, а то санитары жадничают, – милосердная сестра протянула мне пачку.

– На, укурись, наркоманка чертова.

– Полегче, я тебе не хамила. Друзья, я выйду на улицу?

– Кури здесь.

– Окей, – я закурила прямо в машине. – Глядите, народ, в скорой я еще не курила, что-то новенькое! А куда мы поедем сейчас? Можно узнать адрес клиники, где будут исследовать мой мозг? – обратилась я к санитарам.

– Сейчас все увидишь сама, подожди немного, тебе понравится.

– Я в нетерпении. Правда, ваш доктор так мне помог, я теперь так спокойна, неделю этого добивалась. Он с нами поедет? Я бы хотела выразить ему особую благодарность.

– Поедет, не переживай, еще успеешь выразить благодарность.

В этот момент из отеля вышел доктор с мамой и Львом Николаевичем.

– Доктор, спасибо за помощь! Лев Николаевич, вы с нами? Поехали на обследование мозга!

– Да, я поеду, тоже хочу посмотреть на больницу.

В итоге в скорую забралась Ольга с санитарами, доктор сел впереди, рядом с водителем, меня заставили выкинуть сигарету, а остальные сказали, что поедут следом, и разошлись по машинам.

14 февраля

День всех влюбленных – один из самых дебильных праздников в году. Вообще я все праздники, кроме дня рождения, cчитаю дебильными. Но этот праздник дебильный по-особенному. Придуманный проклятыми капиталистами, чтобы вытянуть у населения все то, что осталось после Рождества (в нашем случае – Нового года), этот дебильный Валентинов день вынуждает миллионы людей по всему миру скупать дурацкие открытки, плюшевых медведей, розы, золото-бриллианты и тому подобную чушь. Женщины кричат, что им чего-то не хватает, мужчины бегут это покупать… «Общество, что с тобой?!» – «А что со мной?!»

По дороге на исследование моего мозга мне, кстати, его полновластной владелице, снова стало скучно, хотелось поговорить. Сестра уже немного отошла (а может, просто на людях не решалась бросаться), но меня больше заинтересовали санитары.

– Вы знаете, друзья мои, – мой собственный голос со стороны звучал вполне жизнеутверждающе, – наконец-то я успокоилась, спасибо! Наконец-то мне проведут исследование мозга, и я смогу довериться целиком и полностью врачам. Я так рада!

Санитары явно пребывали в приподнятом состоянии духа, кажется, я произвела на них положительное впечатление. Тем лучше, надо дружить с тем, кто тебе помогает, и помогать тем, с кем дружишь.

– Друзья, а вы вот знаете, почему Владимир Путин владеет миром? А я знаю. Да это ж элементарно! Владимир владеет миром, это ж очевидно из этимологии имени. В его имени два корня – «влад», что значит «владеть», и «мир», что то же самое и значит. Да, уже очень скоро мы с Владимиром будем ужинать в лучших ресторанах нашего прекрасного города. Ведь он такой красивый, согласитесь!

– Путин-то?

– Путин тоже ничего, но я вообще-то про город. Вот вы знаете, я же хакнула жизнь, поэтому и веду себя так. Вы спросите меня любой вопрос, я сразу же дам ответ, на любую тему.

– Как заработать денег?

– Плохой вопрос. Надо просто найти то, что ты любишь, я про занятие, а потом активно и креативно подходить к решению любых вопросов, связанных с этим занятием. Просто найдите то, что вам самим очень нужно и чего еще нет, и сделайте это в первую очередь для себя, максимально пытаясь монетизировать плоды своих трудов.

– Ну, кстати, да, – согласились санитары.

– Давайте следующий вопрос.

– Олег, у тебя еще есть вопросы к девушке?

– Нет, после разговора про Путина уже нет.

– Эх, зря вы так, господа… Неизвестно, увидимся ли мы еще хоть раз в такой непринужденной обстановке. Очень зря.

Всю оставшуюся дорогу ехали молча. Каждый думал о своем. Едва карета скорой помощи остановилась, как санитары открыли двери и вывели меня на улицу. Всей честной компанией мы направились в приемное отделение.

Стоит признать, что приемное отделение больницы выглядело довольно убого и бедненько. «Для института исследования моего мозга как-то слишком скромно», – подумала я, но пути назад не было, система уже взяла меня в нешуточный оборот. Все еще надеясь, что это институт исследования мозга с плохим приемным отделением, я подписала бумаги, которые мне дали, после чего меня попросили подняться по лестнице. Все сопровождающие должны были остаться внизу. «Ничего, мы же скоро увидимся», – мысленно успокоила себя и всех я, отдала куртку маме и направилась наверх в отельном халате…

Дальше началось что-то на самом деле страшное. Три женщины, сначала ласково приговаривая, заставили меня снять с себя все украшения и каждое упаковали в отдельный маленький пакетик, в которых раньше лично я видела только наркотики. Покончив с моим золотишком, три женщины заставили меня снять всю одежду, осмотрели и выдали халат в цветочек. «Интересно, с чего будет начинаться исследование мозга?» – спрашивала себя я, пока мы шли по коридору. По-видимому, в палату. Наконец моему взору открылась «палата», где соседями оказались еще человек тридцать женщин разного возраста и комплекции. Палата, надо отдать должное, была большая, но из-за количества людей в ней все койки стояли впритык, а с потолка и стен чуть ли не летели куски штукатурки.

– Ложись вон туда, – указала одна из медсестер.

– Я тут спать не буду! Я хочу назад в отель! – начала кричать я.

– А ну не ори, а то мы тебя заколем! Ты нам сейчас всех разбудишь!

– Я не буду здесь спать, я хочу в отель или домой! Мне обещали исследование мозга, а не спать в таком месте!

– Все, мы тебя предупреждали, – произнесла, словно приговор, одна из медсестер, после чего две другие взяли меня за руки и потащили к койке.

Я, разумеется, серьезно сопротивлялась, но эти тетки были настолько сильными и упертыми, что им удалось уложить меня в койку, из которой я то и дело норовила выпрыгнуть. В итоге втроем они принялись привязывать меня бинтами к койке. Я и тут отчаянно сопротивлялась, но мастерство, как говорится, не пропьешь: тетки без труда справились со всеми моими четырьмя конечностями, а потом что-то вкололи. Я продолжала дергаться по-взрослому и требовать, чтобы отпустили в отель, из-за чего медсестра поцарапала мне всю жопу. Минут через пять или десять после укола я отключилась.

Проснувшись все в той же палате, первой, кого я увидела, была женщина средних лет, довольно полная, с коротко подстриженными темными волосами… в смирительной рубашке. И тут я все поняла. Никакой это не институт исследования мозга, а обыкновенная психушка! Приехали! Встав с койки (за ночь, видимо, меня успели развязать), я пошла бродить по отделению. Вокруг были, мягко говоря, маргинального вида личности, пахло очень странно, к тому же совершенно непонятно, сколько сейчас времени и какой сегодня день. Всех позвали на завтрак. «Видимо, еще утро». Всем раздали клейкую овсяную кашу. Меня чуть не стошнило от одного ее вида. После завтрака одна из медсестер, которые вчера «укладывали» меня спать, выдала мне пакет с какими-то вещами. Не моими. Расческа, на вид новая, «Записки охотника» Тургенева, зубная щетка, паста и мыло. Вот и все, что лежало в передачке.

А буквально за пару часов до этого у моей мамы случился следующий разговор:

– Добрый день, я мама Светланы Барановой – Елена Львовна. Можно войти?

– А, здравствуйте, Елена Львовна, заходите. Меня зовут Алла Анатольевна, я лечащий врач Светы. Что я вам могу сказать… В данный момент ваша дочь пребывает в остром состоянии.

– Мы бы хотели отказаться от лечения. Это возможно?

– Абсолютно невозможно. Отказаться от лечения может только сам пациент.

– Когда ее можно будет увидеть и передать вещи?

– Точно не в ближайшее время. Понимаете ли, у нас тут карантин по гриппу, сейчас к больным нельзя, даже в приемные дни.

– А можно ли ее куда-то переместить? В другую больницу?

– В данный момент – нет. Я же вам говорила, она пребывает в остром состоянии.

– Вы уверены, что это невозможно?

– Абсолютно.

– Алла Анатольевна, у меня есть определенные материальные возможности. Вы уверены, что ничего нельзя сделать? Я бы хотела перевести Свету в частную клинику. Понимаю, лечение необходимо, но я не хочу, чтобы оно проходило… ммм… в таких условиях.

– Вы понимаете, я никуда не могу отпускать пациентов в остром состоянии. Через пару дней Свету переместят в областную психиатрическую лечебницу в Гатчине, так как она прописана в области. К нам привозят всех, а потом мы уже по прописке распределяем. Правда, в областной тоже карантин по гриппу, поэтому вряд ли вы ее и там сможете повидать в ближайшее время, – язвительно заметила Алла Анатольевна. – Перемещение в частную клинику в остром состоянии абсолютно невозможно, только в государственное учреждение, согласно прописке. А то, на что вы мне намекаете под «материальными возможностями», вообще карается законом.

– Я вам ни на что, в общем-то, не намекала. Я все понимаю, Алла Анатольевна. А если она добровольно откажется от лечения? Так ведь можно сделать? Это ведь не тюрьма?

– Да, отказаться может. Вот только, боюсь, она об этом не знает, – усмехнулась Алла Анатольевна. – И даже если она как-то об этом узнает, мы можем подвергнуть ее принудительному лечению, если посчитаем нужным. Понимаете ли, ваша дочь может быть опасна для окружающих. Она тут ночью такое вытворяла, вы бы знали.

– То есть совсем ничего нельзя сделать?

– Ждите перевода в областную. После того как переведут – ждите снятия карантина и уже потом вы сможете ее навестить. А пока расческу ей хотя бы передайте, а то она лохматая ходит, пусть хоть причешется.

– Еще что-то я могу передать? Одежду я взяла домашнюю…

– Можете. У нас кормят неважно, купите фруктов каких-нибудь, что-то такое. По поводу одежды – не надо, мы ее уже одели в больничную, у нас все есть. На домашней она может повеситься.

– Ладно, большое спасибо, Алла Анатольевна, я вас поняла, – ответила мама и вышла к сестре в коридор.

В коридоре стояла Ольга со своей полугодовалой дочкой, той самой, которую ей пришлось оставить ради моего «чудесного спасения». Чтобы добиться аудиенции с лечащим врачом для мамы, сестре пришлось битый час умолять сотрудников больницы с орущим ребенком на руках, ведь поначалу маму вовсе не хотели приглашать к Алле Анатольевне. Даже разговаривать никто не собирался.

– Ну что, договорились о чем-нибудь? – волнуясь, поспешила спросить Ольга.

– Нет, ее скоро переведут в другую больницу. Может, там получится. Сказали только фруктов купить и расческу. Пойдем сходим.

В ближайшем магазине они купили апельсины, малину, яблоки, бананы, расческу, зубную щетку, пасту и мыло. Вернулись в больницу и передали для меня все это, добавив лишь «Записки охотника», которые нашли ночью в моем номере. Книга на самом деле была не моя, отельная, но в тот момент никто ничего особо не разбирал. Так вот до адресата – до меня – дошло лишь то немногое, что нельзя было съесть. Не успела я это получить, как все пациенты куда-то пошли. Ну и я за ними. Полюбопытствовать. Там, куда я пришла, толпа окружила медсестру, которая выдавала сигареты, выкрикивая фамилии больных. Некоторые получали по две сигареты, если просили. Я долго ждала, когда выкрикнут мою фамилию, но напрасно. «Как же мама не передала мне сигарет?! Лучше бы вместо зубной пасты передала сигарет! Наверное, они меня все ненавидят и больше не захотят со мной общаться. Кому интересно общаться с психом…» Пока я стояла и размышляла, все, кому достались сигареты, дружно направились в туалет. Не знаю, что это было, наверное, какой-то душевный порыв, но я последовала за ними. Кабинки в туалете отсутствовали, только открытая площадка с тремя унитазами, на каких-то справляли малую или большую нужду, в основном же народ стоял и наслаждался смесью никотина со смолами. Вторая половина народа пыталась уговорить счастливчиков с сигаретами оставить им хотя бы затяжку. Стоит ли упоминать, что немногие соглашались на подобную благотворительность. Однако ж попытка не пытка, и я подошла к одной из счастливых обладательниц сигарет:

– Привет! Меня Света зовут. А тебя?

– Я – Полина. Чего ты хочешь, Света?

– Может, оставишь мне покурить? Обещаю, очень скоро родственники принесут много сигарет, я поделюсь.

– Так я тебе и поверила.

– А ты поверь. Ведь главное в человеческих отношениях – доверие. Я тебя не подведу. Я вообще не понимаю, почему у меня до сих пор нет сигарет, у меня очень хорошие родственники, очень добрые. И, кстати, все курят, поэтому они наверняка понимают, как мне сейчас тяжело. Помощь придет, надо только подождать. Как говорил Лев Толстой в своем бессмертном романе «Война и мир», все приходит вовремя к тому, кто умеет ждать. Подождем?

– А ты смотрю начитанная. Столько лирики развела ради одной фаски. Ладно, держи, – и Полина протянула остатки сигареты.

– Большое спасибо тебе, Полина, родина тебя не забудет.

– Ты поаккуратнее, тут ведь и реальные психи есть.

– Хорошо, буду следить за собой.

Я докурила сигарету до фильтра и выкинула бычок в унитаз.

Потом был какой-то невнятный обед, который мной был проигнорирован: есть в таком месте не особо и хотелось. К тому же я надеялась на родственников – должны же они передать хоть какой-то нормальной еды. «Я сильно похудела за эти дни, – не без удовольствия отметила я про себя. – Хоть какие-то плюсы во всей этой ситуации».

За первым наступил второй перекур, но сигарет мне опять не досталось. На этот раз я решила не злоупотреблять доверием Полины и ничего не просить. Уже ближе к вечеру вдруг взялась за Тургенева. «Почему они передали именно эту книгу? Может, в ней есть какой-нибудь тайный ключ, как сбежать отсюда? Хотя вряд ли получится, охрана здесь получше, чем в тюрьме».

Я начала читать, буквы сливались, предложения плясали канкан прямо перед глазами. Читать было невозможно. Помучив себя около получаса, я решительно отложила «Записки»: даже если там и есть секретный ключ к побегу, мне его не найти.

К вечеру раздача сигарет повторилась, а кому-то опять не повезло. В этот раз Полина сама обратилась ко мне:

– Тебе так ничего и не принесли?

– Нет. Не понимаю почему. Может, меня уже все забыли? Может, им некогда? Не знаю, – грустно ответила я.

– Ладно, держи целую сигарету, я видела, что тебе ничего не досталось, поэтому попросила дополнительную. Только не думай, что так и завтра будет, этот номер у тебя не пройдет.

Я не могла поверить своему счастью. Я даже не посмотрела, что это за марка. Мне было абсолютно все равно. Единственное, что я чувствовала за прошедшие сутки – острое желание курить и острое желание пить воду. Одно из них уже сбылось.

– Полина, даже не знаю, как тебя благодарить. Ты прямо спасла меня. Я подумаю, что могу для тебя сделать.

– А ты кажешься нормальной. Почему ты тут? – поинтересовалась моя новая знакомая.

– Это довольно длинная история. Если вкратце, я с большим размахом отмечала свой успех. Ты тоже, кстати, на психа не тянешь.

– Знаешь, в чем дело? Тут просто нет психов. Кто вообще придумал называть психов психами, если все мы в какой-то мере они и есть? Что такое псих? Не отвечай, это риторический вопрос.

– Да уж, точно. Но некоторые выглядят довольно-таки… странно.

– Они под лекарствами, а до лекарств обычно все не так выглядят. Ты, что ли, первый раз тут?

– Да.

– Тогда понятно. Главное, веди себя потише, поменьше высовывайся, они это не любят. Коси под растение. Делай вид, что они победили. Что у них получилось сломить твою волю.

– Так и буду делать. Еще раз спасибо!

– Не благодари.

После разговора с Полиной у нас было еще немного свободного времени, и я пошла пить воду. Видимо, лекарство, которое вчера вкололи, давало о себе знать. Я могла целый день ничего не есть, но пить хотелось ужасно. В конце коридора стояла бочка с водой и эмалированной кружкой. В их компании я и провела остаток вечера.

15 февраля

Жизнь строго наказывает нас за ошибки.

Никогда не ставь себя выше других людей.

Еще недавно я парилась в роскошной бане отеля и кричала обслуживающему персоналу: BRING ME MY MACBOOK CHARGER, SLAVE! Сейчас же не имею никакого понятия, как помыться в аду. Как там моются, в аду, не в курсе?

Утром решила пройтись по отделению еще раз, в надежде найти душевую. Отделение состояло из коридора, двух палат, где-то по тридцать коек в каждой, и двух туалетов, один превращался в курилку, когда раздавали сигареты. Коридор служил еще и столовой, в нем стоял длинный стол и две скамейки. В конце «столовой» – книжный шкаф и два стула, где вчера я безуспешно пыталась прочитать хоть немного «Записок охотника». Уголок чтения явно не пользовался здесь особой популярностью. Все окна с решетками, само отделение – примерно на третьем этаже.

На ночь мне дали какую-то белую таблетку и проследили, чтобы я ее выпила. Деваться некуда. Видимо, из-за таблетки в голове поплыл легкий туман. Все следующее утро я блуждала по отделению, стараясь понять, как же отсюда сбежать. Но это было невозможно, охраняли нас получше тюремных заключенных.

После обхода врачей я принялась думать, как наладить быт в этой новой реальности. Пить хотелось ужасно, и почти все время, свободное от обдумывания побега, я провела у входной двери, рядом с питьевой водой. По завершении очередных возлияний решила найти место, чтобы помыться и заодно сходить в туалет. Ничего похожего на душ нигде не обнаружила. Обратилась к бывалым.

– Простите, не подскажете, где тут можно помыться? – спросила я у больной, которая, не переставая, мотала туда-сюда головой.

– Нееет, – вот такой ответ я получила.

– Извините за беспокойство, я еще поищу.

«Спросить бы у Полины…» Но Полины нигде не было. Подошла к следующей «коллеге», выглядела она более здраво.

– Вы не подскажете, где тут можно помыться?

– В туалете. Ха-ха! Мойся в туалете! Иди.

– А как там можно помыться?

– А ты иди и посмотри. Ты что, не видела?

Я действительно до сих пор не видела, чтобы в туалете мылись. «Какой многофункциональный туалет…» Но проверить-то инфу надо. Пошла.

Все на самом деле в тот момент мылись прямо в туалете, рядом с унитазами. В итоге я решила, что в аду слишком жарко, чтобы мыться, и уж лучше побыть грязной еще какое-то время.

После завтрака, который я опять не смогла съесть, потому как давали снова овсянку, началась раздача сигарет. Моих опять не было. Тут голову посетила идея, и я подошла к Полине, которая где-где, а на раздаче сигарет присутствовала систематически.

– Доброе утро!

– Привет от старых штиблет! Ну что, до сих пор не передали тебе ничего? Смотри-ка, становлюсь поэтичной. Однако я не настолько расчувствовалась, чтобы снова пожертвовать тебе сигарет.

– Нет, сигарет пока нет, зато есть кое-что другое.

– Что же?.. – в глазах Полины читался живой интерес.

– Мыло Dove. Настоящее.

– Неиспользованное?

– В коробке. Меняю на три сигареты. Сегодня.

– Эт вариант, у меня есть столько. Принеси и покажи, а я пока схожу и попрошу сигарету, когда докурю свою.

Я поплелась по коридору, мимо «столовой», в палату, взяла пакет, который вчера передали родственники, достала мыло и отправилась обратно. У Полины уже была готова сигарета для меня.

– Держи, – протянула она мою добычу, а я в ответ – ее.

– Отличная сделка.

– Да не говори. Уже так давно мечтаю помыться нормальным мылом.

– А я так давно мечтаю покурить свои сигареты.

Я с наслаждением подкурила сигарету спичкой, зажженной Полиной. «Наконец-то мои сигареты! А самое главное, добытые честным бартером».

В это самое время мама пыталась вытащить меня из лечебницы, а сестра читала отрицательные отзывы про заведение, в которое они совершенно случайно и ненамеренно меня определили. Сестра была в шоке. «Оттуда можно и не выйти, так тут пишут», – декламировала она маме. Мама же старалась не паниковать и обзванивала всевозможные клиники:

– Добрый день. Меня зовут Елена. Моя дочь попала в психиатрическую больницу. Ее можно будет перевести в вашу? Разумеется, на платной основе.

– Опишите ситуацию вкратце, – попросила девушка на том конце провода.

– Вы понимаете, дочь заполучила довольно крупную сумму денег, мы с ней поругались по этому поводу, потому что деньги были заработаны… немного нечестным путем. После нашей ссоры она уехала в отель, начала там чудить, много пила, видимо, при этом. Когда через пару дней мы приехали в отель, ее состояние было просто шокирующим. Девочка кидалась на людей и в людей разными предметами, оскорбляла нас. В общем, пришлось вызвать скорую. Теперь нам ничего не говорят конкретного, только то, что у дочери острая фаза. Мы очень хотим вытащить ее оттуда, начитались страшных отзывов в интернете. Мы же не знали, насколько жутко это все будет.

– Вы сказали, что у вашей дочери острая фаза?

– Так говорят врачи. Но моя дочь совсем не псих, чтобы сидеть в психушке. Понимаете?

– К сожалению, пациентов в остром состоянии нельзя перевести к нам. Даже на платной основе. Нам ее просто не отдадут.

– То есть совсем ничего нельзя сделать?

– К сожалению.

– Действительно, к сожалению. Спасибо за ваше время, до свидания.

– Единственное, вы можете обратиться к нам, когда ее переведут в другой статус.

– Это я поняла, хорошо, спасибо, – и мама повесила трубку. – Они ничего не могут сделать. Зачем вызывали эту чертову скорую?! Хватило бы Льва Николаевича. Вот, кстати, он звонит.

Мама подняла трубку.

– Елена, добрый день! Вы звонили, куда я посоветовал? Что говорят?

– Ее нельзя перемещать, пока она в остром состоянии. Все так же, как и везде.

– Я вас понял. Тоже пытаюсь найти какие-то варианты. Будут новости – сообщу.

– Спасибо, Лев Николаевич, мы будем ждать.

– Что он сказал? – голос сестры звучал взволнованно.

– Пока ничего. Нужно пытаться дальше что-то сделать. Съездить еще в одну клинику, они обещали попробовать отправить факс. Вдруг это как-то поможет.

Мама отправилась в очередную клинику, там, как и обещали, отправили факс в ту больницу, где я находилась. «Как только получим какой-нибудь ответ – сразу вас оповестим, – пообещала главврач. – А пока постарайтесь успокоиться».

Но мама была крайне далека от спокойствия.

Пока она всеми силами пыталась вытащить меня из сложившейся ситуации, я продолжала обдумывать план побега. Когда, по моим расчетам, наступило время обеда, я расположилась у единственного возможного варианта сделать это, а именно двери в отделение. Конечно же, запертой. Ничего. Я решила подождать и посмотреть, как кто-нибудь зайдет в отделение. Благо рядом вода, то есть был предлог стоять там. Тем более что пить хотелось чрезвычайно. Видимо, давали о себе знать медикаменты, что я получала. Минут через пятнадцать дверь распахнулась – вошли три медсестры: одна несла кастрюлю, вроде как с супом, а две ее охраняли.

Троица прошла к столам, последняя из медсестер закрыла дверь на ключ. Возможности сбежать – никакой. Хотя… надо проследить, как они будут уходить.

Всех позвали на обед. Я села с края, максимально близко к двери, и приступила к наблюдению. Всем раздали обед – это был суп, по большей части в нем плавали картошка и морковка. Смотреть на еду опять стало противно, но я делала вид, что ем. Одна из медсестер кормила с ложки женщину в смирительной рубашке, которая спала рядом со мной. Та не сопротивлялась, а даже наоборот. «Видимо, уже давно тут, чувство вкуса атрофировалось», – подумала я. Когда, по соображениям медсестер, обед был закончен, они стали убирать грязную посуду: две относили тарелки, третья стояла на входе. «Вот он – момент!» Однако действовать я не отважилась. Спустя некоторое время нам раздали сигареты.

– А ты что это сегодня целый день у двери трешься? – полюбопытствовала Полина. – Никак сбежать подумываешь?

– Нет, просто пить хочется. Я у воды трусь.

– Смотри, тут такое не прокатывает. Я пробовала. Потом еще хуже будет.

– Да не побегу я никуда. И так понятно, что отсюда не сбежать.

– Ну-ну.

Докурив, я снова пошла испить воды. Дверь снова была заперта, и я отправилась бродить по отделению, пыталась читать, но буквы устраивали еще бо́льшую пляску перед глазами, чем накануне. Наконец, все это достало. Вернувшись в палату, легла на свою койку, рядом с койкой женщины в смирительной, и попробовала заснуть. Вероятно, под действием медикаментов это удалось очень легко и просто. Мне ничего не снилось, перед глазами только плыл туман, неторопливо и плавно. Из-за тумана ничего нельзя было разглядеть, как я ни старалась.

Проснулась от того, что кто-то ткнул меня в бок.

– Эй, просыпайся, там ужин, – сообщила Полина.

– Уже иду.

Я встала с кровати, засунула ноги в больничные тапочки и потащилась на ужин.

Давали гречку. Признаюсь, я очень люблю гречку, поэтому в итоге не устояла и поела. Вкус у каши в целом отсутствовал, но есть было можно, не то что овсянку. После ужина мне сообщили, что нужно сделать укол.

– Привязать тебя или так уколем? – спросила медсестра.

– А может, не будем ничего колоть?

– Будем. Так что? Будешь сопротивляться? Или мы спокойно сделаем тебе укольчик?

– Не буду сопротивляться, – торжественно поклялась я, переворачиваясь на живот.

– Вот и славно.

Моментально после этих слов я почувствовала иглу. Тело становилось свинцовым, сила притяжения будто в разы возросла. Я начала засыпать. Успела лишь подумать о том, что даже представить не могу себя завтра. С этой мыслью и провалилась. Вот так и был прожит очередной день в аду.