Песнь Сюзанны

4

На другой стороне Второй авеню находился маленький скверик. Его украшал фонтан и скульптура черепахи, панцирь которой влажно блестел от брызг. Фонтаны и скульптуры Труди совершенно не волновали, но в скверике она увидела скамью.

Когда опять загорелась белая табличка ИДИТЕ, Труди поплелась через Вторую авеню – прямо-таки восьмидесятитрехлетняя старуха, а не тридцативосьмилетняя женщина в расцвете сил – добралась до скамьи, села. Начала медленно, глубоко дышать, и где-то минуты через три ее самочувствие определенно улучшилось.

Рядом со скамьей стояла урна с надписью печатными буквами ДЕРЖИТЕ МУСОР В ПОЛОЖЕННОМ ЕМУ МЕСТЕ. Ниже кто-то напылил из баллончика розовой краской: Смотри – ЧЕРЕПАХА, панцирь горой. Труди, конечно, обратила внимание на черепаху, но размерами последняя не поражала: скульптура была скромненькой. Заметила она и кое-что еще: экземпляр «Нью-Йорк таймс», скрученный так, как она всегда скручивала свой, если не хотела сразу выбрасывать и имела при себе пакет, куда могла положить. Разумеется, вечером как этого, так и любого другого дня по Манхэттену мог валяться как минимум миллион экземпляров «Нью-Йорк таймс», но этот покупала она. Труди знала об этом до того, как выудила его из мусорной урны, и сразу же нашла доказательство своей правоты: практически решенный кроссворд, она заполняла его за ленчем, записывая буквы в пустые клеточки своими любимыми лиловыми чернилами.

Она бросила газету обратно в урну и через Вторую авеню посмотрела на то место, где изменилось ее представление о мироустройстве. Возможно, навсегда.

«Взяла мои туфли. Пересекла Вторую авеню, присела у черепахи, надела их. Оставила при себе мой холщовый пакет и выбросила „Таймс“. Зачем ей понадобился пакет? У нее не было своей обувки, чтобы положить в него».

Труди подумала, что может ответить на этот вопрос. Женщина положила в пакет свои тарелки. Коп, если б заметил острую кромку, мог бы полюбопытствовать, а для чего нужны тарелки, о которые можно порезаться, схватившись не там, где следует.

«Ладно, но куда она пошла потом?»

Совсем недалеко, на углу Первой авеню и Сорок шестой улицы, находился отель, который когда-то назывался «ООН Плаза». Труди не знала, как он называется теперь, да ее это и не волновало. Не хотела она идти туда и спрашивать, не появлялась ли здесь несколько часов назад черная женщина в джинсах и запачканной белой рубашке. Интуиция подсказывала, что ее версия призрака Джейкоба Марли именно туда и направилась, но как раз в данном случае следовать интуиции и не хотелось. Лучше забыть об этом. Туфель в городе хватало, а вот рассудок, рассудок у человека…

Лучше поехать домой, принять душ и просто… забыть об этом. Да только…

– Что-то не так, – вырвалось у Труди, и мужчина, проходящий мимо скверика, с любопытством посмотрел на нее. Она ответила воинственным взглядом. – Что-то очень даже не так. Что-то…

На ум пришло слово «наклоняется», но она не решилась его произнести. Словно боялась, что слово это, произнесенное, разом превратится в другое: опрокидывается.

Для Труди Дамаскус это лето стало летом кошмарных снов. В некоторых она видела женщину, которая сначала появилась перед ней, а потом отрастила ноги. Это были ужасные сны, но не самые жуткие. В последних она оказывалась в кромешной тьме, звенели какие-то рвущие барабанные перепонки и душу колокольца, она чувствовала, как что-то наклоняется, и наклоняется к точке, пройдя которую остановить падение и вернуться в вертикальное положение уже невозможно.

 
КУПЛЕТ: Кам-каммала, хэй-хо!
Что ты в зеркале мог увидать?
То ли призрак кого,
То ль себя самого!..
От кого так охота сбежать?
 
 
ОТВЕТСТВИЕ: Кам-каммала – судьба,
Скажи, я прошу тебя!
Видел призрак в дыму?
Иль в лице своем – тьму?
Что так гонит сбежать тебя?
 

Строфа 4
«Доган» Сюзанны

1

Память Сюзанны стала пугающе отрывочной, не заслуживающей доверия, ненадежной, похожей на коробку передач старого автомобиля, на шестернях которой посшибало половину зубцов. Она помнила бой с Волками, и Миа, которая терпеливо ждала, пока он продолжался…

Нет, не так. Несправедливо. Миа не просто ждала. Она подбадривала Сюзанну (и остальных), всем своим сердцем воительницы была с ними. Сдерживала схватки, пока суррогатная мать ее малого метала отнимающие жизнь тарелки. Да только Волки на поверку оказались роботами, так что нельзя сказать, что тарелки…

Нет. Все-таки можно. Потому что они были не просто роботами, а больше, чем роботами, и мы их убивали. Сражались за правое дело и убивали.

Но произошло это не здесь, не в этом мире, и что об этом говорить, если все уже закончилось. И как только закончилось, она почувствовала, что схватки вернулись, не просто вернулись – усилились. И она, похоже, родила бы прямо на обочине той чертовой дороги, если б не собрала волю в кулак. Он там бы и умер, потому что был голодный, малой Миа был голодный и…

Ты должна мне помочь!

Миа. Нет никакой возможности не отреагировать на этот крик. И даже чувствуя, как Миа оттесняет ее (так Роланд однажды оттеснил Детту Уокер), она не могла не откликнуться на этот отчаянный материнский крик. Частично, предположила Сюзанна, потому что они делили ее тело, а тело поспешило на помощь младенцу. Вероятно, по-другому и быть не могло. Так что она пришла на помощь. Сделала то, что сама Миа более не могла: еще на какое-то время задержала схватки. Хотя слишком долгая задержка родов грозила немалой опасностью для малого (забавно, как это слово незаметно прокралось в ее сознание, стало ее словом, не только Миа). Она вспомнила историю, рассказанную одной девушкой во время ночных посиделок в общежитии Колумбийского университета: они сидели кружком, пять или шесть студенток, в пижамах, курили и передавали по кругу бутылку «Уайлд айриш роуз», абсолютно запрещенного, а потому вдвойне более сладкого ликера. Историю о девушке их возраста, отправившейся в долгую автомобильную поездку, о девушке, слишком стеснительной, чтобы сказать своим друзьям, что ей давно пора справить малую нужду. Согласно истории, кончилось все тем, что у девушки лопнул мочевой пузырь и она умерла. Таким историям обычно веришь, хоть и думаешь, что они – чушь собачья. Вот и насчет малого… младенца…

Но какой бы ни была опасность, она сумела остановить схватки. Потому что имелись выключатели, которые могли это сделать. Где-то.

(в «Догане»)

Только техника «Догана» никогда не предназначалась для того, как она… они…

(мы)

использовали ее для спасения младенца. В конце концов это привело бы к перегрузке, и

(разрушению)

все машины перегрелись бы и сгорели. Поднялась бы тревога. Погасли бы пульты управления и телевизионные экраны. Как скоро это могло произойти? Сюзанна не знала.

Она смутно помнила, как доставала свою коляску из фургона, пока остальные отвлеклись, празднуя победу или оплакивая павших. Залезть куда-то и что-то достать – не так уж легко, если ноги у тебя оканчиваются чуть ниже колен, но и не так сложно, как полагают некоторые. Конечно, она привыкла преодолевать подобные трудности, скажем, сесть на унитаз и слезть с него, достать книгу с одной из верхних полок (для этого в каждой комнате ее нью-йоркской квартиры стояла специальная табуретка). Во всяком случае, Миа настаивала, практически подгоняла ее, как ковбой подгоняет отстающую от стада корову. И Сюзанна забралась в фургон, вытащила и опустила на землю коляску, а потом аккуратно уселась в нее. Далось ей это не без труда, скажем, откатить бревно куда как проще, но она не могла сказать, что с тех пор, как потеряла в росте шестнадцать или около того дюймов, на ее долю не выпадало более тяжелой работы.

На коляске она смогла проехать милю, может, чуть больше (никаких ног для Миа, дочери, не знающей отца, во всяком случае, в Калье). А потом колесо наехало на гранитный выступ, и ее выбросило из коляски. К счастью, ей удалось смягчить падение руками, уберечь бунтующий, раздираемый болью живот.

Она помнила, как приподнялась… поправка, она помнила, как Миа приподняла украденное тело Сюзанны Дин… и на коленях, а кое-где и упираясь в землю руками, двинулась вверх по тропе. Из того, что потом произошло в Калье, она ясно помнила только одно: попытку не позволить Миа снять с шеи кожаный шнурок. На этом шнурке висело кольцо, прекрасное легкое кольцо, которое Эдди вырезал для нее из ивы. Когда он увидел, что оно велико для ее пальцев (хотел сделать ей сюрприз, поэтому обошелся без примерки), очень огорчился и пообещал вырезать другое.

Ты можешь вырезать, если хочешь, сказала тогда Сюзанна, но я всегда буду носить это.

И носила на кожаном шнурке. Ей нравилось, как оно трется о груди, а теперь эта незнакомая женщина, эта стерва, хотела его снять.

Детта рванулась вперед, схватившись с Миа. Детта ровным счетом ничего не добилась, попытавшись установить контроль над Роландом, но Миа не могла тягаться с Роландом из Гилеада. Руки Миа отпустили кожаный шнурок. Ее контроль над телом дал слабину. Когда это произошло, началась очередная схватка. От боли Сюзанна согнулась пополам и застонала.

Его нужно снять! – выкрикнула Миа. Иначе у них окажется его запах, как и твой! Твоего мужа! Тебе это не нужно, поверь мне!

У кого? – спросила Сюзанна. О ком ты говоришь?

Не важно… на объяснения нет времени. Но если он пойдет за тобой, а я знаю, ты думаешь, он попытается, то они не должны знать его запах! Я оставлю кольцо здесь, где он сможет его найти. Потом, если ка захочет, ты снова сможешь его носить.

Сюзанна уже собралась сказать ей, что они отмоют кольцо, уберут запах Эдди, но поняла, что Миа говорит не просто о запахе. Это было кольцо любви, а такой запах остается навеки.

Но кто мог его почуять?

Волки, предположила она. Настоящие Волки. Те, что находились в Нью-Йорке. Вампиры, о которых говорил Каллагэн, «низкие люди»^[20]. А может, кто-то еще? Кто-то пострашнее?

Помоги мне! – крикнула Миа, и вновь Сюзанна не смогла устоять перед этим зовом. Миа ли мать этого ребенка или нет, монстр он или нет, но ее тело хотело, чтобы он появился на свет. Глаза хотели увидеть его, каким бы он ни был, уши – услышать, как он кричит, даже если это будет звериное рычание.

Она сняла шнурок, поцеловала кольцо, положила на тропу, где Эдди обязательно должен его отыскать. В том, что он пойдет следом за ней, она не сомневалась.

Что за этим последовало? Она не помнила. Вроде бы на чем-то ехала по крутой тропе, и, конечно же, тропа эта вела к Пещере двери.

А потом темнота.

(не темнота)

Ну, не полная темнота. Мигающие огни. Слабое свечение телевизионных экранов, которые не показывали картинку, а только лучились мягким серым светом. Далекий гул моторов, щелканье реле. То есть

(«Доган», «Доган» Джейка)

какой-то командный пункт. Может, место, которое она создала сама, может, ее воображаемая версия куонсетского модуля^[21], найденного Джейком на западном берегу реки Уайе.

Следующее воспоминание пришлось уже на Нью-Йорк. Ее глаза превратились в окна. Сквозь них она смотрела, как Миа отбирает туфли у какой-то перепуганной женщины.

Сюзанна попыталась вмешаться, обратилась к женщине за помощью. Хотела сказать, что ей нужно в больницу, что ей нужен врач, что она собирается рожать и с этим у нее какие-то сложности. Но прежде чем успела продолжить, очередная схватка скрутила ее, сопровождаемая чудовищной, захватывающей все тело болью, какую она не испытывала никогда в жизни, даже после того, как ей отрезало ноги. Эта боль… эта…

– О Боже, – вырвалось у нее, но Миа опять оттерла ее, прежде чем она успела что-то добавить, велела Сюзанне замолчать и сказала женщине, что она может остаться без пары чего-то более ценного, чем туфли, если попытается обратиться к копам.

Миа, послушай меня, подала голос Сюзанна. Я снова могу это остановить… Думаю, что могу… но ты должна помочь. Ты должна сесть. Если не сядешь, сам Господь не сможет помешать схваткам довести дело до естественного завершения. Ты меня понимаешь? Ты меня слышишь?

Миа слышала. Какое-то время стояла на месте, наблюдая за женщиной, у которой отняла туфли. Потом прямо-таки как послушная девочка, спросила: И куда мне пойти?

Сюзанна почувствовала, что похитительница ее тела впервые ощутила огромность города, в который попала, увидела толпы спешащих пешеходов, потоки металлических карет (и каждая третья ярко-желтая, до рези в глазах), дома-башни, такие высокие, что в облачный день их верхние этажи пропали бы из виду.

Обе женщины смотрели на незнакомый город через одну пару глаз. Сюзанна знала, что это ее город, но уж очень он изменился. Она покинула Нью-Йорк в 1964 году. Сколько лет прошло с тех пор? Двадцать? Тридцать? Не важно, сколько бы ни прошло. Не время сейчас тревожиться из-за этого.

Их общий взгляд нашел маленький скверик на другой стороне авеню. Схватки на какое-то время прекратились, и когда зажглась белая табличка ИДИТЕ, черная женщина, которая, на взгляд Труди Дамаскус, совсем не выглядела беременной, медленно, но уверенно пересекла мостовую.

На другой стороне рядом с фонтаном и металлической скульптурой стояла скамья. Увидев черепаху, Сюзанна немного успокоилась, у нее возникло ощущение, что это Роланд оставил ей знак, прислал весточку.

Он тоже пойдет за мной, предупредила она Миа. И тебе следует остерегаться его, женщина. Тебе следует очень остерегаться его.

Я сделаю то, что должна сделать, ответила Миа. Ты хочешь посмотреть бумаги той женщины? Зачем?

Я хочу посмотреть, в каком мы году. Газета подскажет.

Коричневые руки вытащили скрученную газету из холщового пакета от «Бордерс», развернули, поднесли к синим глазам, начинающим этот день коричневыми, как и руки. Сюзанна увидела дату – 1 июня 1999 года, изумленно покачала головой. Не двадцать лет, даже не тридцать, целых тридцать пять. До этого она и представить себе не могла, что миру удастся протянуть столь долго. Ее современники по прежней жизни, студенты, борцы за гражданские права, знакомые на вечеринках, aficionados^[22] народной музыки, приближались к пенсионному возрасту. Некоторые наверняка умерли.

Хватит, оборвала ее раздумья Миа и бросила газету в урну для мусора, где она вновь скрутилась. Стряхнула грязь и пыль с голых ступней (из-за этой грязи Сюзанна не обратила внимания, что они другого цвета), потом надела отобранные туфли. Они немного жали, а носков не было, так что она наверняка натерла бы ноги, если б идти пришлось далеко, но…

Тебе-то что до этого, а? – спросила ее Сюзанна. Ноги-то не твои. И едва вымолвила эти слова, нет, не вымолвила, весь разговор-то шел у нее в голове, поняла, что, возможно, ошибается. Потому что ее собственные ноги, те самые, которые до поры до времени верно служили телу Одетты Холмс (а иногда и Детты Уокер), конечно же, давно канули в Лету, сгнили или, что более вероятно, сгорели в какой-нибудь муниципальной мусоросжигательной печи.

Но изменения цвета кожи она не заметила. Да только потом подумала: «Ты заметила, чего уж там. Заметила, но сразу отсекла эту мысль. И без того проблем хватало».

Но прежде чем Сюзанна успела продолжить поиски ответа на вопрос, как философский, так и физический, на чьих ногах она теперь ходила, началась очередная схватка. Боль скрутила живот, превратила его в камень, а бедра – в желе. Впервые она испытала неприятное и пугающее желание тужиться, вытолкнуть из себя младенца.

Ты должна это остановить! – закричала Миа. Женщина, ты должна! Ради блага малого, ради нас обоих!

Да, твоя правда, но как?

Закрой глаза, велела ей Сюзанна.

Что? Ты меня не слышала? Ты должна…

Я тебя слышала, ответила Сюзанна. Закрой глаза.

Сквер исчез. Мир потемнел. Она – черная женщина, все еще молодая и, несомненно, красивая, сидящая на скамье у фонтана и металлической скульптуры черепахи с мокрым от брызг, а потому блестящим панцирем. Не просто сидящая, но, похоже, медитирующая во второй половине этого первого теплого летнего дня года 1999-го.

Сейчас я на какое-то время отлучусь, продолжила Сюзанна. – Я вернусь. А пока сиди, где сидишь. Сиди тихо. Не шевелись. Боль должна уйти, но даже если она уйдет не сразу, сиди тихо. Двинешься – станет только хуже. Ты меня понимаешь?

Миа, возможно, испугалась, попав в незнакомую обстановку, но она точно знала, что ей нужно, да и ума ей хватало. Поэтому задала только один вопрос:

Куда ты собралась?

Обратно в «Доган», последовал ответ. Мой «Доган». Тот, что внутри.

2

Здание, которое Джейк обнаружил на другом берегу реки Уайе, являлось древним коммуникационно-наблюдательным пунктом. Мальчик им его описал, с какими-то подробностями, но скорее всего не узнал бы воображаемый «Доган» Сюзанны, базировавшийся на технологических решениях, давно уже отставших от жизни тринадцатью годами позже, когда Джейк покинул Нью-Йорк ради Срединного мира. При Сюзанне президентствовал Линдон Джонсон, на цветной телевизор смотрели как на диковинку, а для компьютеров из-за их величины приходилось строить целые здания. Однако Сюзанна побывала в городе Ладе^[23] и видела тамошние технические чудеса, так что, возможно, Джейку все-таки удалось бы узнать место, где он прятался от Бена Слайтмана-старшего и Энди, робота-посыльного.

Определенно он узнал бы пыльный линолеум на полу с рисунком из чередующихся красных и черных квадратов, стулья на колесиках, стоящие у пультов управления с перемигивающимися лампочками и светящимися дисками приборов. Узнал бы он и скелет в углу, улыбающийся поверх изношенного воротничка древней форменной рубашки.

Она пересекла зал и села на один из стульев. Перед ней черно-белые экраны показывали десятки картинок. На некоторых она увидела Калью (городская площадь, церковь Каллагэна, магазин Тука, дорога, уходящая из города на восток). На других – застывшие картинки, вроде фотопортретов: Роланда, улыбающегося Джейка с Ышем на руках и, на эту она заставила себя посмотреть, Эдди – шляпа, по-ковбойски сбитая на затылок, в руке нож, которым он все вырезал.

Еще на одном мониторе худая черная женщина сидела на скамье рядом с черепахой: глаза закрыты, ноги в отобранных туфлях сдвинуты, руки сложены на коленях. И еще пакет, украденный у женщины со Второй авеню: плетеная сумка с заостренными орисами и… мешок для боулинга. Выцветший красный мешок, а в нем – что-то с прямыми углами, выпирающими сквозь материю. Ящик. Глядя на этот экран, Сюзанна вдруг разозлилась… почувствовала себя преданной… но не могла понять почему.

На той стороне мешок был розовым, подумала она. Он изменил цвет при переходе, но ненамного.

Лицо женщины на черно-белом экране исказила гримаса. Сюзанна почувствовала отзвук боли, которую испытывала Миа, слабый и далекий.

Должна это прекратить. И быстро.

Однако оставался все тот же вопрос: как?

Так же, как ты это сделала на той стороне, пока она добиралась до пещеры: быстро, насколько могла.

Но ведь произошло это давным-давно, в другой жизни. Хотя почему нет? Все так, другая жизнь, другой мир, но, если она мечтала о возвращении туда, помогать следовало здесь. Так что же она сделала?

Использовала тот метод, вот что ты сделала. Все, что для этого нужно, у тебя в голове, ты же знаешь. Профессор Оувермейер называл его визуализацией, когда рассказывал о нем на семинарах по психологии. Закрой глаза.

Что Сюзанна и сделала. Теперь закрылись обе пары глаз: реальные, которые контролировала Миа, сидя на скамье в Нью-Йорке, и те, что находились в ее сознании.

Визуализируй.

Она сделала и это. Во всяком случае, попыталась.

Открой.

Она открыла глаза. Теперь на пульте управления перед ней вместо перемигивающихся лампочек и реостатов появились два больших диска и один тумблер. Диски вроде бы из бакелита, как и переключатели на кухонной плите матери в доме, где прошло детство Сюзанны. Она решила, что удивляться этому нет нужды: любая визуализация, пусть даже самая фантастическая, не более чем замаскированная версия того, что ты уже знаешь.

Под диском по левую руку Сюзанна прочитала: ЭМОЦИОНАЛЬНАЯ ТЕМПЕРАТУРА. Согласно числам на диске, она изменялась в диапазоне от 32 до 212^[24] (32 – синий фон, 212 – ярко-красный). Сейчас напротив стрелки стояло число 160. Диск по центру показывал ИНТЕНСИВНОСТЬ СХВАТОК. С градуировкой от 0 до 10, сейчас она составляла 9. Тумблер с короткой маркировкой МАЛОЙ мог находиться в двух положениях: СОН и БОДРСТВОВАНИЕ. Стоял тумблер в последнем.

Сюзанна подняла голову и увидела, что теперь один из экранов показывает младенца in utero^[25]. Мальчика. Красавца мальчика. Его пенис, как крошечная водоросль, плавал под пуповиной. А раскрытые глаза, несмотря на черно-белое изображение, были явно проницательно-голубыми. И взгляд малого словно просвечивал ее насквозь.

Это же глаза Роланда, изумленно подумала она, чувствуя себя круглой дурой. Как такое может быть?

Не может, конечно. Это всего лишь плод ее воображения, метод визуализации, ничего больше. Но если так, почему она представила себе голубые глаза Роланда? Почему не светло-карие Эдди? Почему не светло-карие своего мужа?

Нет времени думать об этом. Делай, что нужно.

Она взялась за диск ЭМОЦИОНАЛЬНАЯ ТЕМПЕРАТУРА, всосав нижнюю губу между зубов (на мониторе, показывающем скамью в скверике, Миа тоже прикусила нижнюю губу). После короткой заминки повернула диск, установив напротив стрелки число 72, словно имела дело с термостатом. А разве нет?

И сразу же успокоилась. Расслабилась, сидя на стуле, отпустила нижнюю губу. На мониторе то же самое сделала и черная женщина. Ладно, пока все шло хорошо.

Она уже поднесла руку во второму диску ИНТЕНСИВНОСТЬ СХВАТОК, но в последний момент передумала и перевела тумблер МАЛОЙ из положения БОДРСТВОВАНИЕ в положение СОН. Глаза младенца тут же закрылись. А Сюзанне сразу полегчало. Очень уж тревожили ее эти голубые глаза.

Ладно, теперь пора заняться ИНТЕНСИВНОСТЬЮ СХВАТОК. Сюзанна хорошо понимала, что это самый важный элемент пульта управления, Эдди назвал бы его «Большим казино». Она положила руку на устаревший, какой давно не использовался ни на одном пульте управления, диск, попыталась повернуть и особо не удивилась, обнаружив, что ось диска «залипла» в гнезде. Диск определенно не хотел поворачиваться.

Ты повернешься, подумала Сюзанна. Потому что нам это нужно. Нам нужно, чтобы ты повернулся.

Она сильнее сжала его пальцами и начала медленно вращать против часовой стрелки. Болевой укол пронзил голову, и она поморщилась. Второй укол достался горлу, словно она проглотила рыбную косточку. Потом боль ушла, так же внезапно, как и появилась. Справа от нее замигала целая панель с лампами, в основном желтые, но несколько ярко-красных.

– ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ, – раздался голос, на удивление схожий с голосом Блейна Моно. – ПРОЦЕСС МОЖЕТ ВЫЙТИ ЗА ПАРАМЕТРЫ БЕЗОПАСНОСТИ.

Кто бы спорил, Шерлок, подумала Сюзанна. Напротив стрелки уже стояла цифра 6. Продолжая вращать диск ИНТЕНСИВНОСТЬ СХВАТОК, она провернула мимо стрелки цифру 5; тут замигала еще одна панель желто-красных огней, а три монитора, показывающих Калью, с шипением отключились. Вновь боль раскаленными пальцами сжала голову. Где-то под ней включились моторы или турбины. Мощные, судя по звуку. Она чувствовала, как вибрация с пола передается ее ногам, естественно, босым: туфли взяла Миа. Ну и ладно, подумала она. До этого у меня вообще ног не было, так что грех жаловаться.

– ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ, – повторил механический голос. – ТО, ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ, ОПАСНО, СЮЗАННА ИЗ НЬЮ-ЙОРКА. ПОСЛУШАЙ, ПРОШУ ТЕБЯ, НЕЛЬЗЯ ИДТИ ПРОТИВ ПРИРОДЫ.

На ум пришла одна из поговорок Роланда: «Ты делаешь то, что должен, и я сделаю то, что должен, а потом посмотрим, кому достанется ярмарочный гусь». Она не могла с точностью сказать, что сие означает, но поговорка в полной мере соответствовала сложившейся ситуации, а потому Сюзанна повторила ее вслух, медленно, но без остановок поворачивая диск ИНТЕНСИВНОСТЬ СХВАТОК. Мимо стрелки прошла цифра 4, потом 3…

Она собиралась дойти до 1, но когда против стрелки оказалась цифра 2, голову пронзила такая дикая боль, что она едва не лишилась чувств, и убрала руку.

С мгновение боль не уходила, даже усилилась, Сюзанна уже подумала, что она ее убьет. Миа свалилась бы со скамьи, на которой сидела, и обе умерли бы еще до того, как тело, которое они делили, упало бы на асфальт перед скульптурой черепахи. А завтра или днем позже ее останки отправили бы на «Поттерс филд»^[26]. И что написали бы в свидетельстве о смерти? Инсульт? Инфаркт? А может, что чаще всего писал вечно спешащий, заваленный работой патологоанатом, смерть от естественных причин?

Но боль ушла, и после ее ухода Сюзанна обнаружила себя среди живых. Сидела перед пультом управления с двумя нелепыми дисками и тумблером, медленно и глубоко дышала, обеими руками стирала со щек пот. Ну и ну, похоже, в визуализации она могла претендовать на звание чемпиона мира.

Однако это больше, чем визуализация… ты ведь знаешь, так?

Она полагала, что да, знала. Что-то ее изменило… изменило их всех. Джейк овладел прикосновениями, одной из разновидностей телепатии. Эдди – умением (и оно только совершенствовалось) создавать магические предметы, талисманы, с помощью одного из них уже удалось открыть дверь между мирами. А она?

Я… представляю себе. Вот и все. Только если что-то я представляю себе достаточно четко, представленное начинает превращаться в реальное. Точно так же, как становилась реальной Детта Уокер.

Теперь по всему «Догану», в версии Сюзанны, горели желтые лампы. Прямо у нее на глазах некоторые из них сменили цвет на красный. Под ее ногами, особыми ногами – только для гостей, она видела сквозь них, трясся и дребезжал пол. Тряска эта могла привести к появлению трещин. Трещины стали бы углубляться и расширяться. Дамы и господа, добро пожаловать в Дом Ашеров.

Сюзанна поднялась, огляделась. Пора возвращаться. Или прежде чем уйти, ей еще нужно что-то сделать?

И в голову пришла дельная мысль.