Великий нефритовый путь

Аудитория ответила скрипом двигающихся стульев и перешёптыванием.

– Отлично. Начну без долгих вступлений. Мы живём на восточно-сибирской земле, которую наши пращуры стали осваивать не менее пятидесяти тысяч лет тому назад. Они, конечно, полюбили её. Эта любовь случилась…

– В каменном веке, – не выдержал Миклушевский.

– Совершенно с вами согласен. Конечно, именно в каменном веке. Нетрудно догадаться, почему. Ландшафт и климат! Водные пути позволяли передвигаться в поисках добычи и возвращаться на стоянки. Плоские горы, богатые леса, реки и озёра давали обильную пищу. Люди и после смерти не хотели расставаться с этими местами, судя по тому, сколько захоронений обнаружено вдоль берега Ангары и в городской черте. Получается, в те древнейшие времена человек здесь проживал постоянно. Ещё одно замечание: наши пращуры, пожалуй, были модниками.

В зале заулыбались и зашушукались.

– Именно так! Археологические раскопки явили на свет украшения, как говорится, на любой вкус и кошелёк. При раскопках в городском парке мы обнаружили, к примеру, артефакты неутилитарного назначения. Я имею в виду грушевидную подвеску из талькита с насечками по ребру, обломок браслета из талькита и другие находки… А теперь прошу вашего внимания. Взгляните на этот слайд.

На секунду белоснежный экран погас, а когда изображение вернулось, кажется, все в зале ахнули и наступила звенящая тишина. Слышно было только шум проектора.

Молчал и лектор, давая возможность оценить изображение. Прошло ещё какое-то время, но по-прежнему все словно бы в оцепенении смотрели на экран в полнейшей тишине.

Профессор взял световую указку и нарушил гробовое молчание.

– Итак, уважаемые друзья, – т оржественным голосом произнёс он, – перед вами ритуально-погребальный комплекс, обнаруженный чуть ли не в самом центре нашего исторического города. Археологи считают, что это преднамеренное захоронение. Дикий волк. Данные анализа говорят, что зверю девять лет, плюс-минус годик. Судя по костяку, волк был огромным. В холке он достигал, по нашим расчётам, метр и двадцать сантиметров. Под брюхом волка в специально сделанном углублении мы видим… череп человека. Такое, – профессор театрально поднял указательный палец правой руки над головой, – такое погребение единственное в мировой археологической практике. И это есть сенсация мирового масштаба. Этому погребению не меньше семи тысяч трёхсот лет.

– Какая громадина, – п рошептала Селина. – П росто чудовище!

Вигдор пожал плечами. Волк действительно поражал размерами, но… череп человека! И возраст захоронения! Больше семи тысяч лет! Удивительная комбинация.

Академик вцепился в руку Вигдора:

– Послушайте, мне кажется или так оно и есть… Сдаётся, что волк защищает череп, ну то есть человека!

Вигдор кивнул головой, он был готов согласиться с собеседником.

В это время Воротягин сказал то, что окончательно повергло всех в недоумение:

– Мы получили данные углеродного анализа. Крепитесь, почтенная публика. Череп старше волка на пятьсот лет!

Миклушевский, не совладав с эмоциями, вскочил со стула и почти прокричал:

– Получается, что первобытный мужик умер за пять веков до смерти волка?! И что? Где всё это время хранилась, так сказать, голова усопшего!? И кто её хранил? Ждали, когда подходящий волк появится? Почему так долго ждали? Пятьсот лет!

Профессор спокойно выслушал Миклушевского и так же спокойно ответил:

– Ни на один из ваших вопросов ответов пока нет.

– А что есть?

– На дне погребальной ямы найдено пятно, окрашенное охрой. Ещё обнаружен кой-какой инвентарь: костяные иглы, кремневое остриё. В общем, ничего особенного, в отличие от других захоронений. В них предметов значительно больше. Очень интересно то, что там множество нефритовых поделок: ножей, наконечников, тесел.

Возникла пауза. Миклушевский продолжал стоять, ожидая, что профессор что-то добавит. Когда понял, что тот сказал всё, что хотел, развернулся к залу и громко заговорил, теперь уже обращаясь к публике:

– Вы понимаете, если лектор прав, то это захоронение вдвое старше египетских пирамид. Но ведь в Египте была великая цивилизация! Получается, в Сибири люди жили задолго до этого. Что ж нам теперь, искать города, каналы, памятники?! Чёрт знает что! Семь тысяч лет! Кость в земле сохраняется в лучшем случае две-три тысячи лет. В лучшем случае. А тут что-то особенное. Вы понимаете? Нет, вы понимаете? Они же сохранились. Окаменели! Не рассыпались. Благодатная почва! Сохранила всё! И вообще, чёрт знает что… Жили мы не тужили, пока это не раскопали. Вся история теперь подлежит пересмотру. Вечно они чего-нибудь найдут…

Зал грохнул от смеха. Миклушевский сразу как-то сник, присел на краешек стула, опустил голову и притих.

– Мне понятна реакция коллеги Миклушевского. Будем искать объяснения этой чудесной находке. Позвольте повторить то, что недавно опубликовали серьёзные научные журналы. Цитирую дословно: «Погребённый волк покоился на левом боку с оттянутой в сторону головой и поджатыми к животу конечностями. Анатомическая целостность не нарушена. В специальном углублении между рёбрами и лапами волка располагался череп мужчины зрелого возраста. В целом создаётся впечатление, что волк своими конечностями должен был прикрывать (оберегать) человеческий череп».

И вот тут зал взорвался, словно пришёл в себя, обдумывая услышанное. Всё, что рассказывал профессор, действительно смахивало на мистификацию.

Снова вскочил Миклушевский, который не мог сдерживать свои эмоции. Он в несколько прыжков оказался у трибуны, выхватил микрофон у Трифона Петровича и шипящим голосом выдохнул:

– Такое соседство где-то ещё встречалось? – и сам же ответил: – Не-е-ет! Приведённые данные о возрасте погребения изменяют все наши представления не только о времени заселения Сибири, но и о прародине Homo sapiens. Но вы уж хотя бы доложили, что всё это значит? Что есть найденное ритуальное погребение? Дайте нам объяснение!

Профессор так же ловко отобрал микрофон у Миклушевского.

– В нашем археологическом полку, кажется, прибыло, а историки отечества, пожалуй, теряют коллегу, – пошутил Трифон Петрович.

– Ничего я не меняю, отечественная история предмет всеобъемлющий. Когда я читал лекции в Польше, Германии и Монголии, слушатели записывали каждое моё слово. Ведь они знают мои труды о Российской империи. И скажу вам, каждая моя встреча заканчивалась овациями! У вас часто бывали овации?

Зал, словно откликнувшись на реплику Миклушевского, долго и громко аплодировал, а потом ещё аплодировал, но уже стоя, то ли профессору, то ли самому Миклушевскому.

– Коллеги, если господин Миклушевский позволит, я продолжу. Спасибо! Я выскажу своё собственное мнение, подчёркиваю, собственное, не основанное на эмпирических данных, а, так сказать, на предположениях, догадках, видениях, если хотите. И я затрону проблему мутуализма, точнее, взаимного мутуализма. В данном случае человека и животного – человека и собаки. Нам известно, что классическая история человеческого мутуализма началась… ну, скажем, тридцать-тридцать шесть тысяч лет тому назад. Но только примерно в промежутке одиннадцать-шестнадцать тысяч лет назад, когда были одомашнены собаки, мутуализм стал успешным. Палеолитические охотники и отдельные экземпляры волчьих стай стали понимать друг друга, и они стали полезны друг другу. Волкам было выгодно, да-да-да, именно так – выгодно жить рядом с охотниками, получая остатки пищи, а палеолитики вовсю пользовались природными навыками животных следопытов и охотников. Вполне возможно, именно тогда началась совместная эволюция людей и собак, которые произошли от ныне вымершего предка серого волка. Марк Бертнесс считает, что, как только отношения переросли во взаимозависимость, тандем верного стайного животного с острыми обонянием и зрением и обладающего изобретательностью и инструментальными технологиями человека обеспечил успешную защиту и добычливую охоту на более крупную и опасную добычу, такую, как мамонты, медведи и крупные кошки.

Профессор замолчал, оглядел аудиторию и продолжил:

– Я согласен с предположением, что совместная охота человека и одомашненной собаки позволила достичь гораздо большего, чем любой из этих видов мог достичь самостоятельно.

Так что, уважаемые коллеги, если хорошенечко подумать, может быть, даже и пофантазировать, то уникальной иркутской находке найдётся вполне научное объяснение.

Как известно, у многих сибирских народов существовал культ собак-проводников в страну усопших. Несколько лет тому назад на острове Ольхоне наши археологи Герман и Михаил нашли погребение раннего неолита. Вместе с человеком были найдены скелеты двух собак. Герман Германович, расскажите об этом эпизоде.

– Трифон Петрович, благодарю за предоставленную возможность. Действительно, мы с Михаил Петровичем нашли такое погребение. Как известно, древние люди придавали голове сакральное значение. Не исключаю, что существовал особый собачий культ. Скифы, сарматы, тюркские племена считали, что голова врага делает сильным того, кто обладал ею после гибели соперника. А уж если речь, к примеру, шла о шаманах и вождях! Такой, с позволения сказать, военный трофей считался бесценным.

Известно также, что если после смерти вождей племя покидало земли, оно забирало голову предводителя с собой. Её торжественно хоронили на новом месте, таким образом освящая территорию, на которой отныне племя будет кочевать.

Напомню легенду северных хингинских бурят. Когда им пришлось вынужденно переселяться из Монголии по причине постоянных набегов манчжуров на берега Ангары, умер вождь и шаман Буртэ-Убугун. Его похоронили в Саянах, но голову взяли с собой, чтобы предать земле на новой родине. Через много лет в каждой юрте хингинских бурят был свой онгон-идол, сделанный в виде головы Буртэ.

Миклушевский снова поднял руку и, не дожидаясь приглашения, перебил докладчика:

– Как говорит современная археологическая наука, жившие здесь люди каменного века исчезли около четырёх с половиной – пяти тысяч лет назад. Это те самые представители китойской культуры, могильники которых, засыпанные охрой и кровавиком, обнаружили ещё до революции тысяча девятьсот семнадцатого года Овчинников и Витковский. А возраст этого, так сказать, тандема, – Миклушевский показал пальцем на экран, – почти в два раза больше?!

– Так точно, коллега Миклушевский.

– Но что из этого следует?

– Пока ясно, что мы имеем дело с огромным древним могильником. Ничего подобного в мире не обнаружено. По берегу Ангары и дальше на территории современного города в течение нескольких тысяч лет хоронили людей… Создается впечатление, что их специально привозили в эти места, чтобы предать земле. Загадка на загадке – останки сохранились, хотя в земле они должны были, как вы правильно заметили, исчезнуть естественным способом.

– Вы глубоко погрузились в археологическую науку, – пошутил сосед Миклушевского. – Вам что, в девятнадцатом веке тесновато стало?

– Настоящий историк никогда не замыкается на одном сюжете. Он смотрит в будущее, освоив горизонты прошлого. Когда я читал лекции в Польше, Монголии, Германии, меня…

– Сильно, – пробормотал собеседник, уже жалея, что ввязался в спор с Миклушевским.

– Герман Германович! – попросил слово академик Павлов.

– Добрый вечер, уважаемый Матвей Поликарпович.

– Благодарю за прекрасный вечер. Право, так интересно! Позвольте задать вопрос. Не было ли в захоронении изделий из нефрита?

– В этом конкретном нет. В других были, и в большом количестве – украшения, хозяйственный инвентарь. Особо отметил бы тесла и ножи – прекрасная обработка.

– Да-да-да, спасибо. Если позволите, забегу к вам побеседовать, дабы не отвлекать высокое собрание.

– Всегда вам рады, Матвей Поликарпович, всегда рады.

Снова вскочил неугомонный Миклушевский:

– Хотел узнать ещё одну вещь. Вы сказали, что погребению более семи тысяч лет. А люди! Люди были похожи на современных?

– По имеющимся данным это, возможно, азиаты особой байкальской расы. Их отличала физическая сила. Крепкие ребята, скажу я вам. Мы, конечно, исследовали череп. Глаза у приангарских жителей раскосые, лица округлые.

Схожесть с представителями монголоидной ветви налицо. Рост от ста сорока пяти до ста семидесяти сантиметров. А вот продолжительность жизни – лет тридцать… И вот ещё что. Демографическая ситуация, кажется, была не очень, я бы даже сказал, кризисная. Судя по всему, женщины рожали мало. Может быть, даже в какой-то момент настало время, когда людей в этих местах не стало или было очень мало.

Если позволите, я процитирую Николая Витковского, археолога и консерватора краеведческого музея, который в девятнадцатом веке изучал этот гигантский некрополь. Так вот он писал: «…Мы имеем здесь дело с кладбищем человека, по всей вероятности, не знавшего металла. <…> Прежде всего мы теперь знаем, что местность, занятая в настоящее время Иркутском и близлежащими окрестностями его, с незапамятных времён служила приютом человеку… Мы вправе заключить, что под ногами нашими покоится не один, а несколько слоёв доисторического человека»…

На этом, коллеги, я позволю закончить своё сообщение. Профессор, возвращаю вам микрофон.

– Спасибо, Герман Германович. Мне тоже добавить особо нечего. Можно завершить официальную часть. Обещаю, что о новых находках, если таковые случатся, мы постараемся оперативно сообщать в печати. А сейчас предлагаю наш вечер продолжить в свободном общении.

…Слушатели и правда расходиться не желали и, разбившись по знакомству и интересам, продолжали обсуждать сообщение Чижевского и другие новости. Один такой кружок образовали Герман, Михаил, Вигдор, Селина, Трифон Петрович и академик Павлов.

– Я так рад видеть вас, мои дорогие первооткрыватели. Ваши очерки, Вигдор Борисович, в археологическом мире вызвали бурю самых разных мнений! О находках написали все известные научные издания. Вообще вспоминаю нашу экспедицию с величайшим удовольствием. Когда ещё такое случится…

– Так скоро, Трифон Петрович, скоро. Вы же сами просили меня спросить у них, – Герман кивнул на Вигдора и Селину, – не присоединятся ли они к нашей новой затее.

– Это правда, друзья, мы были бы очень рады. Селина Ивановна, вы приносите удачу.

– Да вы хоть намекните, о чём речь идет? Куда вы намерены повернуть свои кисти и шпатели? – Селина строго посмотрела на компанию беседующих. Весь вид её, с эффектно выставленной ножкой, непослушной копной белокурых волос, живым взглядом, вкупе со статной фигуркой, словно она всю жизнь занималась спортивной гимнастикой или синхронным плаванием, свидетельствовал, что ответ она получит сейчас же. Юрист Селина всегда должна была быть в курсе дела, когда оно хоть как-то касалось её руководителя. Помощница она Чижевского или нет!

– В Америку…

– Куда-куда? Я не ослышалась?!

– Никак нет, именно туда, в Соединенные Штаты Америки.

Академик хитро улыбнулся, он уже догадывался, о чём пойдёт речь.

– Ну и поворот… Так это визы… Ближайшее консульство в Москве, времени в обрез. Я в растерянности, даже не помню, есть ли у меня заграничный паспорт.

– Мы попробуем в этот раз обойтись без формальностей. Никуда лететь не придётся.

– Ну вот, а я-то подумала. Так и знала, что это розыгрыш. Развели, обманули. Не прощу, первым делом пересолю в экспедиции всю уху, кашу-малашу, чай-компот и салат…

– Ужас какой! Что академик подумает? Он же слышал, какая вы добрая и сердечная, – Герман подмигнул девушке.

– Выкладывайте, Герман Германович, что вы запридумали, где там ваша Америка заякорилась. По порядку, а то у девушки голова закружится от резких поворотов ваших мыслей. Куда вы намерены вести экспедицию?

– На Байкал и в дебри Витимской тайги.

– Америка-то тут при чём? Пока что на ум приходит «Гудбай, Америка, о-о-о!»

– Альбом «Наутилуса Помпилиуса» обещаю взять с собой. Но если серьёзно, уже установлено, что часть захоронений Глазковского некрополя принадлежит генетическим предкам североамериканских индейцев.

– Ну прям Виннету – в ождь апачей, – вырвалось у Селины.

– Апачи, гуроны или семинолы, мы, конечно, сказать не можем, – уточнил Михаил. И добавил: – Пока.

– В городе раскопки идут полным ходом, – продолжил профессор, – а нам бы пройтись по байкальскому бережку, по Верхней Ангаре, до Бодайбо добраться.

– Я совсем запуталась, дорогие мои археологи. А на край земли-то зачем? Профессор!

– Нас очень интересует нефрит.

– Нефрит? Так он в каждой сувенирной лавке лежит. Вам что, мало колечек, кулончиков, хурхоек^[8], шариков, квадратиков и… э-э… не буду дальше перечислять. Сами знаете.

– В найденных погребениях мы всё время находим множество нефритовых украшений, разнообразный инвентарь – а ведь рядом месторождений этого уникального камня нет. Он, как утверждает уважаемый, нет, многоуважаемый академик Матвей Поликарпович, лежит в труднодоступных местах, в горах, в речных долинах, там, где бурные реки Ки-той, Урик, Онот, Белая и, конечно, в Витимском районе и Забайкалье… Вы же любите трудности, Селина Ивановна!

– Я? Господи, какое превратное мнение сложилось обо мне после двух поездок. Что дальше-то будет?!

– Коллеги, а не пойти ли нам в лабораторные пенаты? Чайку попьём, поговорим, поспорим, повспоминаем. И покричать можно – ну типа подискутировать, – п редложил Герман. – Через дорожку перейдём и окажемся в родном археологическом подземелье. Там нас ждёт Оля, она уже заступила на экспедиционное дежурство. Нет, ну правда, пойдёмте в наше милое подземелье. Академик, вы с нами?

– Таки да. Чаёк, знаю, вы завариваете правильный.

Селина с улыбкой посмотрела на профессора:

– С вами, дорогие мои, я хоть сейчас на этот ваш Урик-Турик, Витим-Шмитим. А уж в археологический подвальчик вообще без проблем. Ты как, Вигдор, не против?

– Конечно. Давно не виделись, да и дома никого. Марианна в столице, – Вигдор вздохнул. – П омогает готовить выставку по истории шаманизма.

…В лаборатории Оля уже поджидала гостей. На столе было всё для чаепития. Посреди стоял поднос с брусничным пирогом, на двух больших тарелках навалены горкой капустные шаньги и творожные ватрушки. На трёхлитровой банке на белой бумажке, приклеенной поперёк, читалось: «Мёд. Из Бирюлек. Свежий».

– Оля-Коля, привет, дорогие! Как я рада вас видеть. Это кто же такую прелесть испёк? – воскликнула Селина, нагнувшись к пирогам и шумно вдыхая их аромат.

– Это я, – смущённо ответила Оля. – А Коли нет, он в командировке. Поехал свои клинки изучать в собраниях столичных музеев.

– Эх, повезло Коляну, – пробурчал Михаил. – Только гляди, не раскорми его на стряпне – в раскоп не залезет.

Оля, покраснев от комплиментов, взяла большой нож и стала по-хозяйски резать пирог.

– Все к столу, – скомандовала она гостям.

Шумно задвигались стулья, зазвенела посуда, запел свою песенку свисток чайника.

– Какая вкуснотища, – С елина подмигнула Оле. – Т очно Коляну свезло. Оля, бросай свою науку, открывай кондитерскую. Я буду каждый день к тебе приходить за пирогами.

Оля замотала головой:

– У меня другие планы.

– Ой, профессор, что же вы сегодня-то рассказывали и показывали, прям удивительное рядом. Какой волчара! Жуть! А ещё и череп какой! Тоже жуть! – то ли восхитилась, то ли ужаснулась Селина.

Все дружно рассмеялись.

– «Такое-какое», дорогая Селина Ивановна, мы ещё толком не поняли. Только начали работы. Впрочем, сенсации идут одна за другой. Нам явно вас с Вигдором Борисовичем не хватает для придания гласности этим находкам. Комплекс тянет на мировую известность, а денег, как всегда – тю-тю.

– Если вы считаете, что мои скромные заметки помогут, всегда готов рассказать общественности.

– Спасибо, Вигдор Борисович, обязательно воспользуемся вашим пером. В нашем случае история на историю накладывается, даже не соображу, с чего бы начать.

Профессор посмотрел на Германа и Михаила. Но те с аппетитом и, главное, увлечённо уплетали Олину стряпню – им явно не хотелось брать инициативу на себя.

– Трифон Петрович, а начните с Великого Шёлкового пути. А мы подтянемся, вот ещё по кусочку пирожочка, и точно подтянемся, – оправдывался Михаил.

– Согласен с коллегой, – поддержал Герман, тоже не отставая от приятеля в поедании выпечки.

– Парни, видать, сильно оголодали, – расхохоталась Селина.

– Неее, просто вкусно очень.

Профессор махнул рукой:

– Пусть будет Шёлковый путь. Конечно, Великий.

– Так мы шёлк собираемся искать, уважаемые? Вроде как о нефрите разговор шёл, – искренне удивилась Селина.

– Говорим о шёлке, думаем о нефрите, – улыбнулся профессор. – Михаил, перестаньте, наконец, поедать пироги. Никому больше не достанется. Начнём с вас.

– Сейчас, один момент, – чуть было не поперхнулся Михаил. – Ещё один глоточек, ещё один кусочек.

Чашка звякнула о блюдечко. И вдруг все замерли как по команде.

– Все вспомнили то же, что и я? – почти шёпотом спросила Селина.

– Один в один, точно как склянки на «Нибелунге», – подтвердил Вигдор, и все дружно заулыбались.

– Я готов, – Михаил устроился поудобнее, отодвинул тарелки. – Значит, Великий Шёлковый путь. Признавайтесь, кто из вас слышал о нём хоть что-нибудь кроме названия.

Все дружно подняли руки.

– Хорошо. Вы облегчаете мне задачу. Но прежде мы отправимся с вами, как вы думаете, куда?

– К американским индейцам, – пошутила Селина.

– Оригинально, но нет. Кто-нибудь ещё?

– Да что ты, милый, людей пытаешь, – нарушил молчание академик. – Поди, в Персию хочешь нас спровадить!

– Нет, ну ясное дело, что академики – люди-глыбы. Но признаюсь, не ожидал. Совершенно точно, в Персию. Но прежде небольшое отступление. Напомню что, прежде чем появился Нефритовый путь, а потом Шёлковый, действовал Лазуритовый путь. Коллеги-археологи не без основания считают, что с третьего тысячелетия до нашей эры этот последний работал исправно. Нетрудно догадаться, что назван он так по имени полудрагоценного камня – лазурита.

С конца второго тысячелетия до нашей эры заработал Нефритовый путь, по которому шла торговля самоцветами, в то время – валютным товаром. И только в первом тысячелетии до нашей эры Лазуритовый и Нефритовый пути постепенно сливаются в Великий Шёлковый путь.

Конечно, время от времени путь немножко вилял – менялись переходы, маршруты на отдельных отрезках, склады, остановки и караван-сараи переносились, строились новые, но две основные трассы выделяются всеми исследователями этого выдающегося торгово-транспортного комплекса.

Итак, южный маршрут: от севера Китая через Среднюю Азию на Северную Индию и Ближний Восток; и северный маршрут – от севера Китая через Памир и Приаралье к Нижней Волге и к Чёрному морю.

А вот между этими двумя маршрутами было множество ответвлений, промежутков, волоков, откуда, я думаю, тоже шли торговые караваны, чтобы влиться в магистраль.

Академик многозначительно посмотрел на Трифона Петровича и тихонько похлопал по плечу. Мол, я тоже говорил про это.

Михаил продолжал:

– И, конечно, тюрки, монголы, гунны. В разное время они контролировали Великий Шёлковый путь. Когда их государства распадались, контроль над отдельными отрезками переходил к новым государствам. В данном конкретном случае – Восточному и Западному Уйгурскому каганатам.

Нефритовый путь обеспечивал поставки этого уникального камня в Китай. В большом количестве нефрит добывали в Прибайкалье, в Присаянье, Приангарье и поставляли, в том числе через Восточные Саяны, оазис Хотан, в Поднебесную.

Ну вот, а теперь направимся в Персию! Великие правители Ксеркс, Дарий, Кир создали могущественную империю. Мы хорошо знаем, что древние римляне покрывали свою империю сетью дорог и умело использовали их в имперских целях. Не менее искусными строителями были и персы. Они тоже создали дорожную сеть и тщательно следили за её состоянием. Их дороги соединяли побережье Малой Азии с Вавилоном, Сузой и Персиполисом. Даже Геродот не прошёл мимо этой истории, когда говорил, что ни снег, ни дождь, ни жара, ни тьма, ничто не мешает скорости доставки сообщений по этим путям-дорожкам.

А ещё в Персии процветали торговля, искусства, науки. И всё бы ничего, но цари не могли утолить жажду завоевания новых земель, и продолжалось это до той поры, пока Александр Македонский не разбил персов и не уничтожил династию великих царей.

Пришло время, когда заявил свои амбиции Китай. Во времена династии Хань началась экспансия, которая расширила границы Поднебесной до современной провинции Синьцзян.

А в степях Монголии и на севере Китая господствовали племена хунну. Кочевники здорово досаждали китайцам, и те, зная об их силе и численности, предпочитали платить дань, но не вступать в вооружённые схватки. В числе прочих товаров подносился шёлк, который использовался для изготовления одежды и белья. Но в конце концов Китаю надоело давать дань и считать хунну сильнее себя. После целого ряда сражений кочевников отбросили от границ, и Поднебесная смогла организовать торговый путь, который впоследствии стали называть Великим Шёлковым. Шли годы, торговля, хотя и медленно, но развивалась. Караваны шли вдоль края пустыни Гоби и проходили через Нефритовые ворота на запад.

– Нет, что вот прямо Нефритовые ворота?

– Так точно, Селина Ивановна. Этим именем называли перевал Юмэнь. Он же Перевал Нефритовые ворота. Фактически проход в Великой Китайской стене, к западу от Дуньхуана в современной провинции Ганьсу. Именно через этот перевал проходил Шёлковый путь.

Ворота воздвиг император Ву из Хань после сто двадцать первого года до нашей эры. Руины этих знаменитых Нефритовых ворот сохранились.

От оазиса к оазису тянулись торговые караваны через пустыню Такла-Макан, горы Тянь-Шаня, Памира. Но главный товар пользовался неизменным спросом, и риск пути оправдывал усилия торговцев. Потом валютой стал шёлк, и рулоны этого тончайшего материала принимали в оплату других товаров и услуг.

Так постепенно на Великом Лазуритовом, Нефритовом и Шёлковом путях возникали новые города, оазисы превращались в удобные перевалочные пункты. Движение караванов по пути между Индией, Персидским заливом и Красным морем становилось всё более и более интенсивным. Шёлковый путь наполнялся купцами, послами, учёными, религиозными странниками…

Михаил выдохнул:

– Моя часть закончена. Далее по истории этих удивительных дорог вас поведёт коллега Герман.

Герман начал без особого вступления:

– Мир в конце третьего – начале четвёртого веков стал меняться. Климат постепенно становился другим. Заметно поднялся уровень морей в Европе. В Аральском море поубавилось соли. Степь тоже менялась. На Тянь-Шане «поехали» ледники. И всё это привело к глобальным климатическим сдвигам. В движение пришла степь… В середине четвёртого века главное племя степи хунну, или гунны, двинулось на Запад. Для них переселение стало вопросом жизни или смерти – они были вынуждены искать новые пастбища. На всю Европу зазвучало имя Алариха, вождя вестготов, предводителя степных племён.

В середине девятого века стало мелькать название «Нефритовые врата», которые, как уже говорилось, стояли на въезде в Китай со стороны Дуньхуана. К тому времени нефрит в Поднебесной прочно завоевал всеобщее поклонение и любовь.

Так постепенно складывалась система караванных путей, связавшая Китай и Средиземноморье.

Напоминаю, Шёлковому пути предшествовал Нефритовый, истоки, стало быть, лежат во второй половине первого тысячелетия до нашей эры. Именно тогда из горных троп и перевалов, речек и ручьёв, степных направлений сплеталась дорога, которая вела из Китая в Центральную и Западную Азию. Нефритовый путь, как впоследствии и Шёлковый, не был прямой вымощенной линией. Образовалось много ответвлений. Одно из северных – Кыргызский путь – вёл в Южную Сибирь.

Добыча и доставка драгоценных и полудрагоценных камней цементировала связи между Ближним Востоком, Центральной Азией и Китаем. В горах Бадахшана добывали лазурит. В верхнем течении Яркенда, в районе Хота-на – нефрит.

Нефрит для Китая, хочу подчеркнуть, коллеги, особо, – национальное богатство. Из него изготавливались государственные регалии, предметы культа, знаки отличия. Обладание им считалось свидетельством богатства и процветания. До того, пока китайский шёлк не завоевал мир, именно нефрит служил валютой.

Герман замолчал.

– Вы не устали? Я не слишком утомил высокое собрание?

– Он напрашивается на комплимент, – буркнул академик, который по привычке что-то записывал в своём блокноте. – Вы замечательный лектор.

– Хочу шелков и нефрита, – сказала Селина.

Вигдор громко вздохнул:

– Я надеюсь, мы не двинемся по этому самому меридиональному пути?

Герман подошёл к стене, нажал на какую-то кнопку, и с потолка спустилась большая карта.

– Это наша, так сказать, малая механизация. Между прочим, появилась благодаря открытию Селины Ивановны – премия за курыканский меч и научные подвиги на острове. Действительно, речь идёт о меридиональном пути, который следует рассматривать не просто как путь-дорожку, а древнюю систему отношений, если хотите, связей, которые имели большое значение и в раннем средневековье. Понять их удалось во многом благодаря археологическим открытиям.

– И тщательном изучении письменных источников, – добавил академик.

– Так точно, Матвей Поликарпович, замечание исключительно верное. Так вот, этот самый путь шёл через Восточный Туркестан на юг и юго-восток – в Бирму и Вьетнам. Но, как говорится, нам туда не надо, нас подробности в этом направлении интересуют постольку-поскольку. А вот северный луч пути шёл от Джунгарии до Южной Сибири. Этот луч ещё называют Кыргызский путь, и он имел большое значение для Китая.

– Почему?

– А потому, Селина Ивановна, что именно он связывал северо-западное китайское царство Цинь с внешним миром. Есть сведения, что ещё в четвёртом веке до нашей эры великолепные индийские ткани шли по этому пути на север. Это направление представляло собой степное плоскогорье, передвигаться по нему было проще. И вот именно по этому пути в царство Чу попадал хотанский нефрит. По нему осуществлялись контакты с Алтаем и Минусинской котловиной.

Южная Сибирь – горная местность с чередованием хребтов и межгорных котловин, это Витимское плоскогорье, это Саяны, Байкал и Ангара, Обь и Енисей, Шилка и Катунь… Огромная страна!

И снова гунны! В третьем веке нашей эры они создали могучее государство, которое простиралось до Байкала на севере и до Китайской стены на юге. Любое государство развивает торговлю, а следовательно, торговые пути – гунны не исключение! Караваны с тканями и ювелирными украшениями, хозяйственными изделиями, бронзой, вышивкой текли по Уйгурскому пути. Табуны лошадей шли в сторону ханьской империи. И, конечно, нефрит!

А сколько времени занимало путешествие каравана или пешехода по Великому Нефритовому пути? По некоторым данным, караваны шли со скоростью более шестнадцати километров в день, что для той эпохи было довольно приличной скоростью.