Ревизор: возвращение в СССР 17

Глава 1

Москва.

Добрались до Москвы без приключений. Только приехали, Родька сразу домой побежал и вскоре они вышли к нам вместе с Гришей, помогли разгрузиться.

Галия их не отпустила, усадила с нами за стол, чему Родька был несказанно рад. Присутствие отца где-то рядом, само по себе, уже делало пацана счастливым. Он в машине насиделся и усидеть с нами ещё и за столом было выше его сил. Они с Аришкой отправились с кухни обследовать соседние комнаты, играя в приключения. А мы получили небольшую передышку, пока Аришку чем-то заняли.

– Родион, ты только не разрешай ей ничего трогать там, ладно? – попросил я, переживая за телевизор.

Малой через несколько дней два года, это такая непоседа! Всё-то ей надо, открыла дверь в машине прямо на ходу! Хорошо бабушка быстро захлопнула, обошлось без последствий. Если не считать за последствия вопли на всю машину обиженного ребёнка, получившего по рукам.

***

Москва. Квартира генерала КГБ в отставке Гуськова.

Максим Валерьянович, хоть и был уже в отставке, но, понятное дело, об интересах государства пекся по-прежнему. Он охотно пригласил к себе старого знакомого из ЦК КПСС, понимая, что такой человек просто так о срочной встрече просить не будет. Тем более, что, как и любой нормальный пенсионер, Максим Валерьянович располагал и свободным временем, и большим желанием побыть ещё полезным Родине. Как же скучно после полной напряжения работы в Комитете… Поэтому он пригласил Владимира Лазоревича к себе домой в тот же день.

Супруге не надо было ничего объяснять, достаточно было сказать, что вечером будет человек из ЦК. И весь дом старого генерала как будто ожил, наполнился движением и суетой с важным и глубоким смыслом. В уютном кабинете освободили от книг второе кресло, работница выбила лишний раз половики и везде пропылесосила, а пожилая генеральша собственноручно напекла творожного печенья.

Генерал достал из своих закромов бутылочку французского коньяка. Ясное дело, не последнюю…

Когда появился Межуев, всё было давно готово и генерал, представив супругу, пригласил гостя пройти в свой кабинет.Друзьями они не были, скорее шапочными знакомыми, встречающимися раз в несколько лет, иногда и вовсе случайно, поэтому общались на «вы».

– Максим Валерьянович, боюсь показаться параноиком, – начал Владимир Лазоревич, берясь за предложенный генералом бокал коньяка, – но ещё вы сами мне когда-то говорили, что своим чувствам надо доверять.

– Рассказывайте, – кивнул генерал, изобразив заинтересованное внимание на лице.

Межуев достал доклад Ивлева и протянул его генералу. Пока тот просматривал его, рассказал о своём личном впечатлении и о мнении академика, с которым вчера встречался. Генерал добавил коньяка им в рюмки и подвинул ближе к гостю бутерброды с балыком и импортным сервелатом. Тот, голодный после службы, с благодарностью принялся за угощение.

– Понимаете, Максим Валерьяныч, уж больно всё красиво и грамотно. Мне этот доклад на следующей неделе в Политбюро отправлять, для принятия решений на высшем уровне. Есть и другие доклады на эту же тему, но там все совсем не так красиво и грамотно, их стыдно туда предъявлять. Но после того, что мне целый академик сказал, заметьте, при этом, один из самых лучших отечественных специалистов в экономике, сижу и второй день голову ломаю, что мне делать? Не привёл ли я собственноручно засланного казачка прямо в Кремль? Не липа ли это, направленная на то, чтобы свернуть советское государство с верного пути?

– Так-так… – задумчиво проговорил генерал. – В моё время, на Западе ушлые ребята работали, так не прокололись бы. Но времена меняются, теперича не то, что давеча, – горько усмехнулся он. – Это может быть очень серьёзно, и вы правильно, скажу я вам, беспокоитесь, у вас должность такая, что нужно думать о государственной безопасности. Надо проверить этого паренька. Бережёного бог бережёт. Оставьте мне этот доклад. Я завтра же покажу его, кому надо.

– Очень буду вам признателен, – поднялся было Межуев, но супруга генерала принесла на подносе чай и блюдо с домашним печеньем и он сел обратно, правда, сперва придержав ей дверь, когда она уходила. – И ещё попрошу вас, если получится, поскорее определиться, что мне со всем этим делать? Доклад в Политбюро, – напомнил он. – В понедельник мне надо уже или получить добро на передачу доклада в Политбюро, или начать пытаться сделать хоть что-то пристойное из других докладов…

– В понедельник, значит, – задумчиво повторил генерал. – Будет вам в понедельник или-или, не переживайте.

***

Гриша, уходя, обещал нас завтра проводить. Когда счастливый Родька, набегавшись и наигравшись с Аришкой, собрался идти с отцом домой спать, малая показала на свои сандалики и потребовала обуть её, собираясь идти с Гончаровыми. Растерянный Григорий попытался объяснить малой, что она остаётся, но та устроила скандал. Бабушка взяла её на руки, Гончаровы быстренько смотались, а мы потом ещё минут двадцать успокаивали обиженного ребёнка. Шутками-прибаутками, попытками переключить внимание. В конце концов, положили её в кроватку и включили телевизор. Аришка сразу успокоилась и завороженно разглядывала мелькающие кадры не очень хорошего качества, пока не уснула.

– Переутомилась, слишком много впечатлений, – выключил я телевизор, и мы все расползлись по кроватям. День получился очень длинный.

***

Максим Валерьянович с самого утра вошёл в приемную руководителя первого главного управления КГБ. Уходил в отставку он с должности зампреда именно этого управления, да параллельно курировал электронную разведку. Генерал Васильев охотно принял своего бывшего зама, по первому звонку.

– Садись, Максим Валерьянович, сейчас нам Петр чайку соорудит. Как дела-то на пенсии? – спросил он.

Гуськов отметил, что Васильев сильно сдал за последние два года, что не виделись. И морщин прибавилось, и мешки под глазами совсем большие стали. Да уж, работы тут по горло… А уж ответственность…

– Скучно, Петр Семенович, так что не стоит спешить с этим…

– Тьфу-тьфу, не буду спешить!

Посидели, попили чаю. Васильев не торопил, но Гуськов знал, что злоупотреблять его хорошим отношением не стоит. Чай, не в ресторане после работы сидят… Достал доклад, положил на стол между ними, и начал излагать вопрос, по которому пришел.

Петр Семенович выслушал, потом доклад полистал. Ивлев… странно, но ему казалось, что он недавно слышал эту фамилию. Васильев не был кадровым чекистом, пришел в КГБ семь лет назад с должности инструктора международного отдела ЦК КПСС. Ему оставалось только завидовать профессиональной памяти своих подчиненных, которые работали в Комитете с самого начала своей карьеры. Сам он лица еще неплохо запоминал, а вот фамилии и имена… с этим все было очень плохо.

Пообещав Гуськову оперативно разобраться и сообщить ему о результатах, чтобы тот мог дать ответ Межуеву, он, проводив заслуженного пенсионера до двери, тут же вызвал к себе начальника «Управления К», полковника Синицина. Положил перед ним на стол доклад со словами:

– Вот, Денис Олегович, приходил только что Гуськов, подозревает в шпионаже сотрудника Верховного Совета. Некто Ивлев… Почему мне кажется знакомой эта фамилия?

– Павел Тарасович Ивлев? – тут же уточнил Синицин.

– Верно! – удивленно подтвердил генерал.

– Так это же тот самый пацан, что помог нам выявить агентов ФБР. Дело американской компартии? На личном контроле Политбюро… Суслов же еще возмущался, пока все факты на стол генеральному секретарю не положили…

– Ох ты ж! Тот самый Ивлев, значит! – Васильев сам теперь удивлялся, как именно эта фамилия могла вылететь у него из головы. Начатое расследование по факту заявления советского комсомольца проводилось полгода, и неожиданно дало результаты. Наблюдатели из резидентуры подтвердили, что лидеры американской компартии встречаются с подтвержденными агентами ФБР, да делают это так привычно и без всякого волнения, что сразу видно, что это многолетняя практика. Председатель КГБ был разъярён, сильно орал, спрашивая, почему первое управление проспало вражеского шпиона, вхожего в Кремль, досталось и Васильеву, и Синицину. Правда, потом он быстро сменил гнев на милость, когда лично Брежнев очень высоко оценил результаты этой операции. В Политбюро же никому не стали говорить, что начата она была сугубо из-за жалобы несовершеннолетнего пацана, что КГБ мух не ловит в борьбе с американскими шпионами. Так что по итогу на первое управление пролился град из орденов, и Васильев с Синициным не остались обделены.

– Тот самый, получается. Ну, если он шпион, то ЦРУ с ФБР сами себя по горлу тупым ржавым ножом пилят… Сколько еще лет Моррис Чайлдс ездил бы к нам да на Кубу, вызнавая наши секреты и передавая их в ФБР, если бы не это расследование, предпринятое по инициативе Ивлева? – сказал полковник, улыбаясь.

– Так, значит… Ну, а если это способ внедрить его к нам, чтобы мы ему доверяли? Мало ли, Моррис Чайлдс смертельно болен, и эту операцию ФБР все равно пришлось бы сворачивать? А Ивлев-то теперь в Верховном Совете, да еще и так устроился, что доклады пишет для Политбюро! – спросил генерал, немного подумав.

– Проверим еще раз все про Ивлева, конечно, раз такое дело, – пообещал Синицин, уловив настрой начальства, – тщательнейшим образом!

***

С утра отогнал машину в гараж. Позвонил отцу, предупредил, что мы уезжаем. Если там движуха какая вокруг гаражей начнётся, чтоб он держал руку на пульсе за всех нас. Он, кстати, передал Галие, что оплачиваемый отпуск ей ещё не положен в институте, поскольку батя написал заявление за свой счет от её имени на месяц до декрета.

– Спасибо, пап, я упустил совсем этот момент, – признался я.

– Ты понял, да? Зарплаты за июль у неё не будет, – обеспокоенно внушал мне отец.

– Понял, понял, не переживай, нам хватает денег. За гараж, в моё отсутствие, если срочно надо будет сдать, сдай, пожалуйста, за меня. Я вернусь, и сразу отдам.

Где-то к двенадцати приехали Эль Хажжи. Бабушка Диану не сразу узнала, а Фирдауса она, вообще, впервые видела. Аришка спряталась за Трофима, увидев незнакомого дядьку. Когда я бабушке представил его, как мужа «нашей» Дианы, она только тогда к ней присмотрелась.

– Ой, батюшки! Дианка, это ты? – воскликнула она. – А я подумала, фифа какая-то московская! – рассмеялась она.

– Она уже не московская, а бейрутская, – объяснил я. – Завтра летят на родину Фирдауса в Ливан.

Бабушка сразу забеспокоилась, да как же так? В заграницу, и без знания языка? Диана похвасталась, что учит арабский и французский. Бабуля тут же перешла на французский, к удивлению Трофима, Фирдауса и Галии.

– Ну, пусть упражняются, – рассмеялся я и поманил Фирдауса за собой в спальню. Зашли, закрыл за нами дверь.

– Подготовил тебе более подробный список акций, которые в среднесрочной и долгосрочной перспективе могут неплохо выстрелить. Сможешь его вывезти, не привлекая ничьего внимания?

Фирдаус взял мой список.

– Если ты за свою таможню опасаешься, то могу переписать всё это на арабском.

– Да нет, не стоит, – задумался я. – Только внимание привлечёшь. У тебя конспекты остались какие-нибудь с учёбы?Берешь с собой?

– Конечно. У меня память не такая хорошая, чтобы считать, что я через несколько месяцев не забуду половину… Правда, беру только по некоторым дисциплинам.

Он усмехнулся, подмигнув мне, и я ему кивнул понимающе. Ну да, к чему ему брать с собой конспекты по марксизму-ленинизму, Истории КПСС и остальному такому же… Понятия не имею, стоит ли вообще ввозить подобное в капстрану, не будет ли проблем с местной безопасностью.

– Вот, в конспект и перепиши, – подсказал я, – по экономике. Только ручку похожую подбери.

– А, хорошо! – усмехнулся он, удивлённо и уважительно взглянув на меня.

Фирдаус спрятал список в карман пиджака, и мы вернулись на кухню, где бабушка муштровала Диану, ставя ей произношение. Та потела, но очень старалась. И ещё бабушка учила её простым житейским фразам, типа, как в магазине ценой какого-нибудь товара поинтересоваться? Аришка старательно грассировала, сидя на коленях у бабушки. А Трофим и Галия слушали их всех с открытым ртом, когда мы с Фирдаусом зашли. Не сговариваясь, мы прыснули со смеху, переглянувшись.

Они посидели у нас недолго и уехали, сославшись на то, что ещё самим надо собираться.

– Какой же французский красивый язык, – восхитилась Галия, когда Эль Хажжи ушли.

– Тебе, кстати, тоже неплохо бы его выучить, – сказал я. – С ребёнком теперь, конечно, это будет труднее сделать. Ну, может, через пару лет надо будет у Дианы узнать, что за курсы она посещает.

Вскоре пришли Родька с Гришей узнать, когда им к нам прийти вечером, чтобы вместе ехать на вокзал.

– Поезд в двадцать пятнадцать, – посмотрел я ещё раз билеты. – Тут ехать до белорусского вокзала минут тридцать от силы. Можно в половину восьмого выйти.

– За сорок пять минут? Не маловато? – обеспокоенно спросила бабуля.

– Ну, давайте, выйдем в семь пятнадцать, за час, – переобулся я, понимая, что иначе она будет тревожится до тех пор, пока в поезде не окажется.

Они обещали прийти в семь, и Гриша увёл своего пацана, видя, что Аришка вскочила и отказывается опять ложиться спать после обеда, увидев своего товарища по играм.

Мы все легли отдыхать, показывая ей пример, это, во-первых. А во-вторых, мы все, и правда, утомились, особенно я, с непривычки, устал от постоянного бдения за племяшкой. Руки и ноги у неё уже отлично работают, а голова, пока ещё, не очень. Увидела что-то интересное, и понеслась. Вижу цель, не вижу препятствий. А у нас квартира для таких жильцов не приспособлена, всё в лёгкой доступности. Да та же плитка громоздится ящиками, обвалит на себя, не дай бог! Надо будет проработать этот вопрос, а то, когда наш мелкий родится и подрастет, тоже устроит нам тут шмон. Может мне плиткой выложить кухню и ванную комнату, пока Галия в Паланге? Точно, так и сделаю. Сатчан наверняка подскажет толковую бригаду.

Проснулись мы в пятом часу, точнее, нас всех Аришка подняла.

– Ну, что, – обратился я к заспанным домочадцам, выползшим на кухню, – финишная прямая. Завтра вечером будем уже на море.

Мне поручили Аришку. А бабушка с Галиёй быстренько собрали на стол перекусить перед отъездом. И далее занимались сборами продуктов в дорогу, всё-таки почти сутки ехать.

Конечно, на самолёте было бы быстрее, – думал я, бегая за племянницей по квартире. – И билет всего двадцать пять рублей стоит. Но Галие в самолёт нельзя. Один я буду летать, конечно, для экономии времени. Сейчас вот только назад придётся на поезде вернуться. И в конце августа тоже на поезде обратно поедем.

В семь часов, как обещали, пришли отец и сын Гончаровы, мы разобрали с Гришей тяжёлую поклажу. Гриша взял на себя обычный бабушкин чемодан. Маленький чемодан на колёсах отдали Родьке. Он был в восторге от этой конструкции. А Гриша и Трофим с любопытством разглядывали сей девайс. Предложил большой чемодан на колёсах Трофиму, но он отказался, типа, что я, ребёнок, что ли? Ну, повезу сам, раз вы все стесняетесь. Взял на себя ещё Родькин рюкзак. А Трофим тащит их с бабушкой рюкзак.

– Так, Аришка на бабушке, – огляделся я. – Галия, на тебе ваши с бабушкой дамские сумки. Остальные сумки с продуктами берите в свободные руки, – посмотрел я на Трофима с Гришей.

Одна сумка осталась, пришлось привязать её к ручке моего чемодана на колёсиках. Вот вам и ещё один плюс этой конструкции, – подумал я.

Выдвинулись ровно в запланированное время. Приехали на вокзал, как я и предполагал, за полчаса и встали под табло ждать, пока объявят, на каком пути будет стоять наш поезд.

– Какой у нас вагон? – спросил Трофим.

– Четвёртый, – посмотрел я билеты.

– Надо слушать откуда нумерация начнётся, с головы или с хвоста состава, – проговорил он. – Хорошо бы с хвоста, идти ближе.

– А у Родьки в шестом вагоне место, – озадаченно посмотрел на меня Гриша.

– Здрасте. А как так получилось? – спросил Трофим.

– Так мы же порознь билеты брали, – растерянно ответил Гриша.

– Что же теперь делать? – испуганно взглянула на меня Галия.

– Ничего не делать, – постарался как можно спокойнее ответить я, заметив испуганные глаза Родьки, – днём будем ехать в одном купе. А на ночь я с малым поменяюсь местами, он будет спать с вами, а я в шестом вагоне.

– Спасибо! – воскликнул Гриша. – И что я не догадался тебя спросить, в какой вагон ты билеты взял?

– Ну, бывает. Я сам об этом не подумал, – кивнул я ему, показывая, что всё нормально.

Не помню точно, кто из нас первый билеты взял. Может, это и я косякнул. А вообще, с билетами дефицит, и в запрашиваемом вагоне могло тупо не быть билетов. Надо было одновременно кому-то одному на всех билеты брать. Хотя бы в одном вагоне ехали бы.

Объявили посадку. Сразу договорились с проводницей в шестом вагоне, что я меняюсь местами с ребёнком, чтобы не удивлялась потом, что я по детскому билету еду. А пока мы все набились в четвёртый вагон и пытались рассовать багаж. Часть пришлось закинуть на третью полку, предварительно сняв оттуда матрасы.

Наконец, мы разместились. Трофим с Гришей вышли на перрон покурить, я вышел с ними. Гриша сунул мне четвертной.

– Покатайтесь там с Родькой на всём, чём можно, – попросил он. – Лодки, карусели. Не экономь. Отец на август поедет, я ему с собой ещё денег дам. Гуляйте на полную катушку, мороженное, газировка.

– Хорошо, не переживай. А у тебя есть какой-нибудь телефон для связи? – осенило меня в последний момент. – Может, рабочий?

– Нет, я ж на курсах учусь, – ответил он.

– Так, ну, тогда, договорюсь с Галиёй, что, когда я в Москве буду, раз в неделю, например, вечером в среду в восемь часов, они с Родькой будут нам с почты звонить на мой домашний телефон. Будешь приходить и разговаривать с сыном.

– О, давай. Так и сделаем, – оживился он.

– Так, отъезжающие, пройдите в вагон! – крикнула проводница и мы попрощались с Гришей.

Он подошёл к окну. Мы не сразу заметили его за соседями на боковых полках нашего плацкарта. А когда заметили, Родька кинулся к окну и разревелся.

– Только этого не хватало, – удивился я, глядя на рыдающего пацана и испуганного отца за окном.

Тут и поезд тронулся, показал Грише рукой, что всё нормально, и принялся объяснять мальцу, что он будет каждую среду вечером ходить на почту и звонить нам в восемь часов вечера. А мы с его папой будем ждать звонка у меня дома.

Насилу успокоили парнишку. И чего он испугался?

Глава 2

Москва.

Родька забился на верхнюю полку. Бабушка с Галиёй вручили мне Аришку, а сами занялись сумками с едой. Посадил Аришку на верхнюю полку к Родьке, у малой восторгу было! Сам, конечно, стал рядом – присматривать. Еще тот возраст, когда некоторые дети искренне считают, что могут по воздуху ходить… Трофим ушёл за чаем, объяснив проводнице, которая, проверив билеты, начала разносить чай, что мы не можем ждать своей очереди, у нас дети, и нам ещё надо остудить кипяток.

Покушать в поезде – это святое. Во всех купе начались приготовления к ужину. Дети сверху с живейшим интересом наблюдали, как у нас на столе появляется еда. Много еды. Запахло курочкой. Дети стали изображать, как они всё это съедят. Проголодались.

Вернулся Трофим с двумя стаканами чая в подстаканниках и отправился обратно ещё за двумя.

Бабушка взяла Аришку. Помог спуститься Родьке и уселся охранять стаканы с кипятком от шаловливых ручонок нашей мелкой. Бабушке, в конце концов, пришлось отсесть с ней от стола подальше, а Галия её кормила. Быстренько перекусил сам. И посадил опять малую наверх, чтобы бабушка могла поесть. Так мы и прыгали по купе туда-сюда часов до десяти. Пока все поели, пока всем постели постелили.

Наконец, все разлеглись. Галия с бабулей и Аришкой заняли нижние полки. Трофим и Родька легли на верхних. Постоял ещё немного с малым, чтобы убедиться, что он в порядке. Объяснил, что через месяц бабушка Эльвира и дед Трофим вернутся в свою деревню, а им на смену приедут бабушка Аня и его, Родькин, дед Андрей. Ещё поделился, что папа дал нам целых двадцать пять рублей на развлечения. Будем кататься на каруселях, есть мороженное, ходить в тир и ещё и другие поищем развлечения.

Уложил его головой к проходу, чтобы он мог в окно смотреть. Дождался, пока он начал кемарить и пошёл к себе в шестой вагон.

Соседи мои уже лежали. Мою нижнюю полку заняла женщина лет тридцати пяти.

– Ой, приподнялась она на локте, услышав, что рядом кто-то копошится. – Проводница сказала, что тут парень молодой будет, я подумала, вы не будете против поменяться со мной?

– Ну, вы уже лежите, – хмыкнул я. – Не сгонять же вас.

– Спасибо, – недовольно ответила она.

А что она хотела услышать? Лежите, лежите, всё хорошо, подумаешь, без разрешения чужую полку заняла? Как говорится – наглость – второе счастье. Нет чтобы дождаться меня и по-человечески спросить – что я, не разрешил бы, что ли?

Под стук колёс уснул быстро. Сосед напротив опустил штору и фонари не мельтешили перед глазами. Проснулся только утром, часов в семь, когда намечалась смена пассажиров в купе перед какой-то станцией. Дамочка, что без спросу заняла моё место, с трудом пыталась засунуть свой матрас на третью полку. Помог её, раз проснулся. Она двинулась к выходу, смущенно поблагодарив меня. Переложил свой матрас вместе с бельём вниз, чтобы не смущать пассажиров, которые сейчас будут искать своё место согласно билету, и решил ещё поспать, а то там, у нас в четвёртом вагоне, если ещё спят, то даже посидеть негде будет.

Второй раз проснулся ближе к девяти. Постель убирать не стал, вдруг понадобится.

Пошел в наш вагон. Перестук колес по рельсам, покачивающиеся вагоны, сейчас чайку бахнем из стаканов с подстаканниками… Есть что-то в этом этакое, из-за чего появляется совершенно особое настроение…

Наши уже не спали и готовились к завтраку.

– Я так поспал хорошо, – признался я. – А у вас как ночь прошла?

– Малую всю ночь боялась задавить, – ответила явно невыспавшаяся бабушка.

– Ну, давай завтракай и шуруй в шестой вагон, я там тебе нижнюю полку занял, отсыпайся, хоть, до вечера. Мы тут сами справимся. Да? – сделал я козу Аришке.

Она засмеялась весело. Выспалась, в отличие от бабули. Бабушка после завтрака, сначала, отказывалась идти спать, но Трофим её увёл и вернулся вскоре один. А мы с Родькой и Галиёй до обеда развлекали малую, пока не вернулась бабушка. Еды у нас оставалось ещё много, наелись от пуза и легли отдыхать. Меня отправили обратно в шестой вагон, чтоб не мешался. Ну и ладно.

***

Подмосковный город Быково.

Инга Леонтьевна гостей не ждала, и увидев идущую к дому от калитки дочь, очень удивилась и испугалась. Но, заметив идущего следом за Линой усатого смуглого мужчину с цветами, успокоилась. С цветами плохие вести не приносят.

Быстренько сняла с верёвки в кухне сушившееся там нижнее бельё и убрала с глаз долой сухари на газетке, которые сушила, чтобы хлеб не пропадал, а потом делала из них квас.

– Мам, мы пришли, – с порога позвала Лина, предупреждая, что она не одна.

– Проходите, проходите, – ответила Инга Леонтьевна. – Я в окно вас видела.

Миша вошёл, смущаясь.

– Это вам, Инга Леонтьевна, – поклонился он ей одной головой вместо приветствия и протянул букет из пяти роз.

– Знакомься, мам, это Миша.

– Очень приятно, – тут же ответил он.

– Мне тоже, – ответила Инга Леонтьевна, насторожено глядя на него. С чего его дочка притащила? – Вы бы, хоть, предупредили, что приедете, а то у меня кроме щей и нет ничего.

– Мы ненадолго, мам. Мы поговорить, – пряча глаза, ответила Лина.

Ну, так и есть, надо что-то, – догадалась мать.

– У нас же свадьба через три недели. Мы решили дома у Миши справлять. Ты поедешь с нами?

– Это куда? – настороженно спросила Инга Леонтьевна.

– В Смоленскую область, – тихо проговорила Лина.

– А вы, разве, не москвич? – удивлённо уставилась на Михаила будущая тёща.

– Нет, – ответил он, не находя себе места под её тяжёлым взглядом.

– Как же вы работаете в Москве? – задалась естественным вопросом Инга Леонтьевна.

– Он ещё только планирует работать в Москве, – поспешила объяснить Лина. – Но ему прописка нужна.

– А больше ему ничего не нужно? – вырвалось у Инги Леонтьевны довольно резко. Но извиняться она не собиралась. – Когда людям нужна московская прописка, они сначала десять лет за общежитие на заводе или фабрике батрачат, а потом в кооператив влазят правдами и неправдами. А не женятся! Ишь, чего удумал! На всё готовое!?

– Мама! – осуждающе воскликнула Лина.

– Что мама? В чём я не права?

– Ну нет у нас времени на десять лет всё это растягивать, мам! – присела она перед ней на корточки и обняла за колени. – Ну, помоги! – взмолилась дочь. И в глазах её столько было горечи, надежды, тоски и боли, что сердце материнское дрогнуло.

– Ладно. Пропишу. Временно! На один год! И только после свадьбы. А там посмотрю на твоё поведение, – строго зыркнула она на будущего зятя.

– Так мне до свадьбы и прописку ставить негде, у меня же паспорта нет, я же деревенский, – сказал обрадованно Миша. – После свадьбы первым делом надо паспорт оформить!

А Лина по материнскому взгляду поняла, что зря он это сказал…

***

В Клайпеде были к вечеру. Предложил нашим взять такси до Паланги, прикинул сразу, что нам надо две машины.

Затянулось дело, конечно. Пока нашёл машины и договорился о нормальной цене с жучарами-таксистами, первоначально пытавшимися зарядить цену, как будто обратно в Москву попросил нас отвезти. Пока все вещи распихали по багажникам. И на этом фоне еще и бабушка все время бурчала, что на автобусе уже добрались бы…

Автовокзал там был очень близко от железнодорожного, только дорогу перейти. В Палангу ходили автобусы по расписанию, и один, как раз, отошёл, пока я бегал, искал машины. Спорить не стал. Думаю, они сами успокоились, когда мы быстро обогнали этот автобус. Сели в одну машину бабушка,Трофим и Аришка, во вторую мы с женой и Родькой.

Таксисты привезли нас прямо к дому, по адресу, что я назвал. Не пришлось шарахаться по незнакомому городу с вещами и маленьким ребёнком. Нас ждали. Миловидная пожилая пани Нина вышла нам навстречу, как только машины остановились за забором. Гостеприимная, улыбчивая женщина сразу показала нам, где мы будем жить.

Выделили нам половину частного коттеджа с отдельным входом. С небольшой кухней, двумя изолированными комнатами и проходной гостиной. Для Аришки нашлась, даже, детская кроватка, старенькая, видавшая на своём веку не одного ребёнка. Но всё же, это очень удобно, что с малой спать не надо будет в одной постели. Бабушка прямо просияла, когда кроватку увидела.

– Родион, занимай большой диван в гостиной, – прошептал я ему. – Будешь один в комнате спать, как король.

Тот хитро посмотрел на меня, улыбнулся заговорщицки и поставил свой рюкзак на диван, типа, он занят. Диван не был разложен в данный момент, но Родьке и так места для сна более, чем достаточно. Как легко дурить малышей, если умеючи… А предложи я это по-простому, не умеючи, мог бы разныться, что боится один спать…

В каждой изолированной комнате диван и койка. При желании тут кучу народа можно разместить. Это Гриша хорошую наводку нам сделал.

Женщины быстро освоились, стали командовать, какие вещи куда разносить. В каждой комнате стоял платяной трёхстворчатый шкаф, и они, моментально сориентировавшись, начали обживаться.

– Вы бы сначала сходили на пирс, посмотрели закат, – предложила пани Нина. – А то погода может в любой момент испортится. Вот тогда и займётесь вещами.

– В самом деле, – поддержал я хозяйку. – Пойдёмте, хоть, на море посмотрим.

– Ура, море! – подхватил Родька.

– Ну, пошли, – сдалась бабушка, улыбаясь.

Я аж покачал головой от удивления. Неужто начала расслабляться? А то пока ехали, такое впечатление, что она снова себя на войне представила. Каждый шаг – опасность, все время нужно быть настороже…

– В какую сторону идти? – спросил я.

– Как из дома налево, упрётесь в поперечную улицу и направо, за мостом снова направо и никуда не сворачивать.

– А карта города и компас есть? – пошутил я в ответ.

– Да спросите любого, как пройти на пирс, – рассмеялась пани Нина. – Тут всё просто, только раз по дороге пройдете, и достаточно. Город-то маленький…

Мы пошли гулять. Вечер был прекрасный, тихий. Город утопал в зелени. Много сосен. Галия разглядывала непривычную архитектуру. Особенно её поразила чистота и ухоженность.

– Это ты, дорогая, ещё в Германии не была, – улыбнулся я.

Минут за двадцать мы вышли к морю и увидели пирс, далеко уходящий в море. Спрашивать никого не пришлось. На улицах городка было полно отдыхающих и все они двигались в одном направлении: к пирсу. Морской закат зрелище, конечно, неописуемое. Красота ярких красок, застилающих весь горизонт, это что-то с чем-то. Не зря на пирсе собралось столько народу. Благо он оказался широким, как улица. В Варнемюнде в ГДР, конечно, было более ухоженно, но сейчас лето, и это перебивало немецкие виды…

Дети потрясённо наблюдали за тем, как «солнышко ложится спать» в море. Аришка погрузилась в сказку на полном серьёзе. Солнышко ушло спать и ей надо.

– Ну вот и отлично, – улыбнулся я. – С укладыванием спать ребёнка проблем не будет.

Уставшие с дороги мы не стали надолго задерживаться, а народ потянулся в кафешки, которых в этом курортном городке было достаточно. Взял себе на заметку, что, пока не уехал, надо Галию сводить, посидеть где-нибудь вечером вдвоём.

Успели вернуться домой до темноты. Пани Нина с любопытством смотрела на нас, ожидая реакции. И ведь не скажешь ей, что в прошлой жизни я уже был в Паланге в двадцать первом веке, причем тогда она была намного более ухоженной.

– Спасибо вам огромное, что отправили нас на пирс, – сразу сказал я ей, маскируясь под впервые приехавшего. – Это потрясающее зрелище. Вокруг только море и небо.

– Да-аа, – завороженно поддакнул Родька, всё ещё будучи под впечатлением.

– С утра сходим вместе на рынок, – взглянув на бабушку, сказала хозяйка. – Покажу вам, где у нас тут что.

***

Бейрут.

Эль Хажжи опять летели с пересадкой в Сирии. Сначала Фирдаус носил подаренный шурином чемодан, но потом плюнул, выдвинул ручку и повёз. Вещей у него в этот раз было много, два чемодана и большая дорожная сумка через плечо. Даже Диана несла две дорожных сумки поменьше. Всё-таки они переезжали, а не ехали в гости на недельку.

В Бейруте их встретил отец и сразу обратил внимание на манипуляции с багажом, которые проделал сын, едва сняв чемодан с транспортировочной ленты.

Дома ждала мать. Амаль теперь жил во Франции. Нуралайн бросилась обнимать сначала невестку, потом сына. Диана сказала пару приветственных слов на арабском. Нуралайн едва не прослезилась. Встретили родители мужа их очень тепло, соскучились. Но, главное – Диана теперь понимала кое-что из того, что слышала вокруг.