Сценарий. Холодный город

– Говорят, тренировались, – тоже буркнул парень.

– Что? – удивился доктор.

– Тогда, перед пандемией, учения были, назывались «Событие двести один», а перед нашими учения назывались «Событие двести пятнадцать».

– И где проводили учения? – почти добродушно спросил доктор.

– Говорят, в Анапе и Геленджике, – ответил парень.

– Где? В Анапе? Ха-а, – вдруг хохотнул доктор.

– Да, в Анапе, ха-а, – хохотнул ему в ответ парень.

Потом они уже беззвучно похохатывали и улыбались друг другу. По крайней мере, сейчас, в условном тепле и условной безопасности, им можно было поулыбаться. Пока поулыбаться.

– Такие события называются трансдисциплинарными проектами или синергетическими парадоксами, – снова устало сказал парень.

– Н-да, проекты, н-да, парадоксы.

Доктор устал думать на тему этих странных и страшных событий и прикрыл глаза, продолжая думать об Анапе, о тёплом море и улыбаться.

Вдруг наступила тишина, потом страшный скрип, и опять тишина.

– Это что? – нахмурился доктор.

– Это балки скрипят, нам сказали, от мороза. Я думаю, от людей, здание на такое количество не рассчитано. И ещё резонансный эффект. Я сам архитектор.

– И что вы здесь ждёте? Пока развалится этот барак?

– А что? Там точно смерть, – парень махнул рукой в сторону экрана, – а у нас дети. Риск оправдан. Потом он же всё время скрипит, – он снова внимательно посмотрел на занавес экрана. – Да всё уже, всему херня пришла, – парень вытянул ноги и замолчал.

В этот момент в помещение зашли дознаватели и охрана.

– Внимание! Эвакуация по спискам! – раздался громкий, но самый ожидаемый крик.

Дознаватели стали объявлять фамилии. Народ стал проворно выходить из зала. Многие даже забывали вещи. Объявили и семью архитектора. Когда они ушли, даже как-то тепло попрощавшись с ним, доктор пересел на крайнее место и вытянул ноги. Правда, сразу получил по ним удар.

– Хули развалился?! – это был охранник, уже пнувший его в живот. Он молча подобрал ноги.

– А мы?! – услышал он возглас позади себя.

– А вы на закуску, – ухмыльнулся охранник и вышел из зала.

Доктор наконец повернулся и осмотрелся. Из зала вышло очень много народу, а он был всё ещё переполнен. И рядом с ним уже сидели, и у экрана легли люди. «А мы» – были две молодухи в цветных, наполовину снятых лыжных комбинезонах, для зимы неприлично загорелых и для ситуации неприлично накрашенных. Они ему улыбнулись и помахали руками. Он тоже кивнул головой.

– Я пройдусь, – сказал он девицам, – не посмотрите за местом?

– Окей! Посмотрим, – бодро ответили они.

Он встал, захотел размяться. Ходил по коридору, посмотрел вниз, послушал почти постоянный скрип опор. Захотел пить, но нечего. Вспомнил чай. Вспомнил и где видел того шустрого маленького мужичка с автоматом, который поменял таблетки на чай. С год назад он лежал у них в отделении, симулировал сотрясение. Всё бегал в коридор и орал в телефон всякую матерщину. Майор ОБЭПА или ещё какой-то полицейской муры. Доктор улыбнулся, подумав, что слово «мура» родилось от аббревиатуры МУР или слов «Мурка, ты мой Мурёночек». Да, точно, он.

Доктор остановился у стены, где всё ещё висели афиши фильмов, мужики с пистолетами и девки в мини-юбках. Над ними тянулся провод, белый, местами прибитый, местами стянутый вниз, где конец его был закручен на обыкновенную отвёртку, вбитую в гипсокартон. Он потянул её, распутал провод, освободил отвёртку и сунул в карман. Подошёл к краю винтовой лестницы и вставшего навсегда эскалатора. Посмотрел вниз. Люди сидели, лежали, ходили. Они надеялись выжить в этой странной войне без войны. Доктор смотрел и думал, что эта война без войны уже давно велась против его народа, который и не понимал, и не чувствовал этого, или не хотел понимать и чувствовать. А только ставил себе прививки. Доктор поймал себя на мысли, что смотрит на поражённый опухолью мозг. Где же сделать первый разрез?

– Отойди нах! – прорычал охранник, который пнул его в живот.

Он кивнул и пошёл прямо к комнате с трансформаторами. Шёл, специально провоцируя охранника. Отодвинул стеллаж, открыл дверь и зашёл внутрь. Положил включённый фонарик на один из трансформаторов, фонарик осветил стену ровным ярким кругом света. Встал справа от двери. Достал отвёртку. Стал ждать. Ждал недолго.

– Чё, за бля, не поня-я-я-а-л! – в комнату ворвался охранник.

Доктор сделал первый разрез. Отвёртка легко прошла через левую глазницу в мозг. Там провернулась несколько раз и осталась навсегда.

Тело охранника, вздрагивая от судорог, свалилось на пол. Пальцы дёргали или воздух, или спусковой крючок автомата. Доктор отодвинул автомат в сторону. Обшарил содержимое костюма охранника, вытащил пистолет, запасные обоймы, нож и наручники. Всё рассовал по карманам своей куртки. Выключил фонарик и вышел из комнаты. Пинать в живот полутруп охранника не стал.

План дальнейших действий пока не вырисовывался, но наличие оружия в кармане придавало ему уверенности. В чём? В собственной правоте. Какой? Убивать людей? Когда город превращается в тайгу, прокурором в нём становится медведь. А желание остаётся одно – выжить.

Потом он закончил внутренний анализ происходящих событий, которые ничего хорошего ни этому городу, ни этой стране, даже ему самому не предвещали. Бессмысленная воронка действий будет гонять эту страну по кругу, пока она не свалится на мостовую мордой о камни, мордой, потому что за время чёртовой пляски лицо всегда превращается в морду. Это называется управляемый хаос. Но он где-то читал, что с первого витка хаоса в нём самом возникают движения противотока, так называемые вихри Коллеманна. Если отряды мэра: охранники с южнорусским говором и банды бывших полицейских на украденных джипах – это часть управляемого хаоса, то те военные и он сам – это вихри Коллеманна, которые всегда приводят управление хаосом в точку невозврата. Есть даже такая математическая формула. Над её решением работали многие известные математики мира. И вроде нашли решение, как нейтрализовать эти вихри. Опробовали на Украине, в Сирии да и в самих Соединённых Штатах и вот перенесли её в Сибирь. И теперь наблюдают, как их формулы превращают людей в скот.

Доктор, размышляя, вернулся в кинозал.

– О-о! – вскрикнули «А мы», увидев его, – вы не уходите, сейчас нас объявят. Саша приходил, про вас спрашивал. Мы вам место держим. Вот, – очень быстро, практически одной фразой высказались девушки.

Он улыбнулся, как мог, посмотрел на своё сиденье. На нём лежали сумки девушек. Маленькие они уже забрали, а большую он поставил у своих ног в проходе. Сел и развернулся лицом к девушкам.

– За место спасибо. А кто такой Саша? – спросил доктор.

– Так он этот заместитель здесь, да. Мы его давно знаем, он в нашем зале с лета занимался. И вот нам помог.

– С эвакуацией. Он ещё раньше с визой во Францию нам помогал.

– Да, у нас же открылось представительство, и он там работал. Мы весной должны были поехать. Анализы без очереди прошли.

– Какие такие анализы? – серьёзно спросил доктор.

– Так, отпечатки пальцев, прививки и это ещё изо рта, со щеки взяли. Это важно, он сказал. Нам и ответ с визой пришёл быстро. Но мы поездку на весну перенесли. У нас зимой соревнования должны были быть.

– Да, мы чемпионки по фитнес-бикини.

Девицы попробовали изобразить что-то из фитнес-позиций, получилось черти чё, но они были этим довольны или просто пьяны. У них были странные лица. Наверное, на густой макияж села пыль, жир или ещё что-то липкое, витавшее вокруг в воздухе. Наверное, это можно было назвать болью и страданием людей, то, что витало в воздухе. А доктору пришла другая мысль про лица девушек: это маски. Что за маски?

– Да, города, я Юля, – улыбнулась одна и поправила волосы.

Девушки продолжали общаться с небритым и немытым мужчиной, не зная о его мыслях. И действиях тоже.

– А я области, я тоже Юля, – улыбнулась вторая и почему-то натянула на голову капюшон.

– Очень приятно, я Витя, – широко улыбнулся в ответ доктор давно не чищенными зубами.

«Что-то ты, Витя, сильно спокоен для человека, только что проткнувшего голову отвёрткой другому человеку за просто так», – думал про себя доктор.

– Спасибо за коньяк вам, – игриво улыбнулась одна Юля.

– А то мы так устали ждать, так худо было. И страшно, – держала у белого капюшона загорелые руки и говорила вторая Юля, словно от кого-то прячась.

Доктор слушал девушек, смотрел на них и спокойно думал, что если посмертные маски, снятые с лиц девчонок, раскрасить красками для макияжа: чёрной тушью, румянами и краснющей помадой, то и получатся их лица. Так как они сейчас выгладят. Странно было это. Думать? Наблюдать? Быть здесь?

– Мы тут уже второй день. Уже и надежда стала пропадать. Не знали, что делать.

– Так молиться, – вдруг предложил он. «А тебе каяться», – подумал про себя доктор.

– Кому? – они серьёзно смотрели на него.

– Богу, – серьёзно сказал он.

Они поморщились.

– Ну тогда бутику, – предложил он.

– Кому?

– Вот так: Бутик Ру, дашь нам днесь скидку в пятьдесят процентов и ботфорты со стразами в подарок, – продекламировал доктор.

Они серьёзно смотрели на него, может, потому что выпили недавно бутылку коньяка, может, потому, что им было очень страшно.

– Я пошутил, – разъяснил он.

– А я хотела спросить, какого цвета ботфорты, – левая Юля наконец сняла с головы капюшон куртки.

Они засмеялись, наверное, потому что скоро их очередь на эвакуацию.

Так и случилось. Появился дознаватель с охранниками, они потыкали пальцами в девчонок, в ещё с десяток людей и ткнули пальцем в доктора. Эвакуируемые выстроились в цепочку между уставшими и злыми людьми, которые оставались ждать дальше. Многим из них ждать дальше было невыносимо. Ни пить, ни есть, ни разговаривать – только ждать.

Доктор стоял и смотрел на них, серолицых и сероглазых. Всё в зале для него стало серым. Наверное, от тусклого освещения и густой пыли. «Если нас продержат тут ещё минут пять, они нас съедят заживо», – думал он.

Наконец дали команду на движение. Он шёл, спотыкаясь о ноги людей и скомканные тканевые дорожки залов. Держал в руках девчачью сумку и решал, уйти ли в город с пистолетом и продолжить свою войну, или поехать с ними и узнать, что же всё-таки происходит. Узнать больше можно было только с этой стороны. И он решил ехать.

Откуда-то снизу, видимо, совсем с цокольного этажа, раздались слова: «На-адежда-а – наш компа-а-ас земной, а удача – награда за сме-е-елость…» – голос был женский, громкий и хорошо поставленный, как у профессиональной певицы. Но песня, увы, не состоялась. Продолжения не последовало. Только в пространстве огромного торгового центра кроме скрипа колонн теперь слышались ещё «надежда и смелость». Оборвавшаяся песня была аллегорией всей это странной ситуации: войны без войны.

Группа из кинозала под номером сто тридцать четыре спускалась по проходам, заполненным людьми. Они дошли до первого этажа. Там из разных мест с разными стикерами на рукавах собирались беженцы. Вдруг один из них, высокий седой мужчина, упал на зеркальный пол холла. Упал навзничь и навсегда. Из кармана его синей куртки высыпалась мелочь, мелкие монеты со звоном разбегались по полу, утыкаясь в обувь и падая по лестнице на цокольный этаж. Беженцы перешагивали через него, обходили его совершенно равнодушно. Монетки перестали звенеть, уступив место скрежету опор.

Доктор тоже был равнодушен, наверное, устал и не верил, что его помощь кому-нибудь нужна. Да и не до того было. При ярком освещении холла он заметил кровь на своих пальцах. Это была кровь охранника. Он попытался вытереть её тканью куртки, не совсем получилось, руки стали не буро-красными, а грязными. Да и ладно. После внимательных взглядов охранников именно на него у доктора возникло решение переложить оружие в пустой боковой карман сумки. Что он и сделал осторожно. Пользуясь толчеёй и своей комплекцией. Решение было правильным. Их группу в семь человек отвели в сторону и стали осматривать.

– Это что? – спросил дознаватель у него, указав на сумку.

– Это наша, – ответили за него девчонки.

– Открывайте, – он передал им сумку, те стали копошиться и почему-то сильно смущаться, и от их смущения, наверно, основной замок застрял и не открывался.

– А мою вы не нашли? – спросил он у дознавателя, отвлекая его внимание.

– Вашу? Нет, – тот пренебрежительно посмотрел на доктора. – Покажите карманы куртки, – сказал он.

– Я говорил, с лекарствами, – доктор вытащил фонарик из куртки, дознаватель быстро прощупал его и куртку, и штаны, и капюшон.

– Нет. Не мне говорили, – охранник закончил осмотр. – Ладно, пошли в машину, – махнул он рукой в сторону дверей.

Девчонки передали ему сумку, при этом пыхтели и улыбались. «Может, и у них там тоже оружие или золото?» – подумал доктор.

Их вывели на задний двор, где раньше разгружали грузовики с продуктами и бытовой техникой. Людей делили на группы и проводили к большим автобусам, автобусам поменьше и микроавтобусам. Их было несколько, все «мерседесы». Они стояли в конце колонны.

В один из микроавтобусов завели группу беженцев, в которой были и доктор, и фитоняшки Юли. В машине их оказалось человек десять. Рассаживались все быстро, но невесело. Сиденья стояли по два в ряду и по одному в ряду. Он сел на последнее по одному в ряду. Сумку поставил под ноги. И пока была неразбериха вытащил пистолет и обоймы, переложив их в карманы куртки. Нож и наручники отставил в сумке. В машине было теплей, чем в здании, которое катастрофически теряло тепло, да вообще в любую секунду могло рухнуть. Люди уселись и стали тихо ждать.

– От имени всех пострадавших! – неожиданно раздался громкий голос дамы в белой шапочке, она последней зашла в салон. – Хочу сказать большое спасибо мировой общественности за ту помощь, которую нам оказывают! – сказала она и села на первое сиденье рядом с водителем.

Водитель как-то странно посмотрел на неё и указал на салон. Она создала вид непонимания и нетерпения. Мол, пора им ехать прямо во Францию. Заждались они.

«Может, и вправду нас просто вывезут туда, где тепло. Накормят там. Он займётся врачеванием больных людей. И всё станет, как было», – думал доктор. Мысль для человека, который уже понял, что происходит, была странной.

«Может, и вправду их просто эвакуируют из гуманистических соображений, так сказать, мировая общественность помогает бескорыстно. И детишек в тепло, и их родителей на работу с высокой зарплатой и социальной поддержкой. Может, и разрушенную инфраструктуру восстановят, отопление, электричество. Еду завезут, медицинскую помощь окажут», – продолжал думать доктор, но всё равно как-то иронически.

«Нет, ни хрена. Ничего они восстанавливать не будут, не для того взрывали. Для чего устроили этот бардак здесь лютой зимой, понятно. Но по каким критериям отбирают и вывозят – непонятно. Вот кто такая дама в белой шапочке? Что она для мировой общественности?» – думал доктор, невольно всё сильней и сильней сжимая рукоятку пистолета.

«Надо узнать больше. Как эта система работает, кем управляется? И в чём смысл этого балагана? И продолжать бороться», – эта мысль была правильной, особенно для человека, который уже воткнул отвёртку в голову охранника как части этой системы.

– Надо всем перейти в большой автобус! – громко сказал дознаватель, зашедший в машину.

Эвакуируемые притихли, никто не хотел выходить из уютного микроавтобуса.

– Давайте быстро! Или сейчас пересаживаетесь, или навсегда остаётесь! – закричал он.

После этой угрозы эвакуируемые стали потихоньку выходить из машины. Доктор никуда пересаживаться не собирался, вернее, ехать в переполненном злыми и уставшими людьми автобусе не собирался. А угроза остаться здесь навсегда его не пугала. Утро уже вступило в свои полные права. Город освещался солнцем, впереди был целый день света, не тепла, но света.

Он сидел и ждал, пока все выйдут, чтобы спокойно уйти с площади. Так он решил. Ещё в машине остался сидеть пожилой, похожий на профессора мужчина. Он равнодушно смотрел на то, как водитель пытался вытащить женщину в белой шапочке из кабины, она упиралась, хрипела и не хотела выходить. Вскоре ещё один охранник открыл дверь и выволок её на улицу, она упала и стала пинать охранника ногами. Её убили выстрелом в лицо. Пожилой мужчина вздрогнул и закрыл глаза.

Доктор решил выждать ещё немного и уйти в город. Но входную дверь закрыли снаружи. И водитель куда-то убежал.

– В напитках, – вдруг сказал мужчина.

– Что? – переспросил доктор.

– В напитках были растворимые психоактиваторы. Разные, одни вызывают сексуальную агрессию, вторые просто агрессию, а третьи вызывают паническое поведение. Их завезли давно, хранили на складах кока-колы, ещё были в чипсах и сникерсах. Бутылки с выпивкой, в основном виски и коньяк, раскидывали на улицах. Там тоже всё это в полном наборе. В некоторых бутылках чистой воды были закачаны инфекционные агенты быстрого и отдалённого действия.

– Это чтобы бардак быстрей наступил? – с интересом спросил доктор.

– Да, он и наступил. Я даже не думал, что так быстро и так сильно. Они пришли два года назад…

Мужчина вдруг замолчал. Доктор тоже молчал. Колонна больших автобусов с эвакуируемыми и охраной в микроавтобусах выехала с площади. Людей на площади стало намного меньше, чем было вечером. Часть их смогла зайти в торговый центр, часть ушла в город. Некоторые умерли. Их тела лежали на площади, засыпанные снегом, возле одних сидели родственники, возле других лежал мусор.

– Куда их везут? – спросил доктор у профессора.

– Они появились два года назад. Два майора, Губарев и Сидоров. Предложили поработать на безопасность страны. Нам нужно было просчитать ситуацию дня икс. Просчитать то, что они могут сделать с нашим городом и всей областью. Пошагово, по часам и дням. По городам и посёлкам, по улицам и домам.

Он снова замолчал.

– Кто мог сделать? – снова спросил доктор.

– Дали всю информацию, – профессор продолжал говорить, не обращая внимания на вопросы. – Даже по дачам и посёлкам ИЖС. Мы всё просчитали, как может быть. Просчитали, как этого избежать и что делать, если случится, м-м, случится это. Это и случилось.

– Наверное, как вы написали, так это и произошло по минутам?

Мужчина резко обернулся. Его круглые глаза были красными, воспалёнными и злыми.

– Они предложили мне дальше работать. Дальше анализировать, что делать с людьми в лагерях перемещённых лиц. Что делать с теми, кто не хочет уезжать.

– И вы?

– А что? У меня вся семья в заложниках в Москве, с осени. Они считают, что в движении к новому рабовладельческому обществу препятствием и очагом сопротивления может стать именно Сибирь, и люди, которые здесь живут. Поэтому всё это, а-а, – сказал он, резко отвернулся и снова замолчал.

На улице поднялась настоящая пурга. Ветер завывал и долбил в стенки автомобиля, пытаясь его перевернуть. Так же резко, как долбил ветер, открылась дверь в автомобиль. Вместе со снегом внутрь машины завалились дознаватель, очень богато одетые мужчина и женщина с кейсом и Юли-фитоняшки. Они быстро расселись по сиденьям. Фитоняшки уселись рядом с доктором. Девицы были без сумок и выглядели испуганными. Или просто прошло опьянение?

– Куда, куда ехать? – кричал в устройство, похожее на большой айфон с антенной, дознаватель, которого звали Саша.

По дисплею болталось лицо того, кто отвечал. Судя по мимике, он сильно и матерно орал. Только звук исчез.

– Счаз вернусь! – с этими словами дознаватель снова вылез на улицу и бодро побежал к торговому центру.

– Мы думаем, нас в бордель повезут, – тихо сказала одна из Юль.

Они обе испуганно смотрели на него. На их лицах не было красок, они где-то смыли макияж и стали другими.

– Это для вас самый простой вариант, – ответил доктор.

Пришло время и ему рассказать то, что знал.

– Соскоб со слизистой щёк у вас взяли для генетического анализа. Саша этот был приставлен за вами наблюдать или даже вас выбирать.

– Для чего?

– Для чего-то более сложного, чем пересадка органов и тем более бордель.

– Пересадка органов? – обе Юли округлили от ужаса глаза.

– Этого барахла после Украины в Европе навалом. Даже цена упала, всем, кому нужно, пересадили. Не всем, правда, помогло. Очень много отторжений. Самое громкое: у Дэвида Рокфеллера последнее сердце не прижилось как раз из Украины. Самое страшное слово для вас, девочки, это нейробиолис.

На него заинтересованно смотрели и профессор, и мужчина с женщиной, и фитоняшки Юли.

– Нейробиолис – это тема моей докторской диссертации. Если кратко, то это создание нейронной флешки или сим-карты. Создание матрицы из нейронов, способных прорасти в другой мозг. Матрица готовится очень долго, несколько лет, из частей мозга, отвечающих за память и поведенческие параметры индивидуума или, верней, реципиента, формируются минимальный в объёме и максимальный по файловой загрузке синапс. Реципиент находится в искусственной коме, его мозг открыт, и из него выращиваются на основе субстрата из стволовых клеток нейроны, из которых и формируются активные синапсы. Для контроля этого процесса через электроды, зафиксированные в мозгу, задействован целый суперкомпьютер. Всё это сейчас происходит в филиале института мозга французской академии наук в предгорьях Альп. Готовят несколько реципиентов. Это две престарелых графини де Ротшильд и сам престарелый граф де Ротшильд Джейкоб, официально умершие несколько лет назад.

– А доноры кто? – спросила богато одетая женщина.

– А вот они.

Все посмотрели на фитоняшек Юль.

– Можете объяснить просто? – тихо сказала одна из Юль.

– Могу. Донорским органом в этом случае служит всё тело. Человека-донора тоже вводят в искусственную кому, вскрывают голову и готовят зоны для проращивания активных синапсов.

– Как симку в телефоне меняют? – проявила активность вторая из Юль.

– Да, точно. Только менять надо больше года. Так два тела лежат рядом и соединяются через синапсы. Вернее, мозг одного как симка заходит в мозг другого, и через него управляет новым, красивым, молодым телом. Под контролем суперкомпьютера. Когда процесс будет завершён, старое тело отключат. А новое выйдет в свет. И баронесса де Ротшильд будет жить вечно, меняя только тела на свой вкус и цвет. Одна из баронесс, пребывая в старческом маразме, выбрала для себя тело Анджелины Джоли. Та с перепугу и вырезала из себя всё, что можно, только чтобы стать непривлекательной для баронессы. И стала. Я думаю, донорских тел было выбрано не менее тысячи. Так что, девчонки, я бы на вашем месте во Францию не стремился.

– А мы и не стремимся, – нахмурились девицы.

– Скажите, а сколько это всё может стоить? – заинтересованно спросила богато одетая женщина.

– Сколько денег? А сколько стоит одна война? Или этот наш природный катаклизм? Не меньше.

– Но это же, о чём вы говорите, м-м, не на потоке? – спросила одна из Юль.

– Нет. Это чистый эксперимент. И никто не знает, чем это может закончиться. Кроме меня.

– Почему?

– Это моя идея – трансплантация синапсов. Они её украли, и у них скоро возникнет тупик, как раз перед завершением проращивания. Я знаю, что делать дальше. А они нет.

– Да это всё бред! – громко сказал богато одетый мужчина.

– Да не вопрос, бред так бред, – ответил доктор и привалился к окну.

В машине стало невыносимо холодно. Пора было заводить двигатель.

Все молчали, и каждый думал о своём. Юли: ехать или нет во Францию. Богатые: сколько стоит вечная жизнь, а профессор думал, что он последняя сволочь. Скоро прибежал водитель и завёл двигатель. Потом прибежал дознаватель Саша. И они поехали. Куда?

Доктор смотрел на большое здание торгово-развлекательного центра «Созвездие», раньше, в советское время, на этом месте был колхозный рынок, там продавали цветы, фрукты и мясо; в перестройку торговали всем, чем придётся: от пуховиков до трусов; в нулевые построили невероятных размеров торговый центр, где было всё сразу и всё дорогое: от духов и норковых шуб, компьютеров и телевизоров до золота и бриллиантов. Вокруг понастроили элитных домов, где и жили элитные покупатели этого центра.

Жили.

Площадь исчезала из виду, а вместе с ней и рынок, где сейчас вместо рыбы продавали людей.