Книжный шкаф

Шеститомник Макаренко выделялся своей белоснежной отделкой. Это ему сильно вредило, поскольку «Флаги на башнях» и «Педагогическую поэму» у нас прочел каждый домочадец, а так же очень многие мои друзья. Эти тома, естественно, потеряли свой снежный окрас и скорее говорили о грязных руках тех сорванцов, которые читали эти книги о своих сверстниках.

Важное место на самой верхней полке занимали книги из полного собрания сочинений М.Е.Салтыкова-Щедрина. Книги матово-шоколадного цвета с дорогим золотым тиснением автора на обложке и корешке. Из всего объема томов, которые количеством приближались к двум десяткам, были несколько поношены лишь два. В одном из них были напечатаны его сказки, в другом, роман «Господа Головлевы». Эти произведения изучались в школе, так что нам приходилось волей-неволей их читать. А вот отец Салтыкова-Щедрина не читал. Помню, как-то он сказал: «У меня на него времени не хватает. Вот выйду на пенсию, тогда всего прочту». Знаю точно, что он своё слово сдержал. Будучи пенсионером, прочел всего, как говорится, «от корки до корки».

В этом плане я опередил своего родителя и прочел писателя гораздо раньше. О нем, точно так же могу сказать: «Классик – он всегда классик!» В период нашей Перестройки я читал роман Михаила Евграфовича «Пампадуры и пампадурши». Прикрыв книгу свежей газетой я зачитал обширный абзац своей жене, спросив у неё: «Как ты думаешь? Что я сейчас тебе зачитал?» Глянув на меня с недоумением, супруга отвечает: «Я что, не вижу в твоих руках газету?» И каково же было её изумление, после повторения мною прочитанного из книги?!

Много места занимало собрание сочинений А.П. Чехова. Чехов – автор очень плодовитый. Так что его тома в один ряд не помещались. Они захватывали частично второй ряд. А уже его дополняли два автора под одной фамилией, но совершенно с разными судьбами. Это русский драматург Александр Николаевич Островский, чьи пьесы «Бесприданница», «Не в свои сани не садись», а пуще других пьесу «Гроза» мы очень подробно изучали за школьной партой. Второй – советский романист Николай Алексеевич Островский. У него полное собрание сочинений составляло две книги: «Как закалялась сталь» и «Рождённые бурей».

Здесь же, около одного революционного автора стояли книги и другого, писавшего про детей и для детей, воспитывавшего их в духе революционных идей: «РВС», «Школа», «Голубая шашка», «Тимур и его команда». Это было двухтомное издание первого советского автора, писавшего серьезные книги для детей А.П.Гайдара. И кто бы мог подумать, что именно его внук, шестьдесят лет спустя, будет находиться в рядах тех, кто успешно разрушит детище его деда – так им горячо любимую страну советов.

Последней книгой, дополняющей этот ряд, было отдельное издание книги Александра Фадеева «Молодая гвардия».

Это далеко не весь перечень книг и авторов, которые располагались только в одном отделении книжного шкафа. Были там разрозненные книги, но входящие в школьную программу: Ф.М. Достоевский с его сборником «Белые ночи», «Записками из мертвого дома», и, в обязательном порядке, «Преступление и наказание». Был Чернышевский с романом «Что делать?», Добролюбов с романом «Кто виноват?», сборник басен «дедушки» Крылова, редкая книга «Стихотворения и оды» М.В. Ломоносова.

Думаю, что не все книги вспомнились, но полный курс отечественной литературы точно можно было изучить, лишь только открыв левую створку большого книжного шкафа моих родителей.

Симметрично этому отделению шкафа находилось ещё одно, точно такое же. Но содержание книг в нем можно было бы охарактеризовать уже ни как образовательные, а, скорее, как развлекательные.

Правда, трудно назвать «развлекательной» литературой произведения С. Н. Сергеева-Ценского. Тома его книг стояли такими привлекательными красавцами: ярко-желтые с черным квадратом, на котором серебряными буквами было написано его загадочное имя. Почему загадочное, да потому, что двойная фамилия через дефис повторяла его имя. Сергей Николаевич Сергеев – Ценский. Огромное произведение «Преображение России» в семи томах привлекло моё внимание. Я, на удачу, открыл одну из книг, а там … такой натурализм! Описывается пожар и в огне погибает девочка. Как она задыхается, как ей больно, она кричит, но помощи нет. В конце концов, она выбивается из сил, падает и огонь поглощает её бедное тело, разнося по округе тошнотворный запах горелой человеческой плоти. Да я после этого прочитанного описания ни то, что читать его не мог, но и кушать два дня. А в продолжение его собрания сочинений стояло ещё три книги «Севастопольская страда». Я сразу представил, что автор описывает Крымскую войну с таким же натурализмом и читать его не захотел.

Любителям фантастики в шкафу тоже отводилось место. Два черных толстых тома с большими красными заглавными буквами, а продолжение надписи шло стальным цветом: Герберт Уэллс. Открываешь, а там… чего только нет?! «Человек-невидимка», «Остров доктора Моро», «Машина времени», «Война миров». Вплотную к Уэллсу стоят книги короля фантастики девятнадцатого века Жюля Верна. Здесь тоже выбор хоть куда «Из пушки на Луну», «Дети капитана Гранта», «Путешествие к центру «Земли» «20 000 лье под водой». Не хочешь «устаревшую» фантастику, можешь почитать по новее, пожалуйста! А. Беляев «Звезда КЭЦ», «Голова профессора Доуэля», «Человек – амфибия». А. Казанцев и его «Планетой бурь». Или ещё новее, тоже найдутся. К примеру, в то время только набиравшие популярность Борис и Аркадий Стругацкие «Трудно быть богом», «Понедельник начинается в субботу», или В. Колупаев «Фирменный поезд Фомич».