Талисман спасателя Бекасина

Глава 1

ЗАГЛЯНУТЬ В НУТРО ДРАКОНА

Где-то, в далёком космосе… Неспешно шагаю по металлическому боку космической «баржи». Цоканья магнитных ботинок я не слышу, но ощущаю ногами микровибрации от соприкосновения подошв обуви с громадиной межпланетного корабля. Это мой самый первый полёт в глубины космоса. Ну, глубины эти относительные. Тут уж – кому как. Если конкретно, то мы находимся где-то на полпути от орбиты Земли до орбиты Марса. Поэтому сказать «относительно далеко» могут лишь мои спутники по экипажу нашего спасательного корабля «Эльбрус» (серия «Север-три»), которые работают в космосе уже не первый год. А вот для меня… То место, куда я попал, для меня лично, можно сказать – чрезмерно, абсолютно далеко. А то ж! Глядя в ту сторону, где сейчас должна быть наша добрая, тёплая, уютная Земля, я, буквально, физически ощущаю жуткую, бездонную пропасть, отделяющую меня от нашего большого космического дома.

Но эмоции эмоциями, а о своих прямых обязанностях забывать негоже. Как специалист по биологическим угрозам, я «на всякий пожарный случай» обследую сканером-анализатором поверхность корабля и «прозваниваю», насколько для этого хватает мощности сканера, внутренние полости этой «баржи». Но сканер молчит, на его светящемся изумрудными оттенками мониторе один и тот же текст: «Биологических и иных угроз не обнаружено». Ну и замечательно! К тому же, откуда им тут взяться, этим самым биологическим угрозам? Приближаюсь к кормовому, двигательному отсеку. Он большего диаметра, чем сама «баржа». Ступаю на корпус отсека двигательной установки. Акустическая система приятным женским голосом тут же уведомляет:

– Внимание! Вы в зоне повышенного радиационного фона…

Дальше идёт перечисление параметров гамма-излучения. Это же самое высвечивается и на мониторе, который из зелёного становится жёлтым. Но это не страшно, это, как бы, в пределах понятного и допустимого: двигательная установка у «баржи» ядерная, так что, «фонить» она будет в любом случае. Тем более, что и окружающее нас пространство основательно насыщено достаточно жёсткой космической радиацией, интенсивность которой никак не ниже, чем у этого «движка». Однако когда я приближаюсь к середине двигательного отсека, монитор сканера внезапно вспыхивает угрожающим багрово-красным цветом. На нём высвечивается: «Внимание! Чрезвычайная биологическая угроза неопределённого характера! Внимание! Вы находитесь в очень опасной зоне!..» Одновременно с этим аудиосистема выдаёт тревожный сигнал и повторяет устно всё то, о чём известило текстовое сообщение на мониторе.

Обалдеть! Я испытываю некоторую даже оторопь – что за ерунда? Какая может быть биологическая угроза в открытом космосе?! Но сканер – прибор надёжный, в его работе ошибки исключены. С какого-то момента у меня вдруг появляется ощущение того, что я иду по брюху задремавшего дракона, который в любое мгновение может проснуться. Нехилое приключение для стажёра!

* * *

…Да, действительно, моя полугодичная стажировка на корабле КСС (Космической службы спасения) ещё не закончилась, а мне уже выпало стать участником достаточно продолжительного вояжа в дальний космос. Согласимся, что слетать неведомо куда – это не «веником махать» на околоземных орбитах, убирая космический мусор. Первый, дальний полёт… Мы отправились в путь-дорогу после непредвиденного ЧП с одной из космических «барж», курсирующих между Землёй и поясом астероидов. Сигнал бедствия поступил с американского грузового корабля «Йеллоу кэт», который следовал к Земле с грузом руды. По каким-то причинам у него вдруг отказала ядерная двигательная установка (ЯДУ). Просто: заглохла, и – капут!

Впрочем, учитывая тот факт, что аварийная «баржа» принадлежала американцам, нам напрягаться, как бы, было и незачем: у них есть своя, точно такая же спасательная служба. Так что, им, как говорится, их звёздно-полосатый флаг в руки и на шею барабан. Но, тем не менее, сыны Штатов обратились именно к России с просьбой оказать срочную помощь «барже», которая, сбросив темп движения до первой космической, в режиме инвалидной коляски тащилась где-то между орбитами Марса и Земли.

И было яснее ясного, почему они попросили именно нас. Да, американские корабли тоже оснащены ядерными двигательными установками. А с недавних пор, они, как и мы, разработали плазменную защиту. Но! Если наши корабли серии «Север-три» (уже третьего поколения!), дают до десяти-двенадцати третьих космических на «спринте» (сто двадцать – сто сорок км в секунду), то у них – ещё «двоечка», дающая не больше пяти-шести. Кроме того, их плазменная защита на максимальных скоростях иногда теряет свою плотность, и поэтому, при определённых условиях, их спасательный корабль, запросто, сам может оказаться терпящим бедствие.

Стоит сказать, «баржи» (хоть, наши, хоть чьи-то ещё) – вовсе не из скоростных судов. Максимум, они выдают три-четыре третьи космические. А от Земли до пояса астероидов, примерно, сто восемьдесят миллионов км (дальше, чем до Солнца). Да и сам он, этот пояс, имеет ширину аж в астрономическую единицу (!!!). Поэтому летать туда за сырьевыми ресурсами (два-три месяца в один конец даже на ядерной двигательной установке) риск немалый. Туда отправляются, или уж, совсем оскудевшие умом (за рубль везти из-за моря телушку, стоящую там полушку), или, наоборот, слишком умные – точно знающие, где и чего можно накопать на астероидах. Чаще всех летают американцы и японцы. Несколько раз уже летали и наши. Кстати, сгоняли очень удачно: свою промышленность лет на пару вперёд обеспечили иридием, платиной и многими редкоземельными.

Для экипажей «барж» полёт к астероидам – испытание непростое. Можно с ума сойти от тоски зелёной, порождённой бездельем и круглосуточным пребыванием в замкнутом пространстве. Благо, медицина научилась вводить людей в искусственный анабиоз. Теперь всю дорогу члены экипажа по очереди спят, бодрствуют только двое сменных дежурных. И именно поэтому, когда контрольные приборы известили дежурных «Йеллоу кэт» о том, что их ЯДУ (ядерная двигательная установка) не подаёт признаков жизни, те разбудили капитана и техников. Спецы, надев скафандры, вышли в открытый космос и добрались до двигательной установки. Но причину её отказа установить так и не смогли. Ядерного горючего в реакторе было предостаточно, сама установка видимых повреждений не имела. И, тем не менее, двигатель молчал.

Вняв просьбе «партнёров», в нашем ЦУПе были сделаны все необходимые расчёты, и выяснилось следующее. Как изначально рассчитывается навигаторами владельцев любой «баржи», она должна прибыть к орбите Земли именно в тот момент, когда наша планета в своём бесконечном путешествии вокруг Солнца приблизится к этой самой точке пространства. Но теперь-то, поскольку график полёта из-за аварийной ситуации был нарушен, к земной орбите «баржа» пришкандыляет с большим опозданием. А наша планета к этому моменту – тю-тю, улетит дальше, по своему небесному пути. Земля – не такси, она ждать не будет. Для «баржи», в таком случае, самый реальный выход – лететь навстречу Земле, причём, по хорде, пересекая орбиту Венеры. Правда, если только хватит ядерного горючего и всяких иных ресурсов… О, морока!

Поэтому, с учётом реальной обстановки, единственным выходом в такой ситуации мог быть только срочный, на форсаже, вылет в сторону терпящих бедствие, с прицелом на опережение нашей планеты. Поскольку Земля точку встречи с «баржей» минует раньше, чем туда смогут вернуться спасатели, на обратном пути её придётся догонять. И если «Север-три» в состоянии сделать это достаточно быстро, то американский спасательный корабль «Спейс дэвил» догонять будет долго и безнадёжно, причём, в условиях дефицита продуктов питания и кислорода на своём борту…

Осложняло ситуацию ещё и то, что американцы обратились к нам, когда все сроки уже были упущены. Нет бы, попросить помощи сразу же, как только «забастовал» реактор. Но они чего-то тянули, чего-то всё выжидали… Может, надеялись, что ситуация с поломкой сама собой «рассосётся»? Не «рассосалась»… И поэтому нам пришлось в пожарном порядке мчаться к их «барже».

На сборы и подготовку нам дали не более часа, хотя, мы просили, минимум, три. Но с начальством не поспоришь. По рекомендации ЦУПа мы загрузили дополнительные объёмы кислорода и продовольствия, после чего стартовали в сторону «Йеллоу кэт». Чтобы иметь хороший запас времени, наш командир экипажа задал самый высокий, «спринтерский» темп полёта.

Для меня, конечно, происходившее в те дни было, одновременно, и поводом к дикому восторгу (наконец-то и мне выпало поучаствовать в настоящей спасательной экспедиции!!!), и поводом ощутить холодок меж лопаток (а, ну, как сами не сумеем вернуться?!!). Когда Земля осталась далеко позади, наш корабль, непрерывно наращивая скорость, при ускорении в три-четыре g, всё быстрее и быстрее мчался в непроглядно-чёрное никуда. Немыслимо мощная (по старой шкале измерений – в десятки миллионов лошадиных сил) ядерная двигательная установка, исторгая нестерпимо яркую струю плазмы, без труда могла бы дать ускорение и в двадцать g. Но тогда вместо спасателей к «барже» прилетел бы сверхскоростной «катафалк» с нашим бездыханным экипажем…

Преодолевая на максимуме своей скорости около четырёхсот тысяч километров в час (до Луны таким ходом можно было бы домчаться минут за пятьдесят) «Эльбрус» к месту предполагаемой аварии «баржи» должен был доставить нас, с учётом времени разгона и торможения, часов за девяносто. То есть, в реальности, на всё – про всё, туда и назад, у нас выходило не менее десяти земных суток.

Ёлки-моталки! Как же легко оперировать всеми этими миллионами километров, находясь дома и, глядя по телевидению новый сериал о похождениях космических археологов, которым раз плюнуть, чтобы выбраться куда-то за пределы заледенелого Плутона, и там, на некой странной планете (Солярис Лема – отдыхает!) найти чудеса, выходящие за всякие рамки здравого смысла. А вот когда сам, и не в мыслях, не в мечтах, а в реальности летишь с жуткой, чудовищной скоростью чёрт знает куда, ощущаешь перипетии этого, не самого долгого путешествия совсем иначе… Чем занимались в дороге? Учитывая, что лететь до «Йеллоу кэт» чуть больше четырёх суток, ложиться в анабиоз не стал никто. Время, свободное от вахты, убивали – каждый по-своему. Кто-то работал с эспандерами (впрочем, эта процедура – хоть дома, хоть в пути, строго обязательна: суммарно, минимум три часа в сутки отработать обязан каждый), кто-то читал, кто-то слушал в аудиозаписи электронные книги, кто-то смотрел учебные и приключенческие фильмы, кто-то «резался» в шахматы… Я, как доктор своего экипажа (год стажировался в «универе» на лекаря), помимо всего прочего, следил за режимом питания, сна и физических нагрузок.

И вот, по прошествии всех этих суток полёта (которые нам показались неделями!), мы вновь начали ощущать нарастание массы своего тела. Началось торможение. В нужной точке пространства наш корабль начал смещаться вбок и, описав огромную дугу, вернулся на обратный курс. Догнав «баржу», «Эльбрус» пошёл с ней на сближение. Минут через сорок мы ощутили лёгкий толчок, после чего механический голос сообщил:

– Есть касание! Закрепление на поверхности объекта выполнено. Шлюзовой отсек для выхода в космос готов!

Конечно, было бы лучше состыковать причальные шлюзы, и перейти из одного корабля в другой. Но, как уведомила электроника, стыковочный узел этой «баржи» был не из унифицированных, общепринятых. Он оказался «особого», «западного» диаметра. Ещё во время моей учёбы в УЛКС (университет лётного космического состава) нам рассказывали, что одна из западных корпораций, стоящих космические «баржи», желая показать свою «самость», намастрячила стыковочные узлы большего диаметра. Вроде того, нам на ваши стандарты – тьфу! Мы – особые! Мы – круче всех! Вот теперь сами же и мучаются. «Барж» с такими узлами всего около десятка. И, как назло, именно с ними всякие ЧП и происходят. Их же экипажи и поминают своих «новаторов» недобрым словом.

Услышав сообщение робота, мы начали готовиться к десантированию на «баржу». В этот момент робот снова сообщил:

– Связь с экипажем корабля «Йеллоу кэт» установлена.

Тут же на мониторах появился бородач с пышной шевелюрой, в тёмных очках, который, помахав рукой, произнёс на своём родном «аглицком»:

– Хэллоу! Я – Джордж Квинсли, капитан корабля «Йеллоу кэт»». Вы – спасатели, прибывшие нам на выручку? – утвердительно спросил он.

Наш командир ответил ему тоже на английском (в отличие от большинства американцев, каждый из нас владеет, минимум, парой иностранных языков):

– Да, мы – экипаж российского спасательного корабля типа «Север-три», персонально именуемого «Эльбрус», прибыли вам помочь. Я – командир экипажа, Владимир Максимов. Рад вас приветствовать. Для начала вопрос: какую именно помощь вы хотели бы от нас получить? Вам нужно помочь в восстановлении работоспособности двигательной установки, или вы хотели бы эвакуироваться на наш корабль?

Этот вопрос бородача несколько озадачил.

– Сэр, об эвакуации не мажет быть и речи! – он изобразил руками несогласный жест. – Груз, с которым мы направляемся к Земле, слишком ценен, чтобы бросить его на произвол судьбы. Нет, нет! Мы хотели бы, чтобы вы помогли нам восстановить работоспособность нашей двигательной установки. Если, разумеется, это в вашей компетенции. Кстати, а почему к нам на выручку не прибыл наш «Спейс дэвил»?

На это Володя сдержанно улыбнулся.

– Не хотел бы вас огорчать, уважаемый, но «Спейс дэвил» значительно уступает кораблям серии «Север-три» в скорости. А тут дорог каждый час. Вы можете предоставить нам своих техников, чтобы общими силами мы попытались восстановить работоспособность вашей двигательной установки?

Явно, огорчённый словами Максимова о сравнении скоростных характеристик нашего «Эльбруса» и их «Спейс дэвила», Джордж кивнул, и пояснил, что он лично, и ещё трое техников из его экипажа, охотно поработают с нашими спецами.

Тут же, не мешкая, мы начали «упаковываться» в скафандры для работы в открытом космосе. Сопя и пыхтя, нестандартно-крупный инженер-двигателист Сашка Заказов забирался внутрь своего «скафа».

– Слышь, Володя, а ты не в курсе, почему эту «баржу» могли назвать «Йеллоу кэт» – «Жёлтый кот»? – неожиданно поинтересовался он. – Это они от «избытка ума», или в этом есть какой-то особый смысл?

Усмехнувшись, Максимов рассказал о том, что, оказывается, ещё в эпоху парусного флота у английских (да и у каких-то ещё) моряков было поверье, будто коты жёлтой масти имеют некую магическую силу. Именно такого кота они и старались взять к себе на борт перед тем, как отправиться в плавание, особенно, дальнее. Причём, матросу, который нашёл такого кота и доставил его на корабль, капитан прощал любое былое его прегрешение, любой его проступок. Во время плавания кот, как правило, занимался своим обычным кошачьим делом – истреблял корабельных крыс. И если круиз заканчивался благополучно, то кот целым и невредимым возвращался на берег, до следующего выхода в море.

– А если неблагополучно? – с нотками подозрительности в голосе осведомился наш главный любитель и защитник животных Андрей Букашагин, он же – главный спец по матчасти корабля (применительно к флоту – боцман).

– Если корабль попадал в сильный шторм, грозящий ему неминуемой гибелью, то бедолагу кота приносили в жертву духам моря – его выбрасывали за борт… Так что, парни, свою «баржу» американцы «Жёлтым котом» назвали из таких вот мистических настроений… – настраивая электронику «скафа» на работу в космосе, Володя покачал головой.

– Вот, уроды! – насупившись буркнул Андрей. – Ну и придумали же такое дурацкое жертвоприношение. И им это зверство, что, помогало?

На это Максимов пожал плечами.

– По этому поводу статистика мне неизвестна. Да и вряд ли кто-то её вёл. Но, мне так думается, спасти корабль это могло едва ли. Скорее всего, следом за бедолагой котом ко дну шло и судно со всем своим экипажем…

– Володя, а если парусное судно, наоборот, попадало в полный штиль недельки на две – на три, что они тогда выбрасывали за борт? Тоже кота какой-то масти? Например, чёрной? – с явной подначкой поинтересовался техник-эксперт Женька Аладдинов.

– Нет, тогда, намазав жёлтой краской, за борт выбрасывали капитана! – под общий смех за Максимова ответил штурман-навигатор Ромка Кузьмиченко.

…Менее чем через полчаса, облачившись в скафандры, вся наша команда выбралась из шлюзовой камеры в темень открытого космоса, разбавляемую лишь светом звёзд да лучами далёкого солнца, которое здесь смотрелось несколько меньшим, чем мы его видим с Земли.

Ступив на ажурные соединительные штанги, мощными электромагнитами намертво прилипшие к корпусу «баржи», мы перебрались на угрюмую громадину чужого корабля. Минут через пару, открылся люк шлюзовой камеры его пассажирского отсека, и к нам вышли четверо американцев. Вкратце обговорив с ними предполагаемый план совместных действий, все вместе мы отправились в кормовую часть. Идти по «барже» нам пришлось чуть не с полкилометра. Особенно неудобной для прогулки оказалась средняя, грузовая часть корабля, изготовленная из толстенного профильного металла в форме громадной цилиндрической корзины, занимавшей почти всё пространство между двигательным и пассажирским отсеками. Этот решётчатый «трюм» до предела был заполнен цилиндрическими контейнерами, по десять-двадцать кубов каждый. Едва я ступил на балки грузового отсека, как мой сканер-анализатор, который я захватил с собой, тут же уведомил о том, что в этом месте очень сильное альфа-, бета- и гамма-излучение. Было похоже на то, что американцы везли груз урановой, или какой-то ещё радиоактивной руды.

Команда техников-ремонтников, дойдя до дюзы ЯДУ, детально осмотрела камеру ионизации и излучатели лучистой энергии, светя компактным, но весьма мощным прожектором. Кто-то тестировал контрольными приборами те или иные характеристики ядерного топлива, кто-то проверял состояние энергетических контуров двигателя, состояние устройств, подающих рабочие плазма-капсулы в зону ионизации…

И вот, пока инженерные гении разбирались с двигателем, чтобы им не мешаться (всё же, моя специализация не «начинка корабля», а медицина и биологические угрозы), я, просто, гулял по корпусу «баржи». Получив предупреждение сканера-анализатора о чём-то биологическом, способном угрожать здоровью и даже жизни людей, я огляделся по сторонам. Но ничего похожего на клыкастых хищников, или там, вирусов, размером с кулак, в окружающем пространстве не наблюдалось. На какой-то миг даже появилось ощущение того, что прямо сейчас вдруг начнёт вздуваться буграми и лопаться стенка корпуса двигательной установки. А из трещин, дёргаясь и извиваясь, выберутся длинные чёрные щупальца наподобие осминожьих… Да-а-а!.. Это было бы ещё то зрелище! Но, нет, чего-то похожего ждать стоит едва ли… Тогда, в чём же суть объявленной электроникой биологической угрозы? Что собой она может представлять? Я в открытом космическом пространстве, тут почти стопроцентный вакуум, температура, близкая к абсолютному нулю… С чего бы вдруг?

– Что за чертовщина? – пробормотал я, перезагрузив устройство.

Но электроника вновь показала то же самое: высокая степень биологической угрозы неопределённого характера.

– Денис, что там у тебя? Ты нашёл что-то подозрительное? – услышал я голос Максимова.

Цокая магнитными ботинками, я подошёл к техникам и показал Володе монитор сканера-анализатора. Сбросив данные и, снова включив прибор, я увидел, что со стороны дюзы показатели угроз гораздо выше, чем там, где делал первоначальные замеры. Глядя на монитор, Володя даже присвистнул. Джордж обеспокоенно спросил:

– И что это может значить?

– Где тут у вас контрольные люки для осмотра подсобных механизмов двигательной установки? – вместо ответа спросил Максимов.

– Как и у всех – на боковой стенке корпуса… – Квинсли указал рукой. – Но мы ещё здесь не закончили!

– Ничего, сначала взглянем там… – отмахнулся Володя.

…Когда большущая прямоугольная крышка люка была откинута (благо мы в невесомости, а то нам бы её и не пошелохнуть!), мы заглянули в недра отсека. При свете прожектора всё, что мы смогли в нём увидеть, как будто, выглядело нормально. Обратив внимание на какие-то странные пятна на поверхности самого двигателя и большинства подсобных механизмов, я попросил выключить прожектор и включил ультрафиолетовый излучатель своего сканера-анализатора. И вот тут… Все оторопело замолчали, глядя в тёмные недра отсека, на ребристую громадину ЯДУ и всё прочее, внезапно засветившееся изумрудными красками. Где-то свечение было едва заметным, а где-то – сияло вовсю. Сканер-анализатор тут же выдал информацию о том, что уловил энергетику особо опасного для людей, животных и технических устройств плесневого грибка, способного существовать в условиях открытого космоса. Данный тип актиномицетов поглощает радиацию, которая стимулирует его развитие. Грибок своими выделениями разрушает даже самые стойкие металлы и пластические массы. Попав в живые организмы, особенно, с ослабленным иммунитетом, он может очень быстро их убить.

– Закрывай! – распорядился Максимов. – Всё ясно. Вы же, я так понимаю, разрабатывали астероид, добывали там радиоактивную руду? – поинтересовался он.

– Йес… – неохотно обронил Джордж.

– Вот, там вы и подцепили эту плесень, – констатировал Володя. – Она попала в двигательный отсек, размножилась и вывела ЯДУ из строя. Просто, чудо, что сами не заразились! Я так понимаю, после каждого выхода в космос, в шлюзовой камере вы проходили санитарную обработку? Вот это вас и спасло! Можно предположить, что на том астероиде радиофильная плесень обитает ещё со времён гибели Фаэтона. В общем, так, парни! Эту мерзость на Землю везти никак нельзя. Корабль и его груз подлежат утилизации.

– Да, вы понимаете, каковы могут быть последствия? Прежде всего, для нас, для нашего экипажа? – в голосе Квинсли звучали крайняя досада, горечь и даже тоска. – Корпорация с нас голову снимет! Да, даже если не снимет, мы, в любом случае, конченные люди. Чтобы лететь сюда, мы сами вложились по полной, наши семьи ждут, что мы привезём по мешку денег, что будем жить богато и счастливо… А на деле – что получается? Мы возвращаемся, и говорим: о-кей, ребята! У нас ничего нет. Кредиты гасить нечем, на работу нас больше никто не возьмёт, садимся и ждём голодной смерти. Тогда нам проще остаться здесь. Хотя бы семьи получат приличные страховки.

Выслушав его, Володя, развёл руками.

– Джордж, я вам сочувствую, но вы понимаете, какая может произойти жуткая катастрофа, попади этот грибок на Землю? Давайте, так… Мы сейчас свяжемся, каждый со своим руководством, всё им изложим, и пусть они там договариваются меж собой. О-кей?

Как стало известно позже, на то, чтобы «разрулить» этот непростой вопрос, на Земле пришлось подключать к его решению сначала космические корпорации обеих стран, потом правительства, а потом даже комитеты ООН. Окончательное решение, пришедшее через несколько часов, было категоричным: корабль, несущий опасную инфекцию, следует развернуть в сторону открытого космоса – на Землю эта плесень попасть не должна, а ЯДУ «баржи» настроить на самоуничтожение. Убытки корпорации покроют страховые компании и спецфонд ООН. В дальнейшем, любые корабли, побывавшие в поясе астероидов, по возвращении теперь будут тщательнейшим образом проверяться на биологические угрозы.

– Ну, вот и всё! Вы летите с нами. – Максимов указал Джорджу на наш корабль. – Собирайтесь, и – на посадку.

– Но нас десять человек! – Джордж тягостно вздохнул. – Как мы все там разместимся?

– Ничего, как говорят у нас: в тесноте, да не в обиде. Уместимся! Не бросать же вас в этом космическом «холерном бараке»? – Володя чуть развёл руками.

Примерно, через час, экипаж «Йеллоу кэт» перебазировался к нам, на «Эльбрус». Как Джордж и предупреждал, в каюте стало очень даже тесно. Но… К неудобствам нам не привыкать. Да, похоже, и им. Впрочем, некоторые сложности усугубило одно, не совсем обычное обстоятельство. Когда, как и полагается капитану, Квинсли последним загрузился к нам, с собой, помимо кофра с личными вещами он притащил и какой-то большой «баул» с прозрачным окошечком, за которым что-то мелькало. И только когда он открыл эту непонятную ёмкость, стало понятно, что это – контейнер-скафандр, в котором находился… Крупный котяра жёлтой масти.

– Джентльмены, прошу простить, но бросить на «барже» Билла – живой талисман нашей команды, я никак не мог. Надеюсь, за это вы меня осудите не слишком сурово? – Джорж вопросительно взглянул на нас.

– Мы бы осудили, причём – о-о-о-чень сурово, если бы вы кота оставили там! – погладив Билла по голове, строго уведомил Букашагин.

В целом, мы с ним согласились полностью. Конечно, при запредельной тесноте в каюте, ещё и кот, был вовсе не подарком. Тем более, что пришлось налаживать его кормёжку и утилизацию продуктов кошачьего организма… Но, что уж теперь поделаешь? Выкручивались, как могли…

После запуска нашей ЯДУ, Володя включил режим малого хода. «Эльбрус», связанный с «Йеллоу кэт» причальными штангами, очень медленно начал разворачивать «баржу» (раз в триста, а то и больше, превосходящую массу спасательного корабля) в сторону внешнего космоса. На это ушло часа два. Когда электроника уведомила о том, что «Йеллоу кэт» получил достаточно мощный импульс, и теперь уже никогда не полетит в сторону Земли, штанги были убраны, и корабли отправились каждый, в свою сторону. Где-то, через полчаса, позади нас ярко полыхнула синеватая звёздочка ядерного взрыва…

… Суток через пять мы были уже на околоземной орбите. Когда мы, наконец-то, смогли покинуть каюту своего корабля, я понял, что только таким и может быть настоящее «боевое крещение». Отправившись к «Йеллоу кэт» стажёром-«желторотиком» (как по старой лётной традиции в КСС именуют «необстрелянных» первогодков), из полёта я вернулся уже зрелой, да простят мне это бахвальство, «птицей высокого полёта». То бишь, как и обещал мой школьный друг Костя Кубышкин, орлом!

Кто такой Костя Кубышкин? О-о-о, это особая история.

За дни, месяцы и годы до этого события. …Помню, как сейчас: мы уже второй день болтаемся на околоземной орбите. Мы – это дежурная команда КСС, Космической службы спасения. Нас шесть человек. В их числе и я, буквально вчера прибывший на стажировку выпускник УЛКС. Мы в постоянной готовности, в любой миг ждём сигнала тревоги. А он может поступить когда угодно, даже в самый неподходящий момент. Например, ты только собрался перекусить, как… Вот именно – звучит долгое «У-У-У-У-У-У…» в тональности «соль-минор», что означает: тревога, свистать всех наверх. И тебе уже не до еды, надо срочно отбывать к месту (неважно какого – большого или маленького) ЧП. А ЧП, оно и на каком-нибудь Альдебаране – ЧП… Кстати, насчёт Альдебарана – это я ляпнул, так сказать, для «красного словца». Увы! Нам он ещё пока не «по зубам». Даже на наших современных кораблях с ядерной двигательной установкой туда лететь о-о-о-о-чень долго… Даже трёх жизней не хватит.

Впрочем, что сетовать на внезапные тревоги? Это нормально для того, кто стал космическим спасателем. Это я понял ещё во время учёбы в УЛКСе. У нас жаловаться на судьбу, плакаться по поводу всех возможных трудностей, лишений и рисков, не принято. А иначе и быть не может – космос не терпит слабых. Что ещё я усвоил во время своей стажировки – космос суров, порой непредсказуем, и даже коварен. Сейчас конец двадцать первого века, и человечество овладело весьма большими скоростями перемещения в космосе. Правда, надо полагать, с точки зрения представителей тех цивилизаций, что запросто пересекают нашу Галактику поперёк или по диагонали на гиперсветовых скоростях за считанные земные минуты, мы всё ещё ползаем в своей «детсадовской песочнице». Да-а-а… Для них мы всё ещё несмышлёная мелюзга (потому-то, наверное, они с нами и поныне знакомиться не спешат). Впрочем, следует думать, что не только у нас, но и у них, сверхразвитых, тоже случаются форс-мажоры? Наверное, и они не обходятся без своих спасателей?

Кстати, знакомые меня частенько спрашивают: не сталкивался ли я в космосе (хоть ближнем, хоть дальнем) с представителями иных миров? Лицом к лицу, конечно не сталкивался. Но однажды, ещё в мою бытность стажёром, нашему экипажу довелось пережить нечто загадочное, и ощутить нечто необычное. Было, было… Как-то раз по срочному вызову мы направлялись в сторону Луны, чтобы в точке либрации имени французского математика Лагранжа (место, где притяжение Земли и Луны имеет равную силу) помочь экипажу экспериментального туристического корабля ЕКА, оказавшемуся в трудной ситуации. Во время полёта к лунной орбите его электронику отчего-то вдруг поразил непонятный паралич. Но когда мы прибыли к терпящим бедствие, то и с нами произошло то же самое. Наша электроника тоже отчего-то вдруг задурила. Пока наши электронщики искали причину неполадок, в какой-то момент я вдруг ощутил, что кто-то неизвестный начал шарить в моей памяти, как в своём собственном кармане. Такое, знаете ли, не слишком приятное ощущение. Мне оно очень не понравилось. Теряясь в догадках, я мысленно спросил неведомого нахала: кто и какого беса своевольничает, роясь в моих мыслях? И, что бы вы думали? Тут же в моей голове прозвучал чей-то ответ:

– Не волнуйтесь! Всё будет хорошо!

Этот бесцеремонный нахалюга рыться в моей голове прекратил, электроника корабля в тот же миг снова заработала. Тут же нам сообщили и европейцы:

– Господа, у нас всё в порядке! Электроника работает, аварийная ситуация разрешилась сама собой. Миль пардон за ложный вызов.

И что бы это могло быть? Спросил я наших парней – не ощущали ли они последние несколько минут чего-то странного? Как оказалось, у всего нашего экипажа в голове похозяйничали неизвестные, которые бесцеремонно шарили по самым укромным уголкам воспоминаний. Но никто кроме меня об этом вслух говорить не стал, потому, что каждый думал, будто это случилось лишь с ним одним. Ну, чтобы все прочие не подумали, будто именно у него началось общеизвестное «ку-ку». И вот, лишь когда я по своей практикантской наивности ляпнул вслух то, о чём молчали все прочие, стало понятно: и европейцы, и мы оказались в поле зрения неких созданий, для которых мы, наверное, не более чем, забавные приматы, возомнившие себя покорителями космоса.

…Да, хотим мы того или нет, но мир стремительно летит из прошлого в будущее. Благодаря развитию техники, ещё лет пятьдесят назад полёты на Луну стали банальной обыденностью, на Марсе уже не первый год работают исследовательские станции. Появляются они уже на Венере и Меркурии, а к спутникам Юпитера и Сатурна периодически отправляются научные экспедиции. А ведь всё началось не так уж и давно – в первой половине нынешнего века, когда наши, российские учёные разработали ядерный двигатель нового поколения, искусственную локальную гравитацию, а потом ещё и плазменную защиту космических аппаратов от метеоритов и радиации. Ну а уж когда медицина сумела свести к нулю пагубные последствия длительного пребывания в космосе, начался настоящий космический бум. Это можно было бы сравнить лишь с переходом от воздушных шаров-монгольфьеров к реактивным самолётам и космическим кораблям.