Читать книгу: «Сны фантазии»
О законах города К.
В городе К. порядок, жизнедеятельность и торговлю, поддерживают законы, принятые ещё в древние-древние времена. Времена эти так далеки, так туманны, так незапамятны, что теперь никто (включая самых знаменитых историков), не может даже приблизительно их обозначить. Но законы действуют! Надо признаться, действие их весьма эффективно.
Власти города К. всегда заявляли: процветание города – напрямую зависящее от благосостояния своих горожан, и являющееся предметом неоскудевающей зависти прочих селений, городов и областей, окружающих город К. – несомненно, берет истоки в законах, выработанных давно почившими праотцами, имен которых, к сожалению, никто уже (включая тех славных историков) не помнит.
Эти законы, для большинства жителей города К., так же туманны и не известны, как и времена, в которые упомянутые законы были разработаны, приняты и внедрены для ежедневного их использования. Никто и никогда не видел манускриптов, где мудрые законы были записаны. Злые языки, которых повсюду хватает, нашептывали: Никаких законов вообще не существует; более того – их никогда не было… Это гнусное вранье и пасквиль! Скорее всего, подобными утверждениями злоупотребляет наиболее либеральная часть граждан. Они готовы подвергнуть сомнению буквально всё, что встречается на их просвещенном пути: существование Бога, конечность вселенной (вопреки блестящему доказательству одного чудака-математика); группа сих просвещенных мужей пыталась даже отменить закон тяготения, по причине, что его нельзя никоим образом осязать. Тогда некий школьный учитель физики, используя обыкновенный бутерброд, намазанный маслом и покрытый пластинкой сыра, не только показал мужам, преисполненных сомнений, действие сего закона, но и стал увлеченно доказывать: отчего бутерброд будет всегда падать маслом вниз. Говорят, будто те высокомудрые мужи хотели опровергнуть ещё и смерть, да после истории с бутербродом, когда граждане города стали откровенно потешаться над ними, дебаты, по поводу недоказанности существования смерти, пришлось отложить.
Но вернемся к нашему вопросу. Кто-то пустил слух: мол, никаких древних законов нет, да и не было никогда, а иначе – отчего их никто не видел? Тяжкое обвинение, которое способно расшатать древние устои города К.; понимая это, все-все влиятельные союзы, партии и группы, одна за другой заявили, что не сомневаются (никогда не сомневались!) в существовании сих мудрых и справедливых законов. Но сам вопрос не исчез! Он продолжал смущать умы многих, да-да, многих…
Сомнения пытался развеять бургомистр. Он воодушевленно и твердо заявил в тщательно подготовленной, парадной речи: всякие спекуляции на данную тему не имеют под собой никаких оснований. Почему? Многие века тому назад – возможно, как только начали использовать законы в городе К. – была учреждена специальная служба, которая до сих пор занимается контролем за исполнением славных законов. Разве это не является лучшим доказательством самого факта существования древних законов? Ведь нет никакого смысла контролировать то, чего не существует.
– Посему, – торжественно и значительно закончил свою речь г-н бургомистр – призываю всякого, кого грызет червь сомнения (хоть я не вижу для этих сомнений причин), не смущать умы добропорядочных граждан нашего славного, древнего города необдуманными речами, а обратиться в указанную службу за подробными разъяснениями.
Многие удовлетворились речью г-на бургомистра, теми доводами, которые он привел, а также замечательным советом, предложенным для господ преисполненных вечными сомнениями. В одном только была загвоздка: сколько бы ни посылали заинтересованные лица, запросов в эту службу, с просьбой, с предложением, с требованием предоставить им текст того или иного закона, или подзаконного акта, или поправки к закону,– служба неизменно отвечала отказом. Причины отказов были размыты, или витиевато-уклончивы, или – напротив – тверды, а смысл их заключался в том, что разобраться в тонкостях древних законов, под силу лишь многоопытным сотрудникам службы, ибо членство в ней исстари передается по наследству; сотрудники службы штудируют законы с младых ногтей, чтобы к достижению совершеннолетия (обязательного для вступления в должность сотрудника службы) «плавать» в этих самых законах, точно рыба в воде. Кстати говоря, установление, определяющее primatus1 толкований законов города К. сотрудниками службы, также является одним из мудрых законов, установленных в незапамятные времена.
Как, спросите вы, можно не испытывать сомнений в том, что служба не узурпировала свои полномочия и не злоупотребляет этим? Представители службы решительно опровергают подобные домыслы. Аргументы их чрезвычайно просты:
а) сотрудников службы не интересует ни слава, ни власть – все они, без малейшего исключения, происходили и происходят из самых влиятельных и богатых семей города, которые всегда вели крайне замкнутый а, следовательно, и скромный образ жизни;
б) сотрудники службы за символическую плату, и по своей доброй воле, выполняют единственную задачу – следить за неукоснительным соблюдением гражданами города К. мудрых и древних законов, выработанных их далекими праотцами. В каких злоупотреблениях их можно упрекать?
Некоторые жители города К., время от времени, с возмущением выкрикивали на улицах, что сотрудники службы сами частенько нарушают законы, по которым они присуждают наказания, либо даруют блага тем или иным согражданам. Надо признать: те ни в коем случае не отрицали подобных фактов. Но, к чести своей, смело объясняли во всякого рода собраниях: да, согласно праотеческим законам, они полностью освобождены от выполнения самих законов. В противном случае, непременно бы возник ужасающий бюрократический механизм: за их работой должна была следить иная служба, а за ней – следующая, и так далее, и так далее… Расходы на такую бюрократическую махину со временем, непременно, достигли бы колоссальных размеров, и, разумеется, ни о каком процветании, благосостоянии и покое горожан не могло бы идти и речи. Многим, очень многим, довод этот показался вполне разумным. Большинство жителей пришло к мнению: лучше сотня-другая сотрудников службы будет находиться вне действия законов, и внимательно (даже строго!) блюсти, чтобы их исполняли другие, чем плодить – а затем ещё и прокармливать – орду дармоедов, которая бездействием, ленью и жаждой наживы, скоро сведёт к нулю благотворное влияние старинных законов на жизнедеятельность и процветание города. В результате множества плебисцитов, жарких политических баталий, завершившихся всенародным референдумом, упомянутой службе дозволено было продолжить свою деятельность, как ей предписывали древние законы, находившиеся в ведении этих людей (и в благом неведении остальных). Чтобы не допустить более брожение умов по данному вопросу (ведь, с течением времени, память об этих событиях и жарких дискуссиях, вероятно, полностью изгладилась бы, что, конечно же, дало толчок к новым смятениям среди граждан города К.), решено было опубликовать специальное постановление. В нем устанавливалось ограничение: число служащих контролирующей службы, не могло превышать настоящего их количества. То есть 317 преданных своему делу и, возможно, одних из наилучших жителей города. Упомянутую службу торжественно реорганизовали в закрытый орден с подробно изложенным уставом, в котором новоиспеченый орден возлагал на себя ответственность за управление городом на вечные времена, а также брал на себя хлопоты по назначению бургомистра, и обещал заботиться о процветании и моральном здравии горожан, а те, в свою очередь, торжественно обязались в верности и подчинении ордену на всем протяжении действия данного договора. Красиво напечатанный документ был первым законодательным актом, выставленным для всеобщего обозрения под толстым стеклом в городской ратуше. Глубоко удовлетворенные горожане, воодушевились этим событием. Недовольных более не встречалось на улицах древнего города К., не смущали слух и возмущенные выкрики, прежде вырывавшиеся из сиплых, сорванных глоток, но повсюду слышались одни спокойные, сытые и разумные голоса.
Людей, которые прежде высказывали недоверие к действиям службы (реорганизованной в правящий городом орден) больше никто, никогда не видел. Возможно, недовольство этих немногих было так глубоко, так непримиримо с результатами состоявшегося народного волеизъявления, что они, в знак протеста, поспешно и навсегда покинули пределы процветающего города К.
Город мертв.
Кто-нибудь помнит, когда возник этот город? Где, в каких летописях отмечено его возникновение? Что было тут «до»? Любопытный вопрос! Скорее всего – лес. Всегда оказывается, что поблизости был лес, едва начинаешь копать вглубь… не земли, конечно – истории. Много, много деревьев – есть из чего строить! Ещё – река. Должна быть река где-то поблизости. Куда без реки? Без леса, кстати, тоже… в смысле – некуда! В общем, до того, как город начал быть, ничего здесь не было, и всё, что начало быть, начинало быть там, где не было прежде ничего. Была река, и был лес.
И пришли люди. Откуда? Неизвестно. Может, они пришли с востока? Да, могли и оттуда. Пускай будет с востока. Сначала – немного, сначала их было немного. Потом… потом стало больше. Приходили уже отовсюду. Нашли место благоприятное, расчистили, подготовили, сказали друг другу: построим город, чтобы жить в нем. И начали строить жилища, строить здания. Из стеблей, веток и глины строили, из дерева, затем: из земли обожженной, из камня, из железа, стекла и бетона возводили дома…
Город! Город, выросший из ничего. Поднялся-окреп-разросся, большим стал, богатым, до небес вознесся. Блистает, блистает, переливается, взблескивает то здесь, то там богатыми расцветками: яркими, самоцветными… Раскинулся величаво на многие версты, точно паутина из улиц, дорог и каналов, что огромный паук соткал, разостлал, растянул, устроил для ловления многих.
И приходили многие, и селились, и было им хорошо. Богатства стекались в город, а труд здесь был не такой изнуряющий, не такой тяжкий, как труд землепашцев, труд скотоводов. Возится, копошится город с утра до вечера, и до утра отдыхает, веселится, а потом опять на работы выходит, и нет человеку покоя.
Прежде, давным-давно, в своем одиноком, диком житье на просторах степи или в омуте леса, трепетал человек душой, боялся, жался к Богу, несмело пытался заговорить с Ним, хотел узнать ответы на будоражащие душу и разум вопросы. Но в городе – среди многих других людей – вопросы, потребности человека мельчались, сыпались прахом под ноги, из прежних глыб превращались в пыль: Где найти пропитание? Как жизнь свою сделать приятной, веселой?..
Не страх пред Господом, не удивление перед миром, созданным Им – жажда всё знать завладела человеком; затем – наполнила его скука, вместе с опустошающей тоской. Город-ловушка, город-паутина: попав в его сети, человек опутался только заботой прокормиться и ещё: не стать «другим, таким же», но – непременно лучше «тех, остальных». Пускай сегодня не получилось, не вышло, но завтра, да, завтра…
Вновь и вновь требует город от человека выходить на поиски пищи для тела, миражей и фантомов – для ума, веселья и праздности – для души. День ото дня, без продыха, в постоянном напоре, круговерти – торопится, спешит за прокормом, за призраком ускользающего счастья. Уже и не город, сам человек опутался крепкими сетями, которые соткал и разбросил, и смазал клеем праздности, удобств, и завернулся в липкие эти сети, и сидит в этом коконе, отделившись от всех, воображая, что здесь он не самый худший.
И кажется человеку: вот закалил он себя, выковал суровый, стальной характер, вложил в него алмазную волю, и нет ничего, что смеет не подчиниться ему… О душе лишь забыл человек! Да нет, не забыл; если бы мог – выдернул вон эту душу, шмякнул оземь, крикнул Тому, Кто дунул внутрь ему этой самой душой: иди, иди, забирай Свою никчемность, хватит с меня Твоих забот. Не может! Вот так, запросто вытащить – не может. Может лишь понемногу уморить ее: становится сухой и ломкой душа, ветшает, крошится, истирается в пыль, увядает…
С увядшей душой, человек не может иметь счастливого облика. Обыденность давит, не хватает не воздуха, вернее, не только воздуха – без воздуха человеку «всего лишь» становится дурно – не достает понимания смысла бытия, проще сказать – жизни. К чему весь этот цирк, весь этот балаган? Зачем, из года в год, кривляться в нем? Души томятся от жажды, души голодны. Они так голодны, как не был голоден ни один нищий бродяга. Этот нищий, хотя бы на помойке, может найти себе куски пропитания… На каких помойках отыщет душа ошметки милосердия, крохи великодушия, лоскуты сострадания, корки любви? Тоска заполняет нас, входит, подобно бетону, вытесняя прочь живую, трепещущую душу, все то, что от неё осталось. Это даже не холодная, далекая, недоступная красота мрамора, это – серая, обыденная, шероховатая никчемность. Просвета нет, ничто не светит нам. Слишком долго думал человек: Вот, творю себе рай… Как же оказался он в аду?
Разве есть смысл в том, чтобы готовить себе ловушку? А когда нет смысла – бессмысленности хоть отбавляй: распад повсюду, связей прежних нет, одна лишь злость растет и заполняет всё. Грядет, близится смута, мятеж, насилие… Потому, что наступил предел тоске и скуке, и надо кому-то гневному покончить с каждодневной, каждодневной, каждодневной рутиной, и разъединиться, устав от остальных. Город оглушает человека, сминает его трепещущую, одинокую душу своим изощренным многообразием. Человек хочет спастись. Первое, что он делает – игнорирует остальных.
Когда-то встарь, появился человек, уставший от рутины одинокой, тяжелой жизни. Он сказал другому: Давай построим город и будем в нем жить…
Человек просыпается. Человек выходит на балкон. Смотрит. Вокруг белым-бело… Ничего не видно. Мира не видно. Может, его уже нет. Есть туман – плотный, белый, липкий. Никого, ничего не видно. Доносится металлический стук, размеренный лязг железа. Работает бездушный огромный механизм, что-то мастеря, сооружая, возводя там, в этом плотном, молочном тумане.
Появляется очертание чего-то сильного, огромного… как башенный кран. Оно мастерит, строит, трудится… Вовсе это не кран! Человек видит: в тумане, повернувшись к нему спиной, сам дьявол трудится над своим детищем, возводит новые строения, дома, постройки. Лязг-лязг… лязг-лязг… лязг-лязг… Растет город, подманивает в ловушки свои новых людей.
Почувствовал дьявол, что наблюдают за ним: обернулся, через плечо сверкает блеском красных глаз, осклабился. Смотри, смотри, человек; смотри и бойся! Но у человека нет ужаса, только ощущение безысходности, нескончаемой тоски. Дьявол уже и не глядит на него – дел слишком много! Трудится, мастерит, строит, помахивает хвостом, нагоняя повсюду, повсюду туман. Ничего, ничего, кроме тумана не видно.
Повсюду разносится металлический, мерный звук. Человек, не в силах вынести этот звук. Ему хочется свернуться комочком в теплой своей кровати, накрыться с головой одеялом… Он идет к постели. Он ложится. Он спит.
Бесплатный фрагмент закончился.