Тёмные улицы

Редактор Татьяна Куденчук

Иллюстратор Сайра Вервольф

Иллюстратор Анастасия Кумихо

© Сайра Вервольф, 2017

© Сайра Вервольф, иллюстрации, 2017

© Анастасия Кумихо, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4485-0549-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Слово автора

Фото – Алиша Вальтер.

Очень ценю свободу слова и свободу воли

Живу в свободной стране. Х*ли, всем доволен.

Мир гармоничен, справедлив, он просто восхитителен

Когда за спиной влиятельные покровители (Noize MC).

Это самый обычный город, каких полно на карте нашей страны. Да и не только нашей. Со своими улочками и переулками, где вечерами копошатся крысы, коты и собаки, на время забывшие про вражду и умирающие от голода; где подвыпившая молодежь собирается по вечерам на лавочкам и распевает песни под гитару; где прочие существуют отбросы общества в лице бомжей и затасканных женщин, продающих себя за бутылку дешёвой водки.

Город приютил внутри прожорливого чрева точно такой же квартал, как и во всех маленьких и больших городах. «Квартал бедных» – так его называли все кому не лень. Но под бедностью значился только социальный статус живущих здесь людей. И совсем не бралось в расчёт духовное богатство, наличием которого обитатели квартала могли дать фору на сто очков вперёд «благополучным» и «богатеньким» тётенькам и дяденькам из других районов.

– Ничего интересного там нет. Одна грязь, – бросит через плечо случайный прохожий, торопясь по важным для него делам.

– А вы сами видели?

На вас посмотрят, как на душевнобольного, при этом стараясь не встречаться с вами взглядом. Тишина – самый громкий ответ для «глупых» вопросов. А на шее тем временем повиснет ярлык. Что-то наподобие «Любитель бедных», «Миротворец», «Спонсор».

Не удивляйтесь. В наши дни без ярлыков совсем нельзя. Они так же жизненно необходимы, как и маски, которые люди носят на себе. Если ты снимаешь маску и перестаёшь играть в игры, то с тобой перестают общаться. От тебя шарахаются, как от прокажённого. Может даже случится так, что любящие соседи вызывают бригаду скорой помощи и тебя увозят под весело орущую сирену в больницу с решётками на окнах и замками на дверях.

Каждый город хранит свои тайны.

P.S. Может уже хватит обливать всех словесной грязью? Однажды и вы на своей собственной шкуре узнаете, что значит оказаться жертвой клеветы. А пока, добро пожаловать в серый город, где живут только на первый взгляд обычные люди.

 
Эти улицы видели многих.
Эти здания слышали тайны.
В переулке сошлись все дороги.
Их не видит никто из охраны.
 
 
В этом городе скрыта туманом
вся изнанка, прикрытая лоском.
Здесь советники правят обманом,
запрещая и думать о звёздах.
 
 
В этом городе солнце не светит.
Небо днём слоем смога закрыто.
За себя каждый сам тут в ответе.
Маскируйся. И всё шито – крыто.
 
 
Если выступишь против системы,
то рискуешь лишиться рассудка.
Для восставших есть выход извечный:
Пуля в голову или комната в дурке¹.
 

Вначале было слово

Грай.

В сером пальто он выходит на улицу.

Небо отчаянно льётся да через край.

Небеса хмурятся, небо сутулится.

Хочешь не хочешь, а вот он, твой рай.

С. Вервольф.

Он ищет Грая². Но Грай давно ушёл в другой мир. В том мире в небе кружат величественные драконы, феи и эльфы прячутся в лесах. Русалки в лунную ночь водят хороводы в водоёмах и ручьях, зазывая случайного путника в свои объятия да так и оставляя лежать на дне среди камней и трав.

Врачи не верят в драконов и вкалывают очередной кубик галоперидола. Смирительная рубашка не позволяет сопротивляться. А решётки на окнах портят небесную панораму.

– Ты только держись, Грай. Притворись, что ничего нет. И тогда тебя выпустят.

Стальные глаза оттенка предгрозового неба презрительно смотрят прямо в душу:

– Тебе надо, ты и притворяйся. Сколько вас таких, притворяющихся, делающих вид, что всё хорошо и так было всегда?

Каждое слово бьёт по сердцу, причиняя невыносимую боль. Царапает, вгрызается в мягкую мышечную ткань и остаётся там навсегда, пульсируя время от времени под кожей, не разрешая забыть.

– Ты должен понимать, Безликий, что так дальше продолжаться не может. Почему об нас вытирают ноги, как будто мы ничего не значащая вещь у порога их квартир? Сколько нас ещё будут прятать по психушкам, ломая и калеча, подстраивая под себя? Не пора ли ИМ подстраиваться под нас? Мы ТОЖЕ имеем права на жизнь.

Безликий ничем не сможет парировать гневный выпад Грая. Он, как никто другой, понимает боль парня. Но не имеет права вмешиваться. Таковы законы, написанные не им, но и для него тоже. Вполне вероятно, что потом что-нибудь изменится. Но это случится потом, а не сейчас. Сейчас главное – выжидать.

– Уходи, Безликий. Я устал.

Бесцветный шёпот парня заденет за живое. Не так, совсем не так должно произойти. Граю не место здесь. Никому из таких, как он, не место здесь. Их стихия – небо.

– Ты только держись.

Грай сделает вид, что оглох на оба уха. Поседевшие раньше времени волосы упадут на лицо, скрывая мокрую дорожку слёз.

***

Дельта.

Дельта тоже уже не та. Прячет стройное тело под бесформенными балахонами. Рисует на лице чёрной тушью карикатуры. Вчера она играла роль Джокера, сегодня растягивает полные губы в презрительной улыбке Гай Фокс. Прохожие шарахаются, крутят у виска. Но никто из них не знает, что под этим хламом в виде одежды и грима она прячет боль.

Пять лет назад Дельте вырвали крылья. С тех пор она не умеет летать. Иногда обрубки на лопатках начинают кровоточить. Отшучивается, что очередной герой-любовник расцарапал спину во время любовного экстаза. Но при этом не смотрит в глаза и поскорее натягивает на себя измятое пальто.

– Ты бы осторожнее выбирала партнёров на ночь, – волнуется за неё единственная подруга. – Сейчас полно всяких отморозков. Это они с виду паиньки и маменькины сыночки.

Дельта понимающе улыбается и заверяет девушку, что всё будет в ажуре. Лазурь не верит, но что поделаешь? Не сажать же Дельту под замок? Не маленькая, за двадцать перевалило.

Мелкие светлые кудряшки выбиваются из причёски, причиняя массу неудобств своей хозяйки. Ни тонны лака, ни заколки-крабы, ни выпрямление волос в парикмахерской не дают нужного результата. Устав бороться с непослушной гривой, Дельта поглубже натягивает капюшон в надежде, что хоть он спрячет волосы. Тёмно-карие вишенки глаз недовольно отражаются в зеркале. И в кого такая удалась?

***

Лазурь.

Лазурь не спит по ночам. Такие, как она, никогда не спят. Но нужно выглядеть живой. Ничем не отличаться от серой массы спящих людей.

Мать – проститутка. Отец – бывший наркоман и матёрый зек. Когда отпускает «зелёный змий», он насилует дочь. Странно, но мать не реагирует на слова Лазури.

– Лучше он, чем прыщавый маменькин сыночек в подворотне. Отец хоть научит что да как.

Три аборта от отца не в счёт.

Мать права. Она не просто взрослая. Человеческие восемнадцать лет маленькая капля в море по сравнению с её настоящим возрастом. Она старше матери на тысячу лет. Строчка из песни Наутилуса Помпилиуса «Она старше, чем мать. Он должен стать её мужем» – в этом контексте играет новыми цветами и гранями.

По привычке прячет крылья. Люди их не видят. Нелюдям пофиг. У них свои заботы и разборки. Какое им дело до светлого ангела с лазурными глазами?

Неправдоподобно синие волосы струятся по спине. Она никогда их не закалывает, не прячет под шапками.

– Покрасишь ты свои пакли или нет? – доносится до ушей злой голос матери. – Ходишь как старуха.

Она не покрасит. Ей нравится цвет. Он напоминает ей об облаках, белых и пушистых. О небесной синеве. И о Грае.

***

Ворон.

У Ворона зеркально повторяемая ситуация дома. С той лишь разницей, что он парень с чёрными птичьими крыльями своего собрата ворона по кличке Морок. И домогается до него собственная мамаша – матёрая уголовница. У них с матерью разница всего два десятка лет. Залетела по молодости и хотела отдать орущее, какающее и писающее дитятко в детский дом. Но двухкомнатная квартира, завещаемая ребёнку умирающей бабушкой, переменила ветер. Ворона оставили.

На его восемнадцатый день рождения поддатая мать посреди ночи вломилась к нему в комнату и, приставив нож к незащищённому горлу, потребовала удовлетворить её прямо на полу, чтобы его проклятая птица видела.

– Проболтаешься кому и я выпотрошу тебя как сочного поросёнка. Здесь я – власть.

С тех пор Ворон по первому требованию матери приходит к ней в спальню, предварительно заперев дверь на ключ. Ненавидит себя, задыхается от душивших его слёз, но ничего не может сделать со сложившейся ситуацией. Никто ему не поверит. Чтобы здоровый парень не мог справится с маленькой женщиной, даже бывшей уголовницей?

По ночам опухшими от слёз глазами он смотрит в звёздное небо и неистово шепчет:

– И ради этого ты посла меня на землю? Ради этого?

Но никто не отвечает. И каждый раз всё повторяется по затёртому до дыр сценарию. Спальня матери, слёзы в ванне. Но между строк остаётся то, что во время таких вот походов он отдаёт этой женщине кусочки тепла и света, чтобы хоть на короткое время она вышла из своего пьяного угара и вспомнила кем она была на небесах. Пускай его жертва и не приносит сейчас плодов, но он верит, что чудо обязательно случится. Главное – ещё немного подождать. Вода камень точит.

– Ты справишься, – утешает Лазурь во время очередной тайной встречи в кафе. – Ты сильнее, чем можешь себе представить.

– Сильный. И грязный. По уши в грехах. – Горько усмехается Ворон, одним глотком выпивая горячий кофе. И удивлённо смотрит в пустой пластмассовый стаканчик.

Занятый душевными терзаниями, он не заметил как прикончил скромный обед. Даже вкуса не почувствовал.

– Я закажу ещё. И не спорь. У меня есть деньги.

Запротестовавший было Ворон уныло повесил голову. Виноватая улыбка скользнула по губам парня.

Что не говори, а он настоящий красавец. Жгучий брюнет с чертами лица какого-нибудь сурового викинга. Высокий, с широкими плечами и узкими бёдрами. Красиво очерченные скулы. Зато губы поражали своим насыщенно алым цветом. Да ещё и глаза: выразительные, меняющие цвет от настроения, погоды или освещения. То они пронзают своей холодной синевой, то искрятся золотистыми всполохами на сером. А в минуты гнева могут полыхнуть тёмным, почти чёрным углём.

Лазурь подавит тяжёлый вздох и ободряюще сожмёт ладонь парня. Ему бы сниматься в каком-нибудь фильме или сериале с такой внешностью. Но судьба жестока и вместо этого Ворон проживает лучшие годы жизни в грязном городе. Все они завязли в невидимой паутине и не знают способа выбраться, не в силах порвать липкие путы. Может быть, это случится потом. Должно случится. Не верит она, что Создатель забыл про своих детей, не верит.

Чужие среди чужих

Я уверена, что ты переплывешь целый океан, увидев меня одиноко возвышающейся над морской гладью. Я убеждена – ты из последних сил крикнешь мне что-то, а я вздрогну, обернусь и прыгну к тебе навстречу, игнорируя свое полное неумение плавать. Я знаю, ты удержишь меня на поверхности, а если нет, то мы вместе пойдем ко дну и будем смотреть на больших рыб. Мы смело поймаем медузу голыми руками и будем долго целовать друг другу пальцы, чтобы уменьшить боль от ожогов. (Дарья Волобаева).

Они все друг друга знают, но притворяются чужими. Только Лазурь, наплевав на правила и приличия, встречается в кафе с Дельтой и Вороном, раз в неделю навещает Грая в психиатрической больнице.

– Да что же ты делаешь, дура бестолковая? – Змей в очередной раз вылавливает синеволосую девушку у дверей больницы и тащит за угол, подальше от чужих глаз. – Ты нас всех подставляешь под удар.

– Своих бросают в беде только трусы. Или твари. Такие как он. – кивок головы в сторону невзрачного бомжа.

Но под маской отброса общества скрывается опасное существо. В мире людей ещё не придумали название для подобной нежити. Вампиры – да, знаем. Оборотни? Играли за них в компьютерной игрушке. Драконы, эльфы, гномы? Супер! Но орки и назгулы рулят. Сто пудов, чувак! Дай пять и пошли глушить пиво в кафешку.

Змей беспомощно опускает руки. Ему нечего добавить. К тому же они оба знаю, что гнев Лазурь справедлив. Но страх быть разоблачённым сковывает мозг и лишает воли.

Грай тоже для приличия ворчит, но глаза обмануть не могут. Он чертовски рад, что в этом богами забытом месте хоть кто-то помнит и любит его. Впрочем, как и он.

– Там всё по-прежнему?

Лазурь печально улыбается и придвигается поближе. В кои то веки парень сидит без смирительной рубашки. А это значит, что его можно обнять. По-настоящему, по-взрослому, пряча голову у него на плече и вдыхая ставший привычным запах больницы и лекарств. Кольцо его рук осторожно сомкнётся сзади. Чтобы не помять крылья. Чтобы не потревожить сломанные рёбра.

– Он сказал «Притворись». И я послушался. Надоело торчать здесь.

Лазурь поняла, кого имел ввиду Грай. Человек в сером пальто. Без имени, без лица. Вот кому она страшно завидовала. И готова руку на отсечение дать, что и остальные тоже. Законы этого мира написаны явно не для него. Он мог свободно захаживать в любую больницу, любой морг и дом и везде его встречали как дорогого гостя.

– Так нужно, Грай. Так нужно.

– А ты? Тебе не надоело?

Надоело. Только в слух она никому не признается. Даже Граю.

«Особенно Граю», – мысленно поправит она себя и уткнётся носом в шею парня.

– Скучала?

– Да…

В тихом шёпоте отразится вся боль, все мысли и желания. Слова ни к чему. Они только портят волшебную атмосферу близости двух душ. Но и без слов можно рассказать многое и даже больше.

Они понимали друг друга с полуслова, с полумысли. Казалось, души их сотканы из одной материи, сотворены под одной звездой. Они чувствовали друг друга на расстоянии и знали, когда одному из них нужна помощь и поддержка. Не стыдясь, дарили они свет и любовь окружающему миру, на собственном примере показывая как нужно по-настоящему любить и уважать своих партнёров.

Если и возникала какая-то проблема, то решали они её вместе, сообща, а не прячась на пример крыс по углам и щелям. Какой толк от молчания и обид, если они разрушают в первую очередь тебя? Не лучше ли открыть Душу и спокойно, без ругани и оскорблений, поведать о том, что тебя гнетёт и ранит в данный момент времени?

Грай смотрит в небесные глаза Лазурь и видит в их глубине отражение себя: настоящего, без масок и прикрас.

– Ты – моё зеркало, – ласково шепчет он и дёргает девушку за мочку уха.

– А ты – моё.

В их глазах зажигаются звёзды, вспыхивают пульсары. Космические вихри затягивают в воронку мелкие астероиды и метеориты. Галактики сталкиваются, сливаясь друг с другом, давая жизнь чему-то новому и невероятно прекрасному. Планеты сходят с ума и слетают с орбит. Словно вся Вселенная преветствует двух возлюбленных, которым Создателем заповедано встретиться, чтобы никогда не разлучаться.

***

Цыган.

Он самый настоящий. Цыган по крови и по кличке. Непредсказуемый, неуловимый. Сегодня здесь, а завтра там. Ему бы быть бароном, но он предпочёл остаться колдуном, передав власть в руки подающего надежду парня.

В свои пятьдесят лет он выглядел на удивление молодо. И тюрьма ничем не отпечаталась на смуглом лице. Отсидел по молодости за воровство, с кем не бывает.

– Ворожит, старый пёс. – шушукались за спиной поголовно все цыгане, от баб до мужиков.

Чёрт с ним, с проклятым племенем. Он то знает правду. Он и такие, как он. А доказывать что-то остальным – только воду месить в ступке.

Цыган с наслаждением курил трубку. Нередко удаётся посидеть вот так, в тишине, у догорающего костра. Табор уехал в другой город, оставив его одного. Скатертью дорога. А ему и здесь не плохо. К тому же велено присмотреть за молодняком. Ох уж эта молодость и горячая кровь, ох уж эти амбиции и желание стать первопроходцем, тем, кто изменит вековые правила и порядки, написанные кем-то на небе.

Под молодняком подразумевались те, Другие. Их были тысячи. Остались сотни. Одни помнят свою суть. Остальные забыли. Остальные стали ничем не отличимы от серых людей. Этот мир ломает даже сильных.

Змей неслышно подкрался сзади.

– Тьфу, гад ползучий. – против воли ругнулся Цыган. – Кончай так делать.

– Грай опять мутит воду.

– Оставь его в покое. Сколько раз говорить?

Змеиная улыбка скользнула по лицу: глаза ледяные, так, быстрое движение губ, зубов и языка.

– Слушаюсь и повинуюсь, папочка.

– Ты мне эти шутки брось. – Цыган сердито сплюнул на землю. – Ты мне никто, нелюдь. Запомни это. Не знаю, какую ты выгоду ищешь, но меня не обманешь. И Лазурь не трогай. Она тебя как огня боится.

– Приятно осознавать, что хоть кто-то меня побаивается.

– Ты понял о чём я говорю. Если сказал, что боится – значит боится. По-взрослому.

Змей на минуту задумался и кивнул. Цыган просто так бросать слова на ветер не будет. Это либо приказ, либо смертный приговор. Третьего не дано.

«И кто только поставил его главным». Вслух этого не произнёс. Итак все знали: Цыгана сделали главным потому что он, как никто другой, знает, как выжить в мире людей. И охотно раскроет свои секреты. Только знать нужно подход к нему. Или обход. Но это на крайний случай.

***

Гарпия.

Гарпия³ в очередной раз продавала себя за деньги. Зарекалась, что в последний раз. Рыла ногтями землю. Крестилась и божилась. Но снова срывалась.

– Я летать хочу. Пойми ты, Безымянный. Ты же помнишь, как это было.

Безымянный, он же Безликий, в сером измятом пальто, молчал. Он помнил. И понимал. Им, птицам, тяжелее всего. Рождённый летать ползать не научен. И с этим ничего не сделаешь.

Брила ноги и вырывала с кровью когти. Замазывала килограммами тонального крема шрамы на руках и плечах. На вопрос очередного клиента отмахивалась:

– Врождённая мутация. Один на миллион.

Клиент понимающе кивал, глядя на её деформированные ступни. Главное, что тело отменное и личико смазливое. А ноги всегда можно спрятать под простынёй. Дело-то одной ничтожной минуты.

И вот очередная ночь оглашается криками удовольствия как мужчины, так и Гарпии. Деньги, потраченные на неё, стоили того.

– Горячая штучка. Не встречал ещё таких, – делился мужчина по телефону со своим товарищем по бизнесу.

Скоро у девушки-птицы будет новый клиент. Но это потом.

А пока она ещё долго лежала и смотрела в звёздное небо. Была в небе мыслями и ещё каким-то телом, то ли астральным, то ли ментальным. Сам чёрт не разберёт, где кончается одно и начинается другое.

Может, в этот раз силы и энергии, полученной от самца, хватит на более продолжительное время?

Она не была паразитом. Не была энергетическим вампиром. Силу ей давали негативные эмоции людей. Злоба, ненависть, жажда лёгких денег и славы. Гарпия принимала их с благодарностью и перерабатывала в своём хрупком теле. Взамен отдавала обратно чистое, доброе и нежное. То, что было чёрным, становилось белым и возвращало потерянные в бессмысленной суете города силы и энергию.

Незаметно такую вещь не провернёшь. Нужно время и душевная близость с человеком. А когда падают барьеры и человек становится самим собой? Правильно, когда он спит или занимается любовью. Вот и приходилось Гарпии жертвовать малым ради большого и священного.

Птица забирала себе грязь людей, чтобы снова летать. Во время оргазма и после завершения земной жизни.

За кадром оставались утопающие в тазике с кровью бритвы и лезвия и бесчисленные попытки суицида, когда душевная боль достигала апогея. За кадром оставались слёзы в подушку и угрозы богатого брата, занимавшего какой-то там пост в верховной власти и за руку здоровавшегося с премьер-министрами всех цветов и мастей. В стаде благородных аристократов завелась плешивая овца, портящая всю картину маслом.

Брат не понимал, что его попытки сделать из сестры леди высшей марки только усугубляют ситуацию. Стены давили на неё, лишали воздуха и свободного передвижения. Следующие по пятам охранники пробуждали приступы паранойи, от которых можно спастись только одним способом: запереться в комнате и залезть в шкаф. Тогда охрану убрали.

Ночные похождения по мужикам закончились тем, что Гарпию посадили под домашний арест. Но не надолго. Прыжок в окно с седьмого этажа вернул брата на землю.

И лишь жалость не позволяла ему упрячь Гарпию в психиатрический диспансер для богатых, куда даже комар носа не просунет.

Гадес

Гадес.

Гадес лениво докуривал шестую подряд сигарету. Молоденькие официантки призывно стреляли в его сторону чересчур ярко накрашенными глазами и пытались выглядеть при этом крутыми и взрослыми. Наивные. Выставляют себя посмешищем и сами не понимают этого.

Поймал взгляд одной юной нимфы. Нить, пробежавшая от его глаз, мгновенно связала их в одно крепкое и неразрывное. Помани пальцем и на корячках приползёт, отдавая свою девственность прямо тут, на грязном, пропахшем пивом, столе в дешёвом (хотя почему дешёвом?) баре для байкеров и прочих оторвышей на окраине города. А может?

Похотливая мысль в отношении дщери человеческой горячей лавой разлилась по венам, находя отклик в голодном до женского общества теле.

– Ай, бесстыдник. Впустую тратить свою силу на каких-то замарашек! А ещё носишь имя бога.

Змеиные глаза полыхнули в табачном дыму.

– Тебя не учили, что подкрадываться сзади не хорошо? – Гадес болезненно поморщился.

Нить со слышимым только ему звуком лопнула, оставляя его, Гадеса, отпечаток на девочке-официантке. Ещё не принадлежит ему, но уже помечена. Чтобы другие знали, что у юного создания есть если не Хозяин, то претендент на тело и то, что тело может дать.

– Так я и не подкрадывался. – Широкий оскал обнажил зубы Змея. Острые, заточенные им самостоятельно. – Топал, как слон, пыхтел, как паровоз, выл, как привидение и крушил мебель аки безумный.

– Хватит паясничать. Говори, что нужно и убирайся в свою нору.

Змеиный отпрыск театрально закатил глаза и схватился за грудь:

– Я к тебе со всей душой, а ты бьёшь, не щадя. Эх ты, мертвечина ходячая.

Слова не возымели действия. Некромант так же лениво валялся в кресле, закинув одну ногу на другую и поигрывая цепочкой на шее. Массивное золотое украшение: две переплетающиеся в любовном танце змеи. Подарок бывшей возлюбленной.

Змей давно приметил этот странный артефакт, но всё не решался спросить, что за чудо девица подарило ему его и знает ли мертвяк значение цепи. Хотя подозревать, что Гадес чего-то не знает довольно опасно. Тот, кто имеет дело со Смертью и ходит у неё в любимчиках, если не в любовниках, должен знать всё на свете и даже больше. А вот показывать ли свои знания всем подряд – другой вопрос.

– Ты бы побрился что ли, Гадес. Ну ё-моё, девок уже на такое не купишь. До старости будешь играть со своими волшебными фокусами?

Молчание. Хозяин бара явно не настроен на общение с нелюдем.

– Ладно, ладно! Смой со своей физиономии скучающее выражение лица. Цыган кинул клич.

– Что?

– О, Земля услышала шёпот Луны? – Змей хихикнул и подмигнул сидевшему напротив мужчине с тёмными, почти чёрными волосами в шёлковой рубашке под цвет.

– Как – кинул клич? Когда? По какой причине?

– Нелюди просят о помощи. Цыган мог бы и сам принять решение и дать ответ. Но он уважает мнение каждого.

Выругавшись, Гадес встал со своего места и подошёл к окну. Свет восходящей полной луны создавал вокруг его головы серебряный диск.

– А… Она там будет?

Нелюдь понял, про кого речь и кивнул. Знал, что мужчина почувствует кивок. Прощаться не стал. Пожелания счастливой ночи только разозлят и без того взбудораженного некроманта. Лишь обернулся в дверях и чуть слышно произнёс:

– Ты бы аккуратнее… с девчонкой… Грай вон… Ещё тебя не хватало…

И ушёл, растворяясь в сумраке ночи. Весенний ночной дождь, начавшийся вслед за его исчезновением, смыл последние следы пребывания Змея в баре.

Гадес обернулся, почувствовав на себе взгляд официантки. Поймал его и открылся навстречу. Выпустил всю силу, ни на минуту не задумываясь, что делает. Ему нужно удовлетворение. Ему нужна разрядка.

Девушка слабо всхлипнула. Острые плечи, выглядывающие из под блузки безрукавки, понуро опустились. Ментальная преграда, если она и была, разбилась вдребезги перед мощью некроманта.

– Поднимись ко мне через пятнадцать минут.

Девушка кивнула. О том, что он жил на втором этаже здания, выкупленном им под забегаловку, знал весь персонал и посетители, коих было в избытке.

Другие официантки завистливо посмотрели в след своей напарнице, ломая голову, что же такое сказал хозяин. Но разгадать эту загадку сегодня не удастся. Через пятнадцать минут открытие бара и клиенты повалят лавиной. В прочем, как и всегда.