Отложенный эффект

Пролог

– Так дальше продолжаться не может.

– Отчего же?

– Оттого, драгоценный мой супруг, что нашему сыну уже почти сорок лет, а он так и не женился! Кому, скажи на милость, ты оставишь дом, имущество и славу древнего магического рода?

– Коринна, не шуми. Всё образуется.

– Уж конечно, образуется! Интересно бы мне знать, когда это произойдёт. Когда нас с тобой уже на свете не будет? И каким же образом? Он ведь тоже не молодеет, и даже если сейчас женится на юной девушке, то пока ещё она сможет родить ребёнка!

– Он маг, и состарится не так быстро, как простецы.

– И что, раз маг, то до пятидесяти лет гулять? Он же всю Академию перебрал, мне людям в глаза смотреть стыдно!

– А ты не смотри людям в глаза, если стыдно. И согласись, что его дела – это его дела. Он никогда не впутывается в скандалы, угрожающие его научной и деловой репутации, и ни разу не создавал нам с тобой никаких серьёзных проблем. А если кто-то влюбился и страдает – ты же понимаешь, что студентки всегда влюбляются в заметных преподавателей, а он у нас – заметный.

– Ещё бы, – поджала губы Коринна. – И ведь у него даже никаких внебрачных детей нет! Я была бы согласна даже на такого, если бы он был нашей крови.

– Он осторожен и ещё не встретил ту женщину, вместе с которой захотел бы состариться.

– Глупости какие! Для всего есть положенное время – и чтобы нагуляться, и чтобы завести семью, и чтобы родить детей. Я не могу найти разумного объяснения тому, что наш сын до сих пор этого не сделал. Наверное, мы плохо его воспитали, раз он не желает заботиться о семье и о роде!

– Хорошо мы его воспитали. Он состоялся как преподаватель и как учёный, мог бы состояться ещё и как военный. Дозреет и до семьи.

– Куда уже дозревать? Сорок лет, ему в будущем году исполнится сорок лет! Отчего бы ему не договориться с каким-нибудь приличным семейством и не попросить дочь в жёны?

– Скорее всего, потому, что эта дочь не сможет похвастаться сходной с ним магической силой.

– А об этом вообще лучше молчать, – снова поджала губы Коринна. – Потому что я понимаю тех девушек, которые не хотят иметь с ним ничего общего!

– Кроме постели, ага, – промурлыкал её супруг.

– И вообще, если бы я только знала, чем всё закончится! Никогда в жизни не согласилась бы выйти за тебя!

– Ты говоришь мне это в среднем раз в год, но так до сих пор никуда и не ушла.

– Я не хочу, чтобы наша семья была замешана в подобном скандале, – Коринна вдруг стала говорить тише.

– Вот и умница. И если ты хочешь, чтобы наш сын когда-нибудь женился – не тирань его. Он и так дома появляется раз в год по обещанию!

– Не хочешь ли ты сказать, что я тому виной?

– Хочу. Но не стану. И вообще, достаточно уже. Спустила пар? Иди на факультет или куда там тебе нужно. И дай мне отдохнуть.

Он поднялся, опираясь на трость, и, тяжело ступая, вышел из комнаты.

* * *

– Скорпион, спаси меня, пожалуйста. Если кто и может спасти меня сейчас, так это только ты.

– Господи, это ж Кусачка. Сколько лет, сколько зим! Как поживаешь?

– Паршиво поживаю! За мной охотятся.

– Ты что-то натворил?

– Я тебе расскажу, но только с глазу на глаз. Если ты пообещаешь дать мне убежище. Помнишь, мы клялись помогать друг другу всегда? Мне не к кому больше пойти, а ты человек сильный, и отец твой тоже человек сильный.

– Отца моего не приплетай, он тебе ничего не обещал. Только я.

– Мне достаточно и тебя, достаточно, поверь!

– И что нужно для тебя сделать?

– Мне нужно скрыться! Так скрыться, чтобы не нашли! Пожалуйста!

– Почему ты думаешь, что у меня не найдут?

– Да не думаю я ничего, мне в самом деле некуда больше податься! Я и подумать не мог, что окажется так сурово!

Собеседник Кусачки вздохнул.

– А если тебя найдут в моём доме, чем это грозит нам обоим?

– Да ты просто отболтаешься! Ты ж умеешь, никто не умеет так, как ты!

Невидимый Скорпион вздохнул ещё раз.

– Ты сможешь пройти ко мне прямо сейчас?

– Да! Да, благодарю тебя. У них есть ловушка, артефакт, закрывающий некроманту теневые пути, представляешь? У меня осталось совсем немного времени. Я могу дойти только до другого некроманта, и всё, больше не могу никуда!

– Нет, я такого не представляю. Но ты расскажешь, я полагаю. Давай быстрее, я жду.

– Иду. Благодарю тебя, Скорпион, я знал, что ты настоящий друг!

Преследователи Кусачки, вломившиеся в его комнату на окраине столицы, не нашли ничего и никого.

– Проклятые некроманты, ускользают меж пальцев! Как, как ему это удалось? Мы ведь перекрыли все лазейки и норы!

– Ничего, мы их ещё накроем. Не волнуйтесь, господин. Он не сможет прятаться вечно, он обязательно проявит себя и свою некромантскую сущность. И тут-то мы на него и выйдем! Он не удержится от применения магии, и маячок сработает. Нужно только немного подождать.

– Хорошо, подождём. Но если у нас не выйдет ничего – пеняй на себя! Спрошу за всё – и за прошлые грехи, и за будущие, и за те, что даже пока и не думал совершать!

1. Ремиссия

– Что ж, Марион, я не вижу новых признаков заболевания. Мне кажется, мы вывели тебя в ремиссию. Конечно, это должен подтвердить профессор Делез, но моё предварительное заключение – ты здорова.

Клодетт Реми, молодая, чтоб не сказать юная целительница госпиталя принцессы Жакетты, завершила осмотр и улыбнулась. У Марион Блуа не было повода не доверять заключению Клодетт – потому что если не Клодетт, то кто? Когда один целитель за другим отказывались иметь дело с её случаем, и даже всесильный профессор Делез главным образом хмурился, выход нашла именно она, Клодетт Реми, аспирантка профессора Делеза. Тогда, три года назад, ещё никто не знал, что это выход, над Клодетт смеялись и говорили, что у неё ничего не выйдет. Но Марион сказала, что не желает лечиться ни у кого другого, только у Клодетт. Потому что только она не кудахчет, а предлагает конкретные меры. И Марион готова пробовать, потому что никто другой вообще ничего не предлагает, а все только лишь строят прогнозы – сколько ей осталось.

Капитан Магического Легиона Марион Блуа ничего не хотела знать о том, сколько ей осталось. Всё, что ещё есть – её, и точка. Она бы и на службу вернулась, но увы, никто не собирался её допускать. Командир генерал де Риньи спокойно вынес её вспышку гнева, а если называть вещи своими именами – истерику, потом так же спокойно похлопал её по плечу и сказал:

– Марион, ступай и лечись. Тебя никто не заставляет уходить в отставку, потому что ты получила свои серьёзные повреждения во время службы. К твоим услугам – все врачи и все целители, какие только существуют. Мы дождёмся тебя.

Это обнадёживало, но не до конца. Потому что все эти врачи и целители хмурились, качали головами и говорили: ну что вы, милочка, какая может быть в вашем случае действительная служба! Побереглись бы, что ли.

Марион не хотела беречься, Марион хотела в огонь. Потому что если ей недолго осталось, то нужно применить это время с пользой. И лучше найти свой конец во время какой-нибудь операции, чтобы он послужил на пользу силам добра и справедливости, чем медленно сходить с ума в палате госпиталя, пусть самой лучшей и комфортной на свете.

Увы, в огонь её никто не отпускал, и всё, что ей разрешали, – это заниматься с новичками. Она к своим тридцати трём годам была опытным офицером и квалифицированным боевым магом, она могла научить многому. А потом, когда стало совсем плохо и ноги уже не слушались, её навестил в госпитале декан родного боевого факультета, профессор Жюльен Дюмон, и предложил подумать о научной работе. И заодно о преподавательской – тоже. Но пока она ходит с трудом – то в первую очередь о научной.

Марион посмеялась – где она и где наука. Но профессор умел смеяться в ответ и сказал, что тоже довольно долго не мог воспринять такую мысль серьёзно. А теперь, как можно видеть, справляется. И Марион справится, нечего тут. Начать можно со случаев, подобных тому, что произошёл с ней. Что можно сделать, чтобы предотвратить? Как распознать? Как защищаться?

Она не могла не согласиться, что это важно и нужно. И, превозмогая слабость, взялась изучать материал по теме.

Первая статья совпала по времени с первой серьёзной операцией – ей заменяли родные рассыпавшиеся коленные суставы на протезы из специально выращенного целителями материала. Невероятно сложная операция, после неё – долгий период восстановления. Правда, потом оказалось, что нужно заменять ещё и другие суставы, потому что суставные сумки начали разрушаться примерно везде и костная ткань истончалась. И тут-то за неё взялась Клодетт Реми.

Марион не слишком вдавалась в детали – при помощи какой дозировки препаратов и целительской силы Клодетт смогла затормозить разрушение её костей. Но смогла ведь, и последние полгода уже походили на нормальную жизнь – Марион осторожно возвращалась на службу, пока только на задания, для которых не нужен абсолютный допуск по здоровью. Но – возвращалась же!

И была наполовину подготовлена диссертация. Теперь уже отступать некуда, нужно завершить работу, но когда Клодетт сказала, что Марион в ремиссии, сердце заколотилось так, что… неужели всё ещё возможно? И она вернётся?

– Марион, ты надолго в столице?

– Я не тороплюсь. Если у меня есть шанс, что с меня снимут ограничения по здоровью, то я подожду, сколько требуется. Но вообще я приехала ещё и на конференцию в Академии через три дня. Мне там выступать.

– Сегодня профессора нет, у него лекции для студентов. А завтра он будет, и тебе нужно подойти на консультацию. Я предлагаю ещё месяц наблюдения, и если ничего не ухудшится – то мы снимем все ограничения, и возвращайся в свой Легион, – смеялась Клодетт.

Она знала, что у Марион в жизни мало что есть, кроме службы. И не воротила нос от слов «боевая магия» и «Магический Легион», как некоторые другие. И она спасла Марион, это называется именно так.

– Клодетт, я никогда не забуду, что ты для меня сделала.

– Что смогла, то и сделала, – пожала плечами Клодетт. – Тебя ещё ждёт госпожа Арман, зайди к ней тоже, пожалуйста.

– Зачем? Мы ведь сошлись на том, что моя репродуктивная функция не подлежит восстановлению? – Марион хорошо относилась к гинекологу Жаклин Арман, но не была уверена, что хочет сейчас слушать о том, что она не бережёт себя.

Не хочет – и не бережёт. Её дело.

– Но она всё равно хочет убедиться, что у тебя там не наросло ничего недозволенного.

Ох, это точно, нужно проверять. Мало ли. При таком количестве разноплановых воздействий – никогда не знаешь, какая часть организма пойдёт вразнос.

Но Жаклин Арман не обнаружила ничего лишнего.

– Я рада, Марион, что у тебя хорошие прогнозы. Теперь нужно не ухудшить то, что есть, согласна? Скажи, у тебя вообще мужчины-то случаются?

– Жаклин, – Марион вздохнула и сурово посмотрела на целительницу.

Целительница была её ровесницей, только замужем и с двумя детьми.

– Что? Мне нужно понимать, что у тебя функционирует, а что – нет. Вообще-то, твои яичники в порядке, и фолликулы в них есть. Поэтому – глядишь, и эта функция организма тоже заработает.

После травмы организм Марион оказался настолько истощённым, что у неё даже месячные пропали. И вернулись только с полгода назад, хаотически и еле-еле.

– Я не уверена, что хочу, чтобы заработала. Я не доверяю моему организму, понимаешь? – сказала она.

– Доверяй не доверяй, а природа возьмёт своё, – пожала плечами Жаклин. – Впрочем, как знаешь. Моё дело сказать, что тебе всё ещё нужно хорошо отдыхать и хорошо питаться. Когда тебе на следующий контроль?

– Через месяц.

– Вот и ко мне зайдёшь заодно, посмотрим, что там будет. А пока – я рада, что Клодетт всё удалось. Такая, как сейчас, ты мне нравишься больше, чем пять лет назад.

Ещё бы, Марион сама себе больше нравилась такой, как сейчас, чем пять лет назад. Тогда ей далеко не все врачи давали эти пять лет. А сейчас она ещё ничего, жива и почти здорова. Глядишь – и в самом деле снимут ограничения.

Но это потом, а сейчас впереди несколько дней в Паризии и конференция по знакомым вопросам. Марион вышла на улицу и бодро зашагала к метро – добраться до сестры, у которой останавливалась всегда, когда приезжала в столицу.

2. Зелёные глаза

Жан-Александр де Саваж не умел никуда приходить с запасом времени, он всегда являлся за минуту до начала чего бы то ни было. В разные времена жизни эта его особенность вызывала непонимание у разных людей, но он ничего не мог с собой поделать. Или не хотел. Чего ради приходить заранее и слоняться от стенки к стенке или ждать? Да здравствует последний момент.

Проснуться дома – в лучшем доме на свете, его квартира даже лучше фамильного особняка на улице Сент-Антуан. Тому особняку лет шестьсот, то есть – его наружным стенам, которые трепетно сохраняются от древнего графа Жана-Луи. А его квартира – это верхний этаж дома на улице Лиловых Гиацинтов, и он даже согласен приплачивать садовнику, чтоб тот в нужное время высаживал на его окнах и балконах эти самые гиацинты – тут так принято. Его квартира удобна, потому что сделана под него и его нужды, и не несёт на себе груз поколений со всей их славой и всеми их глупостями. В ней есть место для всего – для чтения в тишине, для чашечки арро с утра, для беседы с глазу на глаз, для вечеринки с узким кругом друзей и для любовного свидания тоже. Хотя, конечно, Жан не любил приводить в эту квартиру женщин, потому что это его территория, и ему не хотелось делить её с кем бы то ни было. А женщины тут же претендуют на то, чтобы заселиться, пустить корни, оставить какие-то свои необходимые мелочи и желать возвращения. Поэтому в квартиру на шестом этаже попадали только редкие экземпляры. Скажем, вчерашнее свидание отлично произошло вовсе не на его территории, он оставил свою даму спать у неё дома, сам вернулся к себе и тоже отлично выспался. Утром, почти не просыпаясь, привёл себя в подобающий вид, выпил чашку арро – из машины, но возиться с приготовлением было уже некогда, и отправился в конференц-зал Магической Академии Паризии, где уже десять лет имел честь преподавать студентам основы некромантии.

Да, граф Жан-Александр де Саваж, профессор, единственный ребёнок своих родителей и наследник великого магического рода, уродился некромантом. Такая коллизия нет-нет, да случалась у Саважей в последние сто пятьдесят лет – после того, как наполеоновский маршал Дени де Саваж взял в жёны некромантку. Наследственность спала где-то в генах и проявлялась даже не в каждом поколении, и сам Жан был сыном боевого мага и воздушницы. Однако некромантом был брат деда, и кто бы знал, кем бы родились его собственные дети, если бы они у него были? Но детей не было, зато другими достижениями можно даже не хвастаться – сами за себя говорят.

К тридцати девяти годам за плечами уже имелись пять лет службы в Магическом Легионе – если у тебя отец-генерал, то службы не избежать, ну и попробовать тоже нужно было. Но после завершения контракта Жан понял, что дальше – только наука. Он попробовал службу, он это может, дальше нужно понимать, что он может ещё. Отец поморщился, но матушка, как раз тогда ставшая деканом воздушного факультета Академии, бурно возрадовалась. И ещё больше возрадовалась, когда Жан сначала подготовил и защитил диссертацию по некромантии, потом ещё одну – по древней истории, а год назад возглавил кафедру у некромантов. Отец смирился, сказал, готовить молодых людей к последующей службе тоже кому-то нужно.

Большой человек никуда не торопится. Он просто прибывает вовремя – и всё. И не так уж важно, что он делал с утра – уже решил парочку наиважнейших дел или спал после бурно проведённой ночи. Вот и сейчас Жан появился за пять минут до начала пленарного заседания конференции, посвящённой вопросам магических действий с отложенным эффектом. Вообще интересное явление, конечно, и он выступает сразу за именитыми мужьями Академии – ректором профессором Шуази и деканом стихийников-огневиков профессором де ла Моттом.

Саваж поздоровался со всеми знакомцами и уже собрался сесть на отведённое для него место в первом ряду, но увидел незнакомый объект. Это ещё кто?

Женщина цепляла взгляд – миниатюрная, какая-то тощенькая, но сколько силы в этом тщедушном теле! Осанка, спина, разворот плеч – как у королевы. Короткая стрижка – боже, какая красивая у неё голова, эти чёрные волосы прямо вопиют о том, чтобы коснуться их ладонью, ощутить, погладить. Тёмно-зелёный брючный костюм напоминал военную форму. Она о чём-то говорила с Дюмоном, деканом боевиков. А когда объявили, что заседание начинается, кивнула Дюмону и оглядела зал. Равнодушно скользнула взглядом по Саважу – господи, какие зелёные у неё глаза! – и села куда-то, и потерялась там.

А Саважу ничего не оставалось, только пойти и сесть на своё место в первом ряду, откуда отлично видно всех выступающих, но совершенно невозможно разглядеть тех, кто сидит сзади.

Но господи, кто же это такая?

3. Конференция

На конференцию Марион шла, как на долгожданный праздник. Как-то так вышло, что в последние полгода очных выступлений ей не выпадало, только заочное участие и публикации. Тоже неплохо, но не заменит живого общения с коллегами на интересную тему. А раньше она чувствовала себя настолько слабой, что её пределом было – прийти на нужное заседание, выступить, ответить на вопросы и уйти. И чтоб хватило сил продержаться до конца выступления. И то это уже после очевидного наметившегося улучшения.

В последние же полгода она сначала гуляла – понемногу, потом дольше, потом уже не только по дорожкам парка вокруг госпиталя и Академии, но даже съездила на экскурсию в Альпинские горы. Просто на экскурсию, просто как человек, а не как боевой маг на задании. Оказалось – красиво и интересно. И попробовала подниматься в гору и спускаться с горы. Легко не было, но и запредельно трудно – тоже.

А после уже можно было и попроситься в тренировочный зал Академии. Там выделялись часы для сотрудников и приравненных к ним – строго говоря, курс по практическим занятиям у студентов Марион собиралась взять только осенью, через два месяца. Но её пустили, и как же хорошо было ощущать возвращающуюся силу!

И даже кое-какую работу для Легиона она умудрилась выполнить в эти последние полгода. И ощутить себя человеком и магом на своём месте.

Правда, мама и сестра Люсиль бурчали – чем не повод выйти в отставку и найти себе приличную работу, чай, не девочка, повоевала, будет. Ой, сколько она о себе выслушала после травмы – что поделом ей, что нормальные женщины не служат в Легионе, и не попадают в такие ситуации, что работала бы в каком другом месте – осталась бы здорова. А теперь что? Слушать всё это было невероятно тяжело, но свои же? Марион терпела, сколько могла, потом терпение у неё закончилось, и она жёстко, как во время операции, велела обеим отправляться по своим делам, а к ней больше не приходить, пока не придумают другие темы для разговора. А разговоры о причине её травмы и её образе жизни отныне под запретом, если они обе вообще хотят поддерживать с Марион какие-то отношения. Обе обиделись – мы, мол, от чистого сердца, и вообще кто ещё тебе правду-то скажет – ушли и три дня не появлялись в госпитале. Потом вернулись как ни в чём не бывало, правда, говорить ерунду стали значительно реже.

Отец Марион и Люсиль ушёл, когда Люсиль было пять лет, а Марион три. И погиб через год. Мама вырастила их одна, но у неё был оставшийся от её собственных родителей гостиничный бизнес – пять отелей на берегу Срединного моря, на комфортном и популярном для отдыха побережье. Люсиль собиралась когда-нибудь сменить маму в роли главного собственника, а пока нарабатывала опыт в качестве управляющего в крупном отеле столицы. И растила двух дочерей, с отцом которых даже и в браке не была. Он был каким-то залётным художником из Другого Света, Марион даже и не видела его ни разу. Но одно время регулярно приезжал в Паризию и останавливался в отеле, где работала Люсиль. А потом перестал, но Люсиль и сама отлично справлялась. Её девочкам исполнилось – Лили пять, а Аннет восемь, и они ни в чём не нуждались.

Марион же искренне считала, что её судьба – это служба, за семейным бизнесом есть кому приглядеть, а дети – ну какие дети у капитана Легиона, скажите?

Подруги-сослуживицы решали этот вопрос по-разному. Кто-то так и оставался один всю жизнь, кто-то выходил замуж, а потом и в отставку, кто-то рожал детей и возвращался. А тут бы просто вернуться, думала Марион.

И вот – понемногу она возвращается.

Послушалась Люсиль, сходила в рекомендованный салон красоты – сделала новую стрижку, привела в порядок тело. После хирургических операций на том теле осталось прилично шрамов, их, конечно, можно убрать, но это совсем не первоочередная задача. Да и кому оно вообще интересно, то тело?

Конечно, мужчины тоже понемногу возвращались в жизнь Марион. Это раньше, до травмы, она ни в ком себе не отказывала, а сейчас, прямо скажем, сама авансов не раздавала и разве что пару раз ответила на совсем недвусмысленно высказанные предложения. Безусловно, свидание с сильным магом – помощь восстановлению, поэтому она и не отказывала, если предлагающий откликался в её теле хоть как-то. Жаклин Арман усмехалась и говорила – примани молодого, сильного и буйного, и ему плюс – хоть чему-то научится в плане женщин, и тебе тоже – быстрее восстановишься. Наверное, Марион была для такого варианта недостаточно циничной. Да и вообще, зачем ей это – обожание, преданные взгляды, что там ещё? Раньше – да, ценила, легко велась и всё такое. А теперь мужчины ей интересны в виде эпизодическом и максимально необременительном. Других дел хватает, не до них сейчас.

Но сделать себя красивой – насколько это вообще сейчас для неё возможно, потому что тощая, угловатая, кости торчат, никаких вам тренированных мышц и плавных линий – внезапно оказалось приятно. Три новых костюма на три дня конференции – зелёного, зелёного и ещё раз зелёного цвета, разных оттенков. И платье на финальный банкет. Всю одежду пришлось спешно подгонять по ней, потому что висела мешком, а сшить готовое по её нынешним меркам уже некогда. И лифчик подобрать с подушечками – чтобы ну хоть что-то в том лифчике было и создавало фигуру. И даже туфли с небольшим каблуком купила, достаточно изящные. И в день банкета ещё нужно будет пригласить стилиста – чтоб глаза накрасили, потому сама толком не умеет. Просто так, просто ощутить себя живой.

И что же, стоило ей войти в зал заседаний и начать здороваться со знакомыми – её приметили, подходили, спрашивали, как у неё дела. Говорили, что с удовольствием послушают её выступление, должно быть интересно. А потом началось заседание, она села на какое-то свободное место и стала слушать, что говорят другие.

Марион не успела добыть себе программу конференции, поэтому не знала, кто выступает перед обедом и в какой последовательности. Но сначала выходили и говорили в общем о проблеме люди понятные – ректор и декан огневиков. Когда объявляли третьего выступающего, она прослушала, потому что отвлеклась на вопрос соседа – преподавателя с кафедры истории боевой магии. И вернулась к выступлению, только услышав дружный смех вокруг – что там такое рассказывают, в самом-то деле?

Рассказывали о том, как наложить то самое отсроченное заклятие при помощи силы некроманта – в истории и в реальности. Докладчик – мощный некромант – отлично владел темой и не подглядывал никуда – ни в рукописный текст, ни в план, ни в какую магическую подсказку. И ему очень нравилось рассказывать большому скоплению людей о том, что он хорошо знает и что ему интересно. Эх, повезло каким-то студентам, если он что-то преподаёт!

Да и сам по себе он выглядел очень прилично – элегантный и подтянутый, и даже длинные ухоженные забранные в хвост светлые волосы не портили его облика, а добавляли блеска и лоска. И кого-то напоминает, вот прямо очень, но Марион никак не могла понять – кого же.

Вопросов к докладчику не было, но хлопали ему долго, а он ещё и кивал всяким знакомцам – артист, в общем. Что ж, и такие бывают. Говорят, по статистике один некромант из пяти наделён свыше артистичностью и харизмой. Для преподавателя тоже не последнее дело.

Выступление Марион шло первым номером после обеда. Она пришла чуть заранее, разложила по кафедре листы с текстом – не то чтобы собиралась читать, нет, она слишком хорошо всё это знает и ей это слишком близко, но… вдруг что-нибудь забудет? И сможет подсмотреть.

Но подсматривать не пришлось. Она изложила характерные особенности трёх рассматриваемых случаев – своего и двух других, сделала обобщение по всем трём и высказала некоторые выводы, как можно обезопасить действующих сотрудников любых силовых подразделений от возможных последствий.

И уже было завершила и подумала, что всё, собираю бумаги и ухожу, но внезапно раздался вопрос, заданный обманчиво мягким голосом:

– Госпожа, а почему вы решили, что все названные вами случаи относятся именно к заклятьям с отложенным эффектом?

Марион глянула и увидела усмешку желтоватых глаз в первом ряду. Тот самый красавчик-некромант. Интересно, чем он слушал, ухом или брюхом?