Не судьба

– Как вы можете?! – она отодвинулась от него еще дальше.

– В каком смысле?

– У вас есть семья, Антон Денисович, и я не хочу быть причиной раздоров. Я не могу быть с вами, даже если вы мне нравитесь! И еще, у вас есть дочка, я сама росла… – она хотела что-то добавить, но запнулась. – Прощайте!

– Лана, постой! – он схватил ее за руку, забыв о том, что они стояли на виду, в холле колледжа. – Ты обещала подумать о моем предложении. Пойдем!

Он пошел в противоположную сторону от выхода, не отпуская руку Светланы. Ей ничего не оставалось, как последовать за ним. Они вошли в первый попавшийся пустой кабинет.

– Садись, – сказал Антон Денисович.

– Не хочу. Говорите, что хотели сказать!

– Мое предложение, ты забыла о нем? Я хочу на тебе жениться…

– Что это за предложение руки и сердца – в школьном кабинете, без цветов? Никакой романтики! – Лана хотела выйти, но не успела сделать и двух шагов, как Антон преградил ей путь, широко расставив руки:

– Не пущу!

– Пропустите меня!

– Нет, ни за что! – он все-таки опустил руки, но не отошел от двери.

Лана засмеялась.

– Антон Денисович, вы выглядите смешно!

Он через силу улыбнулся:

– Любовь может сделать из умного человека дурака…

– Вы должны прекратить меня преследовать, поймите наконец!

– Почему? Потому что ты боишься любви?

Стоит ли объяснять влюбленному мужчине, что она не боится любви, просто не верит в нее?

– Нет, не боюсь.

– А что тогда?

– Ничего. Отойдите от двери, – она оттолкнула его и вышла из кабинета.

– Лана, постой… – он двинулся за ней.

Но она уже вышла, в последний раз обернулась и взглянула на него. «Вот и все, мы с тобою расстаемся, думаю, навсегда». Антон Денисович стоял у двери и молча смотрел на нее.

Лана улыбнулась ему и даже помахала на прощание. Он все стоял и смотрел ей вслед, пока Лана не исчезла за углом. С каждой секундой его любовь уходила все дальше и дальше. Антон ощущал тупую боль в груди, словно его ударили прямо в сердце. И эта боль не утихнет еще долго…

Глава 4

Лана оказалась рядом с той церковью, на которую смотрела из окна колледжа сегодня утром. Взгляд ее упал на катафалк, за которым медленно ехал маленький автобус с затемненными стеклами и табличкой «Ритуал» на лобовом стекле. Кортеж остановился у ворот кладбища, служащие похоронного бюро сняли гроб с катафалка и опустили перед свежевырытой могилой. Рядом с гробом поставили три венка. На одном была надпись: «Спи, мой ангел. От мамы», на втором: «Никто тебя не заменит. От подруг», на третьем, без подписи: «Вернуть нельзя, забыть невозможно». Из автобуса начали выходить люди. Сначала мужчина в строгом костюме. Он помог следующей за ним женщине спуститься со ступеней. За ними следом медленно вышли остальные, полукругом встали у гроба. Лана впервые во взрослой жизни видела, как провожают мертвых в последний путь. Остановившись неподалеку, стояла и наблюдала за тем, как это происходит. Мужчина в костюме начал говорить.

– Агния… – он запнулся, вытер слезы, несколько раз глубоко вдохнул, стараясь успокоиться. – Извините… Агния, моя племянница, – это все, что было у нас с сестрой, – он посмотрел на заплаканную женщину в черном. – Такая безвременная смерть… Она еще ничего не успела… Какая невосполнимая утрата для нас… Лучшие всегда уходят первыми. Бог, – он посмотрел на небо, – забирает их к себе. Агния была и останется для всех нас ангелом.

Мать при этих словах зарыдала еще сильнее.

– Пусть земля будет ей пухом.

Второй выступила одна из подруг, видимо, самая смелая. Не каждый может собраться с силами в такой момент и что-то сказать об умершем среди его родных и близких. Она стояла минуты две, все никак не могла собраться с мыслями, потом, комкая в руке платок, сказала:

– Агния… Ты была нашей музой, а сейчас ты ангел на небе. Мы всегда будем помнить тебя… Агния, мы все тебя любим… Вернись, пожалуйста, – заплакала девушка.

– Сколько лет ей было? – вопрос невольно сорвался с губ Ланы. Стоящий неподвижно рядом мужчина отозвался:

– Девятнадцать. Это моя дочка сейчас говорит. Они с пяти лет дружили. Как же тяжело сейчас матери…

– Извините, что спрашиваю. Отчего она умерла? Такая молодая, моя ровесница.

– Злокачественная опухоль головного мозга, – вздохнул мужчина.

Лана ничего не сказала в ответ. Она смотрела, как гроб опустили в могилу, как дядя Агнии бросил первую лопату земли. Потом все остальные помогли ему, и в считаные минуты все было закончено. Люди стояли молча, думая о том, что смерть неизбежно коснется каждого из них, это всего лишь вопрос времени… Когда приходит момент уйти в иной мир, ничто уже его не отсрочит: ни деньги, ни связи, ни слезы близких и родных. Только молитва облегчает смерть, только молитва делает нас ближе к Всевышнему… Лане казалось, что это сон, что она находится в каком-то параллельном мире. Она вдруг представила себя на месте той девушки, которую только что похоронили. Вот она стоит, жива и здорова. Она посмотрела на свои руки и ноги – они двигаются, пошевелила пальцами. У нее есть планы на сегодня, на завтра, она дышит, живет, радуется и грустит… А та, другая, уже в могиле, и ничто уже никогда не вернет ее… А женщина в черном? Что она сейчас чувствует? «Я потеряла своих родителей – она потеряла свою дочь, – думала Лана. – Что сложнее пережить? Какая боль сильнее? Потеря родителей в двенадцать лет или потеря ребенка?» Ведь, по сути, как ни крути, и в первом, и во втором случае это невосполнимая утрата… Стоя там и наблюдая за похоронами, Лана решила для себя две вещи. Первое, необходимо прежде всего ценить свою жизнь, так как она в любой момент может оборваться. Второе, если ей в будущем придется написать завещание, там обязательно будет пункт: «Никто не должен произносить речей над моей могилой». Не нужно громких слов после того, как человек уже умер. Нужно ценить его, пока он жив. А если не ценили, то не стоит произносить теплых слов перед его телом.

– Вы с Агнией были подругами? Что-то я вас не помню, – к ней обращался молодой парень лет двадцати двух в черном костюме и шляпе. Светлана словно проснулась ото сна. Она посмотрела вокруг себя – у могилы никого не осталось, кроме нее и этого парня. Он стоял, опустив голову, по щекам медленно катились слезы. Там, куда падают слезы, потом вырастут самые красивые цветы. «Это будет божьим подарком, живым памятником нашей любви. Каждый раз, когда подует ветер, он унесет с собой этот аромат, и пусть его услышат другие влюбленные…»

– Нет, – ответила она.

– Теперь она в ином мире… – продолжал он. – Мы с ней встречались два года. Когда мы узнали про болезнь, она молчала три дня. Ничего не ела и ни с кем не разговаривала, даже со мной. Что бы мы ни делали, как бы ни старались развеселить ее, ничего не помогало. Потом я ей сказал, что тоже буду голодать, но и это не помогло. Она вообще была с характером, если что-то решила, отговорить было невозможно, – он выпрямился.

– И что потом?

– За три дня до смерти она сказала мне, что во сне увидела Бога, – он посмотрел на небо.

– Бога? – Лана задумалась. Именно сегодня все почему-то напоминало ей о Боге. Почему-то именно сегодня она обратила внимание на церковь, находящуюся в двух шагах от места, где она училась три года. Почему все происходит именно сегодня?!

– Я спросил ее, что он ей сказал. Бог не просто так снится… Она не ответила, просто улыбнулась. Так и не сказала ничего, умерла с улыбкой на лице.

– Мне очень жаль, – сказала она. – Меня зовут Лана.

– Меня Анри.

– Анри? Необычно…

– Это французское имя, моя мама – француженка, а папа русский.

– Ладно, до встречи, Анри, – она повернулась и пошла к церкви.

– Прощай, – произнес он ей вслед.

Церковь была с одним большим куполом, он сверкал на солнце, привлекая к себе взгляд. Вокруг был старый парк, заросший деревьями. Тут было много цветов, со всех сторон раздавалось пение птиц, порхали яркие бабочки. Это было похоже на оазис среди пустыни большого города. Лане казалось, что она попала в сказку наяву. В этом месте была какая-то особая атмосфера тепла и умиротворения, казалось, здесь присутствует сам Бог. Она не готова была увидеть среди каменных домов, рядом с кладбищем такую красоту. «Жаль, что я раньше не замечала всего этого, три года проходила мимо. А могла бы гулять здесь, в парке». Лана не могла оторвать глаза от этой красоты, чувствуя, как в душе устанавливается удивительное спокойствие, какого она никогда раньше не испытывала. Она думала о том, что эта молодая девушка, которую только что похоронили, уже в раю, ей там хорошо и спокойно. Лучше, чем многим живым. Анри сказал, она улыбалась, когда умирала… Она два раза обошла церковь и остановилась у входа, наблюдая за входящими и выходящими людьми. Среди них были и маленькие дети, это удивило её. Ей всегда казалось, что в церковь ходят только люди в возрасте, что, только прожив значительную часть своей жизни, человек начинает задумываться о Боге. А дети ведь еще безгрешны, им не за что просить прощения у Всевышнего. Лана решила зайти внутрь. Но, сделав пару шагов к двери, остановилась. «Зайти или нет?» Ее нерешительность опять дала о себе знать. «Нет, лучше потом. У меня и платка нет с собой». У входа, прислонившись к стене и опираясь на костыль, стоял бородатый мужчина в грязных лохмотьях с протянутой рукой. Руки его были удивительно аккуратными и ухоженными по сравнению с остальной внешностью. Выглядел он довольно странно: слишком большая голова, лохматая борода, глубоко посаженные глаза под огромным лбом, большие уши. Слишком короткое туловище и слишком длинные руки придавали ему сходство с обезьяной.

– Подайте мне, ради Христа, – между его синих губ блеснули золотые зубы.

– Что? – вздрогнула Лана. – Что вы хотите от меня?

– Подайте мне на хлеб что-нибудь. Сколько можете…

Лана остановилась и начала искать в своей сумке мелочь. В её маленькой сумочке лежали старый телефон Nokia (давно никто не звонил ей), сложенный листок бумаги, ручка, помада, сто пятьдесят рублей и новенький диплом. Сначала она пожалела мужчину с золотыми зубами, но потом пожалела себя. Сто пятьдесят рублей – это все, что у нее было. На временной работе зарплату она получает каждые три дня, как раз завтра вечером дадут следующую. Раньше из-за учебы она не могла устроиться на постоянную работу, но теперь может работать полноценно и больше зарабатывать. А пока все, что у нее есть, это сто пятьдесят рублей. И нужно продержаться до завтрашнего вечера.

– Нет у меня денег! – она быстро закрыла сумку. – И вообще, как вам не стыдно просить денег! Найдите себе работу! Я вам в дочки гожусь, нет, даже во внучки, а вы у меня просите на хлеб!

Мужчина даже не посмотрел в её сторону, видно, он не в первый раз слушал такие слова в свой адрес. Чуть поодаль прямо на земле на расстеленном грязном коврике сидела женщина лет шестидесяти. У нее было длинное, вытянутое лицо, это придавало ее облику что-то лошадиное, печальные больные глаза. Очень худая, больше похожая на призрак, чем на живого человека. В руках у нее была маленькая книга, она без остановки бормотала молитвы. Лана прислушалась, пытаясь разобрать слова, но не смогла. Женщина с лошадиным лицом не говорила, а почти шептала.

– Как тебя зовут? – Лана обернулась и увидела пожилого мужчину с седой бородой. Его глаза сияли, как два огонька, добрый взгляд, спокойный мягкий голос. Он был похож на человека не от мира сего, седые волосы и борода придавали ему вид доброго дедушки.

– Лана меня зовут, – сказала она.

– Лана, заходи! Тебя здесь никто не обидит. Здесь всем хватает места. Здесь исцеляется душа, уходят все печали. Надо только попробовать. Зайди… Ты вновь обретешь себя, будешь смотреть на жизнь по-другому… – он говорил медленно и тихо, его голос действовал на Светлану как гипноз.

– Нет, нет! Не хочу, я не хочу.

Она отвернулась и побежала прочь. Светлана не была уверена, что этот человек действительно живой, она подумала, что увидела перед собой умершего, который служил всю свою жизнь в этой церкви.

Глава 5

Лана решила зайти домой, показать всем диплом, а потом пойти погулять. «Все-таки мои уже, наверное, заждались меня. Может, как раз и помирятся…» Она еще надеялась, не понимая, что это всего лишь самообман… Ее приемные родители общались между собой, только когда ругались, в остальное время они избегали друг друга. Спали порознь, завтракали вместе, но в полном молчании, как в немом кино. Они жили, словно соперники в какой-то игре. Ни о каком доверии, искреннем общении не было и речи.

Лана была все еще под впечатлением от увиденного и, конечно, от того, что сегодня ей наконец выдали долгожданный диплом. Ей казалось, что она сбросила с себя тяжелые железные цепи, так долго тяготившие ее. Даже ее походка изменилась, спина выпрямилась, шаги стали легкими и непринужденными, дыхание – глубоким, полным надежды. Не торопясь, с высоко поднятой головой она шла к дому через старый мост, потом по узенькой тропинке мимо строящегося квартала. Рабочие в красной униформе и синих касках бегали туда-сюда, как муравьи, каждый был занят своим делом. Лана представляла, как она покупает квартиру в одном из этих новых домов рядом с парком. Одна комната будет спальней с большой кроватью под ажурным покрывалом, с белоснежной мебелью. Над кроватью будет висеть бра, чтобы можно было почитать перед сном. Представляла гостиную, совмещенную с кухней в классическом стиле с фарфором и столовым серебром, и встроенным кухонным гарнитуром. Кухня почему-то имела для нее особое значение, хоть Лана не особенно умела готовить. «Научусь и буду готовить для своего любимого человека», – подумала она.

Растворившись в своих мечтах, она даже не заметила, как дошла до дома. Во дворе стояла скорая помощь и машина милиции, старый уазик. У подъезда сидела пожилая женщина, перед ней на земле лежала её собака. Бабушка Валя была единственным человеком, кому была интересна жизнь Светланы. Лана, увидев всю эту картину, испугалась, в самое сердце кольнуло: «Вдруг это к нам? Может, наши поругались, и папа ударил маму? Нет, он не посмеет…» С многочисленными вопросами в голове она подошла к бабушке Вале.

– А, это ты, Лана? – спросила та своим прокуренным хриплым голосом.

– Да, это я. Милиция к нам пришла?

– Нет, успокойся. Ты знаешь, я близко вижу плохо, а вдаль – хорошо. Обычно я тебя узнаю по походке, а вот сегодня не смогла. Она у тебя другая.

Лана сразу же успокоилась, перешагнула через спящую собаку, мирно пускающую слюни, и обняла бабушку Валю, ощутив знакомый сильный запах табака.

– Моя ты девочка, как же я тебя люблю!

– И я вас люблю.

– А ты откуда такая счастливая возвращаешься? От тебя так и пахнет счастьем сегодня!

– Это так видно и слышно? Ну и нюх у вас, – ответила Лана, улыбаясь.

– Дочка, у тебя даже лицо изменилось. Я-то тебя не первый день знаю. Сегодня ты так и светишься и пахнешь, как желтый пион. С малых лет люблю этот запах, он такой нежный, ненавязчивый. И походка у тебя другая сегодня.

– Да, вы правы, бабушка Валя, я сегодня счастливая. Может, и правда от меня пахнет счастьем, только я этого не слышу… Я получила диплом сегодня.

– Да что ты?! Покажи-ка мне, я хочу посмотреть. Поздравляю тебя! – она еще раз обняла Лану. – Я помню, как ты мечтала об этом, три года пролетели, как три дня.

– Это для вас три дня, для меня это была вечность! Мне иногда казалось, что учеба не закончится никогда…

– Что такое три года, дочка? Ты молодая и красивая, вся жизнь впереди. Мы, старики, смотрим на жизнь по-другому. Вот ты сейчас, когда думаешь о будущем, планируешь как минимум на сорок лет вперед. За сорок лет можно многое успеть. А я, если и планирую будущее, то вечером это дожить до завтрака, а после завтрака, даст Бог, дожить до ужина. Вот так, – сказала она грустно. – Ну ладно, лучше покажи мне диплом.

– Вот. Он еще и красный, – Лана достала диплом из сумки и протянула бабушке Вале.

– Теперь хочу пойти учиться дальше, на врача, – с гордостью сказала она.

Бабушка Валя взяла диплом в руки, открыла, попыталась прочитать, что написано внутри.

– Нет, дочка, возраст дает о себе знать, глаза не видят. А очки дома забыла. Ты прочитай для меня.

Лана забрала диплом и быстро прочла все, что там было написано.

– Ну вот, я уже взрослая, – она положила диплом в сумку.

– Ты всегда была взрослая. Дети, которые растут без родителей, они взрослее, чем их ровесники.

Бабушка Валя знала, что Лана живет не с родителями, а с дальними родственниками своей матери. После трагической смерти мамы и папы государство назначило их опекунами. За опекунство они получали неплохие деньги.

– Почему? – спросила Лана.

– Им приходится решать свои проблемы самостоятельно. Таким образом, они быстрее взрослеют. Моё сердце наполняется жалостью, когда я представляю, что они вынесли за свою детскую жизнь!

– Понятно. Значит, я такой не родилась, а стала, – вздохнула Лана.

Тут из подъезда поспешно вышли двое мужчин: капитан полиции в форме и сосед с верхнего этажа Виктор. Они остановились у дверей.

– Вы можете ещё раз рассказать нам, как все было? – спросил капитан у соседа. Тому было лет пятьдесят, бородатый, с густыми бровями.

– Я все уже рассказал и даже написал вашему коллеге.

– Мне тоже расскажите! – потребовал полицейский. Голос у него был хриплый, словно простуженный.

– Покурить можно?

– Да.

– Тогда угостите меня, сигареты оставил в квартире. Только купил и забыл, – недовольно сказал мужчина, нахмурив свои густые брови.

– Я не курю.

– Черт! Давайте по делу тогда!

– Слушаю.

– Я возвращался из магазина, купил хлеб и сигареты. Здесь недалеко есть маленький магазин, напротив нашего дома. Вот там, – он махнул рукой в сторону магазина. Капитан кивнул головой в знак понимания. – Ну вот… Стою, жду лифт. И слышу: собака у покойного соседа лает не переставая. Такое впервые у них, никогда она так не лаяла, да, баба Валя?

– Да, Виктор, – подтвердила бабушка Валя. Лана по привычке сидела с полуоткрытым ртом и слушала.

– Так вот, я забеспокоился и начал звонить в дверь. Минуты две звонил без остановки, но никто не открыл, и собака не успокаивалась.

– Потом что?

– Не дождавшись ответа, я толкнул дверь – она была открыта. Дверь со скрипом открылась, и собака пулей выбежала на улицу. Честно говоря, я испугался.

– Потом? – капитан сверлил Виктора взглядом.

– Мне кажется, это было очень мучительно… – он задумчиво поскрёб затылок.

– Что именно?

– Ну… Он висел в петле…

– Говорите только по факту, воздержитесь от высказывания своих мнений. Берегите свои нервы и моё время, у меня его очень мало.

– Хорошо, – недовольно пробурчал Виктор.

– Тогда рассказывайте дальше.

– Ну, я увидел, что в коридоре никого нет, начал звать, спрашивать, есть ли кто-нибудь… В ответ тишина… Простояв пару секунд, я решился войти в комнату (у него однокомнатная квартира). Там было почти совсем темно. Когда я вошел и разглядел, то ужаснулся от того, что увидел. Висит мой сосед в петле… Плохо, что вы не курите…

– Послушайте, Виктор, вы единственный свидетель, а я из вас слова, как щипцами, вытаскиваю… Теперь вы остановились на самом важном месте, и вам стало жалко не мертвого соседа, а того, что я не курю. Что дальше было?! Вы знаете, что обязаны все рассказать о произошедшем? Умер человек, и уже пора начать расследование!

– Не кричите на меня, я тоже нервничаю, как и вы, – пробормотал Виктор сквозь зубы и отвернулся от капитана.

Тот бросил на него быстрый взгляд, выражение его лица изменилось, он подошёл почти вплотную и угрожающе прошептал:

– Советую не нервировать меня. Иначе заберу в отделение, там тебе быстро объяснят, как надо разговаривать с сотрудниками ОВД, поверь моему опыту. Даже немые у нас начинают говорить после дубинки или бутылки из-под шампанского… Понимаешь?

– Да, понимаю, – у Виктора от страха задрожал подбородок, и по спине тоже пошла дрожь. Он нехотя кивнул головой, затем снова заговорил: – Сначала я был в ступоре, не знал, что делать, потом попытался вынуть его из петли, но не смог, он был такой тяжёлый… – по его лицу было видно, что мысли лихорадочно мечутся в голове.

– Дальше? Вы сразу вызвали нас? – капитан бросил на него быстрый взгляд.

– Да, разумеется…

– Расскажите, что было дальше.

– Я вызвал вас, полицию, и все. Ничего не трогал в квартире, я здесь ни при чём!

– Это мы будем сами проверять, трогали или нет. Последний вопрос…

– Слушаю, – нахмурился Виктор.

– Есть у него родственники? Знаете вы их?

– У всех у нас есть родственники, у вас, например, есть?

– Отвечайте на заданный вопрос! Вы его хорошо знали?

– Не очень. Насколько я знаю, жил он безбедно, имел какие-то доходы. Мы, соседи, постепенно привыкли к нему, никто не знал, откуда он взялся, почему поселился здесь, в нашем доме.

– И давно он жил здесь?

– Да лет семь уже, наверно… Он всегда был жизнерадостный, всегда с улыбкой… Насчет родственников – я лично никого не знаю. Баба Валя, вы знали родственников Петра?

– Нет, – ответила бабушка Валя.

– Вот видите, и она не знает.

Бабушка Валя, подтвердив слова Виктора, повернулась к Светлане, якобы разговор ее больше не интересовал, но тем не менее продолжала прислушиваться.

– Ладно, – сказал капитан. – Я зайду дня через два-три. Только смотрите, не делайте глупостей.

– Вы это о чем?

– Я же сказал, вы единственный свидетель. Имею в виду, пока никуда не уезжайте из города.

– Да-да. Как скажете, гражданин начальник, – он покачал головой. – Надо же друг другу помогать.

– Вот именно, – сквозь зубы ответил капитан и пошёл в сторону машины.

– Витюш, иди-ка сюда, – позвала любопытная бабушка Валя.

– Здравствуйте, бабушка Валя!

– Добрый день, Виктор. Виделись же…

– Здравствуй, Лана.

– Здравствуйте, дядя Виктор.

– Что там случилось? Неужели Пётр повесился? – спросила бабушка Валя слишком спокойно, как будто умер котёнок, а не человек.

– Похоже, да. Вы же слышали все, что я говорил этому менту?

– Да, конечно.

– Ну вот, ничего добавить не могу… Угостите сигаретой?

– Бери, – бабушка Валя достала и для себя сигарету, решив покурить за компанию с соседом.

– Вы еще тут посидите? – спросила Лана.

– Да, я посижу. Да и собачка моя спит, торопиться мне некуда.

– Тогда я пойду домой и покажу диплом родителям.

– Нет, посиди со мной чуть-чуть, пожалуйста! – бабушка Валя чиркнула спичкой. – Так скучно одной… С тех пор как дети стали взрослыми, я им стала не нужна. У них своя жизнь, семьи, им не до меня. Я, конечно, их понимаю, но хочется, чтобы они хоть раз в неделю звонили мне, интересовались хотя бы, жива ли я еще, не нужно ли мне чего… Может, я упала и сломала ногу и даже по нужде сама не могу сходить. В молодости мы о таких вещах не думаем, не можем поставить себя на место старых людей. А только заикнусь на эту тему, они мне сразу: «Мам, ну ты же не чужая, позвони, скажи, все, что нужно, мы сделаем». Ну как мне до них достучаться?

Лана пожала плечами.

– Мне что, звонить им каждому и просить поинтересоваться моими делами? – баба Валя улыбнулась и достала очередную сигарету. – Иногда так хочется, чтобы позвонили, даже подхожу к телефону, проверяю, работает или нет. Сначала казалось, что, раз дети не звонят, значит, телефон не работает, другой причины и быть не может.

– Да, Светлана, посиди еще с нашей бабушкой, мне надо себе пивка на вечер купить, – поднялся Виктор со скамейки. – Вечером по центральному каналу футбол, – он довольно потер руки.

– Ты что такой довольный, Виктор? – спросила бабушка Валя.

– Нравится, как наша московская команда играет, ну прямо как в молодости.

– В твоей молодости? Или их? Ты явно на футболиста не похож!

– Да нет… Как в моей молодости… Я еще с тех пор футбол обожаю!

– Сам-то любил играть?

– Нет, зато я в теории все знаю, а вот практики нет, к сожалению, – он улыбнулся.

– Понятно.

– Я пойду, бабушка Валя. Вы здесь со Светланой поболтайте, раз детям вашим не до вас.

– Иди уже, не твоё дело, с кем буду я болтать. Дурак!

Виктор быстрыми шагами ушёл.

– Вот больной на всю голову! Всю жизнь просит у всех сигареты, не работает, живет за счет родителей. Хотя они немолодые уже… Дети такие неблагодарные, я сама жила только ради них, отказалась от карьеры, потому что хотела воспитать из них достойных людей для себя и для общества. Мне, конечно, частично это удалось, но только для общества, не для себя. А я, между прочим, окончила Ленинградский государственный университет, факультет журналистики.

– Что вы! – удивилась Лана.

– Да, моя дорогая. Даже три с половиной года работала на центральном телевидении. Потом вышла замуж, пошли дети. Я все еще помню, как ночами не спала, а только заснешь – нужно вставать, провожать мужа на работу, готовить ему завтрак. Для мужчин ведь это очень важно. Я, полусонная, готовила ему чай, бутерброды, а в голове только одно: как только он за дверь, я заберусь обратно в теплую постель, только бы дети не проснулись еще полчасика! И тут-то просыпается старшая дочка, плачет: ей приснилась черная коза с большими рогами. Надо лечь рядом с ней, успокоить… Потом она мне как-то призналась, что специально все выдумывала… Вот так и проходят дни, пока птенцы не вылетят из гнезда…

– А что потом?

– Дальше – хуже, дети взрослеют, начинают показывать свой характер, все делают наперекор, а ты сначала все списываешь на переходный возраст, думаешь, со временем пройдет, а потом привыкаешь и принимаешь это как норму. У нас был учитель труда, уже не помню его имени. Так вот, он всегда говорил, что по ребенку с малых лет видно, глуп он или умен. И еще он говорил так: «Сначала мы не обращаем внимания на их выходки, потому что они маленькие, потом из-за того, что называется „переходным возрастом“. А потом уже ничего невозможно исправить». Вот сейчас я наконец понимаю смысл этих слов. Дети, повзрослев, разлетаются в разные стороны, а ты, посвятив себя им, постепенно теряешь все: молодость, карьеру, друзей. И самое обидное, что ничего уже нельзя вернуть. Приходится примириться с суровой реальностью и жить дальше. Но силы уже ушли, ноги уже не так твердо стоят на земле, колени трясутся, и тебе кажется, что так было всегда. Теперь у меня только вот эта собака, я иногда разговариваю с ней, и, знаешь, мне кажется, она меня понимает больше, чем мои дети, – она улыбалась, несмотря на горечь своих слов.

– Бабушка Валя, я все хочу вас спросить. Как у вас получается всегда улыбаться, когда о грустном рассказываете? – Лане казалось, что грусть и улыбка, как день и ночь, вместе быть не могут.

– Лана, не знаю, поймешь ты меня или нет… За каждой улыбкой скрывается печаль, тоска, скорбь… Понимаешь?

Светлана молчала, она не знала, что сказать, и вообще не понимала, о чем говорит бабушка Валя. Как можно смеяться и в то же время грустить?

– Ну, что ты замолчала?

– Я, наверно, пойду, – Лана поднялась с места.

– Иди уже…

Лана вошла в подъезд и вызвала лифт. Пока он поднимался, она снова достала диплом из сумки, держа его двумя руками, как хрупкую вазу. Это была её первая в жизни заслуга и награда. Она хотела, чтобы родители сразу увидели диплом в ее руках, когда она войдет в квартиру. Выйдя из лифта, Лана остановилась, чувствуя, что волнуется, словно перед экзаменом. Стоя на лестничной площадке перед дверью в свою квартиру, она ждала, пока утихнет странное внутреннее беспокойство. Потрепанная деревянная дверь коричневого цвета была знакома ей с двенадцати лет. На двери висел пустой почтовый ящик с номером двадцать три. Ей казалось, что за этой дверью никогда не было счастья. Зато несчастья – в избытке. Каждый квадратный сантиметр в этой квартире был для нее километром несчастья. Но надежда умирает последней, она все-таки верила, что её праздник станет общим, семейным. Что после сегодняшнего дня её приемные родители примут Светлану как родную дочку, больше не будут ругаться и выяснять отношения. Лана уже хотела нажать кнопку звонка, но остановилась, услышав голос своей приемной матери.

– Тихо!!! Сейчас придёт Лана, давай хоть сегодня не портить ей праздник!

Затем послышались быстрые шаги, кажется, она из коридора прошла на кухню.

– Заткнись! – раздался в ответ ленивый голос отчима. – А что, я неправ? Она уже достаточно взрослая, пусть идёт работать! Я не могу её кормить и одевать всю жизнь. Мне скоро на пенсию, а я все ещё работаю! Вкалываю каждый день, ради чего? Мне тоже нужен отдых, как и всем! Мои коллеги каждый год по два раза бывают за границей, я тоже хочу. Имею право на это!!!

– Где работать? Она же только получила диплом! Устроилась на временную работу, там платят в два раза меньше, чем остальным. Думаю, она потом будет получать больше и начнёт помогать нам.

– В два раза меньше – это еще почему? – пьяно возмутился Костя, отчим Ланы.

– Да потому что она была студенткой, идиот! Тебе, конечно, это в голову не пришло? Тебе же ни до чего нет дела, ни до нее, ни до меня… Пьяный все время, нормально поговорить с тобой невозможно. Сидишь тут, мечтаешь посетить Европу, а может, хочешь на Мальдивах отдыхать? И скажи мне, где ты каждый день работаешь? В ларьке напротив нашего дома? Ходишь пиво пить, как на работу…

Лана услышала звук бьющейся посуды, затем еще раз. Она почувствовала, как ее сердце забилось быстрее, во рту пересохло от волнения, руки вспотели. Она прижалась к двери и закрыла глаза. Из коридора донесся голос отчима:

– Пусть идет на панель, туда и без диплома берут! А что, она молодая и красивая. Пусть зарабатывает для нас, мы уже достаточно ее кормим! Мне на пиво не хватает постоянно…

«Нет… Нет, пожалуйста, не говори так! Я же вас люблю, зачем ты так со мной!!» Она сжала кулаки, хотела постучать в дверь, закричать, но удержалась.

– Закрой рот! Вдруг она услышит! Псих, балбес недоделанный…

Но Лана уже не хотела ничего больше слушать. Она в отчаянии присела прямо возле двери и зарыдала. Еще только утром она подумала, что сегодня особенный день, сегодня могут произойти любые чудеса. Она плакала не от обиды на приемных родителей или на слова отчима. Была жуткая обида на свою судьбу и на отсутствие счастья. Она плакала от потери чего-то, чего у неё не было. Как глупо. Глупо горевать о том, чего не было: о несбывшихся надеждах, разбитых мечтах, обманутых ожиданиях. Судьба словно каждый раз испытывала её на прочность. Как будто проверяла, сдастся Лана или нет. Но Лана любила жизнь и сдаваться не собиралась. Хотя моментами было очень тяжело… Лана хотела вытереть слезы, взгляд упал на диплом в ее руке. Так бы и выбросила его из окна! Все оказалось не так, как она думала, чудес не бывает! Она открыла сумку, достала ручку и лист бумаги, присела на подоконник и стала писать. «Я ухожу из этой проклятой квартиры и от вас, мама и папа. За все это время вы так и не смогли полюбить меня… Я так и не стала вам дочкой и уже не стану никогда. Вы сделали все, чтобы я отвернулась от вас. Я ненавижу дверь нашей квартиры, ненавижу цифру двадцать три на этой двери, ненавижу звук разбитой посуды! И наконец, я ненавижу вас, мои дорогие родители. Думаю, нам всем будет легче друг без друга. Прощайте». Она два раза перечитала записку, подписалась, бросила ее в почтовый ящик и стала спускаться по лестнице. Лифт ждать не хотелось, ей не хватало воздуха. Наконец-то удалось высказать то, что мучило ее долгие годы!