Читать книгу: «Обороти меня. Часть 3. Назорей», страница 2

«Что с тобой случилось, Таира?» – мысленно спросила она у своего отраженья и улыбнулась сама себе. В ответ ее отражение озарила самая светлая улыбка, которую только можно было себе представить.

Раздался топот четырех пар ног, сначала вниз по лестнице, затем по коридору, а затем в комнату вбежал главврач и с ним три ассистента, два из которых, как оказалось позже, присутствовали на ее операции.

Подбежав к Таире и бесцеремонно повернув ее к себе, врач еще раз заглянул ей в лицо, чтобы убедиться, что увиденное им утром ему не померещилось и, обратившись к вошедшим с ним вместе людям, сказал:

– Смотрите, господа. Выдели ли вы что-нибудь подобное? Потрясающе, не правда ли? Что скажете?

– Превосходный результат, доктор, – ответил один из них.

– Превосходный результат?! – воскликнул главврач. – Да это не просто результат! Это, знаете, уму непостижимо!

– Да, учитывая степень поражения, регенерация у нее превосходная, – согласился другой.

– Господа, я думаю, вы не понимаете, о чем вы говорите. Такое восстановление невозможно. Во всяком случае, за всю свою врачебную практику, я такого никогда не видел.

Он снова посмотрел на Таиру:

– Ты точно ничего не делала с собой в эту ночь? – спросил врач, продолжая смотреть на нее широко раскрытыми удивленными глазами. – Ты просто спала?

– Да… п-просто с-спала… а… ч-что, я что-то действительно м-могла с собой сделать? – естественным образом чуть заикаясь, ответила она и подумала:

«Так я вам и рассказала, что я делала и где была».

– Хм, в самом деле… глупый вопрос. Что может сделать с собой хрупкая девушка, которой обварили лицо? – Несколько растерянно спросил, ни к кому не обращаясь, врач и, немного помедлив, задумчиво продолжил: – Что ж, похоже, твой отец получил то самое чудо, о котором он просил. Думаю, что я пойду и сообщу ему эту радостную новость. Ты как себя чувствуешь? Слабости, недомогания нет?

– Нет, – отрицательно мотнула головой Таира.

– Ну, что ж. Тогда, мы тебя сегодня же выписываем. Тем более, что Новый год на носу. – Он поднял с пола уроненный им впопыхах журнал, сунул его под мышку и радостно вышел из палаты в сопровождение остальных, а Таира снова подошла к зеркалу, чтобы получше себя разглядеть и привыкнуть к своему новому обличию.

«Что ж, – улыбнулась она и кокетливо подмигнула своему отражению, – вот теперь можно и к людям».

* * *

С внутренним содроганием колдун наблюдал за тем, как Тенниус читает его рапорт. Брови мага то хмурились, то взлетали вверх, но было уже понятно, что ничего хорошего после того, как рапорт будет прочтен, Алексу ожидать не придется.

– Ну-с, и что вы думаете, вас после этого ожидает, милейший? – спросил маг после прочтения.

Внутренность колдуна сжалась. Он знал, что в тех редких случаях, когда Тенниус говорил подобным образом, это могло означать самое суровое наказание, которое только предусмотрено в подобных случаях.

– Вы понимаете, какой ваша оплошность означает убыток для нашего общего дела? – тем же тоном спросил маг.

Не поднимая глаз, Алекс кивнул.

– Вы же отдаете себе отчет, какие затраты несет наша организация, чтобы подготовить хотя бы одного агента такого уровня как 213-й? – постепенно ужесточая интонацию, снова спросил Тенниус, в то время как колдун, продолжая кивать, все больше вжимал голову в плечи.

Выдержав многозначительную паузу, маг дождался, когда колдун все-таки осмелится поднять на него глаза, и вдруг резко взмахнул руками, и в тот же миг превратился в птеродактиля раза в полтора большего размера, чем стоящий перед ним человек.

Вскрикнув в ужасе, Алекс упал перед чудовищем на колени и взмолился надрывным скулящим голосом:

– Смилуйтесь, господин! Я сделаю все, что вы прикажете, только смилуйтесь надо мной. Не убивайте меня! Умоляю, не убивайте!

Птеродактиль издал злобное шипение, вытянув длинную шею в сторону дрожащего перед ним человеческого существа, и сквозь это шипение зловеще проговорил:

– Жалкий заморыш! Что ты теперь можешь сделать? Ты упустил свой шанс.

Он безжалостно пнул Алекса в живот четырехпалой когтистой лапой, сжатой в кулак. Взвизгнув, колдун беспомощно отлетел в угол, и распростерся на полу, закрыв голову руками.

Да, он тоже мог превратиться в большого и страшного змея, и может быть даже, близкого по размерам к тому летучему ящеру, которым сейчас стал хозяин, но нет, он никогда бы не посмел сделать это и бросить вызов мастеру. К тому же он понимал, что если он сделает это, то его ждет неминуемая смерть, как бунтаря. А так, может быть, он все же сумеет снискать милость и, хотя бы останется в живых.

Снова издав шипение, злобная рептилия вытянула шею и выпустила из открытой пасти струю синего пламени, похожую на ту, которая исходит из сопла газовой горелки. Огонь достиг ладоней колдуна, закрывающих его голову и обжег их. Если бы не эти ладони, Алекс, скорее всего, лишился бы большей части волос на голове, а так он только заскулил, как щенок, получивший болезненный пинок, но остался неподвижно лежать, распростершись ниц.

Щелкнув зубами, ящер сложил крылья и снова превратился в человека.

С презрением посмотрев в сторону рыдающего и дрожащего колдуна, Тенниус плюнул и сказал своим обычным голосом:

– Встань и отправляйся на плаху. Пройдешь пять кругов, и тогда я посмотрю, что с тобой делать.

С этими словами маг исчез с треском электрического разряда, как бы растворившись в воздухе, а Алекс, еще какое-то время, поскуливая, лежал на полу, и лишь, окончательно убедившись, что мастер ушел, поднялся, отряхнулся и, глубоко вздохнув, отправился в помещение для обрядов. Там, встав на середину пентаграммы, он послушно прочитал нужное заклинание и точно так же, как и его хозяин, исчез, появившись в то же мгновение в другом обрядовом помещении в одном из подземных корпусов НИИЯТ, где его уже ожидал огромный чернокожий палач высотой почти под три метра. Посмотрев на этого исполина, колдун внутренне содрогнулся и смиренно опустив голову, своей раскрытой ладонью показал ему цифру пять, продолжая исподлобья наблюдать за палачом. Они поняли друг друга без слов, и великан молча указал ему на одну из многих дверей вдоль коридора. Направившись к ней, Алекс стал сомневаться, что, может быть, ему стоило лучше предпочесть смерть. Он много слышал о том, что его ждет на пяти кругах мучений, но это все же означало, что после окончания наказания ему сохранят жизнь, потому что все колдуны, с которыми ему довелось общаться из тех, кто был здесь до него, все-таки остались живы и считали, что это лучшая участь чем преисподняя.

Палач отворил дверь, откуда на колдуна пахнуло запахом затхлости и смрада, и со злорадным смехом толкнул его внутрь.

* * *

Стоя у окна, Петр увидел, как в конце улицы, ведущей к его дому, появился свет фар приближающейся машины. Он накинул меховую куртку, надел шапку и тихо, чтобы не разбудить никого в доме, вышел во двор. Через мгновение Уазик Данилина, скрипя шинами по снегу, остановился перед ним.

Петр запрыгнул внутрь фургона и обратил внимание, что вместе с полковником внутри находятся еще два вооруженных снайперскими винтовками офицера.

Петр пожал руку друга и вопросительно скосил глаза в сторону снайперов.

– Я почему-то решил, что сегодня нам не помешает прикрытие. Какое-то нехорошее предчувствие, знаешь.

Особист пожал плечами.

– Я только за, но, как им объяснить, в кого стрелять?

– Стрелять будем в зверей, особенно в необычно крупных волков, если таковые появятся, – ответил Данилин, чуть повысив голос, чтобы его услышали стрелки, и таким тоном, будто стрелять в волков было самым обычным делом.

У Петра возникло ощущение де-жа-вю. За прошедшие сутки выпал снег, и теперь его вчерашний сон удивительным образом совпадал с видимой им реальностью.

– Вот, сюда, – показал он на тот самый поворот, который видел во сне, несмотря на то, что они с комендантом уже побывали здесь вчера.

– Я помню, – ответил Данилин и свернул.

Через какое-то время они доехали до того места, где заканчивались жилые дома, и остановились на некоем пустыре, за которым начиналась вереница сараев, а за ними в конце проема между строениями было отчетливо видно городскую стену.

Дальше проехать было нельзя. Все трое вышли из машины, и Данилин заглушил двигатель.

Снег, покрывающий ровным слоем все, что можно было покрыть, искрился мириадами искр в свете уличных фонарей. Вокруг царила такая тишина, что можно было слышать биение собственного сердца и пульсирующий шум крови, бегущей по венам. Темное беззвездное небо, казалось, поглощало собой все звуки, и обычный хруст снега под ногами казался настолько громким, что двигаться не хотелось.

– Вон там рядом с тем местом есть дерево, одна ветвь которого доходит почти до стены, – сказал особист тихим шепотом и указал рукой в нужном направлении.

– Я помню, Петр, – снова ответил Данилин, сдержанно кашлянул и, говоря так же тихо, как и его друг, предположил: – А что, если это будет не сегодня? Может быть, мы тогда успеем спилить эту ветвь? Давай я смотаюсь за бензопилой и стремянкой, возьму пару-тройку солдат, и мы доедем почти до самого этого места снаружи через южные ворота, а вы останьтесь здесь и караульте, чтобы за это время никакая тварь не перелезла через стену.

Два снайпера молча переглянулись и, кивнув как ни в чем не бывало, отправились к стене с винтовками наготове, а Данилин спросил, обращаясь к Петру:

– Ну, так что?

Петр кивнул и, хотя у него не было внутреннего согласия с тем, что предложил подполковник, почему-то ответил:

– Давай. Хуже не будет.

– Оружие взял? – зачем-то спросил комендант.

Особист молча хлопнул себя по кобуре.

Данилин окинул его и двух офицеров критическим взглядом, и спросил:

– Справитесь, если что?

Пожав плечами, Петр ответил:

– А что, есть выбор?

– Ладно, понял. Я пошлю вам поддержку.

С этими словами подполковник быстро залез в машину.

Уазик взревел, а Петр, догнав офицеров, дошел с ними до конца сараев и, показав на какую-то заснеженную насыпь, сказал:

– Вот здесь он может перепрыгнуть, и скрыться за этой горкой.

Один из офицеров учтиво, спокойно, без какого-либо сарказма, но с явным интересом спросил:

– Петр Иванович, а можно спросить, кто именно?

Чуть замявшись, особист ответил:

– Это довольно-таки трудно объяснить… э-э… в общем, не сочтите за бред, парни, но ожидаемая цель, это очень крупный волк, который может перепрыгнуть через стену во-от в этом месте.

* * *

Канни бежал легкой трусцой, не чувствуя ни усталости, ни боли. В желудке было приятно от ощущения сытости после недавно съеденной косули. На шее в том месте, где находился датчик, было все спокойно, как будто про него все забыли и больше не хотят с ним иметь дело. Он, конечно, понимал, что не в их правилах просто так оставлять своих агентов, и поэтому был начеку, ожидая, что ситуация может измениться в любой момент. Но, как ни странно, он совсем не боялся возможных последствий его непослушания Алексу. Ему было далеко не все равно, как отнесутся к его поступку остальные из вышестоящих начальников, но Канни прекрасно понимал, что имеет дело с очень могущественной системой, которая при желании может уничтожить его в любой момент. Пока датчик на нем, любой из магов знал, где он, и мог при желании телепортироваться и оказаться рядом. Оборотень достаточно хорошо их знал, чтобы после всего произошедшего тешить себя пустыми надеждами на добрый исход. Да, он сумел справиться с ужасной болью, исходящей из датчика, но при этом был уверен, что у начальства наверняка есть какой-то способ, чтобы его обуздать. Поскольку это был первый такой инцидент в его жизни, Канни решил пока следовать данному ему приказу, и все-таки разыскать злополучного водителя ауди и прикончить его. Так, по крайней мере, он сможет показать свое послушание системе, и попробовать преподнести свой поступок, как острое несогласие с вышестоящим начальником, и не более того.

Не оставляя мечту о том, что когда-нибудь он все-таки избавится от имплантата, оборотень решил, что пока он не знает, как это сделать, ему лучше сосредоточиться на выполнении задания, тем более, что согласно приказу, он, в общем-то, может оставить искомый объект в живых.

Холмский был уже совсем рядом, и интуиция подсказывала Канни, что, хоть он и встретится там со старшим братом, убить этого человека ему снова не удастся. Приближение чьей-либо смерти он обычно всегда чувствовал безошибочно.

И все же что-то особенное при этой встрече должно было произойти!

Что это будет, и как именно это произойдет, оборотень сказать не мог, как не мог он и сказать, как он это предчувствовал. Все его существо так и рвалось вперед от предвкушения чего-то очень важного и нужного в его жизни.

Ветер, хоть и не сильный, уверенно дул в сторону города, и это был один из тех редких случаев, когда Канни не мог понять по запаху, что происходит за стеной. Поэтому ему пришлось подойти поближе и полагаться на свое не очень острое волчье зрение. Вскоре он увидел, что город был охраняем, и к тому же, как и следовало ожидать, окружен высокой стеной с колючей проволокой. Высота ограждения вместе с натянутой поверху колючей проволокой оказалась выше той, через которую он мог бы просто перепрыгнуть, поэтому нужно было найти какую-то возвышенность, с которой он мог бы преодолеть данное препятствие.

Время было самое что ни на есть подходящее. Обычно в такой ранний утренний час тьма была самой глубокой, и все спали крепким сном.

Откуда-то издалека до него донесся шум мотора и приглушенные людские голоса. Неожиданный порыв ветра сбоку принес ему запах городских ворот и какого-то оружия.

«Это явно какой-то военный городок», – подумал он и решил повернуть влево, в противоположную от ворот сторону.

Не очень широкая лесополоса, окружающая город с той стороны, где находился Канни, отступала от бетонной стены на несколько метров, что не позволяло ему подойти к ней незамеченным, особенно, если на стене были установлены какие-нибудь камеры наблюдения, которых он, по крайней мере пока, не заметил ни одной. Однако это не означало, что их нет вообще, и поэтому было неразумно, передвигаться по открытой местности. Оценив обстановку, оборотень быстро побежал вдоль стены под прикрытием деревьев, ища удобного места.

К своему сожалению, из-за погодных условий он никак не мог просканировать, что творится за пределами городского ограждения, которое было очень похоже на тюремное, но он был уверен, что в это время суток на улицах нет не души, за исключением, может быть, какой-нибудь дежурной военной машины, шум двигателя которой он периодически слышал вдалеке, слишком незначительный, чтобы беспокоиться по этому поводу.

Пробежав вдоль стены несколько километров, Канни наконец увидел огромное дерево, одна из могучих ветвей которого простиралась в сторону города. Мгновенно рассчитав в своей голове траекторию, оборотень ускорил шаг, сделал мощный скачок, приземлился на ветвь и, оттолкнувшись от нее, прыгнул в сторону городской стены…

Колючая проволока приближалась к нему как в замедленной съемке, но расчет был верный, и он, не касаясь ее, сумел пролететь над бетонным ограждением. Однако, как только он увидел, куда приземлится, ему в нос ударил характерный запах испуганных, но решительно настроенных вооруженных людей, явно ожидающих его, за некоей заснеженной насыпью с противоположной стороны…

* * *

Услышав ответ Петра, снайперы переглянулись, и снова перевели глаза на особиста. Второй кашлянул и спросил:

– Не сочтите за неуважение, Петр Иванович, но это очень странное заявление. Откуда вы знаете, что в этом месте через стену может перепрыгнуть огромный волк? И… почему, вдруг, это может быть настолько опасно?

Петра начало ужасно раздражать присутствие этих парней, и тем более, что он не собирался посвящать их в подробности своего дела. Не находя возможным объяснить им все происходящее, он уже начал сомневаться, что было правильно со стороны Данилина, брать с собой этих двух. Он понимал, что случившееся с ним, если на это посмотреть со стороны, имеет слишком много всяких «но», из-за которых все это можно сочти за полнейший бред, поэтому он просто кашлянул и, приложив палец к губам, сказал с полной серьезностью:

– Как-нибудь потом, ребята. Если я правильно понимаю, – он посмотрел на часы, – то мы в нужном месте и в нужное время, поэтому, если это произойдет сегодня, давайте просто выполним приказ.

Оба снайпера совершенно одинаково пожали плечами и, отвернувшись от Петра, взяли винтовки на изготовку.

Особист решил, что ему тоже не помешает достать из кобуры пистолет, но, как только он это подумал, раздался какой-то шум, и над стеной взвился огромный черный лохматый страшный рычащий волк.

Опешившие и испуганные снайперы стали стрелять, но ни один из них не мог попасть в гигантского зверя, слишком неожиданными для них были его размеры, слишком неправдоподобным казалось происходящее, слишком страшно он рычал, слишком сильно они были удивлены.

Но Петр, который был предупрежден свыше и готовился к этой встрече заранее, хорошо знал, что ему ожидать. Не растерявшись, он молниеносно выхватил пистолет и уверенно направил его на фигуру громадного зверя.

И тут снова произошло это…

Он нажал на курок, но выстрел не прозвучал.

Однако он видел, как из дула пистолета медленно вылетела пуля, и вслед за ней сноп пламени.

Снова выстрел… Другой… Третий…

В полной тишине он смотрел на то, как пули медленно летят, оставляя за собой спиралевидный след, и вонзаются в темное тело оборотня, выбивая из него брызги крови, в то время как зверь, широко раскрыв клыкастую пасть, и растопырив лапы, еще медленнее приближался к занесенной снегом земле.

…Страшный рев неожиданно ворвался в его сознание, когда оборотень, вдруг ускорившись, приземлился на все четыре конечности, но споткнулся и, упав навзничь, прокатился кубарем по снегу. После чего он вскочил и, сделав пару неверных шагов, довольно резво бросился по направлению к гаражам.

Петр попытался выстрелить ему вслед, как, впрочем, и снайперы, но больше ни одна пуля не попала в цель. Несколько секунд, и страшный зверь скрылся из виду.

«Он бежит ко мне в дом!» – мелькнула мысль у Петра, и он с криком: «За ни-и-им!» бросился вдогонку гиганту.

В сопровождении двух снайперов он вбежал в узкое пространство между гаражами, видя в нескольких десятках метров впереди темный силуэт оборотня.

Зверь замедлил ход, и особист подумал, было, что тот слабеет и сейчас упадет замертво. Однако его предположение было ошибочным. Огромный волк внезапно остановился как вкопанный, резко развернулся и побежал навстречу своим преследователям. Опешив от столь неожиданного действия, снайперы с криком бросились бежать, и только Петр не поддался их испугу и, мгновенно остановившись, поднял пистолет, готовый встретить своего врага лицом к лицу.

Гигант сделал несколько прыжков и… остановился напротив особиста.

Миг!

Их взгляды встретились, и молодой офицер подумал, что вот так, наверное, смотрит на тебя твоя смерть. Ведь, если эту тварь не свалили столько пуль прямого попадания, то, наверное, сейчас ему, Петру, придется-таки принять свою неминуемую смерть. И он не отступил, а твердо расставив ноги, упрямо встретил этот тяжелый взгляд налитых кровью огромных злых и удивительно умных глаз, крепче сжимая рукоять пистолета и думая, что если уж стрелять, то наверняка.

* * *

Второй раз в жизни глядя в эти смелые глаза, Канни испытывал внутреннюю борьбу. От этого человека исходило сразу два запаха, один принадлежал старшему брату, но был более слабым, и явно шел от его одежды. Второй был сильнее, исходил от него самого, но принадлежал тому неизвестному, о котором спрашивал Алекс, и который грузил вещи в машину в Мурашах, о чем оборотень в свое время предпочел не говорить колдуну. Но сомнений быть не могло, пазлы сошлись, и теперь все стало понятно. Это был он, старший брат, который уже однажды стрелял в него, Канни, и который, судя по всему, намерено изменил свой запах, чтобы ввести в заблуждение волчье чутье своего преследователя. С одной стороны, оборотень нашел своего врага, и теперь мог расквитаться с ним, потому что ему было больно, и очень хотелось отомстить и за эту, и за всю предыдущую боль, которую ему причинил этот человек. С другой стороны, что-то было необъяснимое в этом старшем брате, и даже, как показалось оборотню в этот миг, что-то настолько близкое и родное, что у него внезапно пропало всякое желание его убивать, хотя сейчас, пожалуй, он мог бы это сделать легко как никогда.

Огромный волк знал, что, хотя в его теле и застряло несколько пуль, нужно лишь какое-то время, чтобы они вышли. И пусть это было больно, за последнее время он настолько привык терпеть боль, что это было мелочью в сравнении со всем тем, что ему вообще пришлось вынести. Он твердо знал, что даже если в него выпустят еще несколько десятков других пуль, он все равно не потеряет способности двигаться и действовать, и ему даже не потребуется сильно напрягаться, чтобы убить этого упрямого и смелого человека, и тем более тех двух других трусливых людишек, бросившихся наутек.

Останавливало другое. Старший брат вызывал у оборотня восхищение. Восхищал и его взгляд, и его смелость, и его решимость, если необходимо, встретить свою смерть, и при этом встретить достойно, с высокоподнятой головой. Восхищало упрямство этого человека, который был таким не просто ради упрямства как такового, чтобы кому-то что-то доказать, а потому, что он стоял за правду и боролся за свою справедливость, и Канни знал, что старший брат прав, и Правда, если таковая вообще существует, стоит на стороне этого упрямого человека, а не на стороне его – Канни.

Потребовалось лишь короткое мгновение молчаливого поединка двух пар этих глаз, после чего оборотень, вмиг сгруппировавшись, сделал огромный скачок в сторону Петра. Особист отпрянув, попробовал выстрелить противнику в сердце, но то ли потому, что он внезапно ощутил какую-то слабость в своей руке, то ли потому, что оборотень как-то странно и быстро крутанулся в воздухе вокруг своей оси, но он промахнулся, и пуля лишь слегка задела мохнатую шею, вырвав из нее клок шерсти. Брызнула кровь. Гигантский зверь издал ужасный рев, пролетел прямо у Петра над головой и на лету молниеносно выбил у него пистолет из руки, каким-то непостижимым образом умудрившись аккуратно зацепить его когтем за курок и швырнуть в снег. В следующий миг зверь тяжело приземлился по другую сторону Петра и, обернувшись глухо заворчал. Потом, не дожидаясь реакции особиста, резко повернулся и, оставляя после себя дорожку крови на снегу, помчался снова туда, откуда только что прибежал.

Как в тумане, Петр изумленно наблюдал за тем, как волк добежал до забора, одним мощным рывком прыгнул на заснеженный холм, вторым – на крышу сарая, а третьим окончательно перемахнул через забор, лишь немного черкнув задними лапами по колючей проволоке.

Какое-то время он еще стоял, будучи в ступоре от всего, что только что произошло, слушая биение своего сердца и треск сучьев от удаляющихся в лес скачков страшной черно-серой громадины.

Сколько он так простоял, сказать было трудно, но вывел его из этого состояния Данилин, который в конце концов подъехал и, остановив чуть поодаль машину, подошел к нему одновременно с двумя молодыми офицерами, все еще дрожащими от страха.

– Н-да, точно такие же, как на фотографии, – задумчиво сказал подполковник, разглядывая следы, оставленные чудовищем на снегу. – Получается, что убить его вам все-таки не удалось, да?

Петр молча пожал плечами, все еще пребывая в своих мыслях.

Один из офицеров подошел к следам и достал свой смартфон, чтобы их сфотографировать.

– Что скажешь? – Продолжал свои вопросы Данилин. – Мне отправить отряд по его следу пока не поздно, или что? Судя по крови на снегу, ты в него-таки, всадил пару-тройку пуль, да?

Кашлянув, Петр наконец повернулся к другу и глубоко вздохнул.

– Думаю, нам больше не придется его убивать.

– Это почему же? – удивился Данилин.

– Не уверен, что мой ответ будет хоть сколько-нибудь тебе понятен, но… я прочитал это у него в глазах.

– Что?! Ты сказал, п-прочитал?! В глазах?! У этой зверюги?! – Петр даже улыбнулся, тому как сильно был изумлен подполковник.

Наклонившись, особист поднял свой упавший на снег пистолет и покачав головой, задумчиво сказал:

– Да, как бы абсурдно это не звучало. – Он многозначительно указал на свой пистолет и продолжил: – эта, как ты говоришь, зверюга, выбила его у меня из руки, зацепив за курок когтем в тот момент, когда он сделал сальто у меня над головой. Как он сумел такое провернуть, понятия не имею, но я точно знаю, что он мог бы меня с легкостью убить. Причем, наверное, несколько раз. Вспороть мне горло или живот, например, так же просто, своим огромным острым когтем, которым он аккуратненько зацепил этот пистолетик за курок, вырвав из моей руки и бросив в снег. И… он не стал этого делать. Вместо этого он повернулся ко мне и что-то проговорил на своем волчьем языке. А потом… развернулся и спокойно убежал.

– Извини пожалуйста, Петр, но ты несешь чушь. Подумай хорошенько. Ты здесь, потому что эта тварь за тобой охотится. Зачем он сюда пришел? Разве не по твою душу? – продолжал удивляться Данилин.

– Уверен, что по мою, хм… Сто процентов, по мою… Н-да-а. Забавно! Видимо, только что что-то произошло, и поэтому он вдруг поменял свои намерения.

Подполковник нервно засмеялся и несколько раздраженно сказал:

– Короче, мне все понятно. Ты пережил сильнейший стресс и несешь полный бред. Сюда, ребята.

Офицеры тут же подскочили, хотя было понятно, что они все еще ужасно напуганы, но Петр поднял руку и отрицательно замотал головой.

– Нет-нет, не надо. Не стоит этого делать. Поверь мне, дружище, я не шучу, и я вполне в здравом рассудке.

– Н-но ведь, м-м, – попытался возразить Данилин, но Петр уверенно проговорил:

– Уверяю тебя, он больше здесь не появится. Я это точно знаю. И как я оказался прав насчет того, как и зачем он сюда придет, так же точно я прав и насчет того, что больше он этого делать не станет.

– Э-э… даже не знаю, – Данилин пожал плечами в недоумении, – я начинаю тебя бояться, Петр. Ты что, становишься ясновидящим?

Усмехнувшись, Петр переглянулся с двумя офицерами и чуть подмигнул им, чтобы хоть как-то их ободрить, такими бледными и обескураженными были их лица. Затем он перевел взгляд на друга и спокойно посмотрел ему в глаза:

– Не думаю, что настолько, но какие-то вещи я все же начинаю понимать. Если тебе так это интересно, можешь уточнить этот момент у старика Вениамина, поскольку я даже сам для себя не могу объяснить большую часть того, что происходит. Но я все же уверен на все сто, что этот волк здесь больше не появится и за мной охотиться не будет. Будет ли вместо него кто-то другой… пока не знаю. Возможно. Но точно не он.

Сказав это, Петр уверенно пошел к машине.

Снова пожав плечами, Данилин вздохнул и, кивнув офицерам головой, последовал примеру своего друга, приговаривая на ходу:

– Ты вот лучше скажи мне, что ты собираешься делать дальше? Ведь, если тебя обнаружила эта зверюга, значит тебя обнаружили в принципе. А это означает, что теперь сюда в любой момент могут нагрянуть эти их летающие штуковины, усыпить весь поселок, и что тогда? Ты об этом подумал?

«Н-да, об этом я по крайней мере пока еще точно не думал», – мысленно ответил Петр и, закрыв глаза, впервые полностью осознанно мысленно обратился к Богу: – «Господи, как я вижу, до сих пор Ты меня хранил. Я пока не понимаю, почему Ты так решил, и кто я такой для Тебя, что Ты меня так защищаешь? Но я понимаю, что все это не может быть простым совпадением. Думаю, что я разберусь в этом позже, а пока просто прошу, сохрани меня и на этот раз от всех махинаций этих людей…»

* * *

Все вокруг вдруг затряслось, и Сюзи, пробудившись от своего сна, посмотрела в иллюминатор.

Гнусавый голос стюардессы сообщил:

«Наш самолет только что благополучно произвел посадку в городе Сыктывкаре. Капитан воздушного судна просит всех пассажиров оставаться на своих местах до полной остановки самолета…»

Сюзи перевела дух и закрыла глаза, чтобы немного успокоиться и унять свое волнение.

– Спокойно, Сю, спокойно. Все хорошо, – стала она повторять про себя. – С тобой все в порядке. За тобой никто не гонится. Тебя никто не ищет, и никто, кроме Вениамина и, может быть, друзей твоих приемных родителей, не знает. Еще неизвестно, живы ли они, но это, не важно. Вениамин жив. А главное… главное…

Она почувствовала, что комок подступил к ее горлу, и она может в любой момент разрыдаться, когда думает о Косте.

В последний раз она была здесь больше чем три года назад на похоронах родителей. За два года до своей смерти отец позвонил ей и предупредил ее, что через два года «пойдет домой». Так он говорил о своей кончине. Он просил ее, чтобы она рассчитала время отпуска так, чтобы приехать домой и проводить его в последний путь. Сюзи до сих пор жалела, что не отнеслась серьезно тогда к его словам, хотя и знала, что он говорит правду. Она считала отца ясновидящим в полном смысле этого слова, хотя сам он так себя никогда не называл. Он говорил, что иногда Бог открывает ему что-то, а иногда не открывает, поэтому он видит и знает далеко не все. Однако в тех случаях, когда ему что-то все-таки открывалось, и он этим делился с окружающими, он никогда не ошибался. Отец сказал тогда, что он не знает дня и часа своего «отшествия», но наверняка знает месяц. Август, конец лета, самый сезон. Для Сюзи совсем неудобное время для отпуска. Тем не менее, она все же запланировала поездку домой на конец Августа, надеясь, что отец хотя бы на этот раз ошибся, а если нет, то его Бог понимает, какое у нее горячее время, и все устроит так, чтобы она успела.

Просила ли она об этом? Нет, не просила. Она вообще не любила обращаться к Богу, поскольку считала себя недостойной Его внимания. Верила ли она в Него? В том смысле, что Он есть, верила безусловно. Она слишком много видела Его действий в жизни своих приемных родителей, чтобы не сомневаться в Его существовании. Следовала ли она их советам? По большей части, да, хотя ей далеко не всегда было понятно, почему они просят ее о том или о другом. Она любила их искренне и сильно, была им безмерно благодарна за то, что они приняли ее, и за все остальное, что они для нее сделали, поэтому ей было не сложно их слушаться даже, когда это было непонятно. Если бы не потеря мужа, она бы, скорее всего, все еще жила здесь. Здесь она обрела свой дом, нашла свое счастье, получила все, в чем только нуждалась. Но когда ее супруг Игорь погиб, все, буквально все в этом доме стало напоминать ей о нем. В какой-то момент это стало настолько невыносимо, что она решила полностью все оставить и уехать не просто в другой город, а вообще, в другую страну. Поменять имя, работу, образ жизни, все! Радикально поменять обстановку, чтобы только забыться. Это было не просто, но ей это удалось. Она стала не Татьяной Светловой, а Сюзанной Луче, теперь у нее была своя контора по переводам на иностранные языки и свой небольшой канцелярский магазин с детским уклоном. Поэтому август для нее был самым жарким месяцем в плане покупок к новому учебному году. Родители ее не осуждали за ее выбор. Они отнеслись к ней с сочувствием и пониманием, как, в общем-то, и всегда. Сюзи ушла в работу с головой, и стала все реже и реже созваниваться с домом. Время летело быстро, но ей казалось, что отец еще очень даже крепок и полон сил, и проживет еще лет до ста. Когда он сказал ей, что уйдет через два года, она даже позволила себе в полушутливой форме сказать по этому поводу что-то вроде: – «Да, ладно тебе, папочка. Куда ты собрался? Тебе еще жить да жить!»