Очаг

Глава 18

– Ты уверена, что это он? – спросила Лера.

– Уверена. Это он сжёг «Праздник».

Речь шла о Даниэле Гольдберге, сыне Эзры Гольдберга – губернатора Ястребской области. Девушки из машины Леры следили за их особняком в надежде накопать хоть каких доказательств поджога.

– Но зачем ему всё это?

– Вот у него и спросим, – ответила Маша.

Из особняка на скромном хетчбэке выехал сам Даниэль. Девушки пригнулись, чтобы он их не заметил. Как только он проехал мимо, Лера завела двигатель.

– Как думаешь: он нас заметил? – с дрожью в голосе спросила Лера, но Маша ничего не ответила. – Я весь вчерашний день праздновала смерть убийцы своего сына. До сих пор не могу поверить, что ещё не конец.

– Скоро мы всё у него узнаем.

– Не могу только понять: тебе-то какое с этого дело?

– Я ещё Штерн и должна защищать своего мужа.

От этой фразы Машу скрутило, но другого ответа она так и не нашла. Идея позвонить Лере и рассказать всё, что случилось в ТРЦ «Праздник», возникла спонтанно и на эмоциях. И последовавшее за ней предложение разоблачить этот коварный клубок звучало менее убедительно, но Маша уже не могла остановиться – в ней кипели азарт и адреналин.

– А твой муж почему не с нами?

– Он поехал с сыном в Москву. У него появилась идея, как помочь Сашеньке. Поэтому я не стала его отвлекать. Так что я тоже помогаю мужу, пока его нет рядом.

Машу снова скрутило от мысли, что она помогает мужу. Она начинала жалеть, что ввязалась в это приключение.

– Что будем делать, если он будет не один? – спросила Маша. – И вообще, у нас есть какой-нибудь план?

– Нам нужны любые доказательства его причастности к пожарам, а после решим, что с ним делать: сжечь или отдать закону.

– Сжигать бы не хотелось. Иначе в чём смысл?

– Ты никого не теряла, поэтому не поймёшь. Эти мрази должны сдохнуть! Не им выбирать, кто должен умереть.

– Но мы тоже не можем выбирать.

– Я имею право. Они убили моего сына!

Маша не стала перечить, Леру уже нельзя было переубедить, и обе это понимали.

Автомобиль Даниэля остановился у заброшенной пожарной станции за чертой города. Девушки припарковались за углом от его места остановки.

– Зачем он здесь? – спросила Лера.

– Возможно, здесь его логово – его и его помощников. Так что надо быть аккуратнее.

– Других машин на улице нет, так что он может быть там один. – Лера не отрывала взгляда от Даниэля, пока он не скрылся за дверями пожарной станции. – Надо идти за ним.

– Нет… Куда… Стой!

Лера не слушала Машу, а последовала за Даниэлем напролом. Маше ничего не оставалось, как идти за подругой.

Пройдя через ворота, девушки увидели тот самый кран, на котором спускалась Маша, а чуть дальше, над столом, заваленным всяким хламом, горел свет. Вокруг стояли бочки с символикой «Горючее вещество», а возле стола лежал ящик, полный динамита, висела карта со всеми местами атак поджигателя, а также с его новыми целями. Не хватало только одного объекта – ресторана «Очаг».

– Так себе из вас Солид Снейк. – Девушки подпрыгнули оттого, как тихо к ним подошел Даниэль. – Я вас ещё около дома приметил, когда пытались под сиденья спрятаться.

Он прошёл к столу и начал раскладывать на нём какие-то бумаги и чертежи.

– Зачем вы здесь? – Он наконец взглянул девушкам в лицо. – А тебя я знаю. – Он указал на Машу пальцем. – Это тебя я вывел из ТРЦ. Как девчонка? Всё с ней в порядке?

– Да…

– Это ты сжигаешь весь город, – перебила Лера, – это ты убил моего сына…

– Тихо. Тихо. Я ещё никого не убил, да и не планирую.

– «Очаг»! – не успокаивалась Лера.

– Это не мой проект.

– А чей тогда?! – закричала она.

Маша подошла к столу и рассматривала бумаги – брала в руки и внимательно разглядывала, пока Даниэль успокаивал Леру. Чертежи взрывчаток и зажигательных смесей, бухгалтерские книжки сгоревших объектов, денежные переводы на имя Эзры Гольдберга.

– Успокойтесь. Я врежу только своему отцу – уничтожаю все его денежные потоки, – а ресторан… он не во власти моего отца. Тем более я уважаю владельца «Очага»: он не побоялся и высказал всё в лицо губернатору – всё, о чём думает на его счёт. Да и все жители Ястребска должны быть ему за это благодарны. Печально, что отец заставил его так дорого заплатить. Так что мне не было смысла сжигать «Очаг», тем более я заранее вывожу всех из здания, прежде чем уничтожу его. В «Празднике» немного пошло не по плану, но отделались только ушибами и переломами, погибших нет.

Лера молча слушала его и успокаивалась от приводимых аргументов. До неё стало доходить, что парень не виновен в смерти её сына. Маша же поступила наоборот: пока Даниэль говорил с Лерой, она умыкнула некоторые документы к себе в сумочку.

– Так это был губернатор? Мой муж судился с губернатором?

– Оу, так вы… Да, паршиво вышло: мой отец добился того, чтобы закрыли все его счета.

– Как закрыли счета? – с удивлением спросила Маша.

– Мой отец не прощает подобного поведения в свой адрес. Хорошо, что он не насильственным путём решил отплатить, хотя чёрт его знает, почему загорелся «Очаг»: может, мой отец и причастен. Вот поэтому я и хочу его свергнуть. Он слишком многое себе позволяет. Пора с этим кончать.

У Маши раздался телефонный звонок – это был Миша. Она отошла в сторону и ответила ему.

– Так, значит, это не вы сожгли «Очаг»? – переспросила Лера.

– Нет. Я не убивал всех тех людей, в том числе и вашего сына. Соболезную, что не помог вам найти ответы. И если это всё, что вы хотели узнать, то прошу вас меня оставить. Скоро здесь будут гости, так что им не стоит видеть вас.

Глава 19

На моё удивление, плыть нам предстояло на четырёхпалубном теплоходе, и народу, стремившегося на остров, хватило на весь корабль. Вся наша свора направилась на верхнюю палубу для лучшего вида – всё равно морское путешествие обещало занять полтора часа.

На протяжении всего плавания Максим рассказывал нам о дальнейшем развитии их общины, но единственным, кто его внимательно слушал, был Антон. Даже Евгения выражала полное безразличие и только вместе со мной при необходимости поддакивала «надменному придурку».

Аня же всё это время наблюдала за остальными людьми на палубе, особенно внимательно следила за уборщицей с полной тележкой различной химии для чистки. Писцова сделала правильный выбор – ведь куда интересней уборка, чем болтовня Максима. Но это продлилось недолго: лицо Ани изменилось так же, как в день нашего знакомства, она упёрлась в борт палубы и выпустила всю съеденную ранее рыбу в воду.

– Извинюсь, я отойду, – сказала Аня, на что Максим на неё посмотрел с такой подозрительностью, как будто она собралась бежать. – В туалет, попудрить носик, как ещё тебе сказать, только избавь меня от этого взгляда.

Но этого не произошло. Пока Аня уходила, Максим не отрывал от неё глаз, а она от него. В результате Писцова споткнулась о тележку уборщицы и перевернула её. Затем подскочила и стала помогать уборщице всё вернуть на место. Закончив, она двинулась дальше, куда шла.

– Чего ты всё за ней наблюдаешь? – спросил я.

– Она хочет сбежать, снова.

Из него действительно получится хороший игрок в покер, если он так легко предугадывает действия людей, хотя, с другой стороны, это было очевидно.

– Ты не можешь знать этого наверняка.

– Ты прав, не могу, но знаю, что у неё никогда не было морской болезни, – сказал Максим и направился за ней.

– Может, она отравилась рыбой? – сказал я ему вдогонку, но, судя по всему, он меня не услышал.

– Я смотрю, он верный пёс, – сказал Антон, – много таких повстречал на службе.

– А я боюсь, что это очень умный пёс, – парировал я. – Где служили?

– В сухопутных, а после устроился в спецназ. Просто у подобных ему одна цель – получить всё самое лучшее, – и сперва он подлизывается к начальству, а уж после подсиживает.

– Прекрати молоть чепуху! – Здесь я впервые услышал голос жены Антона. – Он правильно делает, что следит за ней, – мало ли что может случиться. Она же беременна.

– Как беременна? – вырвалось у меня.

– Это очевидно, что вы. – Евгения смотрела на нас как на идиотов. – Тем более я прекрасно узнаю симптомы, которые были у меня в первый квартал.

Моё ошарашенное состояние прервала вибрация телефона в кармане. «Голосовое сообщение» от Ани. Меня это удивило – ведь она была совсем рядом и всё могла сказать лично.

«Марк, так получилось…»

Сообщение прервал уже звонок. Звонок от моей жены. Она была, как всегда, не вовремя. Сбрасывать её было бессмысленно.

– Да, Маш. В чём дело?

– Марк, где ты? – заплаканным голосом спросила она.

– В Карелии. – Не стоит ей знать подробностей. – Что случилось? С Настей всё в порядке?

– С… С нами всё хорошо, но Миша… К нему приходили…

– Кто приходил?

– Миша говорит, это тот же человек, что приходил к тебе… Миша в больнице…

– Зачем он приходил?

– Он ищет тебя… Он думал, и Миша виноват…

– Миша ему сказал, куда я отправился? – Меня охватила паника.

– Марк, это правда?

– Что?

– Он сказал, что у него есть доказательства…

После этих слов у меня всё внутри сжалось.

– Это правда, да? Ты заказал поджог… ради страховки?

– Маша… – Я не знал, что ей ответить.

– О господи, ты убил их всех…

– Маша, всё не совсем так…

– Знаешь что… ты редкостная мразь и заслужил смерти! Хоть бы этот упырь тебя и правда нашёл!

На этих словах она повесила трубку. Внутри меня всё оборвалось. Такого поворота событий я не ожидал. Стоял на палубе и смотрел на свой телефон. Что произошло? Где я ошибся?

Я понял, о ком шла речь. Достал из кармана фотографию, которую мне дал несчастный отец около моего дома. Когда мы уезжали из Питера, помимо сумки с вещами и капсулой Кирка я прихватил и снимок с рыжеволосым парнем – как напоминание о том, что натворил.

Подул сильный ветер и вырвал из моей руки фотографию. Я попытался её поймать, но снимок улетел за борт. Настолько я был беспомощен и бесполезен. И когда я повернулся, то увидел мальчика – того самого мальчика с фотографии, сына человека, который объявил на меня охоту. Видимо, это была моя кара за совершённые ошибки. Кара видеть тех, в чьей смерти я виновен.

– Прости, я не хотел твоей смерти, – прошептал я себе под нос.

Мальчик убежал. В отличие от Кирка, он ничего мне не сказал. И это херово, потому что осуждение от него мне требовалось куда больше, чем от брата.

– Чьей смерти?

Я обернулся. Это был Антон. Я совсем забыл о Даманиных.

– Плохие новости с земли. Простите. Я, пожалуй, вас тоже покину.

Уборщица до сих пор крутилась вокруг тележки, но вместо уборки она как будто что-то искала вокруг – видимо, с Аней не всё нашли.

Аня… Я вспомнил о её сообщении.

– На помощь!

Раздался знакомый мужской голос:

– Кто-нибудь, помогите! Прошу!

Кричал Максим.

Я двинулся к нему и нарвался на толпу в коридоре. За созерцателями слышались удары о стену и крики Максима.

– Давай же, откройся! – Раздался очередной удар. – Помогите кто-нибудь, у меня не получается!

Люди стояли вокруг и ничего не делали. Через головы я разглядел Максима, который пытался выбить дверь. Он тоже заметил меня.

– Марк! Слава богу! Помоги мне! Пожалуйста!

Я пролез к нему.

– Что случилось?

– Там Аня. Она… она…

В моей голове всплыли недавние воспоминания о её передозировке.

Я не раз видел как в фильмах, выбивали дверь. Ногой в замок. Ничего сложного. Ведь так?

Я отодвинул Максима в сторону и прислонился к стене. Пару раз вдохнул перед ударом, после чего с размаху ударил пяткой в замок. Дверь в области ручки слегка прогнулась, образовав щель, через которую мы увидели на полу Аню.

– Давай, Марк, ещё! – выкрикнул Максим.

Я снова прислонился к стене и повторил удар, но дверь дальше не подчинилась. Я не сдавался и повторил всё заново, однако замку было всё равно.

– Отошли. Вон!

Через толпу прорвался Антон и начал осматривать щель.

– Нужен лом.

Он рванул обратно, но через минуту вернулся с пожарным топором.

Вставил в проём лезвие и с усилием выломал до конца замок.

Я первым влетел внутрь. К Ане.

За день до этого я уже делал ей искусственное дыхание и рассчитывал, что всё получится опять.

Руки крест-накрест. Раз нажатие, два нажатие, три нажатие…

– Марк, нет. Поздно, – раздался позади голос Максима.

Раз, два, три…

Я почувствовал, как меня пытаются оторвать от неё.

Раз, два, три и «рот в рот». Она закашляла, и внутри меня раздались овации – ведь всё снова получилось… но что-то неприятное ударило мне в рот, отчего я сразу отскочил в сторону.

Кровь. Вокруг была кровь. На мне кровь. На ней. Она кашляла кровью.

Здесь я только увидел то, что щель не смогла показать. Вперемешку со вчерашним порошком на полу валялись упаковки от химии уборщицы. «Я всё продумала», – эхом раздался голос Ани в моей голове.

– Марк, мы опоздали. – повторил Максим. – Мы ничем не поможем.

Я отказывался верить. На моих глазах умирал друг. Возможно, мой последний друг в этом путешествии.

День 6

Глава 20

Как же приятно жить около природы, особенно после долгого обитания в городе! Вокруг блаженное спокойствие, звуки сверчков, воды… и в моём случае – чьё-то сопение на другом конце помещения.

В Пегреме люди жили как будто в Древней Руси, ведь всё строили из древесины. Народ обживался здесь быстро. В прошлом году служители церкви Истинного Бога построили три избы с печами, а в этом деревня разрослась до размеров села. И количество приезжающих сектантов только увеличивалось. Новых людей располагали в небольших бараках. Я как раз и ночевал в одном из них. Запахом свежего сруба так и веяло от стен. Деревья для строительства привозили из ближайших окрестностей. Также они сами добывали рыбу и мясо для пропитания.

Звучит дико, но в этом был свой шарм.

Я вышел из барака и направился к озеру. На Онеге было очень спокойно. С берега хорошо различалась граница между жилой деревней и бутафорской пристройкой для съёмок фильма. Тогда я не мог себе вообразить, как они собирались тушить свою экспозицию, чтобы огонь не перебросился на жилые дома.

Прекрасный всё-таки край, с прекрасным озером, с прекрасными деревьями и прекрасными камнями подо всем этим. Только никто не задумывался, что рано или поздно мы окажемся под этими камнями, как и Аня окажется под одним из них совсем скоро.

Я люблю природу, и это бесспорно, но я сильно ухожу в свои мысли, наслаждаясь окружением. Меня беспокоил тот факт, кем меня считает моя дочь. Неужели я для неё – как Лаврентий Кузьмич для Ани, хотя между мной и Настей обратная ситуация? Это я вечно бегу от неё. Что она запомнит обо мне? То же самое, что я запомнил о своём отце? Жизнь меня ничему не научила. Я стал как отец. Он пропадал на работе, а я – не пойми где. Вечно вдали от дома, вечно вдали от семьи.

Я люблю свою дочь. По крайней мере я так думаю. И надеюсь, что она любит меня. Я всю жизнь просто существовал, плыл по течению и не мог никак найти своё место в этом мире. Деньги не радовали. Любимый человек не спасал от тяжёлых мыслей. Бизнес только утомлял. Я надеялся, что рождение ребёнка подарит моей жизни смысл, цель, но опять же – нет. Очередное бессмысленное достижение.

Своими поисками счастья я разрушил жизни людей около себя. Кирилл. Маша. Настя. Если бы не я, всё у них было бы хорошо. Даже Миша – даже его жизнь из-за моих ошибок пострадала. Какими были бы их жизни, если в них не было меня?

Или другой вариант: если я по-настоящему любил Настю, жил ею, не закончилось бы это так же, как с Аней? Где верный ответ в этой ситуации? Где в этой обстановке место для меня?

– Марк?

Отдам должное Максиму: у него был редкий талант подкрадываться.

– Да, Максим.

– Кузьмич ждёт тебя.

Максима было не узнать: какой-то весь взъерошенный – пропала вся надменность и статность. Видимо, смерть Ани повлияла и на него.

– Что будет дальше? – Я не спешил уходить с берега – хотелось отсрочить грядущий разговор с Кузьмичом.

– Что именно? – переспросил Максим.

Действительно, «что именно». Что я давно должен был быть в Беломорске или что я привёз мёртвую девчонку.

– Я не могу понять её. Почему она это сделала?

– А почему это сделал твой брат? – Максим присел рядом со мной. – Почему он покончил с собой?

– Там всё сложно… – Затрагивать Кирка я не хотел ещё больше.

– Я не знаю, что случилось у вас, но жизнь Писцовых нормальной не назовёшь. И можно понять, почему все женщины этой семьи выбирают подобный путь.

– Да что это?! – Я поднял голос не специально, просто больше не мог терпеть чувство, как будто все вокруг всё знают, кроме меня. – Аня всю дорогу мусолила, что дед – чудовище, но так толком и не объяснила почему. Просто какой-то подростковый протест, по-другому я не могу это воспринимать. Теперь ты заговорил об этом. Что он мог сделать ей и её ребенку? Кто-нибудь по-человечески мне объяснит?! Потому что я ничего не понимаю!

– Стой, стой, какого ещё ребенка? – насторожился Максим. – Или ты Аню и её мать имеешь в виду?

– Нет. Я имею в виду Аню и её ребенка. Она беременна… была беременна… – На этих словах я засомневался, ведь точно всего не знал – вроде бы. Евгения на корабле утверждала, что Аня беременна.

– Твою ж мать! – Максим схватился за голову и поник. – Неужели ты так и не понял, в чём дело? Ничего и ни от кого не слышал про их семью?

– Откуда? Мне на всю вашу веру глубоко плевать! Я только недавно узнал о Писцовых.

– Она… – Максим завис в своём положении. – Как же сложно это произнести вслух!

Он опустил голову между ног. На меня ожидание давило ещё сильней – ожидание чего-то страшного и неприятного, готового вот-вот раскрыться.

– О господи, а если этот ребёнок… – Максим вскочил и отошёл в сторону.

– Да говори уже! Не томи!

– Кузьмич не только её дед, но и…

Опять тишина, однако мне хватило услышать это «но и», чтобы понять, в чём дело.

– Как… – Теперь я потерял дар речи. – Это же… твою ж мать, ребёнок…

– Да, Марк.

Кто бы мог подумать, что вся эта история подведёт к такой развязке! Писцовы. Смерть Ани. Я и Максим. Всё происходило как будто в страшном сне, из которого было невозможно вырваться. А казалось, я только недавно выехал из Ястребска.

– Он должен сидеть в тюрьме. – Это всё, что я смог сказать. В голове крутились более страшные мысли.

– За что? Они были совершеннолетние, а если и нет, то у нас нет доказательств. Поверь: мы с Мишей уже давно ковыряемся в этом вопросе. Единственная надежда была на Аню, что она публично признается, а так всё это слухи и разговоры. По факту он ничего не нарушил. Да и хватает его влияния и власти, чтобы всё замять.

Что происходит с обществом? Оно как будто сходит с ума. На дворе двадцать первый век, и с каждым новым днём мир должен становиться лучше, но мы лишь сильнее утопаем в грязи. И самое сложное в нынешнее время – делать правильный выбор, потому что его просто-напросто нет. И как правильно поступить, да даже как среагировать на историю Писцовых, я не знал. Да и не знаю до сих пор.

– Марк, тебе надо идти. Он ждёт тебя.

– А ты не пойдёшь? – испуганно спросил я.

– Я только от него. – Максим хлопнул меня по плечу и улыбнулся. Растянутые края его губ были совсем не к месту. – Не переживай, он всего лишь хочет с тобой рассчитаться.

Скорее всего, Максим думал, что это должно было меня успокоить, но я не представлял, как буду смотреть Кузьмичу в глаза, – ведь до разговора с Максимом переживал из-за того, что не довёз Аню, а теперь просто не знал, как что-то мог взять у этого чудовища. Ведь теперь я понимал все страхи Ани и жалел, что повёз её сюда.

Самым сложным оказалось покинуть берег – безопасное для меня место, – но, с трудом поборов себя, я направился к Кузьмичу.

Деревня жила своей жизнью. Все послушники занимались своими делами: строили, готовили, стирали, пели и плясали. И все вели себя, как будто ничего не произошло. Они жили сегодняшним днём, в надежде, что переживут конец.

Найти дом Лаврентия Кузьмича не составило труда. Обитал он в самой большой избе с балконом для общения с народом. При взгляде на эту площадку казалось, что Писцов вообразил себя Папой Римским.

Я подошёл к двери и постучал.

– Да, войдите, – раздался голос, от которого меня начало тошнить.

На удивление внутри было так же скромно, как и в «Метрополе», – только всё необходимое, хотя это была гостевая комната. Глава церкви Истинного Бога не сильно волновался о богатой жизни – складывалось впечатление, что он действительно человек старых нравов. Очень старых, если учесть нынешнюю историю его семьи.

– Доброе утро, Лаврентий Кузьмич.

– Здравствуй, Марк. Присаживайся. – Писцов указал на диван у стены.

Я подчинился ему, хотя и не желал затягивать нашу встречу. Меня смущало то, что в этот раз Кузьмич действительно выглядел очень старо, ощущалось, что ему за восемьдесят: передвигался медленными шажками, сутулился и постоянно обо что-то опирался, а ведь прошло только несколько дней с последней нашей встречи. Смерть Ани его действительно подкосила – он и вправду любил её. Она была для него смыслом жизни.

– Вчера нам не удалось поговорить, но знайте, что я очень сожалею о случившемся и сожалею, что не выполнил единственную…

Кузьмич махнул на меня, чтобы я не продолжал, подошёл к столу, налил водки из графина в два стакана и один подал мне. В отличие от прошлого раза, он залпом выпил всё.

Немного посидев в тишине, Кузьмич достал из кармана конверт и протянул мне.

– Лаврентий Кузьмич, простите, но я не могу взять.

Писцов лишь пожал плечами и бросил деньги на столик рядом.

– Твоё дело, Штерн, но твоей вины здесь нет.

Кузьмич, видя, что я за ним не поспеваю, выпил ещё один стакан.

Недавно я считал, что он страшнейшее чудовище, какое только я встречал, но при виде того, как он разбит, во мне пробуждалось сочувствие, за которое было стыдно. Возможно, я не всё знал. И по факту вся эта история была не моим делом.

– Может, не стоит так налегать? – сказал я, увидев, как он осушил очередной стакан.

– Я сам решу, что стоит, а что нет! – повелительным голосом ответил он. – Я лишился последней частички себя. Своего последнего наследия.

– Мне казалось, ваше наследие – это церковь.

– Она ничего не стоит без моей семьи. Всё это было ради них, ради лучшей жизни для них. Я просил у Бога уникальности для своей семьи – и Он дал её, но вместе с ней подарил и проклятье. Я пережил всех своих детей. Я их всех похоронил.

Он сжал глаза в попытке заплакать, но так и не выдавил из себя слезу.

– Да что ж такое, уже и заплакать не могу!

Он снова взялся за графин и осушил очередной стакан.

– Самое паршивое, что я не понимаю почему. Почему она покинула меня? Я уже не узнаю ответов… даже чёртовой записки нет!

Зато было голосовое сообщение, которое она мне оставила. Я совсем забыл о нём.

– Лаврентий Кузьмич, извините меня, но мне уже пора. Вам же советую прекратить пить и собраться с силами. Аню уже не вернуть, но тех людей за дверью можно спасти. Им нужен лидер. Такой, как вы.

Писцова повергло в шок моё наглое высказывание, отчего он сел на диван. Я же боялся что-либо добавить – ведь не знал, как он среагировал бы на мои слова, полные лжи и фальши, ради того, чтобы скорей от него уйти.

– Можете идти, – спокойным тоном произнёс он, – не задерживайся.

Сказано – сделано. Я выскочил на улицу и достал телефон. Возможно, в сообщении Ани будут все ответы.

«Марк, так получилось. И это единственный правильный выход, единственный способ убежать, и любой другой вариант не устроил бы меня. Я прожила с клеймом “Дитя инцеста”, и это… очень фигово. Всем моим братьям и сёстрам повезло – ведь они не пережили этих разговоров за спиной, показывания пальцем и другого унижения. Я прожила чёртовым изгоем в этом мире, белой вороной. Только малосообразительные вроде тебя и Йоши общались со мной, и я вам за это благодарна…»

– Минуточку внимания! – раздался голос у меня над головой. – Дорогие мои братья и сёстры! Минуточку внимания!

В каждом слове Кузьмича отдавалось количество выпитой им водки. Он с трудом держался за перила балкона своей избы.

– Мы все прошли долгий путь. Каждый преодолел личную череду испытаний, прежде чем пришёл сюда. Каждый здесь нашёл своё место, своё предназначение или свою семью. Каждый благодарен Богу за сложившуюся судьбу. Каждый будет спасён. Но какой смысл в спасении, если рядом с нами нет наших любимых? Ведь Бог не спасёт тех, кто не последует за Ним, а не все из наших близких хотят спасения. Бог приступил к зачистке своего творения. Испепеляющая жара и мёртвые киты – это только начало. Теперь моя семья. Он отнял у меня мою семью после стольких лет веры и службы ему. И за что мне такое наказание – я не понимаю! Можно ли после этого доверять ему? Ведь с каждым из вас он поступит так же. И лично я не готов с этим мириться. Надо привести его к ответу…

– Лаврентий Кузьмич! – Позади Писцова появился Максим. – Успокойтесь. Мы все здесь понимаем вас, понимаем, какое горе вы переживаете, но вам пора отдохнуть. Пойдёмте со мной.

– Максимка. Максимушка, прости меня, дурака, что вовлёк тебя в это!

Кузьмич обнял его. Какое-то время Максим успокаивал его и что-то говорил, но столпившийся народ этого не слышал. Немного постояв, они в обнимку пошли обратно в избу.

– Я начинаю сомневаться, что здесь нам помогут, – прозвучал мужской голос.

Рядом со мной стояла семья Даманиных. Антон нежно обнимал свою жену и так же, как и все, наблюдал за происходящим представлением.

– Простите. Не стоило вас сюда привозить.

– Не переживай, нам нужно было попытаться. Всё-таки надеюсь, что мы найдём выход.

На этих словах Евгения только сильнее прижалась и погладила мужа по плечу.

– Я правильно понял на корабле, что у вас есть ребёнок? – спросил я.

– Да, девочка. Мы оставили её у мамы, – заговорила Евгения. – Мы не взяли её с собой, чтобы она не видела мою болезнь.

– А если не найдёте лекарство?

– Найдём, – ответил Антон.

Хотелось им возразить об оставленном без родителей ребёнке, но я вспомнил о Насте. Я тоже её оставил. Только, в отличие от Даманиных, моё возвращение может быть не таким радостным поводом. Я даже не спросил о дочери у Маши. Плохой из меня отец.

Ещё этот маньяк, напавший на Мишу, – Кузнецов. О чём он знал, мне было страшно представить. Тем более теперь вдобавок к своему брату я видел убитого мною ребёнка. Я надеялся, что он больше не появится.

– Появится, Марк, – видимо, ты не так сильно раскаиваешься в его смерти, – сказал Кирилл.

Мой братец появлялся при каждом неудобном случае, как всегда.

– Тебе вообще детей доверять нельзя! Смотри, что с Аней случилось!

Аня… Ещё и Аня. Надо было дослушать её сообщение.

– А оно тебе надо? Нужно тебе лезть в чужие дела? Тебе же плевать на семьи погибших! – Мы с Кирком уставились друг на друга. – Можешь ничего не отвечать, я всё равно в твоей голове. Так что спокойно бойся своего сумасшествия.

Мне было не плевать – не плевать на погибших из-за меня. И было не плевать на Аню.

– Извините, мне нужно идти, – сказал я Даманиным и, не дожидаясь ответа, рванул прочь от толпы.

Я шёл к берегу – туда, где сидел ранее.

Проходя мимо последнего дома, я заметил, как из-за угла за мной наблюдает знакомый конопатый мальчуган.

– Мне не плевать на твою смерть, – пробормотал я себе под нос.

Я наконец-то остановился на берегу Онежского озера. Смотрел на другой берег и на воду.

– Кирк, вся эта история паршива! Я сделал много плохого. «Очаг». Ты. Моя семья. Я все мог исправить, но… – Брат лишь кивнул мне в знак понимания. – Я должен разобраться, что случилось. Возможно, есть ещё шанс справедливости для Ани. Её не вернуть, и меня это не оправдает, но это правильно – надо хоть раз в жизни поступить правильно, а не отвернуться и спрятаться от проблем.

«Я всё детство провела в пряничном королевстве. Я была в нём принцессой. Единственной принцессой, ведь все мои братья и сёстры постоянно покидали меня. Они внезапно появлялись, но так же внезапно исчезали. Раньше не понимала почему, да и больше задавалась вопросом – почему они все такие чудные, все с какой-то внешней особенностью, – поэтому всегда искала эту особенность в себе. Волосы я не признавала – ведь точно такие же были и у мамы, и у деда. Я не нашла эту особенность снаружи и начала искать внутри. Прыгала с высоты. Резала руки. С разбегу билась об стену. Постоянно надеялась, что у меня откроются суперсилы. Откроется моя особенность. Но всё, что я открыла в себе, – так это манера расстраивать маму.

Она постоянно плакала. Я видела это, как бы она ни скрывала слезы. Этого я тоже не понимала. Не понимала, что это плохо, ведь дедушка в такие моменты задаривал её подарками. Дедушка. Дед. Мой отец… Я любила его. Брала пример с мамы и через слёзы заполучала у него всё, чего хотела. Точнее, я тогда не понимала разницы, ведь не понимала истинных причин слёз моей мамы. Мне казалось, что счастье от подарков не закончится, но всё закончилось в один миг: когда мама покончила с собой…

Я ей так и не сказала, как сильно её люблю, ведь поздно осознала, что со мной не так, в чём моя особенность.

Все эти годы мама оберегала меня от этого монстра. Я многого не видела, что творилось за закрытой дверью, но знаю точно, что он никогда не бил нас – он нас любил. Только сейчас понимаю, что она так долго держалась лишь из-за меня, – ведь забрать меня у него было невозможно по единственной причине. Я любила его и не смогла бы отказаться от того мира, что он дарил мне. Краем глаза я видела, что происходит за пряничными воротами, и оказаться там было страшнее всего, хотя любопытство манило туда.

Мне исполнилось семнадцать, когда мамы не стало. Это стало шоком для меня. Я верила, что семья будет со мной во все самые важные моменты моей жизни, но остался только он. Он успокаивал меня. Он был со мной. Он любил меня.

Чёрт возьми, я уже не раз повторила, что он любил меня, но ведь так и есть! Я его не оправдываю, но для него я – самое дорогое в жизни. Единственное, ради чего он живёт.

С каждым днём он менялся. Был подозрительно ласков, но мне это нравилось. Казалось, он хочет восполнить отсутствие мамы в моей жизни, но моё отношение изменилось с совершеннолетием.

Он был так нежен со мной, а для меня это новые ощущения и опыт, поэтому я не сопротивлялась. Было больно, но мне казалось это нормальным – ведь я не раз заставала его с мамой за тем же. Только вырвавшись в реальный мир, я поняла, что это было не нормально, что секс с собственной внучкой – не здорово.

Меня лишили такого огромного мира, и самое страшное – что этот мир меня не принял. Ведь я не такая, ведь я – особенная. Почему мир не понимает, что я не выбирала такую судьбу? Я не выбирала семью.

“Дефектная”… “Бракованная”… “Дитя инцеста”… Как меня только не называли! Мне не место в этом мире. Я не могу нормально в нём существовать. Я никому не могу больше доверять, а любой контакт с мужчиной вызывает жгучее отвращение. И чтоб как-то понять ценность настолько расхваленного всеми секса, я употребляла всё, что находила. И это так отвратительно!