Астронавт Джонс. Время для звезд (сборник)

Такова была обычная организация грузо-пассажирских звездных кораблей, одним из которых и был «Асгард». Она не совпадала с организацией боевых кораблей и столь же принципиально отличалась от организации угрюмых транспортов, которые доставляли в развивающиеся колонии нищих и осужденных, – на таких кораблях департамент казначея обычно ограничивался одним-двумя клерками, а всю работу выполняли пассажиры, они готовили пищу, прибирали, нагружали, разгружали – в общем, делали все. Но «Асгард» имел на борту платных пассажиров; состояние некоторых из них измерялось в мегабаках. Они хотели иметь обслуживание, как в пятизвездочном отеле, даже находясь в космосе на расстоянии многих световых лет. Из трех основных департаментов «Асгарда» – астронавигационного, технического и хозяйственного – последний значительно превосходил остальные по численности персонала.

Первый помощник может подняться до своего статуса из положения старшего астронавигатора, старшего механика или казначея; однако только при условии, что раньше он был астронавигатором, он может надеяться стать капитаном. Три этих типа офицеров были в своей основе математиками, физиками или бизнес-менеджерами; капитан обязан был иметь математическую подготовку для занятий астронавигацией. Первый помощник Уолтер раньше был казначеем, как это чаще всего и бывает на лайнерах.

«Асгард» был маленьким мирком, крошечной подвижной планетой. На нем имелся свой монарх – капитан, своя абсолютно бесполезная аристократия – пассажиры, свои технические и управляющие классы, свои штабеля лесов и цистерны морей. На нем были экологически сбалансированные флора и фауна, он нес свое собственное миниатюрное солнце, заключенное в недрах силовой установки. Хотя расписание его рейсов предусматривало пребывание в открытом космосе в течение всего нескольких месяцев за рейс, в принципе, он мог находиться там неопределенно долго. Конечно, у шеф-повара может кончиться икра, но недостатка в пище, воздухе, тепле и свете не возникнет никогда.

Макс решил, что ему повезло оказаться под началом мистера Джордано, а не главного клерка Койпера. Мистер Койпер все время присматривал за своими подчиненными, в то время как мистер Джи редко когда вытаскивал свою толстую тушу из кабинета-каюты. Это был веселый и приветливый начальник – если, конечно, все шло к полному его удовлетворению. Мистер Джи считал чрезмерным трудом спуск вниз, к стойлам; когда он пришел к убеждению, что Макс заботливо относится к животным и поддерживает порученный ему участок в чистоте, то бросил проверки и только приказал Максу ежедневно являться к нему с отчетом. Таким образом, у Джордано оставалось больше времени, которое он мог посвятить своему истинному призванию – изготовлению некой разновидности водки на перегонном аппарате, стоявшем в уголке его каюты. Исходное сырье бралось с гидропонных плантаций, которые, что было весьма удобно, также находились в его ведении. Он развернул обширную нелегальную торговлю этим благородным продуктом среди команды. Макс редко открывал свой рот, но уши постоянно держал открытыми. В результате он разобрался, что такая деятельность на кораблях была обычно прерогативой главного стюарда корабля. На нее смотрели сквозь пальцы, если придерживалась она в определенных рамках. На корабле была, естественно, кают-компания, где подавалось вино, а также и бар, но все это только для «скотов» – для рядовых членов экипажа эти заведения были недоступны.

– Как-то я служил на корабле, – сказал Максу Сэм, – где первый прикрыл это хозяйство: расшиб аппарат, послал стюарда мести палубу и вообще устроил скандал. – Он сделал паузу, чтобы затянуться сигарой, подаренной каким-то стюардом, обслуживающим пассажиров; они скрывались от начальства у Макса на скотном дворе, наслаждаясь отдыхом и болтовней. – Но это не сработало.

– Почему?

– А ты сам подумай. Силы должны уравновешивать друг друга, старина. Любой спрос рождает предложение. В этом простом факте все и заключено. Уже через месяц в каждом более-менее укромном уголке корабля стоял аппарат, и команда настолько разболталась, что ни к черту не годилась. Так что капитан имел серьезный разговор с первым, после чего все опять пошло нормальным ходом.

Макс обдумал этот рассказ.

– Сэм? Ты что, был на этом корабле стюардом?

– Как? С чего это ты взял?

– Ну… Ты бывал в космосе и раньше, теперь ты от этого больше не отказываешься. И я подумал – ну вот, ты же мне так и не сказал, к какой гильдии ты принадлежал, и как оказался на мели, и почему тебе пришлось заниматься этими подделками, чтобы снова попасть в космос. Конечно, это все не мое дело…

Обычная Сэмова циничная улыбка сменилась выражением печали.

– Макс, с человеком, решившим, что он поймал судьбу за хвост, может случиться все что угодно. Взять хотя бы то, что произошло с одним моим дружком по фамилии Робертс. Сержант имперского космического десанта, хороший послужной список, полдюжины звездных прыжков, пара боевых наград. Неглупый парень, почитывал книжки для экзамена на младшего офицера. Так вот, он как-то опоздал к старту – попал на Землю первый раз за не знаю сколько времени и малость перестарался, отмечая это дело. Надо было ему, конечно, сразу же явиться с повинной, сняли бы с него лычки и жил бы дальше, не так это и страшно. Беда была в том, что у него еще не кончилась капуста, а к тому времени, как он оказался без гроша и трезвый как стеклышко, было уже поздно. У него не хватило духу явиться, пройти через трибунал и отмотать срок. У каждого человека есть свой предел.

Подумав, Макс спросил:

– Ты хочешь сказать, что служил в космическом десанте?

– Я? Да ты что, конечно нет, я просто рассказал про этого Робертса, чтобы ты видел, что может случиться с тобой, если расслабишься. Поговорим лучше о чем-нибудь более приятном. Парень, что ты собираешься делать дальше?

– В каком смысле?

– Ну что ты собираешься предпринять после этого прыжка?

– А… Думаю, что опять то же самое. Мне нравится в космосе. Постараюсь ни во что такое не ввязываться и постепенно дослужиться до главного стюарда или главного клерка.

Сэм отрицательно потряс головой.

– Думай, сынок, лучше. Как ты это себе представляешь: что случится, когда отзыв о твоей службе на этом корабле придет в гильдию? А копия будет послана в Департамент труда и гильдий?

– Что?!

– Я тебе скажу – что. Может, сначала ничего такого и не произойдет; может, ты сможешь совершить еще один рейс. Но в конце концов все эти бюрократические шестеренки провернутся, они сверят записи и с удивлением увидят, что, в то время как этот корабль держит тебя за опытного помощника стюарда, их картотеки знать не знают никакого Макса Джонса. Наступит такой день, когда после посадки на Землю внизу, у лифта, тебя будет ждать пара придурков с пушками на поясе, чтобы утащить тебя в каталажку.

– Но как же, Сэм? Я думал, что все устроено!

– Остынь, остынь. Погляди на меня, я же совершенно спокоен, а меня все это касается не меньше, чем тебя. А точнее говоря, по причинам, в которые мы не станем здесь вдаваться, – больше. Как говорится, кто старое помянет – вылетит, не поймаешь. А что касается «все устроено», то с этим все, как я и обещал. Ты же здесь? А картотеки… извини, старик, но, чтобы малость подправить картотеку гильдии, потребовалось бы раз в десять больше денег. Нужно выяснить, где в Нью-Вашингтоне лежит некий конкретный микрофильм, заменить его липовым, который подтвердит твой послужной список… Я, по правде говоря, даже не знаю, с чего тут и начать. Хотя, конечно, все можно сделать, если есть время, деньги и сноровка.

Шок, обрушившийся на Макса, был сравним с тем, что он испытал, когда Монтгомери объявил, что ферма продана. Несмотря на ту работу, которой ему приходилось заниматься на корабле, ему здесь нравилось, и не хотелось ничего менять. Он хорошо ладил с начальником, понемногу сходился с товарищами по работе и чувствовал себя вполне уютно и безопасно, как мышка в норке. А теперь норку внезапно залило водой, а сам он, что хуже всего, оказался в мышеловке.

Макс побледнел. Сэм успокаивающе положил руку ему на плечо.

– Не мельтеши, парень! Тебя еще не кинули в трюм.

– В тюрьму…

– Какая еще тюрьма?! Ты в самой что ни на есть безопасности, пока не вернешься на Землю. В Земпорте ты спокойно можешь сделать «Асгарду» ручкой, имея притом в кармане свою зарплату. У тебя будет в запасе несколько дней или недель, а то и месяцев, прежде чем кто-нибудь устроит шухер – или в центре этой твоей гильдии, или в Нью-Вашингтоне. Ты сможешь затеряться среди четырех миллиардов людей. Твое положение будет ничем не хуже, чем тогда, когда ты первый раз на меня наткнулся, – ты же помнишь, ты хотел тогда затеряться, помнишь? И у тебя в послужном списке будет один полет к звездам, о котором ты сможешь рассказывать внукам долгими зимними вечерами. А может, они никогда и не вспомнят о тебе; какая-нибудь канцелярская крыса засунет твой отзыв в ящик, и будет он там лежать до скончания века. Или ты сумеешь убедить какого-нибудь клерка в конторе мистера Койпера нечаянно потерять копии этого отзыва и никуда их не посылать. Например, Нельсона – у него всегда какой-то голодный вид. – Говоря все это, Сэм внимательно глядел на Макса. Потом он добавил: – А то ты можешь сделать то же самое, что собираюсь сделать я.

Поначалу до Макса дошла только часть того, о чем говорил Сэм. Потом он повторно прокрутил в голове все услышанное и понемногу успокоился, начиная понимать, что положение его совсем не такое отчаянное. В том, что касается Нельсона, Сэм, похоже, был прав. Нельсон намекал уже обиняками, что совсем не обязательно оценки эффективности, стоящие в корабельных журналах, совпадают с теми, которые попадают в отчеты, – при определенных обстоятельствах. Макс отложил эту идею в сторону, она ему не понравилась, да и не имел он представления о том, как предлагать взятку.

Когда повторное воспроизведение в голове Макса дошло до последней ремарки Сэма, он встрепенулся:

– А что ты собираешься делать дальше?

Сэм внимательно разглядывал кончик своей сигары:

– Я собираюсь соскочить.

Идея Сэма была проста и понятна без объяснений. Однако по законам империи это было преступлением, которое влекло за собой даже более тяжелое наказание, чем подделка документов гильдии. Дезертирство почти уравнивалось с предательством.

– Продолжай, – хриплым голосом сказал Макс.

– Давай-ка переберем в уме, где у нас будут посадки в этом рейсе. Планета Гарсона, колония под куполом, как на Луне или на Марсе. В колонии под куполом ты либо делаешь то, что тебе приказывают власти, либо перестаешь дышать. Ты можешь даже спрятаться, получить новую личность, но все равно останешься под этим куполом. Хорошего мало, даже на Земле свободы больше. Четвертая планета Ню Пегаса, Альцион, совсем не дурна, хотя на ней и здорово холодно, когда она проходит афелий. Только вот она пока еще ввозит больше, чем вывозит. А это значит, что там всем заправляют имперцы и местные носом землю будут рыть, чтобы словить дезертира. Далее мы подходим к Новой Земле, десятая Беты Водолея, – а это, парень, как раз то, что доктор прописал и отчего поп пляшет.

– Ты там был?

– Один раз. И надо было там же и остаться. Макс, ты себе только представь место вроде Земли, но лучше, чем Земля вообще когда-нибудь была. Лучше погода, земля обширнее и плодороднее, леса, которые сами просятся, чтобы их рубили, дичь, которая, считай, сама в кастрюлю прыгает. Не нравится тебе поселок – ради бога, иди себе дальше и дальше, пока не окажется, что никого рядом нет. Ткни в землю семечко и отпрыгивай сразу в сторону, чтоб ростком не зашибло. Никаких надоедливых насекомых. Практически никаких земных болезней, а местные микробы наше племя на дух не переносят. Стремительные реки. Спокойные океаны. Ты б только видел…

– А если они нас словят и выдадут?

– Мало шансов. Тамошние колонисты сами хотят иметь побольше людей и не будут помогать имперцам. Имперский совет тратит чертову уйму времени на то, чтобы просто собрать там налоги. Да они даже и пытаться не будут поймать дезертира за пределами больших городов, – тут Сэм ухмыльнулся, – и знаешь почему?

– Почему?

– А потому, что смысла нет. Пошлют какого-нибудь имперца, чтобы он упаковал и доставил беглеца, и вот он там рыщет и внезапно натыкается на златовласую дочку фермера, которая смотрит на него во-от такими глазами. У них там в каждой семье по восемь-девять детей и всегда полно девиц в соку, которым замуж невтерпеж. Так что малый быстренько становится владельцем ранчо, с женой, бородой и новой фамилией. Он же был холостяком и давно не был дома, а может, он женат на Земле и как раз из-за этого не хочет домой, хоть так, хоть сяк, но даже Имперский совет не может бороться с человеческой натурой.

– Я не хочу жениться.

– Это твоя проблема. Но что самое приятное, на этой планете царит какая-то уютная расхлябанность. За пределами городов нет налога на недвижимость. Никто не стал бы его платить; они бы просто снялись с места и пошли дальше, если только просто не пристрелили бы налогового инспектора. Никаких гильдий: ты можешь вспахать борозду, распилить доску, поездить на грузовике или нарезать резьбу на водопроводной трубе – и все в один день, ни у кого не спрашивая разрешения. Человек может делать все, что ему заблагорассудится, и никто его не остановит, не скажет ему, что у него нет прирожденного права на это занятие, или что он недостаточно молод, чтобы начинать это делать, или что он не уплатил взнос. Колонистам плевать на эти формальности, у них больше работы, чем людей, которые могут ее делать.

Макс попытался представить себе такую анархию, но не смог. Он такого никогда не видел.

– А как же гильдии, они разве не против?

– Какие там на фиг гильдии? Конечно же, руководство их там, на Земле, пыталось что-то возражать, узнав о таком безобразии, но их не поддержал даже Имперский совет. Они же не дураки – нельзя вычерпать море ложкой.

– И вот туда ты и собираешься направиться, – задумчиво сказал Макс. – Звучит заманчиво.

– Ну да. Так и есть. Там была одна девушка – о, теперь она, конечно же, замужем, они там рано замуж выходят, – но у нее были сестры. Ну вот так я себе это представляю, это касается и тебя, если ты тоже двинешь со мной. Так вот, в первый раз, как я выйду там на поверхность, я кое-кого повидаю. А в последний раз – я надеюсь, что это будет в последний вечер перед стартом, – я выйду из корабля, войду в кабак через парадный вход, выйду через черный – и рвану за горизонт, никто и охнуть не успеет. К тому времени, когда в журнале напишут: «Опоздал из увольнительной», я уже буду в сотне миль, лежать на пузе на берегу журчащего ручейка в девственном лесу, растить бороду и учить наизусть свое новое имя. Скажи только слово – и ты будешь сидеть рядом, на том же бережку, с удочкой.

Макс беспокойно заерзал. Сцена, нарисованная Сэмом, пробудила в нем деревенскую тоску по дому, о присутствии которой в себе он даже не подозревал. Но он не мог так быстро отказаться от взлелеянной им гордой фигуры астронавта.

– Я подумаю.

– Подумай, подумай. Времени у тебя для этого больше чем достаточно – несколько недель. – Сэм поднялся. – А я поспешу-ка лучше на место, пока старый добрый хозяин Дюмон не начал беспокоиться, где это я задерживаюсь. Пока, сынок, и не забывай. Плохо лететь по ветру, никуда не сворачивая.

Глава 7
Элдрет

Максу по служебным обязанностям нечего было делать на уровнях выше палубы «В», только менять кошачьи ящики с песком, а это он проделывал рано утром, когда пассажиры еще спали. Ему очень хотелось посмотреть центр управления, но случай не представлялся, центр находился еще выше, над пассажирской палубой. Время от времени кто-нибудь из владельцев одной из семи собак или трех кошек, находившихся на попечении Макса, заходил пообщаться со своим питомцем. Иногда результатом этого визита бывали чаевые. Поначалу упрямая деревенская гордыня заставляла Макса от них отказываться, но Сэм, узнав об этом, быстро вправил ему мозги.

– Не будь дураком, они же могут это себе позволить. Какой смысл отказываться?

– Но я же и так выгуливаю их шавок. Это же моя работа.

Может, слова Сэма и не убедили бы его, если бы мистер Джи не поднял разговора об этом в конце первой недели. Он, видимо, довольно точно представлял себе обычную величину улова и ожидал получить с него некий процент «в социальный фонд».

Когда Макс задал Сэму вопрос, что это еще за фонд, Сэм рассмеялся.

– Оч-чень интересный вопрос. Есть еще какие-нибудь вопросы?

– Пожалуй, нет.

– Макс, я тебя просто люблю. Но ты все еще не можешь сообразить, что с волками жить – по-волчьи выть. У каждого племени свои обычаи, и то, что хорошо в одном месте, никуда не годится в другом. Есть расы, в которых первая обязанность любящего сына – угробить своего папашу и подать его на обед, как только сынок наберется силенок для такого мероприятия. И это вполне цивилизованные расы. Их даже дипломатически признал Имперский совет. Вот как ты можешь оценить это с точки зрения морали?

Макс читал о таких культурах – тихие, миролюбивые бнаторы, неуклюжие, богатые амфибии с Палдрона, которых можно было назвать какими угодно, только не тихими, вероятно, какие-нибудь еще… Он не ощущал себя вправе выносить суждение негуманоидным расам. Сэм продолжал:

– Я встречал в жизни таких стюардов, по сравнению с которыми наш Толстопуз выглядит филантропом. Взгляни на ситуацию с его точки зрения. Он считает все это прерогативой своего служебного положения, он считает эти деньги такой же естественной частью своего дохода, как и зарплата. Таков обычай. Он добился своего положения многими годами тяжкого труда и ожидает вознаграждения за это.

Сэм умеет убеждать, думал Макс, – и все же не мог согласиться с его основной предпосылкой. Есть вещи правильные, а есть неправильные, и это не зависит от того, где ты находишься, он ощущал это с внутренней убежденностью, укоренившейся в нем слишком глубоко, чтобы ее мог пошатнуть веселый цинизм Сэма. Макса беспокоило, что он находится там, где находится, благодаря мошенничеству; иногда он не мог уснуть, терзаемый угрызениями совести.

Однако еще больше его тревожило то, что обман может выйти наружу. Он ни на минуту не переставал обдумывать предложение Сэма.

Единственным внеземным существом на попечении Макса была паукообразная собака с Гесперы, планеты земного типа. В первый день исполнения своих обязанностей на «Асгарде» Макс обнаружил это существо в одной из клеток, предназначенных для кошек. Макс заглянул в эту клетку; на него смотрело маленькое, грустное, обезьяноподобное личико.

– Привет, человек!

Макс знал, что некоторые из паукообразных собак способны освоить человеческий язык в некотором объеме, но все равно от неожиданности отскочил. Несколько придя в себя, он осмотрел существо повнимательнее.

– Тебе привет, – ответил он. – Господи, да как же роскошно ты выглядишь!

На спине существа мех имел богатый, насыщенный зеленый цвет. Этот цвет переходил в оранжевый на боках и в нежно-кремовый на маленьком круглом брюшке.

– Хочу выйти, – констатировала паукообразная собака.

– Да не могу я тебя выпустить. У меня много работы.

Он прочитал прикрепленную к клетке карточку: «Мистер Чипс^[8]. Psevdocanis hexapoda hesperae. Владелец: Мисс Э. Кобурн, А-092»; далее следовала подробная инструкция по питанию и уходу. Питался Мистер Чипс личинками, запас которых находился в отделении Н-118 морозильника, а также свежими фруктами и овощами – как в сыром, так и в вареном виде; в случае отсутствия водорослей и артишоков ему необходимо было давать йод. Макс покопался в своей памяти, перебрал то, что читал про этих существ, и решил, что инструкция верна.

– Пожалуйста, выпусти! – настаивал Мистер Чипс.

Трудно было устоять перед этой мольбой. Ни одна прекрасная дева, взывающая с башни, в которую ее заточили злодеи, не смогла бы вложить больше чувства в свой зов. Помещение, где находились кошачьи клетки, было тесным, и дверь его запиралась; возможно, Мистеру Чипсу позволительно будет малость побегать, но это потом, сейчас Максу надо было позаботиться о других животных.

Когда Макс уходил, Мистер Чипс держался за прутья клетки и тихо всхлипывал. Макс оглянулся и увидел, что тот плачет самыми настоящими слезами. Одна капля дрожала на кончике смешного маленького носа; уйти от этого зрелища было почти невозможно. Макс покончил со стойлами, а потом взялся за кошек и собак; когда они были накормлены, а клетки их вычищены, он смог уделить внимание своему новому знакомому. Для начала он его покормил, отчего плач прекратился. Однако, когда он вернулся, требования выпустить возобновились.

– Если я тебя выпущу, ты потом вернешься в клетку?

Паучок задумался. Было похоже, что условное предложение превосходит его семантические возможности, так как вместо ответа он повторил:

– Хочу выйти.

Макс решился рискнуть. Мистер Чипс вскарабкался к нему на плечо и стал рыться в его карманах.

– Конфета, – потребовал он. – Конфета?

Макс погладил его.

– Извини, друг. Я же не знал.

– Конфета?

– Нет конфеты.

Мистер Чипс лично это проверил, а затем устроился на сгибе Максовой руки, собираясь, похоже, провести здесь не менее недели. Он не очень походил, решил Макс, на собаку и уж совсем не был похож на паука; разве что шести лап было многовато. У двух передних были крохотные ладошки, а средние могли служить как руками, так и ногами. Больше всего существо напоминало обезьянку, а на ощупь – кошку. От него исходил легкий пряноватый запах, и он, похоже, был очень чистым.

Макс попытался втянуть Мистера Чипса в разговор, но быстро обнаружил, что интеллектуальные его возможности крайне ограниченны. Не подлежало сомнению, что он осмысленно использует человеческие слова, однако словарь его был не богаче, чем у не слишком сообразительного двухлетнего ребенка.

Попытка вернуть малыша в клетку вылилась в двадцать минут активных физических упражнений с ничейным результатом. Мистер Чипс метался над клетками, приводя кошек в истерику. Когда паучок наконец великодушно позволил себя поймать, он все равно продолжал сопротивляться попыткам заточить его в клетку, цепляясь за Макса и рыдая. Кончилось все тем, что Макс укачал его, как ребенка, и положил в клетку сонного.

Это было ошибкой. Прецедент был создан, и с этого дня Максу не дозволялось покинуть помещение с клетками, не укачав дитятко.

Он не понимал мисс Кобурн, упомянутую на карточке в качестве владелицы Мистера Чипса. Все владельцы кошек и собак приходили к своим питомцам, и только у Мистера Чипса посетителей не было. Мисс Кобурн рисовалась Максу как желчная старая дева с длинным иссохшим лицом, получившая животное в подарок перед отъездом и недовольная этим подарком. По мере роста дружбы с паукообразным щенком, воображаемый образ мисс Э. Кобурн становился все менее привлекательным.

«Асгард» был в космосе уже свыше недели, и оставалось всего несколько дней до первого пространственного скачка, когда Максу предоставилась возможность сравнить этот воображаемый образ с реальностью. Он чистил стойла, Мистер Чипс сидел на его плече и подавал советы, когда из помещения с клетками послышался резкий голос:

– Мистер Чи-ипс! Чипси! Ты где?

Паучок резко сел и повернул голову. Почти в тот же момент в дверях появилась молодая особа женского пола. Мистер Чипс взвизгнул: «Элли!» – и прыгнул хозяйке на руки. Пока они тискали друг друга, Макс присмотрелся. Шестнадцать, оценил он, может, семнадцать. А может, восемнадцать – кой черт, как можно в этом разобраться, когда женщины такое выделывают со своими физиономиями? Как бы там ни было, красавицей назвать ее было нельзя; выражение ее лица также мало помогало делу.

Девица взглянула на Макса и нахмурилась:

– Что ты делал с Чипси? Отвечай мне!

– Ничего, – еле сдержался Макс. – Если вы позволите, мэм, я продолжу свою работу. – Он отвернулся от нее и наклонился над своей шваброй.

Она схватила его за руку и развернула к себе.

– Отвечай мне! А то… а то… я капитану скажу, вот что я сделаю.

Макс досчитал до десяти, потом, для полной верности, вспомнил первый десяток чисел из семизначной таблицы натуральных логарифмов.

– Это ваше право, мэм, – сказал он со спокойствием, стоившим ему больших усилий, – но сначала скажите, как вас зовут и по какому делу вы здесь находитесь? Я заведую этими помещениями и отвечаю за этих животных – от имени капитана. – Он знал, что таков закон космоса, хотя связь оного закона с данным случаем и была несколько натянутой.

На лице девицы появилось удивление.

– Что? Я – Элдрет Кобурн, – выпалила она таким голосом, словно это было всем известно.

– А по какому вы делу?

– Я пришла поглядеть на Мистера Чипса – разве не ясно?

– Очень хорошо, мэм. Вы можете навещать своего питомца в подходящее для этого время, – добавил Макс, дословно цитируя инструкцию. – После этого он должен вернуться в свою клетку. Вы не имеете права беспокоить прочих животных, а также кормить их. Таков порядок.

Она хотела было что-то сказать, передумала и прикусила губу. Паучок все это время переводил взгляд с одного лица на другое, вслушиваясь в разговор, далеко превосходящий возможности его понимания, хотя, возможно, он ощущал кипевшие тут эмоции. Потом он протянул лапку и подергал Макса за рукав.

– Макс, – торжественно объявил Мистер Чипс. – Макс!

Лицо мисс Кобурн вновь приобрело удивленное выражение.

– Это твое имя?

– Да, мэм. Макс Джонс. Он, видимо, хочет меня вам представить. Это так, старик?

– Макс, – твердо повторил Мистер Чипс. – Элли.

Элдрет Кобурн посмотрела себе на ноги, потом с неловкой улыбкой подняла глаза на Макса.

– Вы тут, похоже, друзья. Я, кажется, наговорила чего не надо. Всегда я со своим языком…

– Я уверен, что вы не хотели меня оскорбить, мэм.

Макс продолжал говорить официальным голосом; она торопливо ответила:

– Но я же говорила грубости! Мне так жаль – мне всегда потом жаль. Но я так перепугалась, увидев, что клетка открыта и в ней никого нет. Я подумала, что лишилась Чипси.

Макс неохотно улыбнулся.

– Я понимаю. Ничуть вас не виню. Вы испугались.

– Вот именно, я страшно испугалась. – Она вскинула глаза. – Чипси зовет тебя Максом. Можно, я тоже буду звать тебя Макс?

– Почему же нельзя? Все так делают – это же мое имя.

– А ты зови меня Элдрет, Макс. Или просто Элли.

Пока Макс прибирал в стойлах, Элли оставалась там, играя со своим Чипси. Потом она вздохнула и сказала:

– Думаю, мне лучше вернуться, иначе они меня потеряют.

– Вы придете еще?

– Ну конечно!

– Мм… Мисс Элдрет…

– Элли.

– Можно я спрошу вас? – Он говорил торопливо. – Может, все это и не мое дело, но что задержало вас так надолго? Малышу было жутко одиноко. Он уже думал, что вы его бросили.

– Не «он» – «она».

– А?

– Мистер Чипс – девочка, – произнесла она извиняющимся голосом. – Кто угодно мог ошибиться. А потом было уже поздно, перемена имени только совсем смутила бы ее.

Паучок глянул своими сообразительными глазами и повторил:

– «Мистер Чипс – девочка». Элли, конфета?

– В другой раз, сладкая ты моя.

Макс сомневался, что имя важно в данном случае, учитывая, что ближайшая паукообразная собака находилась в нескольких световых годах отсюда.

– Но вы не ответили на мой вопрос.

– О, я от всего этого так бесилась, что только что не кусалась. Они мне не разрешали.

– Кто это «они»? Твои родители?

– Да нет! Капитан и миссис Дюмон. – (У Макса стало складываться впечатление, что вытаскивать информацию из нее не многим легче, чем из Мистера Чипса.) – Понимаешь ли, меня принесли на корабль на носилках – какая-то дурацкая лихорадка, наверное – пищевое отравление. Не могло быть ничего особо страшного, здоровье у меня как у быка. Но они держали меня в постели, а когда врач разрешил мне вставать, миссис Дюмон сказала, что я не должна спускаться ниже палубы «В». У нее какие-то нелепые представления о том, что прилично, а что нет.

Вообще говоря, Макс понимал, с чем связаны возражения супруги стюарда; у него уже были случаи убедиться, что среди его товарищей по команде встречались экземпляры, мягко говоря, грубые, хотя он и не думал, чтобы кто-либо из них рискнул задеть пассажирку. Да за такое капитан Блейн, пожалуй, выкинет проштрафившегося в космос.

– Поэтому мне пришлось улизнуть потихоньку. Они, наверное, уже меня обыскались. Так что мне лучше поспешить обратно.

Однако это не сходилось с планами Мистера Чипса. Она вцепилась в Элли и заплакала, иногда прерываясь, чтобы вытереть слезы крошечными кулачками.

– Господи, да что же мне делать!

У Макса на лице появилось озабоченное выражение.

– Я, наверное, избаловал его – ее то есть, я имею в виду Мистера Чипса. – Он объяснил, каким образом возник ритуал укачивания.

– Но мне же надо идти, – растерялась Элли. – Что же мне делать?

– Давай попробуем, может, он – она – пойдет ко мне.

Мистер Чипс согласилась на замену. Элдрет торопливо погладила ее и убежала, после чего Мистеру Чипсу, для того чтобы уснуть, потребовалось времени даже больше обычного. Макс размышлял, поддаются ли паукообразные собаки гипнозу; этот ритуал начинал уже ему надоедать.

Элдрет появилась на следующий день под строгим надзором миссис Дюмон. Макс выказывал все возможное почтение жене стюарда и не забывал называть Элдрет исключительно «Мисс Кобурн». На следующий день она снова пришла – уже одна. Он посмотрел ей за спину и изумленно воздел брови.

– А где же твоя дуэнья?

Элдрет хихикнула:

– Мадам Дюмон посоветовалась со своим супругом, и тот вызвал твоего начальника – этого самого, толстого. Они сошлись во мнении, что ты идеальный маленький джентльмен, абсолютно безопасный. Как тебе это нравится?

Макс поразмыслил.

– Честно говоря, по основному роду занятий я – убийца с топором, но сейчас у меня отпуск.

– Вот и прекрасно. Что это у тебя здесь такое?

Это был набор для игры в трехмерные шахматы. Макс играл в них с дядей, это была любимая игра всех астронавигаторов. Обнаружив, что в нее играет кое-кто из картографов и вычислителей, он инвестировал свои чаевые в покупку набора в корабельной лавке. Набор был дешевенький, без подсветки и дистанционного управления, просто этажерка из прозрачных пластин с фигурами – не резными, а штампованными, однако для игры этого было достаточно.

– Это объемные шахматы. Когда-нибудь видела?

– Да. Не знала, что ты в них играешь.

– А почему нет? Ты играешь в обычные шахматы?

– Немножко.

– Принципы те же, только фигур больше и есть еще одно направление, в котором можно ходить. Давай, я тебе покажу.

Она села, скрестив ноги, напротив него, и он показал ей ходы.

– Вот это автоматические транспортники, то есть пешки. Они могут превратиться во все что угодно, если дойдут до дальнего края. Вот эти четыре – звездные корабли, они одни ходят не по прямой, вроде коней. Они должны совершать пространственный скачок, всегда с того уровня, на котором стоят, на какой-нибудь другой, и этот скачок производится определенным образом, например так – или так. А это – имперский флагман, это ему объявляется шах или мат. Потом есть еще…