Читать книгу: «Жестокий король», страница 4

Глава восьмая
Астрид

Не я начала эту войну, но буду сражаться насмерть.

Холсты измазаны черной краской.

Все до единого.

Мышцы тела сковывает напряжение. Я оглядываюсь по сторонам в поисках возможного злоумышленника. Его же здесь не может быть, правда?

КЭШ не из числа тех школ, куда может войти любой и учинить подобную выходку. Не говоря уже о том, что я единственная, кто сюда приходит в такую рань.

– Как на похоронах, да? – раздается зловещий голос прямо у меня за спиной.

Мой позвоночник резко выпрямляется.

Звук закрываемой со щелчком двери заполняет комнату и сжимает мне горло.

Я разворачиваюсь и встречаюсь с гипнотическими серо-голубыми глазами.

Леви Кинг.

Просто кульминация этого эпичного утра.

– Твоих рук дело? – Я указываю на холсты.

– Кто знает. – Его губы изгибаются в легкой усмешке.

Весь его облик излучает безразличие. Полнейшее наплевательское отношение к окружающему миру. Растрепанные волосы отражают бунтарский дух и при этом подчеркивают вид супермодели. На нем нет форменного галстука, а манжеты рубашки закатаны поверх рукавов пиджака.

Как человек с такой великолепной внешностью может являться воплощением дьявола?

Я продвигаюсь к выходу из мастерской.

– Я расскажу все директору.

– Обязательно, принцесса. А заодно расскажи ему, как ты расписала лобовое стекло моей машины.

Я резко останавливаюсь и складываю руки на груди.

– Не знаю, о чем ты говоришь.

Он отталкивается от двери и словно увеличивается в размерах. Становится широким, крупным…

Грозным. Пугающим.

Веселье разом слетает с его лица, как будто все ухмылки и беззаботность мне только привиделись.

То, как он владеет эмоциями, ужасает: что показать, а что спрятать, когда притаиться, а когда напасть.

Что-то неизведанное светится в глубине его глаз, отчего те приобретают совсем иной оттенок синевы.

Смертельной.

В такой синеве обычно водятся акулы.

Я не двигаюсь с места, всем видом показывая, что не боюсь его. Однако тело изо всех сил призывает меня бежать.

Игры с Леви Кингом опасны.

Еще один год.

Если мне удастся избежать проблем, мирно и спокойно отучиться этот год, все закончится.

Любой конфликт лишит меня невидимости.

Вопреки своей гордости я делаю шаг назад, в то время как он упорно наступает на меня. Воздух потрескивает от напряжения, все внутренности сжимаются. Каждый его шаг вперед вторит удару моего сердца о грудную клетку. Я чувствую себя маленьким глупым олененком, отбившимся от стада и попавшим в лапы голодного безжалостного хищника.

Икрами натыкаюсь на мольберт и вскрикиваю. И тут же, сцепив зубы, проклинаю себя за то, что позволяю ему так влиять на меня.

– Стой! – Я вскидываю руки, упираясь обеими ладонями в его грудь, и толкаю.

С таким же успехом я могла бы толкнуть быка.

Весьма подтянутого, с жесткими рельефными мышцами и твердой, как дерево, грудью.

Он не отступает. Не отходит ни на шаг. Скорее, наоборот, придвигается ближе, вторгаясь в мое личное пространство. Он так близко, что только мои руки не дают нашим грудным клеткам столкнуться. Так близко, что кажется мне в десять раз красивее. Так близко, что я улавливаю в его дыхании запах сигарет и шоколадного чизкейка.

Погодите. Все дело в сегодняшнем завтраке? Потому что, если этот здоровяк тоже любит чизкейк, мне придется отказаться от него.

– Чего ты хочешь, Леви?

– Для тебя я – Кинг.

– Ну уж нет. У тебя есть имя, так почему все должны звать тебя по фамилии?

– Не ты здесь задаешь вопросы, принцесса. Ты только отвечаешь на них, поняла?

Не могу поверить, насколько этот ублюдок самоуверен. С другой стороны, он уже два года держит всю школу в своих руках. С чего бы ему не ждать, что все будут преклоняться перед ним?

– Чего вы хотите, ваше величество?

В ответ на саркастичные нотки в моем голосе он наклоняет голову, а я вскидываю подбородок. Затем его взгляд опускается на упирающиеся в его грудь ладони, уголки губ дергаются, словно он о чем-то размышляет. Я отдергиваю руки, пока ему в голову не пришли какие-нибудь безумные идеи.

И очень зря.

Леви напирает на меня, точно и вправду бык, и мне не остается ничего другого, как обойти мольберт и шагнуть назад. Я врезаюсь в стену, и по моему телу пробегает дрожь.

Почему рядом с ним я вечно оказываюсь загнанной в угол?

Леви впечатывает ладонь в стену рядом с моей головой. Наши лица разделяет всего несколько сантиметров. Воздух вырывается рывками из моих легких. Я даже не могу нормально вздохнуть из страха, что на этот раз моя вздымающаяся от волнения грудь непременно встретится с его грудью.

– Я сказал тебе, чего хочу. – Его голос становится опасно низким. – А ты что сделала?

Я складываю руки перед собой, чтобы не позволить нашим телам соприкасаться, а заодно унять бешеный стук своего сердца.

Отвожу взгляд в сторону, не желая встречаться с ним глазами. Если я посмотрю на него, они поглотят меня целиком и никогда не отпустят из своего плена.

– Я спросил. – Он сжимает мой подбородок большим и указательным пальцами, разворачивая мое лицо к себе. – Что ты сделала?

Я сглатываю, ощущая прикосновение его кожи. Длинные мозолистые пальцы пробуждают во мне воспоминания о той ночи.

Ночи, когда меня сбила машина.

Но впервые за много месяцев эти воспоминания не полны крови и ужаса, как в моих кошмарах.

Нет.

Они совсем другие.

Воспоминания охватывают меня, подобно действию по ошибке принятых наркотиков. Или, может, все как раз случилось верно.

По рукам бегут мурашки от напоминания о том, как же приятны были его прикосновения.

Какие сильные незнакомые ощущения вызывал он в тех местах моего тела, о существовании которых я не подозревала.

Этот дьявол, как никто другой, рождал во мне чувства.

Нет. Все дело в запрещенных веществах. До меня любой мог дотронуться, и мне было бы приятно.

Только сейчас я не под действием наркотиков, хотя и похоже. Дрожь пробегает по спине, и я не в силах справиться с ней.

Лишь могу делать вид, что мне плевать на него.

– Я сказала, что не стану встречаться с тобой. Я не виновата, что ты понял мои слова иначе.

Кинг выгибает густую выразительную бровь.

– И поэтому разрисовала мою машину?

– Это тебе за то, что ты унизил меня перед всей школой.

– Это ничто по сравнению с тем, что я мог бы сделать с тобой. Так что будь хорошей принцессой, и я забуду о случившемся.

– А если не буду?

– Поверь мне, тебе вряд ли захочется. – Нечто грозное и садистское вспыхивает в его взгляде. Он словно ждет, когда я брошу ему вызов, и тогда можно будет с извращенным удовольствием растоптать меня.

Он ведь из таких людей, верно? Богатых, титулованных и скучающих. Они обычно считают своим долгом наступить на любого, кто встретится им на пути, ради избавления от скуки.

Если он из скуки наступит на меня, я превращу его жизнь в сущий ад.

Он отпускает мой подбородок, и я с неприязнью отмечаю, что там, где его пальцы касались кожи, ощущается пустота и легкое покалывание.

– Я слышал, ты не отстаешь от полиции по поводу наезда.

– Тебе об этом известно?

Я не думала, что кого-то в КЭШ, за исключением Дэна и парочки учеников, особо волнует произошедший со мной несчастный случай, не говоря уже о том, что Леви станет известно о нем.

Моя игра в невидимку, похоже, дает слабину.

– Оставь это дело, – произносит он раздражающим, властным тоном.

– Что?

– Перестань ходить в полицию и всюду совать свой нос. Оставь его.

– Ты в своем уме? Хочешь, чтобы преступник, бросивший меня умирать, остался безнаказанным?

– По мне, с тобой все в полном порядке.

– Ты явно издеваешься надо мной. Пока вы все веселились в своих дурацких летних лагерях, я не вылезала из сеансов физио- и психотерапии. Уверена, никто из вас не предполагал, что я вернусь. Но вот я здесь, и теперь любой, кто заставил меня страдать, заплатит. Так что даже не смей просить меня оставить это дело. Этого не будет никогда, Кинг.

Из-за вспышки гнева у меня перехватывает дыхание. Я тяжело дышу, уши и лицо горят, все тело напряжено. Но я не отступаю перед его дьявольским взглядом.

На самом деле высказать все, что думаешь, чертовски приятно. Пусть катится к черту! Я ни за что не откажусь от правосудия.

На лице Кинга мелькает смутное выражение, когда он, склонив голову набок в своей нервирующей и оценивающей манере, отходит назад.

– Я сыграю в твою игру. Но только подумай хорошенько, потому что это первый раз, когда я пропускаю первый ход. Что способно заставить тебя сдаться?

– Ничего.

– Правда, ничего?

– Абсолютно.

– Ответь мне, принцесса, неужели чувство справедливости важнее всего остального?

Я вскидываю подбородок.

– Разумеется.

Вновь воцаряется тревожная тишина: он осматривает меня с головы до ног. Без какого-либо сексуального подтекста. Это взгляд наемного убийцы, прикидывающего, как убить меня быстрее и без лишних хлопот.

Я встречаюсь с его глазами, и на этот раз их радужки выглядят темнее, чем несколько секунд назад.

Они черные.

Смертельно опасные.

– Это мы еще посмотрим.

От страха у меня сводит живот.

– Что это значит, черт побери?

– Это значит, – он дважды щелкает меня по носу, на его губах играет непринужденная улыбка, которая могла бы придавать ему доброжелательный вид, если не знать о таящемся внутри дьяволе, – отступи, или я сам заставлю тебя это сделать, принцесса.

Глава девятая
Леви

Ты попала под перекрестный огонь, из которого только я мог выйти победителем.

– Тебе известно, что случилось?

Я останавливаюсь у подножия лестницы и поправляю пиджак КЭШ. Точнее, не поправляю, а полностью расстегиваю, чтобы выглядеть как прочие убожества в школе.

От звука дядиного голоса у меня портится настроение. Разве он не должен сейчас разрушать чужие жизни?

– Скажи мне, Эйден.

– Да, скажи ему, братец. – Я небрежно вплываю на кухню и направляюсь прямиком к холодильнику, даже не удостаивая их взглядом.

– И тебе доброго утра, сопляк. – Дядя выплевывает слова со скоростью пулеметной очереди.

Я достаю бутылку молока и, не желая возиться со стаканом, выпиваю половину залпом. Холодная жидкость смягчает горло, пересохшее после вчерашней попойки.

Столовая располагается дальше по коридору, но мы используем ее не для приемов пищи. Она служит лишь для дядиных сборищ, где он может хвастаться своим богатством и статусом миллиардера.

Выпив молока, я вытираю рот рукой и прислоняюсь к мраморной столешнице лицом к Джонатану и Эйдену. Они сидят бок о бок за барной стойкой.

Внешне Эйден – точная копия своего отца. У него такие же черные как смоль волосы и бездушные темно-серые глаза – отличительная черта Кингов. Мне же, благодаря маминым «неправильным» генам, достались светлые радужки.

Между ними лежит шахматная доска из хрусталя и черного камня. На ней сделано всего несколько ходов. Видимо, они продолжают старую игру. Джонатан и Эйден могут неделями завершать одну шахматную партию.

Нормальные семьи обычно обсуждают, как прошел их день. Мы же только и делаем, что пытаемся поиметь друг друга в шахматной борьбе.

– Так, о чем поговорим сегодня? – Я склоняю голову набок. – Кроме, разумеется, наших обычных шуточек по поводу того, как испортить мне жизнь.

Джонатан отодвигает тарелку со сконами⁵, словно от одного моего присутствия у него пропал аппетит.

– Ты сам портишь себе жизнь. Если решишь быть никем, то и будешь никем, Леви. Почему бы тебе для разнообразия не попробовать что-то другое?

– Объясни, Джонатан, что ты подразумеваешь под «другим». Предупреждаю, если это значит пойти по твоим стопам, то я пас.

– Думай, с кем говоришь. – Его глаза темнеют, голос приобретает грозные нотки. – Я растил тебя, когда твоя мать бросила тебя с отцом. И продолжал воспитывать, когда твой отец уже не мог этого делать.

Я крепко сжимаю бутылку с молоком, отчего стекло чуть не трескается. А сам при этом продолжаю беззаботным тоном:

– Если под воспитанием ты имеешь в виду потраченные на меня деньги, то твоей заслуги тут нет. Мой отец тоже был Кингом.

– Причем весьма бездарным, – заявляет Джонатан так невозмутимо, будто говорит о нелюбимом домашнем питомце, а не о родном брате. – Нашей семье не нужны никчемные представители. Если носишь фамилию Кинг, то будь готов отплатить за ее блага.

– Какие, например?

– Учеба в Оксфорде.

– Тогда мой ответ «нет», – произношу я как можно более равнодушно и отпиваю из бутылки еще молока.

Эйден, качая головой, награждает меня неодобрительным взглядом, а после снова принимается за бекон, как будто на кухне никого кроме него нет.

Пусть катится со своим отцом ко всем чертям.

Джонатан встает и застегивает выглаженный темно-синий пиджак.

– Наша сделка остается в силе, Леви. Еще одна выходка, и доступ к твоему трастовому фонду будет ограничен, пока тебе не исполнится двадцать пять – согласно завещанию твоего отца.

– Завещанию, которое ты вынудил его написать.

– Тебе еще повезло, что я уговорил его хоть что-то тебе оставить. Думаешь, в таком состоянии его заботили ты и твое будущее? – Он на мгновение замолкает.

Один из методов запугивания, которому он нас учил. «Молчание всегда приносит желаемое, – говорил он. – Люди стремятся заполнить паузу, и это можно использовать в собственных интересах».

– То, что я стал твоим опекуном, – лучшее событие в твоей жизни, сопляк. Ты еще преклонишься передо мной.

Я встречаюсь с его жестким взглядом.

– Король никогда не преклоняется.

– Только не тот, что без короны.

Он выходит из кухни с таким видом, словно уже владеет одной половиной мира и теперь собирается завоевать другую. Что в принципе недалеко от истины.

Я с грохотом опускаю бутылку на столешницу, и капли молока разлетаются в стороны. С глубоким вздохом закрываю глаза, пытаясь обуздать бушующую внутри меня бурю гнева.

Год.

Мне нужно продержаться до окончания школы, а потом я навсегда покину королевство Джонатана.

– Ты все делаешь неправильно. – Эйден ставит пустую тарелку в раковину рядом со мной. – Думаешь, что можешь одолеть его, но это не так.

– Спорим?

– Я не заключаю проигрышных сделок.

Он склоняется над шахматной доской. Джонатан заблокировал коней Эйдена, и теперь любой его ход будет стоить ему ладьи или слона.

Типичный дядя. Он всегда в первую очередь лишает тебя самой сильной защиты.

– Осторожнее, братец. – Я приподнимаю бровь. – Ты недооцениваешь меня.

– А ты недооцениваешь Джонатана. У нас всех развит дух соперничества, но он в этой игре варится дольше остальных. Как, по-твоему, он сумел расширить свою империю? Когда он поднимается, остальным приходится отступать, чтобы не быть раздавленными.

– Если кого и раздавят, то только не меня.

– Я не знаю, может, ты и идиот, но он без всяких колебаний разрушит твою жизнь. Ему ничто не помешает лишить тебя наследства до тех пор, пока тебе не исполнится двадцать пять. Ты готов скитаться целых семь лет?

– Заткни пасть, Эйден.

– Я всего лишь констатирую факты, Лев. – Он тянется через столешницу, берет яблоко и откусывает от него большой кусок. – Играй не силой, а умом.

Склонив голову набок, я наблюдаю за тем, как он жует.

– Тебе ведь известно, что случилось той ночью, да?

– Конечно. – Вид у него совершенно невозмутимый, он с отстраненным взглядом продумывает наилучший способ разгромить отца в игре.

После того инцидента девятилетней давности Эйден сильно изменился, стал совершенно другим.

Словно бог забрал моего маленького двоюродного брата и вместо него прислал демона.

Бесчувственного демона-психопата.

– Почему ты не рассказал своему отцу?

– Не вижу причин. – Он пожимает плечами. – Как я и сказал, умом, а не силой. В игре мускул Джонатана Кинга не свергнуть. А вот в игре ума…

Остаток фразы повисает в воздухе, уголки его губ приподнимаются. Должно быть, он придумал, как сохранить оборону в безжалостной атаке Джонатана.

Однако этот маневр, скорее всего, поставит под угрозу его королеву. Хотя Эйдена это не сильно заботит. Он никогда не стесняется в начале игры пускать в ход тяжелые фигуры.

– Тебя что-нибудь связывает с той ночью? – спрашивает он, не отрывая взгляда от доски.

– Я порвал все связи. – Начиная с чертовой принцессы Клиффорд и ее любопытного носа.

– И правильно. – По пути к выходу он берет еще одно яблоко и бросает мне. Я ловлю его прямо над головой, когда он говорит: – Играй против человека…

– А не игры, – заканчиваю я.

Одна из самых верных мыслей, которые когда-либо высказывал отец.

* * *

На нашу раннюю тренировку я отправляюсь вместе с Эйденом, потому что моей изрисованной машине требуется профессиональная чистка.

Мы въезжаем на парковку, и там я замечаю развевающиеся на ветру медово-коричневые волосы. Эйден выходит из машины, а я остаюсь на месте, неотрывно наблюдая за ее веселым смехом.

Она запрокидывает голову, ее глаза светятся необузданной энергией, которая долетает до меня даже через всю парковку и будоражит темную, нездоровую часть моей души.

Мне хочется уничтожить ее.

Мне нужно уничтожить ее.

Красота положительно влияет на людей. Многие стремятся запечатлеть прекрасные мгновения, чтобы потом заново их переживать.

Но только не я.

Во мне просыпается жажда сжечь их дотла и развеять пепел по ветру, пока от них ничего не останется.

При виде Астрид Клиффорд это желание перерастает в нечто иное.

Я обязан погрузить ее жизнь в черноту, как те холсты. И в то же время часть меня желает вновь услышать ее сбивчивое дыхание, когда я без спроса вторгаюсь в ее личное пространство.

Эйден свешивает руки в мое открытое окно.

– Ты идешь?

– Дэниел Стерлинг. – Я замечаю парня, с которым она входит в школу, – тот обнимает ее рукой за плечи.

И в моей голове тут же рождаются две мысли на его счет.

Ему нужно сломать руку.

Его тоже следует погрузить в черноту за то, что он наслаждался ее смехом.

Эйден следует за моим взглядом.

– Старшеклассник обычно сидит на скамейке запасных.

– Или вообще не тренируется. – Вчера он не явился на тренировку – видимо, не желает в последний год учебы тратить свое драгоценное время.

Дэниел относится к числу самоуверенных футболистов. Тех, кто с помощью игры находит девчонок, которым можно присунуть, и привлекает к себе всеобщее внимание.

Он довольно неплохой игрок и мог бы давно получить место в основном составе, если бы приложил больше усилий.

Мои губы растягиваются в улыбке. Догадайтесь, кто сегодня огребет от меня на тренировке?

Один ноль не в пользу принцессы Клиффорд.

Когда я тянусь за сумкой, звонит телефон. На экране высвечивается номер Криса, и я сбрасываю звонок.

Сейчас я не в настроении выслушивать его пустые оправдания.

Тогда он присылает сообщение.

Кристофер: Срочно. У меня новости.

– В чем дело? – отвечаю я, как только он перезванивает.

– Я подслушал разговор отца с другими офицерами, – шепчет он запыхавшимся голосом.

– И?

Благодаря тому, что отец Криса является заместителем комиссара столичной полиции, все эти годы нам удавалось избежать тюрьмы.

– Все плохо. – В голосе Криса звучит отчаяние. – По словам врача той девчонки, она сможет все вспомнить, если ее поместить в похожие обстоятельства или показать ей потенциальных подозреваемых. Мой старик со своими коллегами подумывает это устроить. Он призвал их довести дело до конца, потому что она дочка лорда. Черт, Кинг. Вдруг она нас вспомнит?

– Не вспомнит, – цежу я сквозь зубы. – Держи рот на замке и приходи на тренировку.

– Но…

– Тренировка, Крис.

Я вешаю трубку прежде, чем он успеет сказать то, что может ухудшить мое и без того паршивое настроение.

Накопившаяся с утра злость захлестывает меня и окружает со всех сторон, не давая дышать.

Похоже, принцесса не желает слушать.

Но я уничтожу ее раньше, чем она – меня.

Глава десятая
Астрид

Вы выбрали не того подданного, ваше величество.

– Потаскуха.

– Шлюха.

– Избалованная сучка.

Я сохраняю невозмутимое лицо, пока оскорбления сыплются на меня со всех сторон. Кто-то даже назвал меня блудницей. Кто сейчас вообще употребляет это устаревшее слово?

С тех пор как на прошлой неделе Леви, приперев меня к стенке перед классом, заявил во всеуслышание, что я «умоляла» его, вся школа начала донимать меня.

Во время обеда я даже получила предложения от двух парней, которые заверили, что мне не придется их умолять.

Вот почему сейчас я ем в укромном уголке школьного сада. Мне все равно никогда не нравилась претенциозная атмосфера местного кафетерия. То, что Леви ополчил всю школу против меня, еще больше доказывает: мне никогда не вписаться в этот круг.

И под «кругом» я подразумеваю целую футбольную команду, которая всюду, будто подданные королевского двора, следует за ним.

Те, кого он держит при себе, обладают особой аурой. КЭШ называет их четырьмя всадниками, и они несут в себе столь необходимую Леви разрушительную энергию.

Каждый из них по-своему жесток – даже те, кто молчит.

С самого начала своей невидимой жизни я ждала, что кто-то все же восстанет против этих титулованных засранцев.

Но пока этого не произошло.

В конечном счете все преклоняют перед ними колено, словно послушные крестьяне.

Даже Дэн принадлежит к их числу, поэтому мне нельзя в его присутствии поливать грязью титулованных спортсменов.

Зато я прекрасно могу делать это мысленно.

Я сижу на скамейке, скрестив ноги, жую гамбургер и рисую свободной рукой. Мой психиатр и физиотерапевт просили меня не торопиться, но я не из тех, кто слушается приказов.

К тому же все изменилось из-за моих недавних странных снов – или кошмаров.

После пробуждения я даже не помню, что видела. Просто просыпаюсь вся в поту и с приступом клаустрофобии.

Доктор Эдмондс, мой психотерапевт, говорит, что я, возможно, вижу обрывочные воспоминания о том несчастном случае. Поэтому у меня возникла одна теория.

Моя неспособность нормально рисовать может быть связана со случившимся во время того происшествия. Если это так, то воспоминания могут вернуться, если я заставлю себя нарисовать что-то – что угодно – из той ночи.

Но стоит мне, как сейчас, начать, как на ум приходит бесячее лицо Леви.

Я зачеркиваю нарисованное и раздраженно фыркаю с набитым ртом.

Этот засранец убивает все вдохновение.

– Привет, жучок. Что ты здесь делаешь?

– Прячусь от наглых футболистов. Без обид, жук. – А что? Я ведь не говорила, что стану молчать.

Он усмехается.

– Место уже занято, черт побери.

Вот такие мы с Дэном. Наша дружба была создана на небесах. Или в бассейне.

Дело было так: когда я только переехала к отцу, тот попросил Николь взять меня с собой на вечеринку, чтобы я могла завести друзей.

Как будто мне могут быть интересны друзья Николь.

В общем, я не хотела идти, но рада, что все же согласилась.

Николь, разумеется, бросила меня сразу после нашего приезда. К счастью, это желание было взаимным.

И я как раз сидела в уединенном месте у бассейна, занималась своими делами и пила разбавленную текилу. Ну ладно, еще разглядывала свою татуировку в виде солнца, луны и звезды и оплакивала маму.

Тут кто-то воскликнул:

– Охренеть! Это жук?

Передо мной стоял Дэн, который по ошибке принял мою татуировку за жука. За то, что он так отозвался о маминой последней татуировке, я толкнула его, и он, пьяный, рухнул в бассейн. Когда он не выплыл на поверхность, я решила, что убила его.

В следующее мгновение я уже вытаскивала его на берег, плача и причитая, что не хочу быть убийцей. В этот миг он открыл глаза и засмеялся.

Потом я рассказала ему о маме, а он – о своей бабушке, которую недавно потерял.

С тех пор мы неразлучны. Это было лучшее начало дружбы.

Именно поэтому мы с Дэном отлично ладим, даже когда я подшучиваю над его командой.

Зато он однажды, увидев картину импрессиониста, сказал, что по ней как будто прошлись тараканы.

Я искоса гляжу на Дэна, когда тот с глупой ухмылкой на лице устраивается рядом со мной.

– Что такое? – Я невольно улыбаюсь в ответ.

– У меня потрясающие новости.

Не распрямляя ноги, я разворачиваюсь к нему лицом, его радость передается и мне.

– Ну, ты расскажешь? Или хочешь, чтобы я умоляла?

– Тоже было бы неплохо. – Он поигрывает бровями. – Как ты умоляла нашего капитана.

– О нет, пожалуйста. Только ты не начинай, жук.

– А что? Мне, между прочим, обидно, что приходится узнавать об этом от других. Я твой лучший друг и должен быть в курсе всех событий. – Он с притворной грустью качает головой. – Говорю тебе, путь нашей дружбы тернист.

Я закатываю глаза.

– Но ты можешь все исправить, рассказав мне, как умоляла его. Стоя на коленях? Лежа на спине? В позе шестьдесят девять? Или, может…

Я швыряю ему в грудь маленький камушек, чтобы он заткнулся.

– Я же сказала, мы так далеко не заходили. Это все из-за наркотиков.

Он замолкает на мгновение.

– Как по мне, наркотики не могут заставить тебя хотеть того, кого ты не хотел раньше.

– Откуда ты знаешь?

Он пожимает плечами.

– Просто предполагаю.

– Ну, как скажешь. Итак, ты собираешься делиться своими потрясающими новостями?

– Всего два слова, детка. – Он показывает указательный и средний пальцы. – Стартовый. Состав.

– Что?

– На предстоящей игре тренер включил меня в стартовый состав!

– Ух ты, как здорово, Дэн. – Как бы я ни старалась, мне не удается изобразить энтузиазм.

Он смеется, но его веселье быстро сменяется непроницаемым лицом.

– Тебе это явно не интересно, жучок.

– Прости, но я думала, тебя больше не волнует футбольная команда.

– Ни фига! Я говорил, что это я их не волную. – Он потирает руки с победным и озорным выражением лица. – Но я знал, что мое время придет! Больше никакой скамейки запасных.

– Я знала, что ты справишься. – Я по-братски обнимаю его за плечи. – Горжусь тобой, друг.

– Еще бы, детка. Я и сам собой горжусь! – Он шлепает рукой по воображаемой заднице. – Представляешь, сколько девчонок теперь будет вешаться на меня после игры?

– Ты и вправду свинья. Ты только ради этого играешь в футбол?

– Это главная причина. Мой список дел пополнится еще одним пунктом. – Он забирает у меня недоеденный гамбургер и приканчивает его в два присеста. – А еще он дарит уйму радости и адреналина. Тебе понравится.

– Мы с футболом не дружим, забыл?

– Ты обещала, – напоминает он с набитым ртом.

– Нет, не обещала.

– Первый курс. – В его голосе появляются спокойные нотки, речь приобретает безупречное произношение, как у старого ведущего новостей «Би-би-си». Он делает вид, будто держит микрофон. – Когда Дэниел и Астрид только подружились, Астрид сообщила ему, что ненавидит футбол, а Дэниел – что ненавидит искусство. Тогда они договорились никогда не проявлять поддельный интерес. Однако Дэниел пообещал посетить выставку Астрид, если та когда-нибудь состоится. А Астрид, в свою очередь, обещала сходить на игру Дэниела, если он попадет в стартовый состав.

– Ладно. Я обещала.

– Да, обещала, жучок. – Пошевелив бровью, он притворным жестом роняет микрофон. – И ты сдержишь свое обещание. Вечером в субботу. Домашний матч. В этом сезоне мы надерем всем задницу.

Вот и накрылся мой план затащить Дэна в музей.

– У нашего капитана этот год последний, так что он выложится на полную.

Я снова хлопаю его по плечу.

– Слушай, жук, возможно, я и приду на твою игру, но не проси меня боготворить Леви, который активно портит мне жизнь.

– Может, тебе не стоит бороться с ним? Он же Кинг.

– Я прячусь с обедом на заднем дворе. Разве это похоже на борьбу? – Даже в моем голосе слышится изумление.

Я не восстаю против Леви по одной простой причине: мне не хочется, чтобы папу вызвали в школу или, более того, чтобы он узнал о том, как я ослушалась его приказа не приближаться к Кингам.

К тому же трудно поддерживать невидимость, когда фактический король школы дышит тебе в затылок.

И все же я не бросаю дело о наезде и продолжаю работать с полицией. Я даже попросила папиного друга, заместителя комиссара, сообщить мне об обнаружении новых улик.

Если Леви полагает, будто может лишить меня права знать правду, пусть идет к черту.

– Несмотря на свою грубость, он все-таки классный капитан. – Голос Дэна полон благоговения, и что самое печальное – он даже не отдает себе в этом отчета. – Знаешь, а ведь он поручился за меня перед тренером.

– Погоди. – Я отрываю взгляд от своего испорченного рисунка. – Леви поручился за тебя?

– Ага. Круто, правда?

– Вовсе нет. Тебе не кажется странным, что он поручился за тебя именно сейчас?

– Нет. – Он встает, закидывая лямку рюкзака на плечо.

– Дэн. Этот парень не замечал тебя два года, а теперь, когда он хочет разрушить мою жизнь, вдруг включает тебя в стартовый состав? Да это же явная провокация.

– Футбол, капитан и тренер работают не так. Из стартового состава убрали одного игрока, и я занял его место, потому что старался проявить себя с лучшей стороны.

– Дэн, – я встаю и сжимаю его руку, – прости. Не подумай, будто я считаю тебя плохим игроком, просто это очень странное совпадение. Я не хочу, чтобы ты пострадал, если вдруг все обернется не так, как ты надеялся.

– Со мной все будет в порядке. – Его голос смягчается, и он обвивает меня рукой. – Ты сама будь осторожна, жучок.

– Буду, приятель. – Я улыбаюсь, радуясь, что наша небольшая размолвка закончилась.

Только благодаря ему я смогу пережить этот год.

По возвращении в школу мы с Дэном расходимся по своим делам. Он отправляется на тренировку, а я могу потратить несколько часов на работу в мастерской, прежде чем мы вместе поедем домой.

Мне ужасно не хочется возвращаться домой даже минутой раньше положенного и иметь дело со слащавыми подколами Виктории, ядовитыми замечаниями Николь и папиным равнодушием.

Вдруг кто-то врезается в меня, чуть не сбивая с ног. Я в последнюю секунду успеваю остановиться и сталкиваюсь лицом к лицу не с кем иным, как с Николь.

– Смотри, куда прешь, сучка, – шипит она. Две ее подружки хихикают, как будто ничего смешнее сегодня не слышали.

Я тычу ее пальцем в плечо, отталкивая назад.

– Это ты смотри. – А потом наклоняюсь и шепчу, чтобы кроме нее никто не услышал: – Иначе вся школа узнает, что ты и твоя мамаша – две охотницы за деньгами, которые увели моего отца из семьи.

Она от удивления выпучивает глаза, и я протискиваюсь мимо нее – мое настроение наконец немного улучшается.

– Думаешь, твое мнение кого-то здесь волнует, шлюха? – бросает она мне вслед, но я, не обращая на нее внимания, вхожу в мастерскую.

Два ученика третьего курса уже сидят за холстами, однако на мое приветствие даже не откликаются.

Меня бесит не только моя нынешняя заметность, но и то, насколько она неправильная.

Я-то надеялась, что все улеглось, но, видимо, нет.

Со вздохом подхожу к шкафчику, чтобы достать фартук. Здесь – мое святилище, и я никому не позволю осквернить его.

Даже если учитель рисования как ни в чем не бывало избавился от всех черных холстов. Я, конечно, предполагала, что перед Кингом преклоняется вся школа, но не думала, что и учителя кормятся с его руки.

Наивная.

Я достаю фартук, и во мне тут же вспыхивает злость.

На его белой поверхности красной краской написаны слова «шлюха» и «потаскуха».