Нет, нормальная баба! Как ни в чем не бывало, приносит на подносе кофе. Кофе – это хорошо. Особенно с коньяком. Нашелся и коньяк. И тут, Сеня, я подумал: а может, вот этих зихерей мужских ей и не хватает в этой эмансипированной Европе?

Я сейчас стал врагом всех баб. Я знаю. Но так, милые барышни, все устроено в мире. И не мной и не вами. Подожди, Сеня, есть же песня, давай споем:

Этот мир устроен не вами,

Этот мир устроен не мной.

Нет, правильно, нет? Ну что-то типа того.

Итак, подожди, Сеня, вот сейчас я тебе один умный вещь скажу – только ты не обижайся. Вот. Значит, так… Масть ушла. Но мы ее удержим… Нет, не канает, Сеня, надо снова пить. Как мне все это надоело!!!

…Итак, погнали дальше. Погнали наши городских. Я знаю, что ты Сеня из деревни, ну а я городской. Какая разница: город – деревня, Австрия – Россия, чукча – эскимос? Все мы люди, все мы человеки.

…В общем, кофе нас, Сеня, примирил. Хотя, знаешь, я кофе не пью. Но иногда в жизни приходится быть дипломатом и выдавать то, что не любишь за то, без чего как будто жить не можешь.

– Отличный кофе! Это было как раз то, что мне нужно. Спасибо.

– Вам, Тим, правда, стало легче?

– Что значит легче? Разве мне было тяжело? Я как тебя увидел, сразу понял (Сеня, признаюсь в скобках, что я здесь запнулся, не зная, что сказать дальше, но она, кажется, не заметила), я сразу понял… ну в общем я понял все.

– А что вы поняли?

– Слушай, давай для начала не будем "выкать". Ну хорошо, этот мой брудершафт был глупостью, но я же его, или о нем, вспомнил (вру, конечно, Сеня) только для того, чтобы быть ближе к тебе.

Она задумалась, Сеня. Она вычислила скобку, но виду не подала. Вот за это – умница!

– Зачем вы хотите казаться хуже, чем вы есть на самом деле?

Банальней фразу не придумать. Этого, Сеня, я не выдержал. По-моему, я матерился. Может быть, я матерился не по-моему, а по-твоему, не суть важно. Но мне это опять перестало нравиться.

И она это поняла. Она поняла, что я ее понял в последний раз, и она от меня того, что в своем девичьем уме насочиняла, не получит. Не будет так гладко и красиво, как в ее мечтах. Все будет так, как будет или никак не будет…

И она это поняла. А может, она только этого и добивалась. Она в этой ситуации была умнее меня. И это нормально.

Чтобы уйти в нейтральные воды, я спросил:

– А где твоя кошка?

Этот в общем-то безобидный вопрос снова поверг ее в странное замешательство. Она снова напряглась как струна.

– Я отдала ее подруге. Надеюсь, она мне больше не понадобится.

Ты че-ниидь понял, Сеня? Я догадываюсь, но оставлю свои догадки при себе.

Тем более, дело близится к финишу. Она достала из сумки листок бумаги и подала мне:

– Я хочу, чтобы ты прочитал это, Тим.

…Что ты сказал, Сеня? Рождественские сказки? Ты так считаешь, да? Хорошо, я сейчас докажу, что все это никакие не сказки, а чистая правда. Я сейчас покажу тебе ее письмо.

Нет, Сеня ее письмо – вот тут оно у меня в кармане, – но я тебе его не дам. Ну есть такие вещи, о которых нельзя никому говорить. Хотя это письмо существует, вот оно, посмотри, на австрийской мелованной бумаге. Видишь, какой изящный женский почерк, а больше показать я не могу. Не могу и все тут!

Между нами? Зуб даешь? Никому? Точно?

Хорошо, братан, но только между нами.

Ты меня извини, – ты меня сейчас, Сеня, не слушай, это я уже ей говорю, а не тебе, – ты меня извини, милая, но в этом ничего плохо нет, да в твоих чувствах ничего плохого нет, это нормальные женские чувства. Поэтому никто не узнает о тебе. Даже мой лучший друг Сеня. Я тебя не предал и не обманул, я тебя по прежнему люблю, но ты тоже пойми, наш разговор с Сеней, он тебе никакого вреда не причинит, потому что никто не знает, кто ты. Ты там, в далекой Австрии, а мы здесь в воздухе, уже, считай, на территории России, – погляди, Сеня, в иллюминатор, там уже Россия? – Там уже Россия, и я даже имени твоего не знаю. Просто то, что ты пережила, может быть интересно всем. Прости меня…

Вот, Сеня, это письмо. Читай. Нет, лучше я его тебе сам прочту. Слушай. Так, тут, в общем, начало, да вот, слушай:

" Я понимаю, что я поступаю неправильно. И, может быть, я потом об этом пожалею.

Но поймите мое отчаяние, мою надежду на последний шанс, который, может быть, выпал в моей жизни.

Нет, все не то, я не знаю, не могу высказать то, что хочу. Мне стыдно.

Но я должна. Я не знаю, кто вы и как вы отнесетесь к моей ситуации. Но я сегодня утром была в замешательстве. Я точно знаю, что вслух эти слова никогда не произнесу. Поэтому я решила написать вам письмо.

Скажите, вы верите в сны? Я тоже не верила. До сегодняшнего дня. А теперь не знаю: верить или нет?

Мне приснился сон. Это даже был не сон. Это как будто бы происходило со мной наяву. Возможно, кто-то там, кто выше нас, наконец, услышал меня и послал мне этот сон. Хотя, как я уже сказала, это был не сон.

Я так долго обо всем говорю, потому что боюсь сказать о главном. Но я все равно скажу, только ты, – можно я буду говорить тебя "ты", мне так хочется! – не торопи меня.

Женщина сделана из ребра Адама, из ребра мужчины. Во всяком случае, так сказано в Библии. Если я и сделана из чьего-то ребра, то из твоего. Я это знаю точно. Мне об этом приснился сон. Но до этого я тебя увидела случайно в китайском ресторане, и уже тогда все поняла… Поэтому я знаю, я уверена – о, сколько лет я не была такой уверенной! – что ты все поймешь. Потому что ты – это я.

Но если это не так, я не знаю, как дальше жить…

Поэтому я тебе хочу сказать все. На самом деле все банально, и это больше всего меня бесит. Я – синий чулок, мне 28 лет, и я.... Нет, дальше я ни о чем говорить не буду, лучше расскажу при встрече.

Нет, не бойся, никакой физиологической патологии во мне нет, меня консультировали лучшие врачи. И никто из них не нашел никаких изъянов. Я абсолютно здорова. И в то же время я неизлечима больна. Потому что меня совершенно не интересуют мужчины. Вернее, не интересовали до сегодняшнего дня. Я не могу никого к себе допустить. "В чем тут проблема?" – спросишь ты. Ведь есть очень много таких женщин: монахинь, фригидных, которых никогда не касались мужчины.

Но я не фригидна. Я наоборот, наверное, очень страстная женщина. И в этом моя проблема. Если бы я была фригидна, я посвятила бы себя благотворительности, как мать Тереза, и была бы счастлива.

Но моя плоть разрушает меня, и я не могу, я устала с ней бороться. Мое тело просит, каждая клеточка моего организма всегда, каждую минуту, каждую секунду просит мужчину. И из этого нет исхода. Наверное, я в душе проститутка. И если бы я была ею на самом деле, была бы, наверное, счастлива. Но я не могу, передо мной какой-то барьер, ты не думай, что я не пыталась его преодолеть, очень и очень много раз пыталась, но уже на дальних подступах, когда даже еще ничего не было, что-то со мной происходило, я вся зажималась и просто позорно убегала, оставляя моего очередного партнера в полном замешательстве. Никогда, понимаешь, Тим, никогда, ни разу в жизни этого у меня не получалось!

Потом, в одиночестве, я снова переживала эти минуты… Но, пойми, я не могу всю жизнь оставаться одна, мне нужен кто-то еще, мне нужен мужчина, мой мужчина, чтобы я его не боялась, и чтобы мне с ним было хорошо. Я знаю, я чувствую, как это может быть хорошо, хотя никогда не испытывала этого чувства. Но за это чувство я отдала бы свою жизнь. Вот такая я плохая женщина.

Да, я была у врачей и у психологов. У лучших врачей и лучших психологов, но никто из них мне не смог помочь.

И вот вчера ночью, как и прежде, я была в отчаянии… У меня много знакомых мужчин, кому я могла бы позвонить и они с радостью навестили бы меня перед Рождеством. Но я знаю, что опять ничего бы не получилось.

На какую-ту секунду я забылась. И тут приснился мне ты…

Мистика, чушь? Ты мне не веришь, да? Но все было именно так, поверь, иначе, зачем бы я стала подключать всех своих друзей, чтобы узнать, где остановилась группа туристов из России, гулявшая вчера в китайском ресторане!

Я тебе сказала все и полностью доверяюсь тебе. Пусть будет так, как будет. Извини, наверное, я сошла с ума, но у меня ничего другого не остается, как только поверить этому сну. Ты – моя последняя соломинка. И поэтому, я сегодня позвонила, не зная даже куда и кому. Но если ты сейчас читаешь это письмо – значит, все оказалось правдой.

Если это правда – помоги мне. Очень и очень тебя об этом прошу. Больше так жить я не могу".

* * *

Вот и все, Сеня. Вот такие, брат, дела. Что было дальше? Нет, Сеня, об этом не будем. Я скажу тебе только, что все было нормально, а больше ни о чем говорить не будем. Лады?

Давай лучше выпьем.

Вена-Казань, 1997 г.