Беседы с Чарльзом Диккенсом

Paul Schlicke

CONVERSATIONS WITH DICKENS

A Fictional Dialogue Based on Biographical Facts

Впервые опубликовано в 2007 году под названием Dickens… Off the Record

Данное издание опубликовано в Великобритании и США в 2019 году издательством Watkins, импринтом Watkins Media Limited

www.watkinspublishing.com

© Watkins Media Limited, 2019

© Paul Schlicke, text, 2008, 2019

© Peter Ackroyd, foreword, 2008, 2019

© Черезова Т., перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2022

КоЛибри^®

Предисловие Питера Акройда

Брать интервью у Диккенса было бы делом непростым, если не сказать пугающим. Вам следовало бы явиться точно вовремя: Диккенс терпеть не мог любых опозданий и устраивал выволочку любому, кто приходил позже оговоренного времени, пусть даже всего на две-три минуты. Как только вы оказались бы у него, он вскочил бы с кресла и, энергично пожав вам руку, произнес бы знакомые слова приветствия: «Как вы поживаете? Очень рад вас видеть!» Он излучал невероятную энергию. Однако мог быть и мягким – мягким, как женщина, как сказал кто-то из его современников. И моментально располагал к себе любого собеседника.

Диккенс говорил оживленно и выразительно. Он подчеркивал некоторые слова – чуть театрально (возможно, выработав эту манеру во время постоянных публичных чтений), но в его речи присутствовали легкая смазанность и хрипотца, которую порой принимали за шепелявость. Некоторые отмечали «металлический» характер его голоса, вероятно, связанный с долгим проживанием в городе. У него никогда не было простонародного городского или деревенского акцента: ему был свойствен странный, ровный, гибридный лондонский говор.

Внешность у Диккенса была запоминающаяся. Он всегда носил яркую одежду, ненавидя черный цвет, принятый тогда у мужчин среднего класса. Соответствуя собственному призыву «Поярче! Поярче!», он мог надеть алый жилет, бутылочно-зеленый сюртук и брюки в аляповатую клетку. В пожилом возрасте он выглядел гораздо старше своих лет: его измотал писательский труд, которому он предавался с работоспособностью и энергичностью десятерых. Никто и никогда не трудился столь усердно и неустанно.

О чем вы говорили бы, встретившись с Диккенсом? Он стремительно охватывал множество предметов и тем. Если вы произносили слово, которое ему нравилось, он тут же вцеплялся в него и повторял. «Да! – восклицал он, – вот именно!» Ему было свойственно неожиданно менять тему. Он говорил резко и отрывисто и производил впечатление человека нервного, импульсивного и легковозбудимого. Он яростно жестикулировал (совершенно не по-английски), часто вскакивал с места и начинал расхаживать по комнате.

У Диккенса были любимые фразочки, например «Господи, нет!» и «Боже, благослови!». Слушая вас, он кивал и часто вставлял: «Конечно» или «Точно» – и имел привычку перебивать собеседника комплиментом: «Отлично! Отлично!» Он смеялся охотно и часто и всегда готов был перенаправить разговор в комическое русло. Все отмечали, что он был совершенно лишен высокомерия и заносчивости. У вас не создавалось впечатления, будто вы находитесь в обществе «великого писателя» – скорее это было общество приятного и чуткого человека. Он умел слушать. Он был доброжелателен и отзывчив.

Благодаря своим произведениям и своей карьере Диккенс стал важнейшим символом Лондона XIX века и викторианского общества в целом. Его задумчивая меланхоличность и яркий юмор отражали два мощных течения английского мироощущения, его энергичность и оптимизм воплощали прогресс той эпохи, а призывая к социальным реформам, он озвучивал все тенденции своего времени.

Итак, начинайте свое знакомство с Чарльзом Диккенсом.

Введение

Чарльз Диккенс стал для XIX века тем, кем сейчас становятся поп-звезды. «Неподражаемый» – так он сам себя называл, и совершенно справедливо. Он был объектом всемирного обожания в беспрецедентных для того времени масштабах. Первый роман, «Записки Пиквикского клуба», который он написал, когда ему было всего двадцать четыре года, стал издательской сенсацией и множество раз переиздавался, сокращался, инсценировался и порождал выпуск побочных продуктов на протяжении всего века. Через четыре года после первого успеха начали появляться еженедельные выпуски с историей маленькой Нелл из «Лавки древностей», и ближе к завершению этого повествования их тиражи превысили 100 000 экземпляров. В 1841 году еще не достигший тридцатилетия Диккенс стал «свободным гражданином» Эдинбурга. На следующий год во время турне по Соединенным Штатам встречать его собирались огромные толпы. Три тысячи человек пришли на «бал Боза» (названный по псевдониму Диккенса), состоявшийся в Нью-Йорке. «Не могу передать, как тут меня встречают, – писал Диккенс домой своему брату Фредерику, – как приветственно кричат каждый раз – на улицах – в театрах – в помещениях – и куда бы я ни шел»^[1].

Диккенс со своими длинными волосами и возмутительными жилетами отыгрывал роль до конца. Он создавал у своих читателей образ доброжелательной чуткости, который подкрепляли его турне по Британии, Ирландии и Америке, где он читал отрывки из своих произведений. Когда он умер, был объявлен траур: его почитателям казалось, что они потеряли друга. Однако Диккенс скрывал от публики некоторые стороны своей жизни: его связь с актрисой Эллен Тернан на двадцать семь лет моложе оставалась тайной даже спустя полвека после смерти писателя. И даже сейчас мы не знаем точно, каков все-таки был характер их отношений. С современной точки зрения невозможно поверить, что они не были любовниками, однако Диккенс идеализировал непорочных молодых женщин, а в его поздних романах проявляется боль безответной любви. Отнюдь не исключено, что физической близости между ними не было.

Если биография Диккенса и не вполне повторяет сказочный сюжет «из грязи да в князи», она весьма романтична, и для своих книг писатель немало заимствовал из собственного опыта, по крайней мере при создании молодых героев, ведущих безупречную жизнь вопреки страданиям. Оливер Твист, Николас Никльби, Дэвид Копперфилд и Филип Пиррип начинают – как и сам Диккенс – одинокими и ранимыми и забытыми или преследуемыми. Несмотря на это, они обретают уважение и благополучие, а порой также счастье и любовь. Диккенс проделал путь от серьезных финансовых затруднений до значительного богатства, от заброшенности в детстве до всеобщего поклонения в зрелом возрасте, от сомнительных знакомств до приватной аудиенции у королевы Виктории. Его жизнь сама по себе служит образцом викторианского идеала, состоявшего в самостоятельном решении всех проблем: в то время усердный труд превозносился как способ продвижения индивидов (и даже самого общества) от тяжелых истоков к изощренной элегантности, комфорту и просвещенности^[2].

Репутация Чарльза Диккенса у сторонников реализма стала ухудшаться в конце XIX века и еще больше пострадала в начале XX века с возникновением модернизма. Однако его популярность у широких кругов читателей оставалась на высоте, и лучший критик Диккенса, Гилберт Кит Честертон, восхвалял его произведения как раз в тот период, когда в литературных кругах его ценили меньше всего. Влияние Диккенса на последующие поколения романистов неизмеримо, а с середины XX века в Англии его стали ставить на второе место после Шекспира.