Об альманахах 1827 года

В людях и в книгах должно добираться всегда красок и оттенков характеристических и местных: первые наши выборы в Астраханской Флоре пали на следующие статьи: поездва на ватагу, странствование по протокам Волжским, о концерте в Астрахани, вечер в Татарском ауле, разговор между Астраханским помещиком и тамошним Армянином. Из статей, здесь упомянутых, узнаем о красотах живописной природы Астраханской, о некоторых любопытных подробностях, свойственных тому краю, об удовольствиях общества в городе; мы рады, что доходят до нас слухи о концертах, которые приучают уши Персидские, Индийские, Армянские к согласным строям Моцарта, Роде, Фильда, Чимарозы. Из последней статьи узнаем о нравственности Армянина Хачатура Аравеловича, чего кажется, ни нам, ни другим читателям нужды знать не было. Из переведенных пьес в прозе, лучшею по языку и отделке показалась нам, отрывок из Маттисоновых воспоминаний: Гора св. Бернарда. В переводе некоторых парамифий Гердеровых, язык, кажется, слишком тяжел: в изложении подобных аллегорий нужно более игривости и свободы. Есть в рукописи полный Русский перевод сего замысловатого творения Гердера; желательно, чтобы переводчик, известный у нас по своей ясной и твердой прозе, хотя и редко он является у нас на авторской сцене, напечатал свой перевод, который, без сомнения, будет подарком нашей литературе ^[1]. В числе других переводов, помещенных в Астраханской Флоре, находим Немецкую повесть: Семейственный роман и Волшебный колпакь, комедию Коцебу, переложенную на древние Русские нравы. В них нет прямо литературного достоинства и напрасно занимают они около трети книжки, которая от них толще, но не лучше. Немец, переделанный на Славянский лад, смешение Коцебу, Добрыни и Бояна, все это слишком сбивается на бенефисную литературу наших драматических приспешников. Может быть, эта комедия на сцене и позабавила бы зрителей. – Переводчик её, не хуже водевильных переводчиков, был-бы, как водится, после представления вызван кликушами приятелями на показ перед публику, но читатели хладнокровнее и рассудительнее зрителей; к тому же, г-н росенменер, по выбору других переводов своих, являет в себе сведущего литератора и, следовательно, должен быть строже сам в себе. Нам сдается, что издатель Астраханской Флоры еще молодой человек, недавно поступивший в ряды писателей. По крайней мере, желаем достоверности нашему предположению; тогда, при дальнейшем упражнении и прилежнейшем изучении свойств нашего языка и образцов нашей литературы, он, без сомнения, успеет исправить слог свой в прозе и набить руку на стихи, которые у него иногда отзываются учентческою неопытностью. Если же он уже в летах и может начесть несколько шевронов на службе Музам, то, отбирая надежды свои на будущее, останемся с благодарностью при том, что есть, надеясь только, что на будущий год Астрахань удержит свое место в статистико-литературной карте России. Пускай только более знакомит она Россию с собою, с природою своею, с жителями, обычаями их, с преданиями историческими, и мы обещаем литературному представителю её уважение и признательность читающих соотечественников. К сожалению, многие из наших провинциальных писателей просятся в столичные и тем теряют цену свою и свой туземный вкус и запах. Для гостеприимного и радушного привета им в столицах, нужно, напротив, оставаться им провинциалами; но, разумеется, провинциалами умеющими хорошо и дельно говорить о провинции своей.

Литературный Музеум. В Литературном Музеуме явился вновь, как издатель, автор ^[2] и писатель заслуженный, которому наша литература обязана хорошими журналами, хорошими переводами и сочинениями. Радуемся новому обращению его к авторской деятельности. Начальная статья в Литературном Музеуме: Краткое обозрение 1826 года, писанное издателем. Первая половина в ней политического или, лучше сказать, газетного содержания и кажется неуместна. У нас еще нет и быть не может языка политического; ибо ни язык оффициальный, ни язык дипломатический не есть еще истинный язык публициста. Краткое обозрение современных событий не политическая история, а просто цветистая амплификация современных газет. Зачем же автору приниматься не за свое дело? События, которые он описывает, еще свежи в памяти читателей современных; потомкам же описание его будет излишне и недостаточно, ибо оно ничего им не разгадает и ни в чем не различествует с тем, что газеты передали подробнее и полнее. Есть время для летописей, которые ныне называются газетами, придет время и для история. Современники могут быть только рукописными летописцами или печатными газетчиками. В переходе от политика к литературе, автор изложял весьма хорошо несколько нравственных мнений о самом достоинстве литературы нашей, и заключения его – не благосклоннее тех, которые мы обнаружили выше. «Давно сказано, говорит он, что нет у нас главного достоинства: мыслить и заставлять мыслить других».