Детектив без детектива. Автобиографический роман

Редактор Олег Петрович Котельников

© Петр Петрович Котельников, 2017

ISBN 978-5-4483-0781-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вместо предисловия

 
У народа силы нету,
Хоть кричи на всю планету!
От свободы видимость одна.
Так уж созданы законы,
Хоть не бьет челом поклоны,
Но спина согнутая видна.
 
 
Отощал душой и телом,
Прежде сытый был и смелый,
Не спускал обиды никому.
А теперь он светит попой
И завидует Европе —
Что-то неподвластное уму?..
 

А, если поискать причины всему случившемуся, то и копать глубоко не придется, видны на самой поверхности, ничем не прикрытые бесконечные уголовные преступления, в основе которых лежит полное игнорирование элементарных прав, в том числе и права на обычное физиологическое выживание

Власть и право

 
О какой справедливости речь?..
У политика – мера иная:
Рычаги его – право и меч,
И невинный под них попадает!
 
 
«Неповинных и меч не сечет» —
Только сказка для бедных и слабых.
У богатых и сильных – расчет,
К ним еще – деньги, коль надо?
 
 
Нету денег – терпи, трепещи,
Чтоб неслышно было и невидно.
Справедливости нет – не ищи,
Хоть и больно тебе и обидно!..
 

Людей принято делить по отношению к законам на две группы: законопослушные и незаконопослушные. И нет ни одного сейчас, и не было такого государства в прошлом, в котором это деление не соблюдалось бы. В тех нациях, которые принято считать законопослушными, например немецкой, правило это продолжает действовать, только процент незаконопослушных значительно меньше., чем послушных. И если проследить исторически, как внедрялось в сознание немца законопослушание, то можно с определенностью сказать, оно вбивалось силой и страхом перед наказанием! Стоит, наверное, подумать только над вопросом, а каковыми были сами наказания, если генетически послушание закрепилось? Вспомните курфюрста Фридриха, который, прогуливаясь по Берлину, собственноручно бил дубинкой всякого, кто казался ему праздношатающимся. Сила всегда требовала к себе уважения и заставляла выполнять безоговорочно принятые ею постановления и законы

 
Сила есть – не нужно право,
Право есть – не нужна сила.
Но на силу нет управы…
Право та провозгласила.
 
 
Говорят о праве часто,
И по делу и без дела.
Значит, в обществе несчастье,
Значит, право – заболело!
 
 
Если в церкви бьют поклоны,
Лишь надеются на Бога,
Значит, умерли законы,
Да и прав совсем немного!
 
 
Право есть – не нужна сила,
Пусть находится в оковах,
Чтоб вреда не наносила,
Чтоб не властвовала снова!
 

Власть всегда корректирует законы, созданные ею самою, если замечает, что они мешают ей, иными словами власть сама нарушает установленные ею же правила.

 
Что право, общества закон,
Когда я обладаю правом «вето»?
Коль действиям моим мешает он,
Я «вето» наложу, без вашего совета!
 
 
В моих руках богатства всей страны:
Войска, полиция, суды, прокуратура.
Вам смерть грозит, «отечества сыны»,
Лишь только посмотрю на вас я хмуро…
 
 
Вас много, всех – не сосчитать,
Что для меня – «великие» потери!
Я позволяю вам пока еще дышать,
И осуждать меня из-за закрытой двери…
 
 
Мигну – и ту же журналистов рать,
Опишут действия мои, как надо;
Любого и любое – оболгать,
За то, чтоб получить из рук моих награду!
 

Но, если наемные журналисты не могут заболтать очевидное негативное, значит ложь не выполняет своего предназначения. Объяснить причины экономического спада, правового насилия внешними причинами, создаваемыми недругами из-за рубежа, становится даже искушенному лгуну невозможно. Законы есть, но они не действуют, следует, наверное, задуматься и о существе самой власти?..

 
Пока творит законы «вор в законе»
Разумное находится в загоне;
Но, если разум создает законы —
«Ворам в законе» только место в зоне.
 

Вот и вывод напрашивается сам собой, – наличие законов не определяет еще права гражданина в обществе. Законы должны исполняться всеми, невзирая на положение в обществе! Не может быть в обществе касты «неприкасаемых», перед которыми закон низко склоняет свою голову.

Исполнение законов в обществе поручено правоохранительным органам. Люди, работающие в них, функционально поделены на группы: одни ловят преступивших закон, другие ведут дознание, третьи – судят, четвертые – наказывают. И на каждом этапе действий этих органов в свою очередь слишком часты нарушения законности. И безмерным лицемерием звучат слова о демократичности законов и об их безукоризненном исполнении.

Каждый, имеющий хоть крупицу разума, понимает это и не верит в то, что с ним фемида не совершит самую настоящую расправу! А потому ищет путей, как заставить определяющих судьбу его, быть милосердными к нему. На Руси во все времена самым распространенным пороком было – корыстолюбие. Богатый подкармливал нужных ему людей так, на всякий случай! Бедному от случая к случаю напоминали, что нужно «дать»…

 
А на Руси, как на Руси:
Тому неси, тому неси…
Неси чиновнику, другому,
Неси последнее из дома.
И сколько ты их не проси,
Звучит одно: «Неси, неси!»
 

Нет и не было ни у кого надежды на то, что истина восторжествует на любом этапе суда и следствия. В отдаленную старину на Руси судом и следствием занимались лица, называемые «дьяками». И тогда, как и сегодня, давали взятку, называемую почему-то «нос». Если взяткой дело не решалось, поскольку по малости ее, дьяк отказывался брать, говорили предки наши – «остался с носом»

 
Когда дьяку проситель взятку нёс
С прошением своим, или доносом,
Ту взятку называли словом «нос»,
Не дал её – «остался с носом»
 
 
Теперь условия совсем не те —
Канули в прошлое все дьяки.
Но по душевной простоте
Остался «с носом» взяткодатель.
 

От прошлого нам все-таки многое досталось, к примеру, редко устоит судья перед крупной взяткой. Один вид денег крупных бросает его в затаенную дрожь, руки начинают чесаться, сердце сладостно ныть начинает… Большие деньги, что ни говори, обладают огромной пробивной способностью…

 
Закона мера растяжима,
Законник в нем весьма искусен,
И истина недостижима,
Коль взятка велика и вкусна.
 

Ну а бедному, не имеющему денег крупных, остается только уповать на судьбу, говоря с покорностью великой:

 
…Тот не утонет, нет,
Кому дарит судьба пеньковую веревку,
Какой не дай ему совет —
Веревка ждет его… и только.
 

К тому же сознанием бедного, не владеющего информацией всегда умело манипулировали создавая у него иллюзию значимости в условиях выбора властной фигуры…

 
Куда ты залетел?
Не видно добрых дел…
Не разберешь, где следствия, причины?
Пусть слишком смел,
Сообразить успел,
Что все равно находишься в трясине!
 
 
Как угодил?
И выбраться нет сил…
Барахтанье в зловонной жиже только…
Так вышло потому,
Что вопреки уму
Избрал своим вождем ты волка
 

Пронеси, Господи!

Лихо так часто Русь посещало, что в кровь и плоть нашу вошла просьба к Богу несущаяся – «Пронеси, Господи!» Звучала она чаще просто так, без всякого эмоционального напряжения, душу в такую мольбу не вкладывали… Кстати, из уст атеистов тоже нередко неслось: «Пронеси Господи!» Случалось это тогда, когда комиссия или ревизия заглядывала неожиданно – к ней не успели заранее подготовиться.

 
«Боже! Отведи от нас беду,
Мимо пронеси, да без удара!
Все, что мы творили – на виду!
Сны плохие снились нам недаром…
 
 
Времени не хватит стол накрыть —
Через час комиссия нагрянет!
Боже, подскажи, как поступить?..
Да! Не дар комиссия, не пряник!
 
 
Взятку дать, а повод для нее?..
Дать открыто, поднести в конверте?
Нос, куда не надо, не сует.
Унесли б скорее ее черти!..»
 

Звучала мольба эмоционально напряженная, с тоской, надрывом в голосе, когда беда за глотку хватала! Беды были малыми, касающимися ограниченного круга лиц и огромными, потрясающими основы государства.

К смерти человека в мирное время и в битве относились как к естественной утрате: «Бог дал, Бог – взял!» Поплакали, помянули …и вновь с головой погружались в повседневные дела, определяемые временем года и нуждами семейства.

Страшно становилось, если беда приходила разом не в один дом, или избу! Ну, скажем пожар…

 
Пожар! Пожар! А пламя – до небес!
Кто руки засучил, а кто-то – в слезы!
Был дом добротный – и исчез!
И лес горит: и сосны, и березы.
 
 
Дом отстоять не удалось…
Осталась, слава Богу, хоть худоба.
Такого страху натерпеться довелось!..
Слаб человек, сильна у беса злоба!…
 

Если потеря совершалась по воле Всевышнего, или злобой дьявола определялась, поиск виновного отпадал сам собою. Иное дело, если вмешивалась злая воля человека! Приходилось искать причинившего вред. Вина и наказание определялись уложениями, постановлениями, законами или обычаями, если до законотворчества не дошли еще мыслями, да не записали, не высекли на каменной плите…

Святая Русь испытала бед множество, к тому же и великих, оставляющих на теле ее отметины глубокие – о них история память сохранила. Записывали иноки в монастырях о тех бедах, летописи вели… Все для того, чтобы будущему напомнить: у прошлого учиться тому, как избежать подобной беды, коли нагрянет она! Но, находятся и такие, которым не нравится история прошлого, не устраивает она чем-то к власти пришедших? Вот и велят они переписать, подчистить, подправить. И звучат эпизоды истории по иному, с ног на голову поставленными. Уходит заказчик в небытие, а «заказ» его остался. Проходит время и ложь уже за истину принимается, поедом съедая ее.

А в прошлом, если здорово покопаться, много и хорошего, и плохого можно найти… Все зависит от того, что ищешь и как преподносишь найденное?..

Прошлое следует оставить, если не подготовлен к объективной оценке его, пусть оно служит как предмет поисков материала для повествования, поскольку следует дать право писателю творить и материалы в распоряжение пишущего предоставлять! Но и пишущему следует помнить – «Ври, ври, да меру знай!» Помнить следует еще, что время терпеливо сносит обиды, но иногда стреляет из прошлого картечью! Во временной отрезок люди жили, трудились, смерть принимали с мольбой и проклятиями, несущимися к Богу!

Но разве Бог виноват в том, что Россия перенесла два таких потрясения, когда, кажется, только волею небес она и сохранялась от полного распада? Сколькими жизнями беды государства оплачивались?.. И неслись мысленно и с криками мольбы о «спасении!» Но получали ли они ее? Связь времен и раскручивание временной спирали требует анализа и осмысления происходившего и происходящего и в малом, и в великом…

И во времена лихие, чувствуя полное бессилие свое, я, как и все люди, жившие и живущие, могу рассчитывать только на милость Господа Бога нашего!

 
Не на тройке лихих лошадей,
(Колокольчика нет под дугой).
Не уйти, где-то ждет лиходей,
От беды не умчаться другой!
 
 
Я. не ведаю где и когда?
Может в поле, а может в лесу?
И в обличье, каком та беда?
Может, я ее в сердце несу?
 
 
Пронеси ее, Бог, стороной,
Пусть она не коснется меня,
Ни во тьме непроглядной, ночной,
Ни в веселье ликующем дня!
 

Две великие беды, сопровождавшиеся ломкой устоев, ломкой веры, утверждавшие силу и насилие, под видом полной свободы, коснулись меня и опалили. Из селянина, каким мне следовало быть, я превратился в горожанина, потерявшего связь с местом рождения моего.

Село, как село, – таких тысячи и тысячи в России. Да и селом деревня моя стала после того, как дед мой (царствие небесное ему) построил церковь в ней. Было то в канон революции, смерчем носившейся по просторам великого государства… Крестьяне села мирными по натуре своей были, воевать не хотели, но их об этом и не спрашивали. Желания селянина не учитывая, отлавливали, винтовку в руки давали, иди мужик убивать! А кого и за что, убивать-то? Чужеземцев бить – одно дело, а вот руку поднимать на своего, тут бы и маленько подумать надо, пошевелить умишком, что ли?

Белые приходили, уговаривали, что Россию спасать надо от жидов и большевиков, немцам ее продающим. Нежелающих воевать шомполами пороли, а вечером, сидя за столом у купца первой гильдии Котельникова Митрофана, коньяк пили и звучными молодыми голосами пели:

 
…Эх, вы марксисты! Эх, вы махновцы
Вас не боятся наши дроздовцы!
Смело мы в бой пойдем за Русь Святую,
И за нее прольем кровь молодую!
 

Долетали слова песни до крестьянских ушей, странные слова на мотив старинной солдатской песни. Никто из крестьян ничего не слышал о генерале Дроздове. Много их на Руси, носящих птичьи фамилии… Как их все упомнить?

Красные приходили, тоже убеждали, что за землю нужно сражаться, делить ее между крестьянами нужно, да по справедливости, по количеству душ в крестьянской семье. Богатей, буржуй, так, задаром, землю не отдаст! За нее надо гуртом постоять… Вроде бы говорили правильно большевики, и слова доходчивые, хотя сами-то, городские сельской жизни не знали, откуда им беды крестьянские знать? Да и говорили по-городскому, слова произносили, как пономарь, не запинаясь. Может, заманивают словами, свои вопросы решая? Рабочий, все же не крестьянин? В лаптях не ходит, обувка кожаная. На плечах не рядно, а тужурка суконная, или кожаная….

Конечно, трудом хлеб насущный добывает. Не помещик. Тот живет, скажем, как наш, в стольном граде Питере, аж на самом краю государства Российского, как сыр в масле катается, руки в земле не пачкая. Хотя, от земли, от крестьянских рук кормится. Семьи крестьянские многодетные, подрастают, своими семьями заводятся, кормиться надо, а где землю взять? Даром не дают, а денег на землю в суме крестьянина отродясь не водилось! Приходилось, чуть ли не всему роду на одном паю селиться! Как детей и внуков на самостоятельную жизнь пускать без надела земельного? Беднота, – краю нет… Но сражаться за «землю» куда-то далече от дома кличут, а Расея – велика, в ней, как иголка в стогу сена затеряешься. А потом же, пока сражаться будешь, свое хозяйство упадет, а поднимать его упавшее силенок, пожалуй, и не хватит! Война калек рождает, с нее упитанными бугаями не возвращаются..Опять же, резон спросить, почему тамошние мужики сами землю от помещика не отберут? И, не желая за тех мужиков воевать, прятались от красных, где придется. Крестились, перед иконами на коленках стоя, молились, с надеждой в небеса глядя: «Пронеси, Господи!» Дед мой тоже прятался… Не повезло ему, – прятавшись на болоте в своем же лесу, застудился дед, захворал. Хворого его не стали брать, к тому же, он и недолго тянул. Надрывно кашляя, больше лежал на лежанке. Бабушка часто печь топила, чтобы дед грел мерзнувшее тело свое… Так на лежанке и умер…

Ставили красные к стенке «темных», непонятливых, не желающих сражаться за благо народное. Понимали, что крестьянин не враг, но стреляли пулями боевыми в него для того, чтобы устрашением заставить присоединиться…. И эти по вечерам, собравшись в кружок близ костра, пели на тот же мотив, что и «дроздовцы», только слова у песни были совсем иные:

 
…Смело мы в бой пойдем за власть Советов,
И как один умрем в борьбе за это!
 

Как-то красная дружина путейских рабочих со станции Конотоп на фронт ехала, правда, не по железной дороге, а по проселочным сельским, на подводах, а на них пулеметы «Максим».

Те тоже остановились в селе нашем, Странно было слышать, как хохлы по-русски пели песню:

 
….Стреляй солдат, но не забудь,
Вдали, быть может, в это время
Твою жену, твоих детей
Нагайкой бьют без сожаленья!
 
 
Попы тебя благословят:
Убьешь отца – греха не будет!
Попы не врут, коль говорят:
Царь вашей службы не забудет…
 
 
В далекий край служить пошлют,
Голодных убивать принудят!
По чарке водки вам дадут,
И этим – совесть вашу купят!
 
 
Стреляй солдат, целись верней,
Коли штыком и бей прикладом,
Но в то же время не забудь,
Что бьешься ты с голодным братом!
 

Слова песни понятными были, но идти воевать не хотелось! Молили Господа Христа: «Пронеси, Господи!»

Чем дальше время летело, тем смутнее и непонятливее становилось: так часто власть на селе менялась, что и присмотреться к ней просто не успевали. Тем более, что стали наведываться на село и вовсе непонятного цвета люди. То знамя несли черное, на нем череп с костями и надпись – «Анархия – мать порядка». То наезжали мужики с красными рожами, с запахом сивушным, в жупанах и шароварах, «гайдамаками» себя величали, то отряды генерала Шкуро, то деникинцы. А то, приходили и вовсе, говорящие не на нашем языке.

 
Ну, что за люд, на самом деле?
С каких земель пришли сюда?
Язык чужой – чего-то мелят?
Ведут себя, как господа:
 
 
Подай того, и дай им это,
А что крестьянин может дать?
Судьба темна и нет просвета —
Семье придется голодать!
 

Вот и молись, чтоб Бог защитил от супостата: «Пронеси, Господи!» Не помогало. Видно, от нехристей молитвы не было…

И откуда столько народу, без приглашения, на Русь пожаловало?. Того и гляди, что матушку Расею на куски разорвут!.

И приходилось, как во все времена лихие, крестьянину оставлять соху и плуг, да за оружие браться, чтобы от нахальных отбиться!

Бились – живота своего не жалея, а конца краю той бойне не было! Стреляли брат в брата, сын в отца.

Ну, то на фронте, хотя так трудно было сам фронт определить. Где, что? Какие границы? Сам черт не разберет. Поезд из Москвы идет в Ростов на Дону. Москва красная, Ростов – белый. А на пути туда и обратно много разного люду шатается, в шайки, да отряды сбиваясь. Грабежом занимаются!..

Время стало беззаконным, а живущие в нем – беззащитными: ни Бога, ни царя в голове! Одним словом – бандитизм. Как уцелеть мирному, кто сердешного пожалеет!

Мотались люди туда-сюда, ища спасения! И деньги не помогали, Сегодня богат, завтра – нищий!

И опять неслась молитва к небесам: «Пронеси, Господи!»

И не год, и не два к Богу такая молитва неслась! Только как Богу помогать, если ввергли Рассею в безбожие1

Кто помазанника Божьего от власти отстранил? Его окружение! Так будет ли Бог помогать отступникам?

И красные и белые говорили, что бьются за правое дело! И все-таки, кто же из них прав… попробуй разберись, да еще к тому же неграмотному? Приходится неведомое только на слух воспринимать! Такого в России никогда не бывало… Говорунов появилось видимо- невидимо… Среди них семитов с русскими фамилиями множество великое, говорят, как кудель чешут!

Крестьянский люд, большей частью насильственно в гражданскую бойню ввергнутый, когда обманутый и красными и белыми другими, заставившими сына против отца идти, брата на брата поднявшихся! Хоть бы уцелеть в битве цветной! На фронтах «Гражданской» мужики только на Бога и надеялись, втихомолку к Господу обращались, чтобы смерти не удостоил: «Пронеси, Господи!»

Пули да снаряды не слушали зова крестьянского, поскольку война не от Бога идет, а от дьявола. А тот чего мужиков жалеть станет? Не для того войну затевал? Да и вера мужиков с глубокой трещиной была. А иначе и быть не могло. Ведь брат на брата поднялся. Люди одной крови в схватке смертельной сошлись… и оба, вроде бы, правы?

Много калек на селе появилось. Еще больше совсем с войны не пришли. Много вдов появилось с детишками…. Безотцовщина!.. Безотцовщину помнят те, кого мать, надрываясь и недоедая, на ноги ставила!

Вот и Матрена Князева вдовой стала. Кто ее возьмет с выводком из пяти прожорливых деток?

А ведь счастливая в замужестве была, завидовали ей. Может, зависть та и счастье сожрала, не подавившись? Подняться вдове с колен никак не удавалось, хоть и работала от зари до ночи глубокой. Трудно бабе одной без мужика: с лошадью в поле, с ухватом близ печи…

 
Трудно бабам одним, ох, как тяжко!
(Мужиков покосила война)
Кто на помощь придет к ним, бедняжкам?
Искуситель ночной – сатана?..
 
 
С ним приходит и зависть и злоба…
В чем ее, бабы грешной, вина?
И несет крест тяжелый до гроба —
Доля светлая ей не видна…
 

Ну, слава Богу, война прошла! Помещиков прогнали, мирная жизнь наступила. Землю дала Советская власть, а жить не стало легче почему-то! Село, прежде торговое, богатое, почему-то в полный рост так и не поднялось. Та же извилистая сельская дорога с курами, купающимися в пыли. Те же избы под соломой, стоящие вдоль улицы, и от нее отгороженные плетнями, с глиняной посудой на них; те же покосившиеся деревянные ворота и калитки, те же скамеечки, со стариками и старухами на них сидящими. Селом так и продолжали деревню величать, хотя церковь давно не работала, ветшая и разрушаясь от непогоды – священника не было.

Забрали куда-то старого, а новый не пришел…

Приезжало начальство уездное из Рыльска – доброго от наезда начальства крестьяне не ждали, как не ждали предки их добра от наезда татар. Молились втихомолку так, чтобы незаметно было: «Пронеси, Господи!»

Не помогала молитва от нехристей! Не придумали такой молитвы, хотя и пытались. То ли молитву крестьян без служителя храма Божьего Бог не принимал, то ли у начальства сила бесовская сильнее молитвы православного была?

Приехавшие, собрав крестьян на сходку, сказали, что крестьяне должны в коммуну идти.

Не понимали что ли, одной формой дело не решить, а ломка сознания времени и подготовки требует?..

…Вот и пускали под нож скотину, чтобы в колхоз не сдавать. Никогда советской власти за семьдесят лет не удалось достигнуть поголовья животных, какое было в царское время!

Разносолов теперь на столах и в велик день не было. Да и где купить те товары, что прежде доступными были? На гроши крестьянские!..

Так откуда теперь рубли-то брать? Денежной оплаты нет! На трудодни начисляют не деньгами, а натурой… Был прежде магазин, теперь «лавка «одна на все село осталась, с нехитрым товаром: спички, мыло, соль, сахар, леденцы, керосин, деготь…

Все остальное, в сельской жизни необходимое, производилось самими. Мука, крупы там всякие.. Хлеб пекла каждая семья, если было из чего его печь!.. Ситного уже годами на столе не видали. Потом коллективизация пришла -погнали скотину в стадо общее. А ведь молились: «Пронеси, Господи, беду от печали на земле крестьянской еще невиданной!» Не пронес.. В великом гневе Господь Бог находился, позволив разорять крестьянские хозяйства. Потом и беда великая пришла на землю курян!. Не прислушался Господь к молитвам крестьянским, голод небывалый пришел: все семейство Князевых на погост отправилось. Кто за то в ответе? Кто из Князевых в суд обратится? И какой суд станет рассматривать дело гибельное крестьянское?..

И какой детектив, из какого поколения размотает клубок государственного масштаба преступлений?

Только станут позднее с политической целью использовать беду прошлого, на памяти свою игру вести!