Дурное поведение

А теперь он рядом…

Он продолжал, приподняв бровь, изучать меня, и я вдруг занервничала. Вид у него был грозный. Совсем не такой игривый, как в тот вечер.

– Кристиан, – позвал Тайлер сына. – Подойди.

Почти не отрывая взгляда от экрана телефона, тот приблизился.

– Я и так здесь, – сказал Кристиан дрожащим от злости голосом. – Пить хочу.

– У двери стоят бутылки с водой, – проинструктировала я, но он просто вышел из кабинета, не сказав больше ни слова.

Челюсть его отца напряглась, и я поняла, что Тайлер сердится.

– Простите моего сына, – извинился он. – Его мать уехала на год, и он немного не в духе.

Он сказал «его мать». Не «моя жена».

Поток воздуха из кондиционера охлаждал мое лицо, попадал на блузку и помогал хоть немного охладиться. Мы с Тайлером остались в кабинете одни, и я втянула ноздрями его пьянящий запах.

Обогнув Тайлера, я направилась к стопкам бумаг, разложенным у двери.

– Что ж, вам нужно успеть посетить и другие кабинеты, а времени осталось не так уж много, – я направилась к стопкам бумаг, разложенным у двери, – поэтому возьмите памятку с моей контактной информацией и учебным планом на год. – Я взяла со стола памятку, уместившуюся на одной странице, а также подробный план на двух страницах, подошла и протянула Тайлеру оба документа. – А еще есть учебная программа с кратким перечнем дат, когда будут проводиться тесты и когда должны быть сданы самостоятельные работы и проекты, – продолжила я, когда он отвел взгляд, чтобы просмотреть документы.

Брови Тайлера поползли вверх, пока он изучал их.

– Вся информация также размещена на сайте. Это всего лишь распечатка для вашего удобства.

Я скрестила руки на груди и постаралась, чтобы голос звучал непринужденно:

– У вас остались ко мне какие-нибудь вопросы?

Наверное, это прозвучало так, будто я пыталась выпроводить его поскорее, но чем дольше Тайлер оставался со мной рядом, тем больше шанс, что он меня вспомнит.

– Да, – вполголоса произнес он, продолжая листать бумаги. – Вообще-то, есть один вопрос.

Я напряглась, стараясь не задерживать дыхание.

– Как давно вы работаете учителем? – спросил он.

– Первый год, – со всей уверенностью ответила я.

Тайлер вскинул брови, и уголки его рта приподнялись.

– Надеюсь, вы потянете.

Я склонила голову набок, вглядываясь в него и стараясь не показывать, что оскорблена намеком.

– Прошу прощения?

– Мой сын – тот еще подарок, – пояснил он. – Он не хулиган, но очень своенравен. Надеюсь, вы знаете, как с ним справиться.

Я слегка кивнула и повернулась обратно к столу.

Не хулиган?

Судя по тому, что я уже видела, Кристиан действительно тот еще фрукт. Я лишь надеялась, что мне не придется звонить его отцу или встречаться с ним по какому-нибудь поводу. Вернувшись за свой стол, я подняла глаза и увидела, что Тайлер все еще стоит у двери и смотрит на меня так, словно пытается что-то понять.

– Что-нибудь еще? – спросила я как можно более вежливым тоном.

Тайлер покачал головой, как будто все еще размышлял о чем-то.

– Я просто… почти уверен, что знаю вас.

– Истон? – Кристен заглянула в кабинет, прерывая нашу беседу. – Мы собираемся… ой, простите.

Она умолкла, заметив, что в кабинете находится кто-то из родителей. Мои веки затрепетали и закрылись, а в животе все перевернулось.

Черт.

– Извините, что помешала, – прощебетала она. – Зайди ко мне, когда закончишь, ладно?

И Кристен закрыла дверь, оставив нас в кабинете одних.

Я мельком глянула на мистера Марека, а он отвернулся от двери и пронзил меня пристальным взглядом. А затем, как лед под жгучими лучами солнца, его тяжелый взгляд смягчился, в нем засияло понимание, глаза заблестели, а губы изогнулись в изумленной улыбке.

Мать твою!

– Вас зовут Истон? – Он медленно двинулся ко мне, и с каждым его шагом мое сердце билось все быстрее, а кровь все жарче струилась по венам. – Необычное имя для женщины, – продолжил Тайлер, придвигаясь все ближе. – На самом деле я встречал только одну девушку с таким именем.

Я выдохнула. Он изучал мою фигуру, словно сравнивал меня нынешнюю с той незнакомкой, которую встретил полгода назад.

Наконец Тайлер снова встретился со мной взглядом и подался вперед, будто в ожидании чего-то.

– Ты так и не узнала, как меня зовут, – игривым тоном напомнил он.

Волосы на затылке встали дыбом.

– Хочешь узнать? – предложил Тайлер, играя со мной.

Вообще-то, я должна была познакомиться с отцом своего ученика. Но сейчас он просто надо мной глумился, и хотя я хотела наладить хорошие отношения со всеми, мне требовалось пожертвовать малым ради большего. Нельзя предсказать, что случится, если Тайлер начнет относиться ко мне иначе, чем как к учителю Кристиана, а никак иначе он ко мне относиться не должен.

– Мистер Марек, – произнесла я спокойным, но твердым голосом. – Если у вас больше нет вопросов, полагаю, вам не нужно заставлять сына ждать. Снова, – добавила я. – Возможно, вам стоит его найти.

Веселые искры в его глазах тут же исчезли, и я увидела, как Тайлер выпрямился и натянул суровую мину.

Обиделся. Хорошо.

Взглядом я указала ему на дверь.

– Всего доброго.

3

Тайлер

– Ты улыбаешься, – заметил мой брат Джей, сидевший напротив меня на заднем сиденье «Рендж Ровера».

Я пропустил это мимо ушей, наблюдая за проносящимися мимо пешеходами, большую часть которых составляли люди на пробежке и учащиеся с рюкзаками, пока Патрик, мой водитель, вез нас домой.

Я не улыбался.

Я был оскорблен, удивлен и заинтригован, представляя себе ее красивое раскрасневшееся лицо. В этой блузке, застегнутой до самого горла, в узкой красной юбке и в туфлях на каблуках, подчеркивающих ее стройные икры, вся такая чопорная, Истон совсем не походила на ту девушку с банкета в честь Марди Гра.

Но она определенно меня не разочаровала.

Тогда она вела себя дерзко и сексуально, казалась почти неприступной и чертовски привлекательной. Ее острый язычок забавлял и возбуждал меня, и я был поражен, когда она взяла и ушла, ничуть не заинтересованная в том, чтобы продолжить знакомство. К сожалению, я так и не смог разыскать ее после банкета: ее имени не оказалось в списке приглашенных, и это означало, что она пришла с кем-то. Мне не хотелось расспрашивать всех подряд, поэтому я решил оставить все как есть.

И вот она вновь появилась – учительница моего сына, дерзкая и неприступная, что лишь придавало ей очарования, такая же сексуальная, как и много месяцев назад, – но разница заключалась в том, что теперь я не мог, черт возьми, прикоснуться к ней.

Я ослабил галстук, ощутив, как взмокла шея, хотя кондиционер работал на полную, и посмотрел на сына, сидящего рядом со мной, уткнувшись в телефон.

Это будет чертовски долгий год.

– Ну что ж, приготовься к удару по яйцам. – Мой брат откинулся на спинку сиденья, постукивая по телефону стилусом. – Мейсон Блэквелл только что получил от Фонда Эрхарта субсидию в два миллиона долларов. Они официально поддерживают его за то, что он олицетворяет их высокие моральные качества.

Мейсон Блэквелл. Мой единственный реальный противник на выборах в сенат.

– Высокие моральные качества, – повторил я вполголоса. – Пока я ем младенцев и купаюсь в крови, так?

Джей усмехнулся и наконец поднял глаза.

– Они такого не утверждают, – заверил он. – Во всяком случае, не в таких выражениях. О тебе вообще ничего не говорят. Ты просто загадка, – проворковал брат, снисходительно глядя на меня.

Эту тему мы уже обсуждали, но Джей никак не унимался. Он продолжал гнуть свою линию, надеясь взять меня измором, но я ни за какой хрен не позволю СМИ вмешиваться в мою личную жизнь. Управлять вниманием прессы, переключая его на то, что действительно важно, – обязанность Джея.

– Это твоя работа, – напомнил я ему и пристально посмотрел в глаза, показывая, что не шучу.

Он лишь покачал головой и подался вперед.

– Тайлер. – Вспомнив о присутствии моего сына, он понизил голос до шепота: – Я могу скормить газетчикам все, что пожелаешь, но перед камерами тебе лучше вести себя более открыто. На дворе двадцать первый век, и люди… избиратели, – уточнил он, – хотят знать все.

– То, что их не касается, – тихим голосом возразил я, прислушиваясь, как Кристиан продолжает спокойно играть.

В моем прошлом нет никаких позорных поступков или преступлений, но пресса начала интересоваться моим сыном – какое место я занимаю в его жизни, – и моими интимными отношениями. Черт возьми, это никого не касается.

А Джей хотел выложить меня перед ними как на ладони.

Брат откинулся обратно на сиденье.

– Ким Кардашьян выкладывает в «Инстаграм» фото своей задницы, – процедил он сквозь зубы. – В таком уж мире мы живем, да поможет нам Бог, и клянусь, одна фотка того, что ты ел на завтрак, привлечет к тебе больше сторонников, чем любая предвыборная речь или рекламный ролик. Будь общительнее. «Твиттер», «Фейсбук»…

– У тебя есть люди для выполнения этого дерь… – Я умолк, бросил взгляд на сына, а затем снова на Джея. – Для этой ерунды, – поправил себя я, не желая выражаться в присутствии Кристиана.

От плохой привычки трудно избавиться, и поскольку Кристиан всегда – всегда – жил со своей матерью, я не беспокоился о том, какие выражения употребляю. Теперь мне приходилось постоянно следить за языком в его присутствии – все равно что находиться на публичном мероприятии или перед камерами.

Себя настоящего не всегда нужно показывать.

Первое, что я сделал прошлой зимой, когда решил начать подготовку к выборам, – это набрал команду специально обученных людей, чтобы те занимались моим сайтом и социальными сетями и избавили меня от этой необходимости. Официально свою кандидатуру я еще не выдвигал, и предвыборная кампания должна была стартовать только через полгода, но мы уже закладывали фундамент.

Брат кивнул.

– Да, у нас есть люди, которые ведут твои аккаунты в соцсетях, но было бы неплохо, если бы ты добавил их постам немного индивидуальности. Выкладывай истории об отцовстве, смешные анекдоты, селфи… что угодно. – Он отмахнулся от меня. – Люди крепко подсаживаются на эту дрянь. Они проглотят наживку.

Я закрыл глаза и потер виски. До выборов осталось больше года, но в случае победы меня ждет еще более активное вторжение в личную жизнь.

– Серьезно, посмотри на него. – Джей указал на Кристиана.

Я увидел, как тот, горизонтально развернув телефон и зажав его между ладоней, с невероятной скоростью постукивает по экрану двумя большими пальцами. Он занимался этим круглыми сутками, и я не мог припомнить, когда последний раз мы смотрели друг другу в глаза. При каждой моей попытке завязать разговор и поинтересоваться, чем он занимается, он вел себя так, словно плохо меня слышит.

Джей прав. Кристиан крепко подсел. Как и все остальные.

– Тебе обязательно все время торчать в этой штуке? – Я не сумел скрыть раздражения в голосе.

Судя по тому, что сын почти не потрудился скрыть красноречивую гримасу, он меня слышал.

– Кристиан, – окликнул я мальчишку и выхватил телефон из его рук в попытке привлечь внимание.

Или, возможно, получить хоть какую-то ответную реакцию.

Он стиснул челюсти и выдохнул с таким видом, словно терпеть меня не может. С тех пор, как неделю назад его мать и отчим отправились в исследовательскую экспедицию, а Кристиан перебрался ко мне, он игнорировал меня.

– Ладно, – с вызовом произнес он, уронив руки на колени и презрительно глядя на меня. – О чем ты хочешь поговорить?

Я приподнял бровь, в некотором роде застигнутый врасплох. Я ожидал, что он начнет спорить – или, возможно, проигнорирует меня, как обычно, – но хотелось ли мне с ним поговорить? Много лет я пытался поговорить с ним, установить контакт, однако теперь понял, что не знаю, о чем вести беседу. И Кристиан это понял. Он догадался, что я понятия не имею, какого черта делаю.

Он усмехнулся и одарил меня снисходительным взглядом.

– Да ладно тебе, – проворчал Кристиан. – Вряд ли мы похожи на разлученных в детстве братьев, тем более – на отца и сына. Не начинай того, что, как мы оба знаем, не закончишь.

Он потянулся за телефоном, но я выразительно посмотрел на него и отдернул руку.

– Отдай! – с напряженным выражением лица выпалил сын. – Мисс Брэдбери – или как там ее зовут – одолжила мне свою батарею, и я должен вернуть ее завтра.

– Очень жаль, – рявкнул я, засовывая его телефон в карман и прожигая взглядом брата. – Видишь, в этом-то и вся проблема. Какой пример подают учителя, которые позволяют детям зависать в гаджетах?!

– Кто бы говорил, – огрызнулся Кристиан. – Ты все время где-то зависаешь, и для этого тебе не нужны гаджеты.

Я опустил голову и стиснул челюсти. Господи Боже.

Если бы я не был так чертовски зол, то, возможно, рассмеялся бы. В детстве и сам не раз доводил отца. Кристиан очень похож на меня внешне, но даже если бы это было не так, в нашем родстве не возникло бы никаких сомнений. В его возрасте я вел себя столь же вызывающе.

– Направь энергию в нужное русло, – заметил Джей, пытаясь образумить меня, и напомнил: – Времени мало.

Направить энергию в нужное русло. У меня мало времени.

Другими словами, брат не считает заведомо проигранный спор с сыном хорошей тратой времени.

Я посмотрел на Кристиана, который бесцельно уставился в окно, и ощутил тяжесть в груди. Наши отношения сложились дерьмово лишь по моей вине. Меня не удивило, что он сопротивлялся принятому мной и его матерью решению оставить его здесь на год, вместо того чтобы ехать в Африку. Ему требовалось время. Само собой, у меня этого времени не было, но даже когда я старался установить контакт, он закрывался от меня.

Меня, конечно, нельзя назвать отцом года, но я поддерживал его всю жизнь и всегда хорошо к нему относился. Меня заботили его желания и потребности, и пусть, быть может, я недостаточно старался и не ставил сына превыше всего остального, но я и понятия не имел, что будет так трудно общаться с ним. Я и сам не всегда ладил с отцом, но уважал его. О Кристиане нельзя было сказать того же. Становилось все труднее и труднее игнорировать голос разума, который твердил, что уже слишком поздно.

Машина свернула на Пританиа-стрит, вырулив на одну из множества разбитых, покрытых выбоинами дорог Нового Орлеана, и я отвернулся к окну, потому что беседа прекратилась. На улицах, полных бутиков, магазинов и уютных ресторанов, царила вечерняя суета. Среди всех районов города – Французского квартала, Мариньи, Центрального делового района, района Складов, средней и верхней части города – именно район Садов пленил меня больше всего.

Расположенная между Сент-Чарльз-авеню и Мэгэзин-стрит, Притания считалась одной из красивейших по архитектуре улиц в районе. Ее украшали пестрые краски, цветы и зелень, а также популярные рестораны, расположенные в зданиях, которые, вероятно, не выдержали бы никакой санитарной проверки. Роскошь и самобытность здесь легко смешивались с трещинами и стариной, и это называлось характером. Такое нельзя купить или описать словами.

Тем же самым определяется и понятие родного дома.

Особняки девятнадцатого века возвышались по обеим сторонам улицы, спрятавшись за коваными железными воротами и чередой громадных зеленых дубов. Газовое пламя мерцало в фонарях, висевших у парадных дверей, и мимо проезжали велосипедисты с рюкзаками на плечах – вероятно, студенты – или с закинутыми за спину музыкальными инструментами – уличные артисты.

В небе, озарив кипящие жизнью улицы, сверкнула молния, а затем прогремел гром, напомнив, что сезон ураганов еще не окончен. В ближайшие недели обрушатся обильные ливни.

Мы въехали в более спокойный и живописный район, а затем замедлили ход и свернули на подъездную дорожку, уводящую нас все дальше за стену деревьев, к моему дому. Старый викторианский особняк, расположенный на большом участке земли, имел три этажа, бассейн и гостевой дом на территории. Хотя десять лет назад я приобрел его в ужасном состоянии, уже тогда покупка казалась мне выгодной. Вся прелесть заключалась в тихом, уединенном месте расположения, хотя находился он в самом центре города. До баров, ресторанов и магазинов было рукой подать, но их шум сюда не долетал.

Вокруг простирался акр земли, покрытой самой пышной растительностью, которую я когда-либо видел, а по периметру росли старые дубы, чьи раскидистые ветви скрывали дом от любопытных глаз. Хотя мы с сыном почти не разговаривали, я знал, что ему здесь тоже нравится. Его мать проживала со своим мужем в более спокойной верхней части города, расположенной неподалеку отсюда – всего в нескольких кварталах, – но находящейся в ином мире с точки зрения оживленности и культуры.

Заехав в гараж, мой водитель вышел, чтобы открыть нам двери, но Кристиан распахнул свою первым и выскочил, наверняка все еще злой от того, что лишился телефона. Я не собирался оставлять гаджет у себя, но раз уж сын решил проявить неуважение, то, в конце концов, и мне можно ответить ему тем же. Его мать сказала, что я должен заслужить его любовь, и, возможно, она права – понятное дело, Кристиану не за что любить меня, – но и нянчиться с ним я не собирался. Уважение к старшим – признак хорошего воспитания. Если я начну пытаться завоевать его любовь, не добившись уважения, он никогда не воспримет меня всерьез.

А может, и воспринял бы. На самом деле я действовал наугад.

Я увидел, как Кристиан влетел в дом через боковую дверь, и отмахнулся от Патрика, который собрался открыть мне дверь. Достал бумаги, полученные во время обхода учителей Кристиана, и передал их брату.

– Это его учебные планы, – объяснил я. – Найди их в интернете и скачай на мой телефон, а затем отметь основные даты в моем ежедневнике, а также сохрани контактные данные всех учителей, – распорядился я.

Джей коротко кивнул.

– Считай, уже готово, – ответил он, просматривая бумаги.

Прошлой весной Джей оставил работу в моей фирме и стал руководителем моей предвыборной кампании, чтобы бросить все силы на защиту моих политических интересов. Он также пытался сделать все, чтобы облегчить мне жизнь.

– Это ведь она? – спросил брат, задержав взгляд на одной из бумаг. – Истон Брэдбери?

Она? И тут я вспомнил, что Кристиан упоминал ее имя, говоря о батарее. Джей сунул бумаги в портфель и начал быстро набирать текст в телефоне.

– Что ты делаешь? – поинтересовался я.

– Ищу ее в интернете, – заявил как ни в чем не бывало он.

Я тихонько рассмеялся, чтобы Джей меня не услышал. Спасибо Господу за моего брата и его техническую смекалку. Он собирал информацию обо всем и всех, и мне от этого была лишь польза. Но с сыном я предпочитал разбираться без его помощи.

Я уже собирался выйти из машины, но задержался, когда Джей заговорил:

– Двадцать три года, окончила с отличием университет Лойолы…

– Мне все равно, – перебил я Джея, выходя из машины.

По правде говоря, мне было не все равно. Мне нравилось вспоминать о ней, и с момента нашей встречи ни с одной женщиной я не испытывал такого удовольствия, как с ней, а ведь мы только разговаривали. Ее загадочность забавляла и привлекала меня, и я не хотел все разрушить. Я бы с огромной охотой переспал с Истон, но с мисс Брэдбери такое было недопустимо.

Границы здесь очевидны, и их нельзя нарушать. Ради моего сына и карьеры.

– Какие у меня планы на неделю? – сменил я тему разговора, войдя через боковую дверь в просторную кухню.

– С понедельника по среду ты занят работой в офисе и проведением встреч. – Джей захлопнул за собой дверь и направился за мной через кухню и дальше по коридору, мимо гостиной и комнаты отдыха. – Но в четверг и пятницу все спокойно, – продолжил брат, – и я подтвердил твой ужин в эти выходные с мисс Маколифф. Если ты не решил его отменить, – добавил он.

– Ни в коем случае. – Я снял галстук, вошел в свой кабинет и скинул пиджак.

Тесса Маколифф вела себя нетребовательно и неприхотливо. Она была красива, скромна и хороша в постели, но, несмотря на рекомендации моего брата завязать с ней серьезные отношения – или с любой другой женщиной – для улучшения политической репутации, я не собирался ничего менять в своей жизни ради голосования. Избрание в сенат имело для меня большое значение, но Тессу я не любил, да и некогда было влюбляться.

Похоже, ее это тоже вполне устраивало. Она работала продюсером и ведущей утреннего шоу на местном канале, и с самого первого дня у нас ни разу не возникало ложных представлений о том, чего ожидать друг от друга. Время от времени мы встречались за ужином, а потом заканчивали вечер в гостиничном номере. Вот и все. Я звонил ей, когда чувствовал в этом необходимость. Или она – мне. Дальше этого дело никогда не заходило.

Еще в самом начале предвыборной кампании я задумывался о поиске серьезных отношений. Большинству избирателей нравятся кандидаты, которые на личном примере пропагандируют правильные семейные ценности – имеют супругу и детей, – но меня больше интересовала работа, и я решил не устраивать свою личную жизнь через силу.

Мой сын, холостяцкий образ жизни, размышления о том, чтобы когда-нибудь завести еще детей – само собой, после того, как докажу, что способен воспитать уже имеющегося ребенка, – это мое личное дело и никого больше не касается. Какое, черт возьми, это имеет отношение к моей способности занимать высокий пост?

– Парень ведь ужинал, верно? – спросил я у брата, обойдя стол и включив компьютер.

Он расстегнул пиджак и бросил портфель на один из двух стульев, расположенных по другую сторону стола.

– Да, – кивнул Джей. – Я попросил Патрика отвезти его в «Лебанон» перед тем, как отправляться на собрание в школу.

Патрик обожал фалафель, а Кристиан, похоже, любил все блюда с хумусом. За последнюю неделю они ужинали вместе уже второй раз. Я напомнил себе, что завтра должен быть дома к ужину. Из-за гребаной непредвиденной встречи с моим отцом мне пришлось просить Патрика отвезти Кристиана на день открытых дверей в школу и сказать, что меня ждет застройщик, а не собственный отец с намерением устроить допрос. В тридцать пять лет я все еще отчитывался перед родителем и, хотя в роли сына ненавидел это, мог войти в положение в роли отца. У меня хороший папа. Жаль, что яблочко упало так далеко от яблоньки.

– Ладно, давай работать.

В маленьком баре у стены я налил себе выпить, и мы с Джеем провели следующие два часа, составляя список встреч с политически влиятельными лицами города. К сожалению, кампании существовали за счет добровольных пожертвований, и я заранее настоял на использовании собственных средств, потому что ненавидел просить кого-либо о чем-либо. После того как мы распланировали мероприятия и встречи, я отпустил Джея домой, а сам остался готовить на среду предвыборную речь для встречи с Рыцарями Колумба^[3].

Я потер подбородок, задаваясь вопросом, захочет ли Кристиан посетить вместе со мной одно из подобных мероприятий. Я не рассчитывал, что это покажется ему интересным, но мы могли бы таким образом провести время вместе, и он познакомился бы поближе с моей работой.

Я покачал головой, встал и выключил лампу. Слишком многого хочу. Вот в чем проблема. Слишком много целей и слишком мало времени.

Когда родился Кристиан, я был высокомерным и безответственным двадцатилетним парнем. Хотел всего и сразу и не задумывался о последствиях даже после рождения сына. Теперь я научился отвечать за поступки, делать правильный выбор. Понял, что получать все и сразу невозможно, но все равно не люблю выбирать.

Выйдя из комнаты, я направился наверх, в спальню, но остановился, заметив через приоткрытую дверь, что в комнате Кристиана, расположенной дальше по коридору, горит свет. Приблизившись, я толкнул дверь и увидел, что сын лежит на животе на застеленной кровати, полностью одетый. Я подошел к нему, чувствуя ту же самую тяжесть в груди, какую испытывал по дороге.

Он выглядел умиротворенным, его грудь поднималась и опускалась с каждым спокойным, ровным вдохом, голова была повернута набок. Складки между вечно нахмуренными бровями разгладились, а черные волосы растрепались, упав на лоб и глаза. Я вспомнил, что однажды видел сына спящим, совсем малышом, и тогда он выглядел почти точно так же.

Но тогда он все время улыбался. Теперь постоянно злился.

Я присел на край кровати и укрыл его вторым одеялом. Склонив голову, уперся локтями в колени и ощутил, как расслабились плечи.

– Знаю, это трудно, – сказал я ему шепотом. – Нам обоим непривычно, но я хочу видеть тебя рядом.

Кристиан пошевелился во сне и повернул голову к стене. Я хотел коснуться его, но передумал и вышел из комнаты. Покачал головой и направился в спальню, на ходу раздеваясь. Почему мне легче общаться с сыном, когда он не знает о моем присутствии?

Я возглавлял многомиллионную корпорацию. Когда мне исполнилось восемнадцать, объездил оба полушария и взобрался на вулкан. Самые жуткие типы ели с моей гребаной ладони, так почему же я боялся собственного ребенка? Я вошел в спальню, бросил рубашку и галстук на стул и снял с себя все остальное.

Все деревянные поверхности в комнате – от пола до мебели – сияли в мягком свете прикроватной лампы, и я прошел по пестрому ковру, запустив пальцы в волосы и пытаясь понять, что делать с сыном. Его мать, несмотря на то, что была ко мне враждебно настроена, прекрасно о нем заботилась, и Кристиан ладил с ней. Она установила в их отношениях строгие и разумные порядки, и мне следовало поступить так же.

И не только с Кристианом, но и с самим собой. Мне нужно приезжать домой, чтобы завтракать, обедать и ужинать вместе с сыном. Или хотя бы пытаться чаще делать это вместе. И мне нужно быть последовательным. Проверять его домашние задания, посещать спортивные игры и отслеживать, где он был и что делал. В конце концов, я сам его пригласил. Я выдержал спор с ним и его матерью, чтобы провести с ним этот год.

Я забрался в душ и подставил шею под двойные горячие струи воды, чтобы расслабить напряженные мышцы.

Истон.

Надо бы поискать ее в интернете. Гребаная загадка и учительница моего сына.

Я намылил грудь и руки, мысленно сравнивая, как она вела себя полгода назад и этим вечером. В чем-то иначе, но очень похоже. Сдержанно, сексуально, но так, что к ней и не подступиться. Недосягаемая, как отражение в зеркале. Вроде и рядом, а неуловима. Как будто по-прежнему в маске.

Мне следовало поцеловать ее в тот вечер. Заглянуть в эти голубые глаза и увидеть, как она теряет контроль, когда я закрываю ей рот поцелуем и заставляю ее плавиться от страсти, как мне того хотелось. Чего бы я только не отдал, чтобы сорвать с нее эту чопорную одежду, которую видел сегодня вечером, пригвоздить к кровати и…

Я с усилием втянул в себя воздух и уперся рукой в мраморную стену.

Черт.

Я сглотнул, хватая ртом воздух, и провел мокрой рукой по макушке. Посмотрев вниз, увидел раздутый от желания член, который пульсировал, дергался и умолял о разрядке. Повернув кран влево, я стиснул зубы от отчаяния и тяжело задышал под потоком обрушившейся на меня холодной воды.

Мне нельзя прикасаться к Истон Брэдбери.

И нельзя забывать об этом.