Дживс, вы – гений! Ваша взяла, Дживс! Фамильная честь Вустеров

Глава V
Берти берет все в свои руки

Я приветливо кивнул. Что с того, что нас с ним больше не связывают деловые отношения, мы, Вустеры, всегда любезны.

– А, Дживс.

– Добрый день, сэр.

Полина заинтересовалась:

– Это и есть Дживс?

– Он самый.

– Значит, вам не нравится, как мистер Вустер играет на банджо?

– Не нравится, мисс.

Мне не хотелось обсуждать эту щекотливую тему, поэтому я спросил довольно сухо:

– Вам, собственно, чего, Дживс?

– Меня послал мистер Стоукер, сэр. Его интересует, где находится мисс Стоукер.

Конечно, можно было, как всегда, отшутиться, дескать, дома никого нет, но я понимал: сейчас не до шуток. И благосклонно позволил Полине удалиться.

– Давай-ка ты топай.

– Да уж, придется. Не забудешь о нашем разговоре?

– Уделю этому делу первостепенное внимание, – заверил я ее.

Она ушла, а мы с Дживсом остались одни в огромном парке, где больше не было ни души. Я беспечно, с беззаботным видом закурил сигарету.

– Ну что ж, Дживс…

– Сэр?

– Хочу сказать, вот мы и встретились снова.

– Да, сэр.

– Под Филиппами, верно?

– Да, сэр.

– Надеюсь, вы нашли общий язык с Чаффи?

– Да, сэр, все сложилось как нельзя лучше. Осмелюсь спросить, вы довольны вашим новым камердинером?

– О, вполне. Безупречный слуга.

– Мне чрезвычайно приятно это слышать, сэр.

Наступило молчание.

– Э-э, Дживс… – проговорил я.

Странное дело. Я хотел переброситься с ним несколькими вежливыми фразами, небрежно кивнуть и уйти. Но, черт, как же трудно сломать многолетнюю привычку. Понимаете, вот сижу я, вот стоит Дживс, а мне доверили решить задачу, по поводу каких я раньше всегда советовался с Дживсом, и сейчас я будто прирос к скамейке. И вместо того чтобы проявить ледяное равнодушие, кивнуть эдак свысока и уйти, как намеревался, я чувствовал непреодолимую потребность обсудить с ним все в подробностях, будто никакого разрыва между нами и не случалось.

– Э-э… Дживс… – снова сказал я.

– Сэр?

– Хотел бы кое о чем посоветоваться, если у вас есть свободная минута.

– Разумеется, есть, сэр.

– Мне очень интересно, что вы думаете относительно моего друга Чаффи. Поделитесь со мной?

– Охотно, сэр.

На его лице было выражение мудрого понимания, соединенное с искренним желанием верного слуги помочь своему господину, которое я столько раз видел раньше, и я решил: к черту сомнения.

– Надеюсь, вы согласны, что пятый барон нуждается в помощи?

– Прошу прощения, сэр?

Я разозлился:

– Перестаньте, Дживс, как вам не надоело. Вы все отлично понимаете. Бросьте эти хитрости и притворство, где ваша прежняя открытость и прямота? И не вздумайте уверять меня, будто прослужили у него почти неделю и не сделали никаких наблюдений и выводов.

– Правильно ли я предположил, сэр, что вы намекаете на отношение его светлости к мисс Полине Стоукер?

– Правильно, Дживс, вы правильно предположили.

– Я, конечно, догадываюсь, сэр, что его светлость питает к юной леди чувства более глубокие и пылкие, чем простая дружба.

– Зайду ли я слишком далеко, если заявлю, что он втрескался в нее по уши?

– Отнюдь нет, сэр. Это выражение очень точно определяет истинное отношение его светлости к упомянутой барышне.

– Что ж, великолепно. А теперь, Дживс, я открою вам, что она тоже его любит.

– В самом деле, сэр?

– Именно об этом она мне рассказывала, когда вы появились. Призналась, что без ума от него. И ужасно страдает, бедная дурочка. Совсем извелась. Женская интуиция помогла ей разгадать его тайну. Она видит свет любви в его глазах. И ждет не дождется, когда он ей признается, но он молчит, и она места себе не находит, потому что тайна эта… как там дальше, Дживс?

– Словно червь в бутоне, сэр.

– И еще вроде бы что-то про румянец…

– Румянец на ее щеках точила, сэр.

– Точила румянец? Вы уверены?

– Совершенно уверен, сэр.

– Так вот, спрашивается, какого черта? Он любит ее. Она любит его. В чем загвоздка? Когда мы с ней сейчас беседовали, я высказал предположение, что он ведет себя так сдержанно из деликатности, но сам в это не особенно верю. Я Чаффи хорошо знаю. Вот уж кто действует с налета: пришел, увидел, победил. Если через неделю после знакомства он не сделал девушке предложения, он считает, что потерял форму. А теперь? Вы только поглядите на него: безнадежно буксует. Что стряслось?

– Его светлость чрезвычайно щепетилен в вопросах чести, сэр.

– При чем тут щепетильность?

– Он отдает себе отчет, что, находясь в стесненных обстоятельствах, не имеет права предлагать руку и сердце столь богатой молодой особе, как мисс Стоукер.

– К черту, Дживс, любовь смеется над такими пустяками, как бедность и богатство. И потом не так уж она богата. Не бесприданница, конечно, но и не миллионерша.

– Вы ошибаетесь, сэр. Состояние мистера Стоукера исчисляется пятьюдесятью миллионами долларов.

– Что?! Дживс, перестаньте меня разыгрывать.

– Я не разыгрываю вас, сэр. Насколько я могу судить, именно эту сумму он унаследовал недавно согласно завещанию покойного мистера Джорджа Стоукера.

Меня как обухом по голове.

– Вот это фокус, Дживс! Значит, троюродный братец Джордж откинул копыта?

– Да, сэр.

– И все денежки оставил старому хрычу Стоукеру?

– Да, сэр.

– Вот оно что. Теперь понимаю, теперь все становится на свои места. А я-то гадал, на какие шиши он скупает огромные поместья. Яхта в заливе, конечно, его?

– Да, сэр.

– Чудеса, да и только. Черт, я уверен, у кузена Джорджа были более близкие родственники.

– Были, сэр. Но он их терпеть не мог, насколько мне известно.

– А, так вам о нем кое-что известно?

– Да, сэр. Когда мы жили в Нью-Йорке, я частенько встречался с его камердинером. Некто Бенстед.

– Кузен ведь был сумасшедший, верно?

– В высшей степени эксцентричный джентльмен, сэр, это несомненно.

– Кто-нибудь из обойденных родственников может опротестовать завещание?

– Не думаю, сэр. Но в таком случае мистера Стоукера поддержит сэр Родерик Глоссоп, он, само собой разумеется, засвидетельствует, что, хотя кому-то поведение покойного мистера Стоукера, возможно, казалось несколько своеобразным, психически он был совершенно здоров. Свидетельство такого известного психиатра, как сэр Родерик, считается истиной в последней инстанции.

– То есть он заявит, что человек имеет полное право ходить на руках, если ему так больше нравится? Не надо тратиться на башмаки и так далее.

– Совершенно верно, сэр.

– И значит, у мисс Стоукер нет ни малейшего шанса отбиться от пятидесяти миллионов долларов, которые родственничек-психопат хранил в чулке?

– Ни малейшего, сэр.

Я задумался.

– Хм… И если старый хрыч Стоукер не купит Чаффнел-Холл, Чаффи так и останется нищим. Такое положение чревато трагедией. Но почему, Дживс, почему? При чем тут деньги? Зачем придавать такое значение деньгам? История знает массу примеров, когда бедный женился на богатой.

– Всё так, сэр. Но по данному конкретному вопросу его светлость придерживается своих собственных взглядов.

Я снова погрузился в размышления. Конечно, Дживс прав. Чаффи всю жизнь был жутко щепетилен в отношении денег. Наверное, так предписывает кодекс чести Чаффнелов. Сколько лет я пытаюсь одолжить ему от своего изобилия, но он всегда решительно говорит «нет».

– Н-да, задача, – наконец произнес я. – Сейчас я просто не вижу выхода. И все-таки, Дживс, может быть, вы ошибаетесь. Ведь это только ваше предположение.

– Нет, сэр. Его светлость оказал мне честь и поделился своими затруднениями.

– Да что вы говорите? А как всплыла эта тема?

– Мистер Стоукер выразил желание, чтобы я поступил к нему на службу. Я сообщил о его предложении его светлости, и его светлость посоветовал мне не связывать с ним слишком больших надежд.

– Как, неужели Чаффи хочет, чтобы вы оставили его и перешли к старому негодяю Стоукеру?

– Нет, сэр. Желания его светлости диаметрально противоположны, он выразил их очень определенно и даже с большой горячностью. Однако просил меня потянуть время и дать отрицательный ответ только в том случае, если состоится продажа Чаффнел-Холла.

– А, вот оно что. Понимаю его тактику. Он хочет, чтобы вы подцепили старикашку Стоукера на крючок и поддерживали в нем надежду, пока он не подпишет роковые бумаги?

– Именно, сэр. В ходе этой беседы его светлость посвятил меня в те сложности, которые связаны с его отношением к мисс Стоукер. Чувство собственного достоинства не позволит ему просить у юной леди руки и сердца, пока его финансовое положение не поправится настолько, чтобы он почувствовал себя вправе решиться на подобный шаг.

– Кретин! Идиот!

– Лично я не рискнул бы облечь свое мнение в столь резкие слова, но признаюсь, что считаю принципы его светлости уж слишком донкихотскими.

– Мы должны его переубедить.

– Боюсь, сэр, это невозможно. Я уж и сам пытался, но все мои доводы разбились об него, как о скалу. У его светлости комплекс.

– Что-что?

– Комплекс, сэр. Видите ли, он однажды присутствовал на представлении музыкальной комедии, где одним из действующих лиц был обнищавший английский аристократ без гроша в кармане, некто лорд Вотвотли, который все пытался жениться на богатой американке, и этот персонаж запал в душу его светлости. Он заявил мне в самых бесповоротных выражениях, что никогда не поставит себя в положение, где был бы хоть малейший намек на фатальное сходство.

– А если с продажей замка ничего не выйдет?

– Тогда, сэр, боюсь…

– Тогда червь в бутоне будет продолжать свое черное дело?

– Увы, сэр.

– А вы уверены, что он именно точил румянец?

– Уверен, сэр.

– Бессмыслица какая-то.

– Поэтический образ, сэр.

– У Чаффи, впрочем, румянец хоть куда.

– Да, сэр.

– Но что толку от здорового румянца, если вы упустили любимую девушку?

– Истинная правда, сэр.

– Что бы вы посоветовали, Дживс?

– Боюсь, сэр, в настоящую минуту я ничего не могу предложить.

– Никогда не поверю, Дживс, придумайте что-нибудь.

– Не могу, сэр. Поскольку препятствие коренится в психологии индивидуума, я затрудняюсь. Пока образ лорда Вотвотли будет терзать сознание его светлости, боюсь, мы бессильны.

– А вот и не бессильны. Откуда у вас эта обреченность, Дживс? Совершенно на вас не похоже. Надо его спустить с небес на землю.

– Я не совсем улавливаю, сэр…

– Отлично вы все улавливаете. Дело это проще простого. Влюбленный Чаффи молча томится возле своего предмета и бездарно теряет время. Надо его хорошенько встряхнуть. Если он увидит, что появился опасный соперник и вот-вот умыкнет красавицу, неужели он не плюнет на свои дурацкие принципы и не бросится в бой, изрыгая дым и пламя?

– Несомненно, ревность – чрезвычайно мощная побудительная сила, сэр.

– Знаете, Дживс, что я собираюсь сделать?

– Нет, сэр.

– Поцелую мисс Стоукер прямо на глазах у Чаффи.

– Право, сэр, я бы не рекомендовал…

– Не волнуйтесь, Дживс, я все обдумал. Пока мы сейчас с вами разговаривали, меня просто озарило. После обеда я незаметно увлеку мисс Стоукер сюда, на эту скамейку. А вы подстройте так, чтобы Чаффи пошел за ней. Дождусь, когда он подойдет совсем близко, и заключу ее в объятия. Если это не поможет, значит, его ничем не прошибить.

– Я считаю, сэр, что вы подвергаете себя немалой опасности. Нервы у его светлости сейчас как натянутые струны.

– Ничего, пусть засветит мне в глаз, мы, Вустеры, ради друга и не на такое готовы. Нет, Дживс, никаких возражений, это дело решенное. Осталось только договориться о времени. Надеюсь, к половине третьего обед кончится… Между прочим, сам я обедать не пойду.

– Не пойдете, сэр?

– Нет. Не могу видеть это сборище. Останусь здесь. Принесите мне несколько сандвичей и полбутылки пива, ну, моего любимого.

– Хорошо, сэр.

– Кстати, Дживс, в такую жару двери столовой в сад будут, конечно, открыты. Пройдитесь во время обеда несколько раз туда-сюда, постарайтесь услышать, о чем говорят. Может быть, узнаете что-то важное.

– Хорошо, сэр.

– И положите на сандвичи как можно больше горчицы.

– Хорошо, сэр.

– В два тридцать скажите мисс Стоукер, что я хочу поговорить с ней. А в два тридцать две скажите лорду Чаффнелу, что она хочет поговорить с ним. Остальное предоставьте мне.

– Очень хорошо, сэр.

Глава VI
Возникают неожиданные сложности

Прошло довольно много времени, пока наконец вернулся Дживс с сандвичами. Я с жадностью на них набросился.

– Черт, как вы долго.

– Согласно вашим указаниям, сэр, я подслушивал под дверью столовой.

– А, ну и что?

– Я не услышал ничего, что позволило бы сделать вывод касательно отношения мистера Стоукера к покупке замка, однако он был благодушен.

– Это вселяет надежду. Душа общества?

– Можно сказать и так, сэр. Он приглашал всех присутствующих к себе на яхту на праздник.

– Стало быть, он здесь задержится?

– И судя по всему, надолго, сэр. Что-то не в порядке с гребным винтом.

– Наверняка сломался от его взгляда. И что же это за праздник?

– Как выяснилось, сэр, завтра день рождения юного мистера Дуайта Стоукера. И гостей, как я понял, приглашают отпраздновать это событие.

– Приглашение было принято благосклонно?

– В высшей степени благосклонно, сэр. Правда, юному мистеру Сибери не слишком понравилось заносчивое утверждение юного мистера Дуайта, что юный мистер Сибери никогда в жизни не видел настоящей яхты, он готов на что угодно спорить.

– А Сибери?

– Заявил, что миллион раз плавал на разных яхтах. Кажется, он даже сказал не «миллион», а «миллиард».

– И что потом?

– Юный мистер Дуайт презрительно фыркнул, из чего я заключил, что он отнесся к утверждению юного мистера Сибери скептически. Но мистер Стоукер погасил начавший разгораться конфликт, сообщив, что гостей будут развлекать негры-менестрели, он их непременно пригласит. Видимо, его светлость упомянул об их пребывании в Чаффнел-Риджисе.

– И все уладилось?

– Да, сэр, как нельзя лучше. Правда, юный мистер Сибери заметил, что юный мистер Дуайт сроду не слыхивал негров-менестрелей, он голову дает на отсечение. Из слов, произнесенных через минуту ее светлостью, я понял, что юный мистер Дуайт бросил в юного мистера Сибери картофелиной, и какое-то время казалось, что не миновать скандала.

Я прищелкнул языком.

– Намордники на этих мальчишек надо надеть и посадить на цепь. Они все погубят.

– К счастью, страсти скоро улеглись. Когда я уходил, в обществе царило полнейшее согласие. Юный мистер Дуайт объяснил, что у него просто рука сорвалась, и его извинение было принято в духе благожелательности.

– Ну что же, Дживс, возвращайтесь под дверь и постарайтесь еще что-нибудь разузнать.

– Хорошо, сэр.

Я доел сандвичи, допил пиво и закурил сигарету, сокрушаясь, что не попросил Дживса принести еще и кофе. Но Дживса и не надо ни о чем таком просить, немного погодя он возник передо мной с дымящейся чашкой в руках.

– Обед только что кончился, сэр.

– Отлично. Вам удалось снестись с мисс Стоукер?

– Удалось, сэр. Я уведомил ее, что вы желаете переговорить с ней, и вскорости она здесь будет.

– Почему вскорости, а не сейчас?

– Сразу же после того, как я передал ей вашу просьбу, его светлость завязал с ней беседу.

– А ему вы сказали, чтобы он тоже пришел?

– Да, сэр.

– Плохо, Дживс. Вышел просчет, они придут вместе.

– Нет, сэр. Как только я увижу, что его светлость направился в вашу сторону, я без труда задержу его под каким-нибудь предлогом.

– Под каким же?

– Меня уже давно интересует мнение его светлости относительно покупки новых носков.

– Хм! Да уж, Дживс, когда речь заходит о носках, вы неиссякаемы, вы сами это отлично знаете. Пожалуйста, не увлекайтесь, а то ведь вы можете проговорить с ним больше часа. Нужно непременно это все провернуть.

– Вполне вас понимаю, сэр.

– Когда вы расстались с мисс Стоукер?

– С четверть часа назад, сэр.

– Странно, что ее до сих пор нет. Интересно, о чем они разговаривают?

– Не могу сказать, сэр.

– А, вот и она!

За кустами мелькнуло что-то белое, показалась Полина. До чего хороша, а уж глаза – глаза сияли, как звезды. Однако я ни на миг не поколебался в своем убеждении, что жениться на ней должен Чаффи, если все образуется, а не я, и страшно радовался этому обстоятельству. До чего все-таки странно: девушка сногсшибательная красавица, а вам лучше в петлю, чем жениться на ней. Ничего, видно, не поделаешь, такова жизнь.

– Привет, Берти, привет, – прощебетала она. – Пронесся слух, что у тебя голова раскалывается, а ты, я вижу, тут уписываешь за обе щеки.

– Да вот, заставил себя с трудом что-то проглотить. Дживс, вы можете все это унести.

– Хорошо, сэр.

– И не забудьте: если его светлость захочет поговорить со мной, я здесь.

– Не забуду, сэр.

Он забрал тарелку, чашку и бутылку и исчез. Я и сам не мог бы сказать, жалею я, что он уходит, или нет. Я здорово волновался. Все внутри противно дрожало, сердце обрывалось, куда-то ухало, проваливалось. Вам будет легче представить себе мое состояние, если вы вспомните, какая передо мной разверзлась бездна, когда я вышел на сцену церковного клуба в Ист-Энде, чтобы спеть «Эй, сынок!» подросткам с дурными наклонностями, которых Бифи Бингем пытался совлечь с пути порока.

Полина схватила меня за руку и пыталась довести что-то до моего сознания.

– Берти, ну Берти же… – тормошила она меня.

Но я в этот миг заметил над кустами голову Чаффи и понял: настала пора действовать, сейчас или никогда. Не медля ни секунды, я схватил ее в объятия и чмокнул в правую бровь. Не самый удачный из моих поцелуев, увы, однако же все равно поцелуй в рамках толкования данного понятия, и, как таковой, должен произвести, по моим расчетам, желанный эффект.

Он, конечно, и произвел бы этот самый эффект, если бы в столь решительный миг перед нами появился Чаффи. Но появился не Чаффи. В какой же я попал просак, ведь я увидел всего лишь мелькнувшую сквозь зелень мужскую шляпу! Возле скамейки стоял папаша Стоукер собственной персоной, и я не скрою, что Бертрам слегка смутился.

Да что там смутился, я готов был провалиться сквозь землю. Трепетный отец на дух не переносит Бертрама Вустера и одновременно с этим убежден, что его дочь безумно влюблена в означенного Бертрама, и что он первым делом видит, выйдя на приятную послеобеденную прогулку? Влюбленную парочку в страстном объятии. Любой родитель завибрирует от такого зрелища, и что же удивляться, что старик застыл в позе отважного Кортеса, перед которым открылись безбрежные просторы Тихого океана. Человеку, в чьем кармане лежат пятьдесят миллионов долларов, незачем притворяться. Хочется ему испепелить взглядом отдельно взятую личность, он ее тут же испепелит. Вот и сейчас он меня как раз и испепелял. В его взгляде призыв к оружию соседствовал с душевной болью, и я понял, что Полина давеча достаточно точно охарактеризовала его викторианские представления.

К счастью, дальше взглядов дело не пошло. Можете сколько угодно обличать светские приличия, но в таких вот критических ситуациях они оказываются как нельзя более кстати. Пусть эти светские приличия лишь пустая формальность, но если эта формальность не позволяет взбешенному отцу дать коленкой под зад молодому человеку, который целует его дочь, только потому, что они сейчас в гостях у одного и того же приятеля, то да здравствуют все самые пустые светские приличия.

Был, правда, миг, когда его нога нервно дернулась, и я подумал, что вот сейчас-то первобытное начало в Дж. Уошберне Стоукере вырвется на волю, однако светские приличия восторжествовали. Бросив на меня еще один уничтожающий взгляд, он увел Полину прочь, и я остался один обдумывать на свободе случившееся.

И пока я предавался раздумьям, стараясь успокоить нервы с помощью сигареты, в мою зеленую сень ворвался Чаффи. Видно, и он был чем-то встревожен, потому что глаза его чуть не вылезали из орбит.

– Послушай, Берти, я тут такого наслушался, что все это означает? – приступил он к делу без преамбулы.

– А чего ты такого наслушался?

– Почему ты мне не сказал, что был помолвлен с Полиной Стоукер?

Я вздернул бровь. Так, надо показать свою железную хватку, решил я, это явно не помешает. Если вы видите, что человек хочет взять вас за горло, надо опередить его и самому взять за горло.

– Я вас не понимаю, Чаффнел, – холодно процедил я. – Вы что, ждали, что я извещу вас открыткой?

– Мог бы мне сказать сегодня утром.

– Не счел нужным. А кстати, как ты об этом узнал?

– Сэр Родерик Глоссоп упомянул в разговоре.

– Ах, сэр Родерик Глоссоп! Кому еще и упоминать. Этот подонок как раз все и погубил.

– Как это?

– Он в это время был в Нью-Йорке, вмиг вытянул из старика Стоукера, что мы хотим пожениться, и заставил его дать мне от ворот поворот. Так что наша помолвка от старта до финиша длилась всего два дня.

Чаффи сощурился:

– Клянешься?

– Чем угодно.

– Всего два дня?

– Даже чуть меньше.

– И сейчас между вами ничего нет?

В его тоне не ощущалось дружеской теплоты, и я стал понимать, что ангел-хранитель Вустеров проявил мудрость, сделав свидетелем недавнего объятия не его, а папашу Стоукера.

– Ничегошеньки.

– Точно?

– Говорят же тебе. Так что, Чаффи, смелей, дружище, – сказал я и ободряюще похлопал его по плечу, как старший брат. – Следуй велениям своего сердца и ничего не бойся. Она по уши в тебя влюблена.

– Кто тебе сказал?

– Она.

– Сама?

– Собственными устами.

– Думаешь, она в самом деле любит меня?

– Страстно, насколько я понял.

Исстрадавшаяся физиономия посветлела. Он провел рукой по лбу и с облегчением вздохнул.

– Слава богу. Я слегка вспылил, ты уж не сердись. Сам посуди: ты только что обручился с девушкой и вдруг узнаешь, что она два месяца назад была помолвлена с другим, это, знаешь ли, удар не из легких.

Я изумился:

– Ты помолвлен? Когда же это произошло?

– Сразу после обеда.

– А как же Вотвотли?

– Кто тебе рассказал про Вотвотли?

– Дживс. Он сказал, тень Вотвотли нависла над тобой, как туча.

– Твой Дживс слишком много болтает. Между прочим, Вотвотли тут никаким боком не фигурирует. Я объяснился ровно через минуту после того, как старик Стоукер сказал мне, что покупает замок, решился наконец-то.

– Ей-богу?

– Ей-богу! Думаю, тут главная заслуга принадлежит портвейну. Я ему споил все, что осталось от урожая 1885 года.

– Вот это мудро. Сам сообразил?

– Нет. Дживс надоумил.

Я не смог удержать горестного вздоха.

– Гигант!

– Уникум!

– Вот голова!

– Думаю, размер девять с четвертью, не меньше.

– Он ест много рыбы. Какая жалость, что он лишен музыкального слуха, – печально заметил я. Однако тут же подавил сожаления: хватит горевать о своей утрате, надо радоваться удаче Чаффи. – Ну что ж, отлично. Надеюсь, вы будете очень, очень счастливы, – искренне пожелал я. – Скажу тебе со всей честностью: Полина одна из самых симпатичных девушек, с кем я был помолвлен.

– Может, хватит сыпать соль на эту окаянную помолвку?

– Пожалуйста.

– Я хочу поскорее забыть, что ты был когда-то с ней помолвлен.

– Кто же против.

– Когда я начинаю думать, что в то время ты имел право…

– Да никаких прав я не имел. Не забывай, помолвка длилась всего два дня, и оба эти дня я провалялся в постели с жесточайшей простудой.

– Но когда она сказала тебе «да», ты, конечно…

– Вот именно что нет. В комнату вошел официант с подносом мясных сандвичей, и момент был упущен.

– Так, значит, ты никогда…

– Ни единого раза.

– Весело же она проводила время после помолвки с тобой. Сплошной праздник и нескончаемое ликованье. И почему она согласилась за тебя выйти? Не понимаю, хоть убей.

Думаете, я понимал? Вот именно – хоть убей. Впрочем, возможно, при виде меня в душе властных энергичных женщин начинают звучать какие-то потаенные струны. Такое уже случилось один раз, когда я обручился с Гонорией Глоссоп.

– Я как-то советовался с одним вполне авторитетным психоаналитиком, – сказал я, – так он считает, что, когда женщина видит, как я слоняюсь, будто бездомная овца, в ней просыпается материнский инстинкт. Может быть, что-то в этом есть.

– Возможно, – согласился Чаффи. – Ладно, я побежал. Думаю, Стоукер захочет поговорить со мной по поводу замка. Ты со мной?

– Нет, спасибо. Понимаешь, старина, я не так уж сильно рвусь общаться с паноптикумом, который ты собрал. Тетушка Миртл еще куда ни шло, даже этот малявка Сибери. Но Стоукер и Глоссоп Бертрама доконают. Лучше пойду погуляю по парку.

Этот парк, раскинувшийся вокруг замка, был первоклассным местом для прогулок, думаю, Чаффи не без сожалений вздыхал при мысли, что вся эта красота уйдет из его рук и здесь устроят частную клинику для психов. Впрочем, если прожить много лет в одном доме бок о бок с тетушкой Миртл и кузеном Сибери, боюсь, любовь к нему может и улетучиться. Я с большим удовольствием прошатался по окрестностям два часа, и уже заметно вечерело, когда я, ощутив настоятельную потребность выпить чашку чая, появился возле людской половины дома, где надеялся найти Дживса.

Одна из судомоек указала мне его комнату, и я уселся там в безмятежной уверенности, что очень скоро передо мной возникнет дымящийся чайник и намазанный сливочным маслом румяный тост. Весть о счастливой развязке, которую принес мне Чаффи, наполняла душу благостью, для полной гармонии не хватало только чашки горячего чая и хрустящего тоста.

– Знаете, Дживс, – сказал я, – такое событие не грех и сдобными булочками отпраздновать. До чего же приятно думать, что истерзанная штормами и бурями душа Чаффи наконец-то обрела мирную гавань. Вы слышали, что Стоукер обещал купить замок?

– Слышал, сэр.

– А о помолвке?

– И о помолвке тоже, сэр.

– Старина Чаффи сейчас небось на крыльях летает.

– Не совсем так, сэр.

– То есть?

– Увы, сэр. Вынужден с прискорбием сообщить, что возникло некоторого рода осложнение.

– Как! Неужели они успели поссориться?

– Нет, нет, сэр. Отношения его светлости и мисс Стоукер продолжают оставаться неизменно сердечными. А вот между ним и мистером Стоукером произошел конфликт.

– Час от часу не легче!

– Ваша правда, сэр.

– Но почему?

– Причиной конфликта, сэр, послужило состязание в силе между юным мистером Дуайтом Стоукером и юным мистером Сибери. Если вы помните, сэр, я упоминал, что во время обеда между этими юными джентльменами не наблюдалось безупречно доброжелательного отношения друг к другу.

– Но вы сказали…

– Верно, сэр, сказал. Тогда остроту положения удалось сгладить, но минут через сорок после окончания трапезы ссора закипела снова. Юные джентльмены удалились в маленькую столовую, примыкающую к кухне, и там, как выяснилось, юный мистер Сибери потребовал у юного мистера Дуайта сумму в один шиллинг и шесть пенсов в качестве, как он объяснил, откупных.

– Каков мерзавец!

– Вот именно, сэр. Юный мистер Дуайт, как я понял, с возмущением отказался внести пожертвование, кажется, это так называется; начался обмен репликами, который привел к тому, что около половины четвертого из маленькой столовой стали доноситься звуки, свидетельствующие о происходящей там потасовке, и устремившиеся туда взрослые, как проживающие в доме, так и гостящие в нем, обнаружили юных джентльменов на полу среди осколков опрокинутой ими во время борьбы посудной горки. К моменту их прибытия юный мистер Дуайт получил позиционное преимущество над противником и, сидя на груди у юного мистера Сибери, колотил его затылком о ковер.

Мне бы тихо возликовать, что нашелся наконец-то человек, который поступил с башкой недоросля так, как она того заслуживает, а у меня тоскливо засосало под ложечкой, по этому симптому вы поймете, какую глубокую тревогу вызвал у меня рассказ Дживса. Уж я-то знал, что последствия могут быть роковыми.

– Ох, Дживс, до чего же некстати!

– Некстати, сэр.

– Ну и потом?

– Потом, сэр, в бой втянулись все имеющиеся в наличии силы.

– Что, старая гвардия бросилась на выручку?

– Да, сэр, и наступление возглавила леди Чаффнел.

Я застонал.

– Она бы да не возглавила! Чаффи говорил, что, когда дело касается Сибери, она буквально превращается в тигрицу. Ради своего драгоценного сыночка она растолкает локтями весь мир и отдавит ему ноги. У Чаффи просто голос срывался, когда он рассказывал, с какой алчностью она набрасывалась за завтраком на самое лучшее яйцо и подсовывала его своему малютке, это еще когда они жили в замке, до того, как ему удалось переселить их во вдовий флигель. Ну дальше, Дживс, дальше.

– Увидев эту картину, ее светлость издала громкий крик и влепила юному мистеру Дуайту крепчайшую затрещину.

– После чего, конечно…

– Совершенно верно, сэр. Мистер Стоукер вступил в схватку на стороне своего сына и размахнулся ногой, чтобы дать хорошего пинка юному мистеру Сибери.

– И попал в цель? Дживс, скажите, что попал!

– Да, сэр. Юный мистер Сибери как раз поднимался с полу, и его поза исключительно благоприятствовала получению подобного удара. Между ее светлостью и мистером Стоукером вспыхнула ссора. Ее светлость потребовала поддержки со стороны сэра Родерика, и тот – довольно неохотно, как мне показалось, – выразил мистеру Стоукеру неудовольствие по поводу нанесенного им оскорбления действием. В ответ были произнесены слова в повышенном тоне, следствием которых явилось сделанное в большой запальчивости заявление мистера Стоукера, что если сэр Родерик полагает, будто он, мистер Стоукер, купит после всего случившегося Чаффнел-Холл, то он, сэр Родерик, жестоко ошибается.

Я схватился за голову.

– Услышав эти слова…

– Ну же, Дживс, не томите. Я предчувствую, чем все кончилось.

– Увы, сэр. Я согласен с вами, что в этих событиях ощущается роковая предопределенность греческой трагедии. Услышав эти слова, его светлость, который до тех пор с волнением, но молча следил за ходом беседы, испуганно вскрикнул и попросил мистера Стоукера дезавуировать свое заявление. Его светлость был убежден, что раз мистер Стоукер дал согласие на покупку Чаффнел-Холла, он, как честный человек, не может отказаться от своего слова. Однако мистер Стоукер заявил, что плевать ему, давал он согласие или не давал, и клятвенно заверил, что ни единого цента его денег не будет истрачено на упомянутую сделку, после чего речь его светлости, должен с прискорбием заметить, утратила свойственную ему сдержанность.

Я снова протяжно застонал. Уж я-то знаю, на что способен старина Чаффи, когда его благородная натура вознегодует, слышал в Оксфорде, как он кроет на чем свет стоит гребцов своей восьмерки.

– Уничтожил старикашку Стоукера?

– С большим темпераментом, сэр. В исключительно ярких выражениях высказал свое искреннее мнение относительно представлений мистера Стоукера о нравственности, о его деловой порядочности и даже внешности.

– И этим вбил в сделку огромный крест.

– В самом деле, сэр, в столовой сразу же повеяло могильным холодом.

– И дальше?

– На этом достойная сожаления сцена кончилась, сэр. Мистер Стоукер вернулся на яхту вместе с мисс Стоукер и юным мистером Дуайтом. Сэр Родерик пошел в местную гостиницу снять номер. Леди Чаффнел прикладывает юному мистеру Сибери примочки из арники в его спальне. Его светлость, насколько мне известно, гуляет с собакой в западной части парка.